– Я буду говорить, – сказал Стиль.
– Ты и так хорошо поработал, – сказал я ему. – Просто замечательно. Меня с минуты на минуту бросят в тюрьму.
– Может, позволишь Правильному уладить дело? Конечно, дай другому проклятому копу потоптать тебя ногами. Черт побери, если Правильный возьмет верх, вернешься к лилипутке, будешь заниматься сам знаешь чем.
– Заткнись ко всем чертям!..
Дверь открылась. Вошел лысый тип в костюме с жирными складками на шее, похожими на кольца болонской колбасы, с необычно большими костяшками пальцев и носом, никогда не видевшим бумажного носового платка.
– С кем это ты разговариваешь? – спросил он.
– Ни с кем.
– Меня насчет тебя предупредили.
– Хорошо, офицер.
– Детектив. Детектив Джером Хилл. Задам несколько вопросов. Ты еще не под арестом. Понятно? Еще.
– Это значит «пока»?
– Плохо начинаешь, дружище.
– Как обычно. Никогда не удается хорошо начать.
Он взглянул на меня, перелистывая желтые страницы блокнота.
– Тебе знакомо имя Гарольд Скотт?
– Это Триггер.
– Пускай будет Триггер. Называй как хочешь.
– С ним все в порядке?
– Смотря что ты считаешь порядком.
– Я имею в виду, ничего плохого не случилось?
– Что значит «плохого»?
– Например, он не умер?
– Нет, не умер. А должен умереть?
– Не знаю. Разве кто-нибудь должен умереть?
– Иногда лучше оставить мир.
– Что значит «мир»?
– Нормальные люди делают свое дело. Почти все, в отличие от тебя. Ты не мир. Я вижу. Ты не мир, не народ. – Он покачал головой, снова глядя в блокнот. – Довольно забавное дело. Ну, как тебя зовут?
– Рей Пуласки.
– Как ты познакомился с Триггером?
– Заснул однажды в городе. Он меня разбудил, предупредил, что там нельзя спать. Велел не спать на дне города.
– На дне? Хочешь сказать, в Нижнем городе?
– Точно. У меня денег не было, поэтому я заснул в Нижнем городе. Потом пришел Триггер, меня разбудил. Говорит: «Не спи». Я спросил почему, а он объяснил, что нельзя спать в Нижнем городе.
– Слушай, друг, дело серьезное.
– Знаю. Чувствую, вы мне скажете, что кто-то убил Триггера, да? Ну так это не я.
– Никто тебя ни в чем не обвиняет пока.
– Это значит «еще»?
Он швырнул карандаш, встал и сказал:
– Если ты это считаешь забавным, в тюрьме тебе будет весело.
Вышел и хлопнул дверью.
– Очень умно, – сказал Правильный. – Разве нельзя хоть раз вести себя прилично?
Стиль просто смотрел на него.
– Главное – вести себя прилично.
– Вести себя прилично? – Стиль встал, подошел к Правильному, закинул мои руки ему на шею и сказал: – Я тебе покажу, как прилично себя вести.
И мы оба – даже не могу сказать, кто именно, – начали душить Правильного.
– Прекрати! – крикнул я, но ничего не мог поделать, тем более удержать Стиля.
– Заткнись! – заорал Стиль. – Не хочу больше слушать такое дерьмо!
Мои пальцы все глубже впивались в горло Правильного. Чувствовалось, как он пытается вдохнуть, как трепещут мышцы под ногтями. Потом голова запрокинулась.
– Сдох к чертовой матери, – сказал я Стилю.
– Ты его убил.
– Пошел в задницу. Ты его убил.
Снова вошел Хилл.
– Кто кого убил? – спросил он, а Рей Правильный выскользнул у меня из рук, упал на пол. Я стою, наклонившись над трупом, стискивая руками чью-то шею.
– Что ты делаешь?
