Сойдясь в поединке, оба героя понимают: их сила не в противоборстве, а в единении. Они становятся побратимами. Отныне их судьба нераздельна. Вместе они сражаются с врагами, вместе одолевают исполинского демона Хумбабу, чей голос «волнует море, колеблет землю, как потоп, сотрясает страны света».
Дружба способна творить чудеса. Объединившись на основе кровной дружбы, Гильгамеш и Энкиду стали непобедимыми. Теперь это обеспокоило самих богов: разве может кто-то быть им равным. Сначала Гильгамеша попытались разлучить с Энкиду с помощью богини любовной страсти Иштар (впоследствии многие ее функции перешли к греко-римской Афродите-Венере), которая ни на миг не сомневалась в очередной победе:
«Пойдем, Гильгамеш, любовником будь мне,
твою прелесть мужскую подари мне в подарок!
Будь моим мужем, возьми меня в жены…»
(Перевод Владимира Шилейко)
Но герой отвергает домогательства страстной и — он знает — мстительной богини. Отвергнутая Иштар обезумела от нанесенного (впервые за ее бурную жизнь!) оскорбления. При помощи верховных небожителей она насылает на родной город Гильгамеша чудовищного огнедышащего быка. Тот беспощадно уничтожает его жителей и заодно пытается разделаться с Энкиду. Но Гильгамеш пресекает чинимую расправу и убивает небесного быка. Боги вновь забеспокоились: дружба двух побратимов, не знающих поражений, должна быть расторгнута. И они выносят приговор: один из друзей должен умереть. До нас не дошли многие части поэмы, но, судя по всему, Энкиду добровольно вызвался принести себя в жертву во имя священной дружбы.
Гильгамеш остался один. Он впервые задумывается о жестокой несправедливости, царящей в мире, и решает сделать все, чтобы вновь вернуть Энкиду к жизни. Для этого необходимо постичь тайну бессмертия. И Гильгамеш отправляется в беспримерное путешествие по всем мирам и землям в поисках способа вызволить Энкиду из преисподней. Судьба приводит его к бескрайнему океану, где на далеком острове живет прародитель всех людей Утнапишти. Он знает тайну бессмертия, но не хочет выдавать ее чужестранцу. Зато во всех подробностях рассказывает историю своей жизни. Когда-то Утнапишти вместе с женой по воле богов спасся от всесокрушающего потопа, ниспосланного за грехи людей на землю. В поэме развертывается апокалипсическая картина тех жутких событий, кстати, запечатленный на глиняных табличках рассказ Первопредка считается самым древним описанием светопреставления: он древнее библейских текстов и всех прочих — древнекитайских, древнеиндийских, древнеиранских, не говоря уже о преданиях индейцев обеих Америк, записанных уже после испанских завоеваний:
«… Цепенеет небо,
Что было светлым, — во тьму обратилось,
Вся земля раскололась, как чаша.
Первый день бушует Южный ветер,
Быстро налетел, затопляя горы,
Словно войною, людей настигая.
Не видит один другого,
И с небес не видать людей…»
(Перевод Игоря Дьяконова)
Наконец Утнапишти сжаливается над своим гостем и открывает ему тайну бессмертия:
«Я открою, Гильгамеш, сокровенное слово,
И тайну цветка тебе расскажу я:
Этот цветок — как терн на дне моря,
Шипы его, как у розы, твою руку уколют.
Если этот цветок твоя рука достанет, —
Будешь всегда ты молод».
(Перевод Игоря Дьяконова)
Гильгамеш немедленно бросается в пучину и достает чудесный цветок. Он торжествует: побратим Энкиду будет вырван из преисподней и вернется к живым. Бессмертными можно сделать всех людей и, прежде всего, народ Урука. Но не тут-то было. На обратном пути, когда Гильгамеш совершал омовение, выползла коварная змея и похитила цветок бессмертия. Побратимам не суждено было больше встретиться. Поэма обрывается на трагической ноте. Сказанное касается только сюжета. Дух поэмы остается оптимистичным. «Нет уз святее товарищества» — это сказал Гоголь сорок веков спустя. Впервые же — безвестный автор «Гильгамеша».
