Потом тебе придется пробираться вдоль больших металлических стеллажей, на которых выложены товары максимально дешевого предложения. Далее тебя ждут два ряда плотно заставленных полок, товары на которых выложены в соответствии с неким ключом продаж. И только после этого ты окажешься там, куда стремился. В самом центре, в сердце, в средоточии тьмы.
В первый раз с поднятой головой, в первый раз без золотой кредитной карточки, в первый раз без тени сомнения и легкого заикания, которое всегда появляется в кризисных ситуациях.
С одной стороны дегустация йогуртов, с другой – разложенные на подносе фрагменты вафель с глазурью и без. Ты стоишь посередине, и со всех сторон тебя толкают безымянные тела, которые катят нагруженные дешевкой тележки, и в принципе ты можешь что-то сказать. Но ты не говоришь. Это не театр. И не кино. Это не игра в симуляцию самоубийства. Это реалити-шоу со смертью в главной роли. Человек-бомба – это дешевизна, простота и легкость использования. Ты снимаешь пальто. То самое. Черное, приличное, внушающее доверие. Пальто, которое в это трудное время позволяет тебе выглядеть. Которое заставляет людей верить в твою доброту, открытость, привязанность к подлинным ценностям. В твои добрые намерения и доброжелательное отношение.
И только через минуту некоторые начинают соображать. Женщина в цвете лет спрашивает корпулентного мужчину:
– Ты посмотри, что на нем надето? Неужели, дорогой Стефан, это самый модный в нынешнем сезоне пояс шахида?
– Да, дорогая Антонина, сейчас все это взлетит на воздух, и мы не успеем даже помолиться за наши души, если у нас есть души.
– Почему, дорогой Стефан, почему? Почему без молитвы?
– Почему, почему… Перестань все время спрашивать, почему то, почему это. Перестань задавать глупые вопросы, ты же сама прекрасно знаешь, что на ответы не будет времени.
Пора прощаться. Аминь. Теракт на широкую ногу. Мультикино хаоса и крови. «Бойня 3D МАХ». Римский папа не умывается. А точней, размывается. Ну, да все это уже было и не возвратится. Прошлое – это тьма, мы ощупью бродим в ней, дотрагиваемся до нее так, словно наматываем на палец использованную магнитофонную ленту. Если и удастся на ней что-то прочесть, то только какие-то туманные фрагменты, непонятное столкновение звуков. Будущее выглядит запроектированным и водоотталкивающим. И только это гребаное сейчас, вечное сейчас, восточное сейчас, смутное сейчас ускользает из-под контроля.
среда
Бодун, он и есть бодун, но Бася не настолько забывчива, чтобы не вспомнить, что следует поднять еще один крайне важный вопрос.
– Так вот директор, а для вас пан директор, сказал, что даже не представлял себе, какие глупости вы шлете по электронной почте. И вот сейчас пан директор объявил, что теперь будет выборочно проверять почту сотрудников, да, да, я раньше вам про это не говорила, так как надеялась, что вы будете разумно вести себя, но вы перешли все границы. Я не знаю, вы ли это, но, наверно, вы, вы все, директор не говорил, чью почту он читал, ни на кого пальцем не указывал, сказал только, что такая чушь, что просто руки опускаются, что он и понятия не имел, чем сотрудники его банка занимаются в рабочее время, за которое они получают заработную плату. Сотрудники занимаются отправкой идиотских писем, что является доказательством in vitro того, что им явно нечем заняться, и придется закрутить гайки, так как подобное поведение вредно сказывается на облике фирмы, и потому, имея в виду безопасность и эффективность, он ежемесячно будет проверять случайно выбранный почтовый ящик, так что, Госька, забудь о том, чтобы обмениваться всякими дурацкими мейлами с Томеком. Даже думать об этом забудь. Уж не думаешь ли ты, Госька, что я совсем глупая и не вижу, чем ты занимаешься? Я тебе запрещаю, ты поняла? И никаких дискуссий, это касается вас всех. Как только я замечу, что кто-то отправляет идиотские письма, не связанные с работой, то он надолго запомнит. Всем ясно? А потом директор мне говорит, что в сети вирусы. А откуда они берутся? Из вашей переписки, и если я только замечу, что кто-то пишет кому-то о том, что происходит в нашем отделении, этот кто-то тогда увидит. Думаете, я не знаю, кто такие письма отправляет? Думаете, я совсем дура? Я все знаю и не позволю никому своевольничать. А если кому не нравится, скатертью дорога. И ты, Госька, прекрасно знаешь, что я имею в виду.
