И испугалась за себя, за все, что осталось в Москве и к чему она должна будет вернуться. Ну и пусть! Он сам во всем виноват, ее замечательный муж!
— Что с вами, Верочка? Вы дрожите вся.
— Прохладно, — еле выговорила она.
«Да что же это? Нужно взять себя в руки. Я же не девчонка, черт возьми! Неужели я не могу противостоять ему?» — пронеслось в ее мозгу.
— Знаете что? Давайте-ка выпьем коньяку! Осенняя сырость. Нужно было попросить прислугу затопить камин. Я не успел позвонить.
Даже это «прислуга», непременно кольнувшее бы ее раньше, еще две недели тому назад, прошло мимо сознания.
— Давайте! Коньяк и вправду будет кстати.
Он щедро плеснул в пузатые бокалы из бутыли темного стекла. Она и этикетку не рассмотрела. Все было неважно. Кроме того, что она сидела рядом с ним на краю постели, задрапированной синим шелком.
— Ну-с, за успех нашего безнадежного мероприятия! — Бояринов протянул ей бокал, взял другой. Они чокнулись. Его глаза были совсем рядом. Странные, непонятного цвета глаза, которые втягивали ее, словно в черную дыру.
Вера залпом осушила бокал, ничего не почувствовав, словно это была вода, а не коньяк.
Бояринов с легкой усмешкой следил за ней, пригубливая янтарный напиток.
— Однако, как лихо вы расправились с этой французской штучкой!
— Да, очень мягкий коньяк. И ароматный.
— Ну что вы так нервничаете, Вера? — голосом семейного доктора участливо спросил Бояринов.
— Не знаю. Налейте еще, пожалуйста.
Он исполнил ее просьбу. Вера выпила и заговорила отрывисто, быстро, торопясь сказать то, что хотела сказать, пока страх не сковал ее, не сомкнул ее уста:
— Я отвыкла сниматься. Я вдруг поняла, что могу испугаться камеры. Я боюсь, что буду стесняться себя, своего тела… Я боюсь, что завтра сорву съемку…
— Что вы, Верочка, ну что вы? Вы — самая обворожительная женщина из всех, кого я знаю.
Он шептал ей на ухо всякие нежности, а его руки не спеша, со вкусом снимали шаль с ее плеч, расстегивали пуговицы блузки, осторожно гладили ее плечи, шею. Его губы едва касались ее волос, мочки уха, спускались вниз к ключицам, к впадинке между ними. И снова вверх. Он погрузил пальцы в гриву густых волос, перебирая их где-то на затылке, у самой шеи. И от этого по ее коже, по всему телу пробежала сладкая дрожь. Он был очень нежен. Он готовил ее долго, терпеливо, неутомимо. И наступил момент, когда чувство стыда оставило ее, и лишь желание, неукротимое желание захватило, закружило, поглотило ее…
Они возвращались в Москву вечером. Водитель уверенно вел машину, рассекая темноту светом фар. Вера молчала, кутаясь в шаль.
— Ну что ты? — Бояринов обнял ее плечи. — Что опять? Что тебя тревожит?
— Олег как взбесился. Ревнует.
— Да?
Она не видела, как самодовольная усмешка скривила его рот.
— Что ж, пусть слегка поревнует. Такую женщину ревновать не грех. А то он расслабился слишком, твой Олег. Он нужен нам напряженный, как сжатая пружина. Самодовольных героев-любовников пусть играет в своем театре.
И странно, эти жесткие, если не жестокие слова казались ей справедливыми.
Павильон был готов. Каждый из членов съемочной группы находился на своем месте. Первый съемочный день нового проекта Антона Бояринова начался.
— Все готовы? Тишина! Мотор! — раздался властный голос Бояринова.
Перед камерой выскочила девица с неизменным «дубль один». На широкой постели, застеленной темно-синим шелком, полулежала, опершись на руку, Вера. Обнаженные плечи, грудь. Струились по спине густые русые волосы.
Напротив нее в той же позе полулежал ее партнер и муж, Олег Золотарев. Глаза Веры были полузакрыты. Она говорила своим глубоким, чарующим голосом, медленно роняя слова:
— Это было удивительно… Этот сон… Я никогда раньше не видела этого мужчину, я не знаю его… Но… Он был так нежен со мною… Знаешь, он так трепетно касался пальцами моей шеи, лица. — Рука Веры проделала тот же путь, лаская себя, словно незнакомец из сна был здесь, рядом с нею, и водил ее рукой. — И потом… его рука в моих волосах… Его пальцы перебирают пряди, медленно, чувственно. Они добираются до кожи затылка, низко, почти у самой шеи. И от этого дрожь пробегает по телу… — При этих словах обнаженные плечи и грудь Веры покрылись мурашками. — И все, все, что он делал… Ах, как это было восхитительно…
Она открыла глаза, взглянула на партнера. Он смотрел на нее с ужасом.