42. «МАХАБХАРАТА»
Нет в мировой литературе книги более обширной. Не море — океан поэзии. 200 000 стихотворных строк, почти 16 Гомеровых «Илиад» Сама «Махабхарата» распадается на 18 книг плюс еще одна дополнительная. А внутри каждой — масса вкрапленных сюжетов, каждый из которых развертывается, как правило, в самостоятельное произведение. «Махабхарата» переводится как «Великое [сказание о потомках] Бхараты» и посвящена описанию грандиозной битвы между двумя соперничающими царскими родами племени бхаратов и сопутствующих ей событий.
По существу, в сражение вступили двоюродные братья — 5 Пандавов и 100 Кауравов. Однако в битве участвовали не только их ближние и дальние родичи, но и чуть ли не все население Древней Индии, многомиллионные массы разношерстных племен. Благородные Пандавы были и до сих пор остаются народными любимцами. Кауравы, среди которых тоже было немало достойных воителей, им завидовали с самого детства и пытались — сначала оклеветать, лишить по праву принадлежащего им царства, а потом и вовсе погубить. Из-за этого и разыгралась великая битва — на фоне великих страстей.
Древние авторы славились умением описывать сражения. «Махабхарата» здесь не исключение. Не главы — целые книги посвящены кровавому столкновению огромных армий и изощренным поединкам. Вот лишь крошечный эпизод в долгом и кровопролитном поединке Пандавов с благородным и всесильным Бхишмой — двоюродным дедом Кауравов, храбрым и справедливым воителем, наставником в воинском искусстве многих героев индийского эпоса. Его появление на поле брани описывается так:
Зажглись его стрелы, как молний зарницы,
И громом был грохот его колесницы,
А лук — словно огнь, в бранной сече добытый:
Служил ему топливом каждый убитый,
Как вихрь, раздувающий пламя, — секира,
А сам он — как пламя в день гибели мира!
Он гнал колесницы врага, всемогущий,
И вдруг появился в их скачущей гуще,
Казалось, как ветер сейчас он взовьется!
Он вражеских войск обошел полководца
И вторгся стремительный в их середину,
И громом колес он наполнил равнину,
И воины в страхе на Бхишму глядели,
И волосы дыбом вздымались на теле.
Иль то Небожители, гордо нагрянув,
Теснят ошалелую рать великанов?
Пандавы на Бхишму, исполнены гнева,
Напали со стрелами справа и слева «…»
И места не стало у Бхишмы на теле,
Где б стрелы, как струи дождя, не блестели,
Торча, словно иглы, средь крови и грязи,
Как на ощетинившемся дикобразе!
Так Бхишма упал на глазах твоей рати,
Упал с колесницы, о царь, на закате,
К востоку упал головой, грозноликий, —
Бессмертных и смертных послышались крики…
(Переложение Семена Липкина)
Поэтическое мастерство безвестных авторов «Махабхараты» достигло небывалых высот и почти абсолютного совершенства. Об этом свидетельствует хотя бы тот факт, что, начиная с XIX века, ряд сюжетов вставных поэм древнеиндийского эпоса не раз вдохновлял многих европейских поэтов. Перевод на русский язык В. А. Жуковским поэмы о Нале и Дамаянти — лучшее тому свидетельство. И как выразительно и свежо зазвучали по-русски древние шлоки. Достаточно вспомнить блистательные характеристики главных героев. Вот царь Наль:
… В целом свете царя, подобного Нолю,
Не было, нет и не будет: меж другими царями
Он сиял, как сияет солнце между звездами.
Крепкий мышцами, светлый разумом, чтитель смиренный
Мудрых духовных мужей, глубоко проникнувший в тайный
Смысл писаний священных жертв, сожигатель усердный
В храмах Богов, вожделений своих обуздатель, нечистым
Помыслам чуждый, любовь и тайная дума
Деве, гроза и ужас врагов, друзей упованье,
Опытный в трудной военной науке, искусный и смелый
Вождь, из лука дивный стрелок, наипаче же славный
Чудным искусством править конями — на них же он в сутки
Мог сто миль проскакать — таков был Ноль…
А вот царевна Дамаянти, перед очарованием которой не устояли главные Божества ведийского пантеона — Индра, Агни, Варуна и Яма, — но прекраснобедрая и лучезарная девушка предпочла всем им одного земного Наля:
… Как с неба слетевший Ангел, она прекрасна была,
И прелесть любви окружала
Нежные члены ее, вожделенье любви пробуждая
В каждом сердце; и месяц, и солнце не столь утешали
Светом своим, как ее пленительно-девственный образ.