Гоха прекрасно знает, но изображает совсем глупую. Нет, эта Гоха чистое наказание Божье. Просто невыносимая.
понедельник
– Ремня на тебя нет! Ты собираешься вставать на работу?
– Мама, который час? Семь? Мама, мне же к девяти.
– Дурачком прикидываешься? Это я просто хотела тебе напомнить, чтобы не проспал, а то ведь сам знаешь, у тебя есть тенденция просыпать.
Что сегодня?
Блин, понедельник. А ты чего ждал?
– Мирек, почему ты совсем не улыбаешься? – спрашивает Бася. – Сидишь и не улыбаешься.
– Я не улыбаюсь? Нет, я улыбаюсь, – возражаю я.
– Послушай, я же вижу, как ты улыбаешься. Я ведь сижу тут и смотрю, а ты мне будешь рассказывать, что улыбаешься. – Бася с сожалением смотрит на меня. – Будешь мне всякую лапшу вешать. Не думаешь ли ты, что я отсюда не вижу? Я весь зал вижу отсюда. Когда входит клиент, ты, вместо того чтобы улыбнуться, вежливым жестом пригласить клиента, неподвижно сидишь, как кукла, и что-то невнятно бормочешь. Так тебя учили на повышении квалификации?
– Но я ведь встаю со стула, я же говорю…
– Подожди, дай мне докончить. Так тебя учили на повышении квалификации, отвечай, так тебя учили? Наверно, не так, да? Хорошо, я расскажу, как тебя учили, потому что сама проходила повышение квалификации. А учили тебя так: когда входит клиент, ты должен отчетливо произнести: «Здравствуйте, чем я могу вам помочь?» Причем произнести это так, чтобы клиент почувствовал себя в нашем отделении как дома, чтобы у него возникло желание подойти, задать вопрос, сесть. Ты же должен знать, что, когда клиент сел, ему легче представить наше предложение, и такой клиент от нас быстро не уйдет, такой клиент это в принципе наш клиент. Знаешь, что я скажу тебе? Мне не хотелось бы наблюдать подобные сцены в будущем.
вторник
– Здравствуйте, – говорю я, вставая со стула. – Вы, должно быть, за пенсией, сейчас проверю, пришла ли она на счет. Ой, к сожалению, еще нет. Да, да, я знаю, что должна уже быть, но происходит это не по вине банка. Да, я знаю, что работодатель заверил вас, что перевел деньги еще три дня назад. Полностью в этом пункте с вами согласен, однако на вашем счете этих денег, увы, еще нет. Если бы банк получил их, они тут же были бы перечислены вам, в этом никаких сомнений быть не может, но ведь очень часто бывает, что работодатель переводит деньги в срок, но по системе неэлектронного перевода, называемой «Сибирь», потому что такой перевод дешевле, и тогда деньги идут дольше, чуть ли не целую неделю, а если бы он перевел электронным путем, иначе «Эликсиром», вы сразу бы получили их. Прошу мне поверить, банк не задерживает ваши деньги. Да, да, я понимаю, что у вас финансовые обязательства, вы должны платить, однако в данный момент я ничем вам помочь не могу. Благодарю вас. До свидания.
Наша цель – удовлетворить клиента.
У Баси имеется соответствующее по этому поводу, а точней, соответствующее указание.
– Зачем ты все это им объясняешь? – возмущенно говорит она. – Зачем ты им рассказываешь про разницу между «Сибирью» и «Эликсиром»? Ты что, думаешь, они что-нибудь в этом понимают? Нужно говорить: пенсия есть либо пенсии еще нет. Спасибо, все. А ты им про систему электронного перевода, про банковскую сеть. Ты что думаешь, они это понимают? Дашь такой палец, так она тебе всю руку оттяпает, ты хоть это-то понимаешь? Ты ей объясняешь пять минут, а у нее за спиной очередь выстроилась. Что ты вообще себе воображаешь? Говори коротко и конкретно, понял?
Да. Понял. Знаю. Это чернь. Аморфная масса. Закваска, из которой никогда не получится хлеба. Несостоявшиеся алкоголики и потенциальные потаскухи. Нет смысла с ними разговаривать. Только: есть пенсия или нет пенсии. Вон отсюда! Это Гамбургер Банк, а не зал ожидания на вокзале. Сюда приходят с конкретными проблемами. С соответствующими вопросами. Нам плевать, что у вас не уплачены взносы по кредиту, а зачем вы, жопы безмозглые, брали этот кредит, надо было раньше думать. Нам безразлично, что у вас квартплата, и телевизор, и проездной билет, и еще какие-то там траты, и нам насрать, что ребенок, что семья, что муж безработный, где у тебя, дура, глаза были, что ты такого мужа выбрала, он настругал тебе сопляков и не работает, ведь так, да? Пошли вон из банка, на панель, на улицу – там ваше место.