Он — не герой фильма Максим, а ее муж, Олег Золотарев.
Камера взяла крупный план.
Глава 5
Закон парных случаев
Для начала сентября вечер выдался непривычно душным. В большом дворе, окруженном добротными кирпичными домами, прохаживалась дородная дама, скучая и обмахиваясь веером. Дама выгуливала таксу. Кобелек занимался своими делами, то пытаясь прорыть траншею в нарядной клумбе, то обнюхивая «письмена», оставленные братьями по разуму, и, задрав короткую лапу, тут же строчил ответ. Дама уже направилась было домой, когда во двор въехал «форд» и двинулся вдоль полосы газона с намерением припарковаться. Однако привычное место стоянки было занято какой-то «копейкой».
«Форд» остановился, из него вышел молодой мужчина.
— Добрый вечер, Николаша! — промурлыкала дама, подходя к соседу.
— Здрасте, Маргарита Сергеевна! А кто это на мое место машину поставил?
— Понятия не имею. Какая духота сегодня!
— Не, что это за дела? Чья тачка? У нас в доме ни у кого такой развалюхи нет. Кто на мое место встал?
— Кто спал на моей кровати и ел из моей миски? — пошутила Маргарита Сергеевна.
Из-за угла здания появился невысокий, тщедушный мужчина и остановился возле крайнего подъезда.
— Черт знает что! — не принял шутки Николай. — Приезжаешь усталый, выжатый как лимон, а какой-то… чудила занял твое место! Толстяк в ней сидит какой-то. И че? И сколько он будет сидеть?
— Ах, Николаша, ну что вы завелись? Поставьте вашего красавца в другое место. Вон, хоть возле клумбы.
— Да? Там место Вадима Яковлевича. А он куда поставит? Вон он как раз едет.
Действительно, к ним приближался рыжий «сааб». Сделав красивый вираж вокруг клумбы, автомобиль замер. Из него выбрался Климович — полный мужчина лет сорока. Навстречу ему с радостным лаем мчался пес.
— Центик, здравствуй, мой хороший. — Мужчина потрепал таксу за длинные уши. — Николаша, привет! Марго, вы, как всегда, прелестны. — Мужчина подошел к соседям.
— Здрасте, Вадим Яковлевич! Что у нас за бардак? Какой-то придурок поставил машину на мое место…
— Ну и что? Тоже мне проблема. Поставил — уберет. Цент, ну что ты пачкаешь мне брюки? — переключился он на таксу. — Я ничего не принес. Завтра получишь свою косточку.
— Цент, фу! — сердилась дама. — Он вас так любит, Вадик, я ничего не могу с этим поделать!
— А я неравнодушен к его прелестной хозяйке, — мурлыкнул Вадим Яковлевич и тут же выпрямился. Что-то неприятно кольнуло его. За спиной соседки обнаружился сидящий на скамейке неказистый мужчина, который просверлил Вадима Яковлевича быстрым, прямо-таки рентгеновским взглядом. «Фу, как неприятно. Что это за тип?» — подумал тот, но тут же переключился на Николая, который гундосил про занятое кем-то место. Машина тем временем тронулась и, проехав вдоль дома, покинула двор.
— Ага! Отъехал. И с чего стоял, спрашивается? Никто к нему не вышел. Может, сосед какой новый образовался? Никто в третью парадную не въезжал, вы не в курсе?
— Коля, тебе-то что? Вышел — не вышел, въезжал — не въезжал. Тебе место освободили, ставь свою тачку.
— Я завтра в отпуск уезжаю. Меня две недели не будет. Так этот придурок решит, что это его место. А оно мое! — бубнил Николай.
— Если и завтра эта тачка здесь стоять будет, я разберусь. Так что можешь отдыхать спокойно. Как говорится, спи спокойно, дорогой товарищ. А мы будем стоять на посту. Ну, чего застыл? Паркуй свой драндулет.
Этот тон возымел на Николая благотворное действие, подтверждая рекламный слоган о сотруднике банка, умеющем находить нужный язык с каждым из клиентов. «Форд» заурчал и отъехал от подъезда.
— Вадик, как ты умеешь улаживать конфликты! — Маргарита Сергеевна слегка закатила густо подкрашенные глаза.