– Просто обронил… просто…
– Сядь на стул, черт возьми, – сказал Хилл. – Сядь, или я тебя немедленно арестую. У тебя остается последний шанс.
– Но мой друг…
– Какой друг? Ты хорошо знаешь Триггера?
– Почти совсем не знаю, – сказал я, усаживаясь, пока Стиль мне подмигивал, просачиваясь в щелку неприкрытой двери. И теперь снаружи корчит рожи в окно.
Я спросил детектива:
– Это особое стекло, сквозь которое с одной стороны видно, а с другой нет?
– Возможно. А что?
Я выставил Стилю средний палец. Хилл заметил и перехватил.
– Хочешь, чтоб тебе в задницу вставили этот палец? Стиль заскакал хохоча как сумасшедший.
– Видите, как он там рожи корчит?
Полисмен выпустил мой палец и оглянулся.
– Никого не вижу.
– Да вон же он.
– Ты ненормальный, да?
– Нет.
– Ну, в мире не найдется такого суда, который увидел бы смысл в твоих показаниях.
– Суда? Что я такого сделал?
– Не ты. Твой друг Триггер гонялся за бездомными и разбивал им головы. Вчера мы его задержали. Четыре убийства, включая последнее. Чертов парень. Доведись мне угадывать, я б на тебя подумал, да нынешней ночью мы его застали, когда он добивал кирпичом какого-то чокнутого бедолагу. Можешь сказать, зачем он это делал?
– Это был мексиканец? Черный?
– Белый.
– Тогда смысла нет.
– Такие парни иногда просто летят с катушек. В один момент нормальные, в другой срабатывает какой-то спусковой крючок… Триггер… Раньше я такой связи не видел. Кто дал ему это прозвище?
– Он сам выбрал.
– Теперь ты знаешь почему.
Я проваландался там еще час, отвечал на вопросы. Все это время Рей маячил снаружи, подавал сигналы руками, но я понимал, что сигналы и символы ни черта не значат. Он просто не может спокойно сидеть.
Наконец, детектив сказал:
– Ну, хватит. Где тебя можно найти?
– Нигде. Ищите в центре города. Это и есть мой адрес.
– Да, в общем, ты нам и не нужен.
Он повел меня к двери, проводил по коридору, придерживая рукой за спину. Навстречу шел Триггер между двумя полицейскими, держа руки за спиной.
– Триггер!..
– Дерьмо, – сказал он. – Прости, старик, я не должен был оставлять тебя одного.
– Получается, кто-то другой убивал и все прочее?… А зачем…
Он усмехнулся. Копы протащили его мимо меня.
Следующее, что запомнилось – мы с детективом стоим на парковке.
– Жутко не хочется отпускать тебя, – сказал он, – зная, что идти тебе некуда.
– Не беспокойтесь. Я привык.
– Я бы на твоем месте снял этот пиджак. Дело получило громкую огласку. Кто-нибудь может подумать, что ты к нему причастен. Могут…
На подъездную дорожку свернула машина. Опустилось стекло.
– Рей?
21
Я чуть было не спросил: «Вы уверены, что ты Мисси?» Лицо худей прежнего. Вся как-то вытянулась, стала выше, словно я всегда видел ее сидящей, а теперь она встала. Не помню, чтобы когда-нибудь была хорошенькой, а теперь выглядит симпатично с выгоревшими на солнце волосами, звездно горящими глазами. Слышен запах духов.
– Рей, ох, Рей, конечно, это ты! – Она смотрела на меня, как тоскливая кошка, растянувшаяся на подоконнике.
В открытом окне машины виден ортопедический аппарат на лодыжке.
– Что?
– Ты ведь тут ни при чем… Я по телевизору видела…
– Это не я. Это Триггер. Мой друг.
– Зачем тебе такие друзья?
– Я его знал с другой стороны.
Она окинула меня взглядом.
– Что у тебя стряслось?
– Я приехал к тебе. И все пошло наперекосяк. Как всегда.