Освободите пространство для клиентов с повышенными запросами, которым, собственно говоря, и адресованы предложения нашего Гамбургер Банка. Это люди с доходом, превышающим определенную планку, имеющие хорошие машины, люди образованные и устроенные в жизни, люди, обладающие внутренней культурой соответствующего уровня, люди улыбающиеся и довольные, люди, знающие механику общества и осознающие определенные факты, люди, ценящие удобства и изысканные закуски, люди, обладающие вкусом и неизменно утонченные, люди, претендующие на принадлежность к породе всемедийно известных, люди, которых любят и которыми восхищаются, – наши, одним словом, наши.
А вы, шваль из городского лазарета, можете сгнить. Нет вам места в храме финансов. Так случилось, что вы были необходимы для достижения установленных контрольных цифр, но это было давно и неправда. Эпоха сострадания к братьям нашим меньшим давно закончилась. Единственное, что мы можем для вас сделать, это подарить зараженные нетипичной пневмонией спальные мешки фирмы, широко известной на мировом рынке.
– Зачем ты с ними дискутируешь? – кричит Бася, когда отделение Гамбургер Банка наконец опустело. – Разве я тебе не говорила? Хочешь работать здесь? Да? В таком случае веди себя в соответствии с моими указаниями.
– Знаешь что, Бася? – сокрушенно шепчу я. – Я хотел бы, то есть очень, жутко хотел бы попросить прощения, это моя вина, моя вина, моя величайшая вина, потому я молю тебя, Бася, и всех святых, и нашего господа бога единого пана директора простить меня и отпустить мне мою вину, а в качестве искупительной жертвы я хотел бы тебе предложить вот такое… но где же это, черт, ну где же оно… погоди, погоди, уже вытаскиваю, старая, но еще вполне, нет, правда, замечательная, противотанковая, погоди, блин, сейчас я энергично дерну, и она лишится символической чеки, и теперь. Бася, у нас уже, наверно, не будет времени попрощаться с нашими близкими, но вполне хватит, чтобы плюнуть тебе в рожу.
Бух! Бам! Бах! Трах! Телепицца за стенкой переживает внезапное сокращение. У некоторых клиентов застревают в горле двойной сыр, двойные шампиньоны, двойной кетчуп и двойной абонемент. Кассирша роняет всю мелочь, которую намеревалась отдать в качестве сдачи. Монеты катятся по бежевым плиткам пола, словно гайки, на внутренней стороне которых производитель поместил призыв крупными буквами: «Попробуй счастья еще раз!»
Через секунду мы находимся в эпилептическом сердце циклона. Тут происходит встреча с грустной и суровой правдой, но это правда. А затем начинается бойня номер два. Возвращение турбобуйного с мегаспецэффектами. Сумасшедший строчит из калаша. Бюрократы, флегматики, бомжи, инвалиды, пенсионеры, дети – безвинных нету.
Начинается широкая рекламная кампания анестетиков с одновременной распродажей. Первые страницы газет заполнены диспутами и размышлениями. Военный каток превращает побежденных в низкокалорийный, не содержащий сахара, но исключительно вкусный джем. Конъюнктура за два дня прыгает на два лестничных марша. Ребята из прессы потирают руки. Духовные особы подсчитывают, какие тачки можно будет приобрести на похоронные тантьемы. В общем и целом всем это оказывается выгодно.
понедельник
Наконец-то что-то происходит. Наконец-то мы разговариваем как люди. Прорезается некая конкретность.
– Чего, ствол? – Кшись щелкает охнарик в какого-то проходящего говнюка.
Я смотрю, как говнюк, согнувшись, убегает, негодующе вереща.
– Ну чего, Кшись? Может, чего, поговорим? Можем же мы поговорить? Покажи, – лезу я Кшисю под мышку за главным козырем его охранной фирмы.
– Показывал, когда маленький был.
– Ну покажи, ну чего ты, не жмотничай, покажи. Покажи, – говорю. – Ух ты, ловко в руку ложится. Прямо как будто родился с ним. Может, что-нибудь похожее? Знаешь кого-нибудь?
– А ты что думаешь? Ну, похожу, понюхаю, погляжу, поспрашиваю, когда тебе? Завтра? Ну, блин!