— А-а, ерунда! Разве это конфликт? У меня таких каждый день по сотне. Как раз по количеству работников и клиентов, радость моя, — улыбнулся Вадим Яковлевич. И вспомнил, что несколько минут назад что-то неприятно его поразило. Он взглянул на скамейку возле подъезда, но щуплый мужичонка исчез, словно его и не было. Оглянулась и Маргарита Сергеевна. И тоже посмотрела на скамейку.
— Что это за тип там ошивался? — спросил Вадим Яковлевич.
— Не знаю, — пожала полными плечами дама. В глубоком декольте колыхнулась внушительных размеров грудь.
— Марго, прекрати меня волновать, — сделав страшные глаза, проурчал Климович.
Женщина гортанно хохотнула, усиленно замахала веером.
— Завтра загляну?
— Да, — шепнула в веер дама.
Щуплый мужичонка тем временем вышел на улицу, прошел квартал и сел в поджидавшую его «копейку».
— Все нормально, я его сфотографировал, — проинформировал водителя мужичонка.
— А когда все это…
— Завтра рано утром приеду. У них кодовый замок. Код я уже знаю… Так что завтра поутру…
— Но…
— Все как договорились! Не паникуйте! Решили пугнуть, — значит, пугнем!
«Я вас завтра всех на уши поставлю, — подумал он про себя, — вы у меня на всю жизнь испугаетесь!»
Ранним утром следующего дня Маргарита Сергеевна, сонно щурясь, запахивая легкий плащ, накинутый прямо на ночную рубашку, выводила своего питомца на прогулку. Цент нетерпеливо лаял возле запертой двери подъезда, натягивая поводок. Маргарита споткнулась о лежащий у двери коврик, мокасин слетел с босой ноги. Чертыхаясь, женщина нагнулась, чтобы впихнуть ногу в мягкую кожу, и увидела коробочку, прикрепленную снизу к деревянной панели двери. Коробочка была небольшая, из пластика, серого цвета, с выдавленным кружком посередине. «Что это?» — подумала было женщина. Но думать было некогда: Цент нетерпеливо перебирал лапами, всем своим видом угрожая справить нужду прямо здесь, на коврике. Маргарита Сергеевна выпустила пса на свободу и последовала за ним.
Утренняя прогулка завершалась, женщина уже повернула к подъезду, когда дверь распахнулась и в проеме возник Вадим Яковлевич Климович.
В этот момент раздался грохот, двери подъезда сорвало с петель и подняло в воздух, из подъезда рвануло пламя и густой черный дым. Послышался звон разбитых стекол, чей-то истошный вопль.
Лишь спустя некоторое время Маргарита Серегеевна поняла, что кричит она сама: на асфальте лежал Климович. В глаза бросилась оторванная нога, лежащая отдельно от развороченного тела. Кровь струилась быстрыми, щедрыми ручьями.
Из окон высовывались соседи, кто-то возник в разбитом взрывом дверном проеме, кто-то уже подбежал к ней, ее что-то спрашивали, слышался испуганный собачий визг. Маргарита Сергеевна сползла на чьи-то руки.
Меркулов вызвал Турецкого телефонным звонком.
— Через пять минут буду, — отозвался Александр Борисович.
Благо разделяли его с Костей несколько десятков метров коридора в здании на Большой Дмитровке. Эту привилегию — соседство с начальством — Александр заслужил еще в ту пору, когда не являлся «генералом от юстиции», как любил поддразнивать его Грязнов, а был равным среди равных. Ну, может быть, чуть-чуть «равнее». Изолированность старшего советника юстиции от коллег, «прописанных» в здании Следственного управления в Благовещенском переулке, имела неоспоримые преимущества: возможность сосредоточиться в тиши собственного кабинета и присутствие в непосредственной близости самого Константина Дмитриевича, что значительно упрощало решение срочных оперативно-следственных задач.
Александр вошел в приемную заместителя генерального прокурора. За столом восседала неизменная Клавдия Сергеевна.
— Привет, Клавдия!
Турецкий устремился к двери начальства.
— Привет — и все? — осведомилась пышнотелая Цирцея.
Турецкий на ходу обернулся, подмигнул подруге суровых буден. Но подмигнул формально, без чувства, что было отмечено чуткой Клавдией. Она окинула Турецкого обиженным взором и отвернулась.
— Проходи, Александр, присаживайся.
Турецкий пожал протянутую руку, сел напротив начальника, а в миру — друга и соратника Кости Меркулова.
— Саня, ты у нас, кажется, давно заказных убийств не расследовал?
— Ну как сказать… Давно — понятие относительное. А что случилось-то?
— Да тут такая штука… Двенадцатого сентября убит председатель Лицензионной палаты в сфере медицинской и фармакологической деятельности. Некто Вадим Климович. Взорван в подъезде своего дома.