Звезды в ее глазах моргнули, будто она спела шепотом: «Ох, Рей, ох, Рей, ох, Рей…»
Я уже слышал эту песню.
– Поехали домой, – сказала она.
Ветер дует в листве во дворе, шепчет слова, начинающиеся на «ш-ш-ш», сквозь которые едва слышно людей, разговаривающих в другой комнате. Дом – призрак особняка – белеет на фоне гор, с широкими квадратными плечами, глазами-окнами, ртом-дверью, вдыхает и выдыхает сквозь белые занавески. Небо розовое, облака громоздятся на фоне гор огромными клубами, словно где-то в горах некий гигант выпускает в воздух белый дым. Мертвая тишина, все кругом настоящее, прочное, старик шагает против ветра, покуривая трубку, ветер зачесывает назад его волосы, он про себя что-то шепчет.
– Ну, пошли, – сказала она. – Ты же не собираешься целый день сидеть на подъездной дорожке?
Мы пошли по длинной дорожке, медленно, потому что она сильно хромала, аппарат на левой ноге поскрипывал на каждом шагу.
Дверь больше любой другой двери, какую я в своей жизни видел. Человеку любого роста не приходится наклоняться при входе. Дом приветливо его примет. «Привет, верзила», – скажет он горному великану.
Я прошел следом за ней из прихожей по коридору на кухню с чистым свежим запахом. Кругом цветы в вазах, горшках и чашах свисают с потолка, стоят на полках, в углах, на полу, на столах. Сад, растущий снизу вверх и сверху вниз.
Я сел за стол, и она спросила:
– Налить тебе чего-нибудь выпить?
– Чего-нибудь.
Она подала лимонад с кусочками лимонов.
– Рей, что с тобой? Почему ты так одет?
– Мне жить негде. Не мог тебя найти.
– Значит, твой пиджак – сигнал? Нечто вроде доски объявлений? – Она взяла меня за руку. – Как ты жил это время?
– Тысячу лет пришлось бы рассказывать. Значит, ты так и не видела объявление в газете?
– Какое объявление?
– Я тебя разыскивал. Можно сказать, потерял и нашел.
– Я газет не читаю. С тобой все в порядке? Я имею в виду, не нужна ли тебе медицинская помощь?
– Со мной все в порядке, насколько возможно. На самом деле я приехал разузнать о маме. И о себе. Есть несколько вопросов. Думаю, ты должна знать ответы.
– Не знаю, понравятся ли тебе мои ответы, Рей. Не знаю, помогут ли они тебе. Даже не знаю, признаешь ли ты их ответами.
– Ты же прислала мне письма. Зачем?
– Ох, Рей, я должна была за тобой приехать после отъезда твоей матери. Но если бы приехала, возникли бы проблемы с мужчиной, который говорил, что любит меня, и врал.
– Пожалуй, я прав. В этом мире нельзя знать одну истину.
Она пошла на кухню, снова наполнила стакан.
– Мне это очень неприятно слышать. Истины существуют.
– Например?
Она вернулась, поставила стакан на стол.
– Например, вот эта. – Взяла мою руку, приложила к своему животу. – У тебя под рукой младенец. Это истина. И с каждым днем становится все истиннее.
– У тебя будет ребенок? От кого?
– От любящего меня мужчины.
– Откуда ты знаешь, что этот мужчина действительно тебя любит? И где он?
– У нас совсем другие отношения. Он живет далеко. Мы видимся несколько раз в году. Я могу любить только на расстоянии. И это тоже истина. Я открыла свою истину, а остальное пусть летит мимо, как листья. Никогда не пытаюсь поймать листья, никогда за ними не гоняюсь.
– Ты очень на меня похожа, – сказал я, отдергивая от живота руку.
– Наверно, раз мы столько времени пробыли вместе. Как ни удивительно, у меня от тех лет сохранились только хорошие воспоминания.
– Люди странно реагируют на мое присутствие.