Вначале был свет, потом кто-то влез в систему.
Станца двенадцатая. Спираль желаний, поставленная тебе в матку, привела тебя на ложный путь. На этой станции ты сходишь.
И вот я приношу в жертву себя.
– Э-э… шучу, шучу, на этой неделе, на следующей, на следующей, не горит, ну… пойдет? Верным путем.
воскресенье
Просыпаешься и не просыпаешься. Смотришь сны. В качке настроений. Переходные состояния преследуют тебя, как плохо сбалансированное колесо.
Что может сделать позитивно ориентированное воображение? Вероятно, много. Гораздо больше, чем нам кажется. Вот пожалуйста, только взгляни – с той стороны зеркала тебя ждет подарок от фирмы. День, когда ты вступаешь в новую должность, мгновение счастья после сдачи экзамена, радостные, завороженные глаза влюбленного в тебя партнера, удивление окружающих, когда ты сделаешь что-то, что, казалось, невозможно было сделать.
День, когда ты запрешь кассу, опустишь лифты, свернешь программу, встанешь и пойдешь домой, и от последнего моста, который, впрочем, был страшно далеко, не останется даже воспоминания. Генералов, королей, несушек, дам, валетов и прочий курятник засосет ад стихии.
Сделай глубокий вдох и расслабься. У тебя в резерве есть еще одна таблетка. Помнишь? Ты взял ее на всякий случай. Помню. Да. Теперь запей водой, как рекомендуется в инструкции. И вот уже барби очень хорошо.
Внезапно в этот день, в данный момент ты становишься бескомпромиссным и отважным. Стоишь лицом к лицу с последствиями. Во время утреннего кофе протягиваешь руку в направлении большой порции фактов. Расслабляешься в ведерке белого шампанского и читаешь серьезную рецензию на свой последний фильм. Критика не оставила от него камня на камне. Слишком мало взрывов. Продолжение будет лучше, уверяешь ты в телеинтервью.
Ну, еще разок снимем, и все. Но снимем с креста. Воистину, воистину. Жжет меня. Что? Неизолированные провода… Почки. Печенка. Говенный день. Уй!
понедельник, ранним утром
Просыпаешься и по-прежнему остаешься, к несчастью, собой. Весь мятый, смотришь на вдавленный в стул изношенный кокаиновый спортивный костюм, меж тем котелок заполняют критические желудочные мысли. Свалявшееся комковатое лицо с трудом поддается процессу ежедневной ликвидации щетины. Теперь до тебя доходит мрачная правда. Этот порошок был поддельный. Зелень была поддельная. Все поддельное-переподдельное. Морилка! Это морилка. Не красное дерево.
пятница
– Но как этот гад разливался, какие фильмы крутил… Ну да, это немного, я вижу, что немного, и не собираюсь скрывать, что немного. Но вот сами увидите, как заберет, тут немного, но штука мощная, по-настоящему мощная, шесть по одному и три, а один за два. Давай десятку, тогда покажу тебе, нет, ну правда крепкая, правда крепкая, здорово забирает, что я вам врать буду? Вот чтоб мне сдохнуть!
– Ну, – говорит Альфонс, по-прежнему трезвый, как жопа, – встречу я этого говноеда, весь этот порошок в нос ему вобью, так что у него реладорм из сраки посыплется.
понедельник, ранним утром
Дважды сильная рвота всухую. С двух часов ночи конвульсии. Несомненные симптомы накачки котелка до границ боли. Какая-то общая неудовлетворенность и противные телевизионные галлюцинации. Необходима немедленная операция по ликвидации. Все данные в корзину. Резет всей системы. Все нужно будет начинать заново. Загрузить папки. Конфигурировать. Ярлыки. Утренний хлев, наполненный уриной информации. А организм не принимает ничего. Ни жидкостей. Ни твердых веществ. Так что же? Звонить другу?
Глюкоза нужна немедленно. Страшный какой выход. Только, Господи, пусть будет по чему выходить. Но мне плохо становится даже при одном воспоминании о той вечеринке с пасхальным вертепчиком в главной роли.
Мне не хочется. Ну не хочется. Не хочется так, что ну совсем не хочется.
вторник
Ух какая сегодня Бася веселая, улыбчивая, сияющая. Она была на совещании.
– Вы даже не представляете, как нас хвалил директор.