— Да, я в «Новостях» слышал. Это в минувший четверг? И что? Кто расследует?
— Боюсь, что ты. Дело в том, что три недели тому назад аналогичный взрыв едва не прогремел у дверей квартиры другого чиновника от медицины — заместителя директора Института по контролю биопрепаратов, господина Литвинова. Тогда чудом удалось избежать беды. Взрывное устройство было обнаружено самим Литвиновым. Никто не пострадал. Но господин Литвинов направил письмо в адрес Генпрокуратуры, в котором указывает на предполагаемого преступника. И предупреждает о возможности повторных попыток убрать его самого или людей, связанных с ним деловыми отношениями.
— А он был связан с этим…
— Климовичем.
— С Климовичем деловыми отношениями?
— Да, они по роду своей профессиональной деятельности пересекались.
— И что? Что он Гекубе? Что ему Гекуба? И что нам за печаль?
— Отец Литвинова какой-то знакомец генерального.
— И что? Мы теперь будем заниматься всеми родственниками и знакомыми кролика?
— Что-о? — Меркулов даже приподнялся из-за стола.
— Это из «Винни Пуха», ты давно не перечитывал детской литературы, — успокоил его Турецкий.
— Ты не забывайся! Мы на службе государственной!
— Но не государевой. Ладно, Костя, не заводись. Просто время уже прошло. Там три недели. Здесь, с выходными, считай четыре дня. По холодным следам искать… Сам знаешь. Кто там из криминалистов был?
— Из городской прокуратуры. Криминалисты установили, что характер взрывного устройства в обоих случаях почти идентичен. Сегодня я объединяю оба дела в одно производство. Руководитель следственно-оперативной группы — ты.
— А Слава?
— Подключай Грязнова. Естественно. Куда ж вы друг без друга? Звони на Новокузнецкую, получи материалы по обоим делам. Ознакомься…
— Спасибо, товарищ начальник. Ни за что бы не догадался ни позвонить, ни ознакомиться…
— Да что с тобой сегодня? — Костя повысил голос и зашевелил бровями.
— Извини. Что-то я и вправду не в себе маленько.
— Так приди в себя. Все. Я вас, Александр Борисович, больше не задерживаю.
Костя уставился глазами в лежащие на столе бумаги. Александр поднялся и вышел.
Прошел мимо Клавдии, изумленной невниманием к своей особе, прошел длинным коридором, кивком отвечая на приветствия коллег, закрылся в собственном кабинете. На душе было мерзко.
И что это он прицепился к Косте? Почему обижает боевую подругу Клаву холодным равнодушием? И, наконец, отчего его раздражает собственная жена, безупречная Ирина Генриховна?
Невозможно было признаться себе, что виной всему тонкая девочка Настя. Девочка, годящаяся ему в дочери. Которую он не видел с той минуты, когда она вышла из его машины и исчезла за поворотом, взмахнув на прощание рукой в браслетах. Девушка, о которой думал непрестанно вот уже несколько дней.
Через пару часов в кабинете Турецкого появился «важняк» из городской прокуратуры, Томилин.
Они были знакомы, пересекались не раз по разного рода служебным делам. Москва — город маленький. Александр приветливо улыбнулся, поднялся навстречу коллеге.
— Привет, Турецкий! — с некоторой долей не то фамильярности, не то пренебрежения поздоровался гость, пожимая протянутую руку.
Александр помнил, что коллега и соратник отличается некоторым гонором. Да к тому же, видимо, обижен, что дело о взрывах передано в Генпрокуратуру. Что как бы означало несостоятельность городского ведомства. Вот ведь парадокс: казалось бы, снимают с тебя тяжкую ношу расследования возможного «висяка» — так радуйся! Ан нет, лицо следователя — сама холодность и неприступность. Ясно, обижен. Саша и сам был таков. И сам бы обиделся в подобной ситуации. Поэтому попытался разрядить обстановку и принял предложенный тон общения.
— Здорово, Томилин. Садись, дружище. Вот не было у бабы забот, так купила порося. Кому это надо: у опытного следака забирать дело и передавать другому…
— Не менее опытному, — закончил Томилин и слегка улыбнулся.
Лед был растоплен.
— Ладно, мы предполагаем, а там… — Турецкий указал пальцем вверх, — располагают. Давай рассказывай, показывай.
— С чего начать? Ну пожалуй, с данных экспертизы.
«Верно, начинаешь с главного», — отметил про себя Турецкий.
— Так вот, по данным взрывотехнической экспертизы оба взрывных устройства, то есть то, в результате действия которого погиб Климович, и то, что не сработало у дверей квартиры Литвинова, — практически идентичны.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Убийственная красота'


1 2 3 4 5