– Ничего. Мир странный, даже когда он настоящий.
Кажется, будто я возвышаюсь над креслом. Давно себя так удобно не чувствовал. Все тихо, гладко. Кости распрямляются. Кровь в жилах бурлит водопадами. Дыхание испускается крупными кольцами. Сердце укрывается покрывалом из роз. Сейчас я впервые чувствую себя в безопасности.
– Хочешь увидеть себя по телевизору? Уже почти пять. Новости через минуту начнутся.
Мы прошли в гостиную. На улице шел дождь, тяжелые крупные капли плюхались в огромное окно, по небу гладко катились пухлые серые жирные дождевые тучи.
Телевизор брызгал быстрым белым статическим электричеством, размывавшим женское лицо. За ним мелькало изображение Триггера, препровождаемого в тюрьму.
– Сегодня выдан ордер на арест Гарольда Скотта, обвиняемого в убийствах в центре города, которые держали население в страхе с начала лета. Задержанный вчера вечером полицией на месте преступления Скотт, именующий себя Триггером, впоследствии признался в совершении других убийств. Согласно источникам, подозреваемый считает себя белым сверхчеловеком, однако выбирал жертв подобных себе. Допрошенный раньше полицией Реймонд Пуласки, которого вы видите, был замечен в компании Триггера перед последним убийством. Сегодня полиция освободила его.
Экран вдруг заполнили другие говорящие головы.
– Ему даровали жизнь без всяких условий насчет одежды.
Две другие головы рассмеялись, а Мисси выключила телевизор. Видно, как дождь замерзает на улице, постукивая в окно тысячью ледяных птичьих клювиков.
– Переходи к делу, – шепнул Стиль так громко, что она услышала.
– Что?
Я очутился в ловушке. Он может сказать что угодно, в любой момент. Я не защищен не только от него, но и даже от мыслей о Рее. Теперь он загнал меня в угол. Такова его игра. Он снова вышел на поле.
– Можно мне в ванную?
– Разумеется, Рей. Она за углом.
Я поспешно вошел, закрыл дверь. За круглым окном идет снег.
– Вет-нет, – сказал я ему. – Есь-кров ез-слов.
– Я становлюсь муравьишкой. Пора валить отсюда.
– Кий-кров ит-дров, си-дров, чишь-кров.
– О-брат, вай-назад, о-брат, вай-назад!
– Ш-ш-а. Вет-нет. Ут-дом, чью-днем, я-в-нем.
– Усть-дом, уйдем, дет-лихо, ди-тихо.
Мисси громко постучала:
– Рей?
Я притворно закашлялся и выдавил среди кашля:
– Прошу прощения. Хоккей-о'кей.
– Что? Ну-ка, выходи оттуда. Я сейчас тебя уложу.
Она открыла дверь, и я сообразил, что сижу на унитазе, обхватив руками голову. Пот течет по лицу крупными каплями вроде капель дождя на улице. Большие пальцы глубоко впились в щеки.
Мисси помогла мне встать, отвела в спальню. Сняла с меня пиджак.
– Больше он тебе не нужен.
Ласково уложила меня, накрыла мягким белым покрывалом. Я смотрел на нее снизу вверх. Она улыбалась, лампочка искрилась, рассыпала искорки света белым фейерверком. Дверь за ней закрылась, и Стиль шепнул:
– От-так, ир-дурак, нул-день, шла-тень.
Я на минуту закрыл глаза, но во мне по-прежнему стоял шум, шли сразу три фильма, разговаривали люди в полном ресторане, попугайничала сотня попугаев, вопили триста парикмахеров, все, кого я когда-либо видел, сидели за столом, обсуждая каждый мой поступок, постанывая, жалуясь, угрожая, бросая в воздух бумаги, распевая декларации против меня, провозглашая новые законы, советуясь со священниками, посылая извинения королям и президентам.
Когда я открыл глаза, у постели стоял на коленях Стиль.