В сущности, хвалил он так ее, потому что она менеджер, который руководит лучшим отделением Гамбургер Банка, потому что она выполнила план и благодаря ей мы все получим сейчас премию, да, но только премию, в чем мы, наверное, отдаем себе отчет, получат не все, ведь некоторые предпочли болеть, а за них работать пришлось другим, не так ли?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
В первый раз с поднятой головой, в первый раз без золотой кредитной карточки, в первый раз без тени сомнения и легкого заикания, которое всегда появляется в кризисных ситуациях.
С одной стороны дегустация йогуртов, с другой – разложенные на подносе фрагменты вафель с глазурью и без. Ты стоишь посередине, и со всех сторон тебя толкают безымянные тела, которые катят нагруженные дешевкой тележки, и в принципе ты можешь что-то сказать. Но ты не говоришь. Это не театр. И не кино. Это не игра в симуляцию самоубийства. Это реалити-шоу со смертью в главной роли. Человек-бомба – это дешевизна, простота и легкость использования. Ты снимаешь пальто. То самое. Черное, приличное, внушающее доверие. Пальто, которое в это трудное время позволяет тебе выглядеть. Которое заставляет людей верить в твою доброту, открытость, привязанность к подлинным ценностям. В твои добрые намерения и доброжелательное отношение.
И только через минуту некоторые начинают соображать. Женщина в цвете лет спрашивает корпулентного мужчину:
– Ты посмотри, что на нем надето? Неужели, дорогой Стефан, это самый модный в нынешнем сезоне пояс шахида?
– Да, дорогая Антонина, сейчас все это взлетит на воздух, и мы не успеем даже помолиться за наши души, если у нас есть души.
– Почему, дорогой Стефан, почему? Почему без молитвы?
– Почему, почему… Перестань все время спрашивать, почему то, почему это. Перестань задавать глупые вопросы, ты же сама прекрасно знаешь, что на ответы не будет времени.
Пора прощаться. Аминь. Теракт на широкую ногу. Мультикино хаоса и крови. «Бойня 3D МАХ». Римский папа не умывается. А точней, размывается. Ну, да все это уже было и не возвратится. Прошлое – это тьма, мы ощупью бродим в ней, дотрагиваемся до нее так, словно наматываем на палец использованную магнитофонную ленту. Если и удастся на ней что-то прочесть, то только какие-то туманные фрагменты, непонятное столкновение звуков. Будущее выглядит запроектированным и водоотталкивающим. И только это гребаное сейчас, вечное сейчас, восточное сейчас, смутное сейчас ускользает из-под контроля.
среда
Бодун, он и есть бодун, но Бася не настолько забывчива, чтобы не вспомнить, что следует поднять еще один крайне важный вопрос.
– Так вот директор, а для вас пан директор, сказал, что даже не представлял себе, какие глупости вы шлете по электронной почте. И вот сейчас пан директор объявил, что теперь будет выборочно проверять почту сотрудников, да, да, я раньше вам про это не говорила, так как надеялась, что вы будете разумно вести себя, но вы перешли все границы. Я не знаю, вы ли это, но, наверно, вы, вы все, директор не говорил, чью почту он читал, ни на кого пальцем не указывал, сказал только, что такая чушь, что просто руки опускаются, что он и понятия не имел, чем сотрудники его банка занимаются в рабочее время, за которое они получают заработную плату. Сотрудники занимаются отправкой идиотских писем, что является доказательством in vitro того, что им явно нечем заняться, и придется закрутить гайки, так как подобное поведение вредно сказывается на облике фирмы, и потому, имея в виду безопасность и эффективность, он ежемесячно будет проверять случайно выбранный почтовый ящик, так что, Госька, забудь о том, чтобы обмениваться всякими дурацкими мейлами с Томеком. Даже думать об этом забудь. Уж не думаешь ли ты, Госька, что я совсем глупая и не вижу, чем ты занимаешься? Я тебе запрещаю, ты поняла? И никаких дискуссий, это касается вас всех. Как только я замечу, что кто-то отправляет идиотские письма, не связанные с работой, то он надолго запомнит. Всем ясно? А потом директор мне говорит, что в сети вирусы. А откуда они берутся? Из вашей переписки, и если я только замечу, что кто-то пишет кому-то о том, что происходит в нашем отделении, этот кто-то тогда увидит. Думаете, я не знаю, кто такие письма отправляет? Думаете, я совсем дура? Я все знаю и не позволю никому своевольничать. А если кому не нравится, скатертью дорога. И ты, Госька, прекрасно знаешь, что я имею в виду.
Гоха прекрасно знает, но изображает совсем глупую. Нет, эта Гоха чистое наказание Божье. Просто невыносимая.