(Переложение ВА. Жуковского)
«Махабхарата» — не только поэтическая энциклопедия древности, но еще и учебник мудрости. Не одно поколение индийцев воспитывалось на «Бхагавадгите» («Божественная песнь») — философской поэме, вкрапленной в эпос и аккумулировавшей в себе основные мировоззренческие и моральные принципы индийского менталитета. Воплощенная в изящную поэтическую форму «Бхагавадгита» — подлинная жемчужина мировой философии и поэзии:
У того, кто о предметах чувств помышляет, привязанность к ним возникает;
Привязанность рождает желанье, желание гнев порождает.
Гнев к заблужденью приводит, заблужденье помрачает память;
От этого гибнет сознанье; если ж сознание гибнет — человек погибает.
Кто ж область чувств проходит, отрешась от влечения и отвращенья,
Подчинив свои чувства воле, преданный атману [духу], тот достигает ясности духа.
Все страданья его исчезают при ясности духа,
Ибо, когда прояснилось сознанье — скоро укрепляется разум.
Кто не собран, не может правильно мыслить, у того нет творческой силы;
У кого же нет творческой силы — нет мира, а если нет мира, откуда быть счастью?
(Перевод Б. Л. Смирнова)
Итак, Доблесть, Любовь и Мудрость — три главных устоя, на которых зиждется «Махабхарата». Впрочем, это устои и самой жизни.
44. «РАМАЯНА»
«Рамаяна» вчетверо короче своей старшей эпической сестры «Махабхараты». Но все равно по объему она соответствует примерно четырем Гомеровым «Илиадам», а по значению ничуть не уступает поэме о великой битве Бхаратов. Народ даже считает ее более родной, что ли. Особенно это касается главных героев — благородного царевича Рамы, его блистательной жены Ситы и их друга — царственной обезьяны Ханумана.
В центре сюжета «Рамаяны» — тоже грандиозная битва, но более сказочная. Рама, его сподвижники и помогающий им сверхсовершенный обезьяний народ сражаются с сонмом ракшасов (кровожадных демонов) и их предводителем десятиглавым Раваной, похитителем Ситы. В общих чертах сюжет с похищением чем-то напоминает «Руслана и Людмилу», с той разницей, что у Пушкина нет царственных обезьян, а в «Рамаяне» они играют исключительно важную роль. Нет сомнения, что в основе эпоса о подвигах Рамы лежат архаичные представления древних ариев, некогда мигрировавших с севера на юг.
Символом Полярной прародины в арийской традиции выступала золотая гора Меру, которая располагалась на Северном полюсе и являлась центром Вселенной. Она упоминается во всех древнеиндийских сказаниях. В окрестностях Полярной горы обитали не одни только могущественные Боги, но и другие удивительные существа. Среди них целый «обезьяний народ», мудростью своей и могуществом не уступавший самим Небожителям. К нему и принадлежал Сугрива — тот самый Царь обезьян, который помог великому Раме одержать победу над демоном Раваной, дав в помощники царевичу своего главного советника — мудрейшую из мудрейших обезьян — Ханумана.
Действие «Рамаяны», как известно, развертывается на сугубо индийской почве. Но в ней отчетливо прослеживаются многочисленные северные реминисценции, восходящие к арийскому и доарийскому периоду истории индоевропейцев. Сказанное как раз и относится ко всей «обезьяньей линии» древнеиндийской мифологии. Лишним подтверждением тому может служить и известный эпизод «Рамаяны». Первоначально «обезьяний» царь Сугрива отправляет свое многочисленное войско на поиски похищенной Ситы — жены Рамы — не куда-нибудь, а на Север (!), красочно и довольно-таки точно описывая предстоящий маршрут. Сначала спасителям Ситы предстоит преодолеть область ужасного мрака (читай: область полярной ночи). За ней посреди Вечного Океана лежит Счастливая обитель света с Золотой горой Меру, где повсюду растут чудесные плоды, реки текут в золотых руслах, и царит золотой век. Любопытно, что здесь временное описание заменяется пространственным. Причем эту пространственную последовательность (сначала Царство тьмы — затем Царство света) следует понимать и во временном плане (сначала полярная ночь — затем полярный день)
Таким образом, индоарийских сверхсовершенных «обезьянолюдей» приходится признать уроженцами Севера. Того же Ханумана (дословно «Имеющий (разбитую) челюсть» — из-за увечия, нанесенного ему Богом Индрой). О, это была удивительная до неправдоподобности «обезьяна»! Сподвижник Рамы обладал воистину бесценными качествами. Чего стоили только его летательные способности! Хануман вырастал до исполинских размеров и проносился по поднебесью, как летучая гора. Ветер, рожденный его стремительным полетом, рассеивал облака на небе и гнал по морю бурные валы. Тень Ханумана бежала внизу по волнам, словно судно, движимое попутным ветром. А он летел в вышине, то ныряя в тучи, то снова появляясь из них, словно ясный месяц.