понедельник
– Ремня на тебя нет! Ты собираешься вставать на работу?
– Мама, который час? Семь? Мама, мне же к девяти.
– Дурачком прикидываешься? Это я просто хотела тебе напомнить, чтобы не проспал, а то ведь сам знаешь, у тебя есть тенденция просыпать.
Что сегодня?
Блин, понедельник. А ты чего ждал?
– Мирек, почему ты совсем не улыбаешься? – спрашивает Бася. – Сидишь и не улыбаешься.
– Я не улыбаюсь? Нет, я улыбаюсь, – возражаю я.
– Послушай, я же вижу, как ты улыбаешься. Я ведь сижу тут и смотрю, а ты мне будешь рассказывать, что улыбаешься. – Бася с сожалением смотрит на меня. – Будешь мне всякую лапшу вешать. Не думаешь ли ты, что я отсюда не вижу? Я весь зал вижу отсюда. Когда входит клиент, ты, вместо того чтобы улыбнуться, вежливым жестом пригласить клиента, неподвижно сидишь, как кукла, и что-то невнятно бормочешь. Так тебя учили на повышении квалификации?
– Но я ведь встаю со стула, я же говорю…
– Подожди, дай мне докончить. Так тебя учили на повышении квалификации, отвечай, так тебя учили? Наверно, не так, да? Хорошо, я расскажу, как тебя учили, потому что сама проходила повышение квалификации. А учили тебя так: когда входит клиент, ты должен отчетливо произнести: «Здравствуйте, чем я могу вам помочь?» Причем произнести это так, чтобы клиент почувствовал себя в нашем отделении как дома, чтобы у него возникло желание подойти, задать вопрос, сесть. Ты же должен знать, что, когда клиент сел, ему легче представить наше предложение, и такой клиент от нас быстро не уйдет, такой клиент это в принципе наш клиент. Знаешь, что я скажу тебе? Мне не хотелось бы наблюдать подобные сцены в будущем.
вторник
– Здравствуйте, – говорю я, вставая со стула. – Вы, должно быть, за пенсией, сейчас проверю, пришла ли она на счет. Ой, к сожалению, еще нет. Да, да, я знаю, что должна уже быть, но происходит это не по вине банка. Да, я знаю, что работодатель заверил вас, что перевел деньги еще три дня назад. Полностью в этом пункте с вами согласен, однако на вашем счете этих денег, увы, еще нет. Если бы банк получил их, они тут же были бы перечислены вам, в этом никаких сомнений быть не может, но ведь очень часто бывает, что работодатель переводит деньги в срок, но по системе неэлектронного перевода, называемой «Сибирь», потому что такой перевод дешевле, и тогда деньги идут дольше, чуть ли не целую неделю, а если бы он перевел электронным путем, иначе «Эликсиром», вы сразу бы получили их. Прошу мне поверить, банк не задерживает ваши деньги. Да, да, я понимаю, что у вас финансовые обязательства, вы должны платить, однако в данный момент я ничем вам помочь не могу. Благодарю вас. До свидания.
Наша цель – удовлетворить клиента.
У Баси имеется соответствующее по этому поводу, а точней, соответствующее указание.
– Зачем ты все это им объясняешь? – возмущенно говорит она. – Зачем ты им рассказываешь про разницу между «Сибирью» и «Эликсиром»? Ты что, думаешь, они что-нибудь в этом понимают? Нужно говорить: пенсия есть либо пенсии еще нет. Спасибо, все. А ты им про систему электронного перевода, про банковскую сеть. Ты что думаешь, они это понимают? Дашь такой палец, так она тебе всю руку оттяпает, ты хоть это-то понимаешь? Ты ей объясняешь пять минут, а у нее за спиной очередь выстроилась. Что ты вообще себе воображаешь? Говори коротко и конкретно, понял?
Да. Понял. Знаю. Это чернь. Аморфная масса. Закваска, из которой никогда не получится хлеба. Несостоявшиеся алкоголики и потенциальные потаскухи. Нет смысла с ними разговаривать. Только: есть пенсия или нет пенсии. Вон отсюда! Это Гамбургер Банк, а не зал ожидания на вокзале. Сюда приходят с конкретными проблемами. С соответствующими вопросами. Нам плевать, что у вас не уплачены взносы по кредиту, а зачем вы, жопы безмозглые, брали этот кредит, надо было раньше думать. Нам безразлично, что у вас квартплата, и телевизор, и проездной билет, и еще какие-то там траты, и нам насрать, что ребенок, что семья, что муж безработный, где у тебя, дура, глаза были, что ты такого мужа выбрала, он настругал тебе сопляков и не работает, ведь так, да? Пошли вон из банка, на панель, на улицу – там ваше место.
Освободите пространство для клиентов с повышенными запросами, которым, собственно говоря, и адресованы предложения нашего Гамбургер Банка. Это люди с доходом, превышающим определенную планку, имеющие хорошие машины, люди образованные и устроенные в жизни, люди, обладающие внутренней культурой соответствующего уровня, люди улыбающиеся и довольные, люди, знающие механику общества и осознающие определенные факты, люди, ценящие удобства и изысканные закуски, люди, обладающие вкусом и неизменно утонченные, люди, претендующие на принадлежность к породе всемедийно известных, люди, которых любят и которыми восхищаются, – наши, одним словом, наши.
А вы, шваль из городского лазарета, можете сгнить. Нет вам места в храме финансов. Так случилось, что вы были необходимы для достижения установленных контрольных цифр, но это было давно и неправда. Эпоха сострадания к братьям нашим меньшим давно закончилась. Единственное, что мы можем для вас сделать, это подарить зараженные нетипичной пневмонией спальные мешки фирмы, широко известной на мировом рынке.
– Зачем ты с ними дискутируешь? – кричит Бася, когда отделение Гамбургер Банка наконец опустело. – Разве я тебе не говорила? Хочешь работать здесь? Да? В таком случае веди себя в соответствии с моими указаниями.
– Знаешь что, Бася? – сокрушенно шепчу я. – Я хотел бы, то есть очень, жутко хотел бы попросить прощения, это моя вина, моя вина, моя величайшая вина, потому я молю тебя, Бася, и всех святых, и нашего господа бога единого пана директора простить меня и отпустить мне мою вину, а в качестве искупительной жертвы я хотел бы тебе предложить вот такое… но где же это, черт, ну где же оно… погоди, погоди, уже вытаскиваю, старая, но еще вполне, нет, правда, замечательная, противотанковая, погоди, блин, сейчас я энергично дерну, и она лишится символической чеки, и теперь. Бася, у нас уже, наверно, не будет времени попрощаться с нашими близкими, но вполне хватит, чтобы плюнуть тебе в рожу.
Бух! Бам! Бах! Трах! Телепицца за стенкой переживает внезапное сокращение. У некоторых клиентов застревают в горле двойной сыр, двойные шампиньоны, двойной кетчуп и двойной абонемент. Кассирша роняет всю мелочь, которую намеревалась отдать в качестве сдачи. Монеты катятся по бежевым плиткам пола, словно гайки, на внутренней стороне которых производитель поместил призыв крупными буквами: «Попробуй счастья еще раз!»
Через секунду мы находимся в эпилептическом сердце циклона. Тут происходит встреча с грустной и суровой правдой, но это правда. А затем начинается бойня номер два. Возвращение турбобуйного с мегаспецэффектами. Сумасшедший строчит из калаша. Бюрократы, флегматики, бомжи, инвалиды, пенсионеры, дети – безвинных нету.
Начинается широкая рекламная кампания анестетиков с одновременной распродажей. Первые страницы газет заполнены диспутами и размышлениями. Военный каток превращает побежденных в низкокалорийный, не содержащий сахара, но исключительно вкусный джем. Конъюнктура за два дня прыгает на два лестничных марша. Ребята из прессы потирают руки. Духовные особы подсчитывают, какие тачки можно будет приобрести на похоронные тантьемы. В общем и целом всем это оказывается выгодно.
понедельник
Наконец-то что-то происходит. Наконец-то мы разговариваем как люди. Прорезается некая конкретность.
– Чего, ствол? – Кшись щелкает охнарик в какого-то проходящего говнюка.
Я смотрю, как говнюк, согнувшись, убегает, негодующе вереща.
– Ну чего, Кшись? Может, чего, поговорим? Можем же мы поговорить? Покажи, – лезу я Кшисю под мышку за главным козырем его охранной фирмы.
– Показывал, когда маленький был.
– Ну покажи, ну чего ты, не жмотничай, покажи. Покажи, – говорю. – Ух ты, ловко в руку ложится. Прямо как будто родился с ним. Может, что-нибудь похожее? Знаешь кого-нибудь?
– А ты что думаешь? Ну, похожу, понюхаю, погляжу, поспрашиваю, когда тебе? Завтра? Ну, блин!
Вначале был свет, потом кто-то влез в систему.
Станца двенадцатая. Спираль желаний, поставленная тебе в матку, привела тебя на ложный путь. На этой станции ты сходишь.