Батальные сцены в «Рамаяне» столь же захватывающи и изобилующи невероятными подробностями, как и в «Махабхарате»:
В бронях златокованых демоны с томною кожей
На горы огромные в сумраке были похожи «…»
На рать обезьянью, вконец ослепленные гневом,
Ужасные ракшасы лезли с разинутым зевом.
На ракшасах темных брони златокованы были,
Но войском Сугривы они атакованы были.
На древки златые знамен обезьяны кидались,
В коней, колыхавших густые султаны, вцеплялись.
В клочки разрывали они супротивные стяги,
Слонов и погонщиков грызли в свирепой отваге.
И стрелы, что были, как змеи, напитаны ядом,
Метали два царственных брата, сражавшихся рядом.
И ракшасов тьму сокрушили, незримых и зримых,
Опасные стрелы царевичей необоримых.
В ноздрях и в ушах застревая, взвилась крутовертью
Колючая пыль меж земной и небесною твердью.
Мешая сражаться, она забивалась под веки.
По ратному полю бежали кровавые реки.
Гремели во мраке мриданги, литавры, панаши.
Воинственных раковин слышался гул величавый.
Им вторили вопли пронзительные обезьяньи,
Колес тарахтенье, коней исступленное ржанье.
Тела вожаков обезьяньего племени были
Навалены там среди темени, крови и пыли.
Там ракшасов гороподобные трупы лежали,
И дротиков груды, и молотов купы лежали «…»
Лишь стрелы во мраке сверкали огня языками
Да грозные ракшасы гибли в огне мотыльками.
Сражения ночь озарилась обильным свеченьем,
Точь-в-точь как осенняя ночь — светляков излученьем:
Там стрел мириады блистали златым опереньем…
(Перевод Веры Потаповой)
Победа над демоном Раваной и его несметным воинством отнюдь не положила конец трагедии в личных взаимоотношениях Рамы и Ситы: царевич заподозрил жену в супружеской неверности. Сначала он публично, в присутствии многочисленных свидетелей обвинил только что освобожденную возлюбленную в любовной связи с Раваной. Опозоренная Сита, чтобы доказать свою невиновность, на глазах у всех бросается в костер. Однако ее спасает сам Бог огня Агни, убеждая Раму в его неправоте.
Инцидент вроде бы исчерпан. Но не успели счастливые супруги вернуться домой, как Рама с подозрительностью, достойной Отелло, вновь поддался чувству ревности и пошел на поводу у народа, не поверившего в невиновность молодой женщины. Под влиянием людской молвы Рама прогоняет жену в лес, где она рожает двух сыновей. Спустя некоторое время, когда дети подросли, Сита задается целью раз и навсегда перед всем народом доказать свою чистоту. В свидетели она берет самое священное — Мать Сыру Землю, и та, дабы подтвердить невинность отлученной женщины, разверзает свои бездны и принимает ее в свое лоно. Только оставшись один, Рама наконец понимает всю чудовищную нелепость содеянного им же самим. Отчаянию царевича, ставшего уже царем, нет предела, но вновь соединиться с Ситой ему удается только после смерти, когда его вместе с супругой взяли в свои небесные чертоги бессмертные Боги. Теперь уже навсегда.
45. ГОМЕР
«ИЛИАДА»
С Гомера, собственно, начинается европейская авторская поэзия. Вот уже более тридцати веков все новые и новые поколения читателей прикасаются к его творениям, как к волшебству. Так было и в далекие античные времена, ничего не изменилось и теперь:
Бессонница. Гомер. Тугие паруса.
Я список кораблей прочел до середины:
Сей длинный выводок, сей поезд журавлиный,
Что над Элладою когда-то поднялся…
Осип Мандельштам
Книг у Гомера всего две — «Илиада» и «Одиссея». Есть еще так называемые Гомеровы гимны, связанные с именем великого слепца чисто условно — олимпийской тематикой и стихотворным размером. Значение обоих Гомеровых шедевров равновелико. И все же «Илиада» традиционно ставится на первое место. Отчасти из-за хронологической последовательности:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44