И вот я приношу в жертву себя.
– Э-э… шучу, шучу, на этой неделе, на следующей, на следующей, не горит, ну… пойдет? Верным путем.
воскресенье
Просыпаешься и не просыпаешься. Смотришь сны. В качке настроений. Переходные состояния преследуют тебя, как плохо сбалансированное колесо.
Что может сделать позитивно ориентированное воображение? Вероятно, много. Гораздо больше, чем нам кажется. Вот пожалуйста, только взгляни – с той стороны зеркала тебя ждет подарок от фирмы. День, когда ты вступаешь в новую должность, мгновение счастья после сдачи экзамена, радостные, завороженные глаза влюбленного в тебя партнера, удивление окружающих, когда ты сделаешь что-то, что, казалось, невозможно было сделать.
День, когда ты запрешь кассу, опустишь лифты, свернешь программу, встанешь и пойдешь домой, и от последнего моста, который, впрочем, был страшно далеко, не останется даже воспоминания. Генералов, королей, несушек, дам, валетов и прочий курятник засосет ад стихии.
Сделай глубокий вдох и расслабься. У тебя в резерве есть еще одна таблетка. Помнишь? Ты взял ее на всякий случай. Помню. Да. Теперь запей водой, как рекомендуется в инструкции. И вот уже барби очень хорошо.
Внезапно в этот день, в данный момент ты становишься бескомпромиссным и отважным. Стоишь лицом к лицу с последствиями. Во время утреннего кофе протягиваешь руку в направлении большой порции фактов. Расслабляешься в ведерке белого шампанского и читаешь серьезную рецензию на свой последний фильм. Критика не оставила от него камня на камне. Слишком мало взрывов. Продолжение будет лучше, уверяешь ты в телеинтервью.
Ну, еще разок снимем, и все. Но снимем с креста. Воистину, воистину. Жжет меня. Что? Неизолированные провода… Почки. Печенка. Говенный день. Уй!
понедельник, ранним утром
Просыпаешься и по-прежнему остаешься, к несчастью, собой. Весь мятый, смотришь на вдавленный в стул изношенный кокаиновый спортивный костюм, меж тем котелок заполняют критические желудочные мысли. Свалявшееся комковатое лицо с трудом поддается процессу ежедневной ликвидации щетины. Теперь до тебя доходит мрачная правда. Этот порошок был поддельный. Зелень была поддельная. Все поддельное-переподдельное. Морилка! Это морилка. Не красное дерево.
пятница
– Но как этот гад разливался, какие фильмы крутил… Ну да, это немного, я вижу, что немного, и не собираюсь скрывать, что немного. Но вот сами увидите, как заберет, тут немного, но штука мощная, по-настоящему мощная, шесть по одному и три, а один за два. Давай десятку, тогда покажу тебе, нет, ну правда крепкая, правда крепкая, здорово забирает, что я вам врать буду? Вот чтоб мне сдохнуть!
– Ну, – говорит Альфонс, по-прежнему трезвый, как жопа, – встречу я этого говноеда, весь этот порошок в нос ему вобью, так что у него реладорм из сраки посыплется.
понедельник, ранним утром
Дважды сильная рвота всухую. С двух часов ночи конвульсии. Несомненные симптомы накачки котелка до границ боли. Какая-то общая неудовлетворенность и противные телевизионные галлюцинации. Необходима немедленная операция по ликвидации. Все данные в корзину. Резет всей системы. Все нужно будет начинать заново. Загрузить папки. Конфигурировать. Ярлыки. Утренний хлев, наполненный уриной информации. А организм не принимает ничего. Ни жидкостей. Ни твердых веществ. Так что же? Звонить другу?
Глюкоза нужна немедленно. Страшный какой выход. Только, Господи, пусть будет по чему выходить. Но мне плохо становится даже при одном воспоминании о той вечеринке с пасхальным вертепчиком в главной роли.
Мне не хочется. Ну не хочется. Не хочется так, что ну совсем не хочется.
вторник
Ух какая сегодня Бася веселая, улыбчивая, сияющая. Она была на совещании.
– Вы даже не представляете, как нас хвалил директор.
В сущности, хвалил он так ее, потому что она менеджер, который руководит лучшим отделением Гамбургер Банка, потому что она выполнила план и благодаря ей мы все получим сейчас премию, да, но только премию, в чем мы, наверное, отдаем себе отчет, получат не все, ведь некоторые предпочли болеть, а за них работать пришлось другим, не так ли?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18