– Что будет? – спросил он.
– Ты о чем это? Откуда я знаю? Некогда было подумать. Уходи, уходи.
– После всего, что я для тебя сделал?
– Что именно?
– Не помнишь, как люди орали: «Рок-звезда, рок-звезда»? Тот вечер для них стал в году самым памятным.
– Начинаю думать, что они надо мной насмехались.
– Да пошли они в задницу. Я достиг своей цели.
– Своей. Не моей.
– Играешь словами, Пуласки.
– Не хочу тебе хамить, Стиль, только ты слишком долго висишь у меня на хвосте. Становишься таким же тяжелым, как мои ноги, когда я иду по улице. Я устал таскать тебя за собой.
– Не такой уж ты сильный, чтобы в одиночку пройти конец пути. Кто будет тебя развлекать? Кто пойдет рядом, когда ты устал и соскучился? Кто вы – ступит против гонящих тебя людей? Кто пустит им пыль в глаза искусными речами?
– Ты навлекаешь на мою голову больше неприятностей, чем я сам.
– Если ты так считаешь…
– Конечно.
Он взглянул на меня, лицо его дрожало в рисованном лунном свете.
– А если… – начал он, сделал стойку, завертелся, удерживаясь на одном пальце, как перевернутый вверх ногами кругосветный путешественник из Гарлема.
– Извини, нет.
Он отбросил избитые приемы.
– Не соблазню?
– Нет.
– Не завлеку обманом?
– Нет.
– Хочешь с мамой поговорить?
– Потом. Когда буду один. Извини, Стиль.
Он опустил глаза, попятился, вытащил из темной дыры шляпу, надел, поправил.
– Прости за Правильного, – сказал он.
– Ничего. Он со своей стороны вовлекал меня в неприятности. Дурацкая книжка Джорджа Вашингтона оказалась пустой тратой денег.
– Ну, пожалуй, пойду, – сказал он, направляясь к стене.
– Постой секундочку. У меня есть последний вопрос. Что происходит с тобой и с Правильным, когда вы уходите?
– Мы просто воздух, молекулы и все такое. Обычно невидимые. Позовешь, мы приходим, как воображаемые собаки.
– А еще кто-нибудь может позвать?
– О да. Мы всегда рядом. Думаешь, будто ты первый?
– До меня был кто-нибудь знаменитый?
– Нет. Только куча чокнутых придурков.
– Ну, счастливо тебе.
Я приветственно махнул ему рукой. Он перепрыгнул через меня, сделав сальто. Замечательно. Вытащил из заднего кармана ракету, влез, включил зажигание, умчался куда-то и никуда.
– Прощай, Рей Стиль.
На следующее утро надеваю пижаму, висевшую на спинке кровати. Вдоль стены спальни стоят сумки с одеждой, видимо купленной Мисси, пока я спал. Тут и она стучит, спрашивает, хочу ли я позавтракать яичницей с беконом.
Утреннее небо напоминает голубую алюминиевую фольгу, яркую, металлическую. Свет пронзает меня насквозь, солнце выжигает во мне дыры, сквозь которые до сих пор утекает кровь Рея Стиля. Я устал, но это не сонливая усталость. Я – текучая тень, расплываюсь по полу, двигаюсь вместе с солнцем, стараясь под него не подставиться. Если солнце меня настигнет, я обречен на гибель. Кем бы я сейчас ни был, что б от меня ни осталось, лучше держаться в тени.
Стою высоко над собой. Ничего нет, кроме меня, только я где-то выше, смотрю свысока, жду, когда провалюсь в себя, ввинчусь по спирали. Мисси молча звякает ложкой в тарелке с кашей, по-моему, зная, что прошлой ночью что-то случилось, зная, что этим я с ней не могу поделиться. Кажется, Мисси знает все мои секреты, не зная подробностей. Вижу свой старый пиджак с именем Рея Пуласки в мусорном ведре, наполовину заваленный кофейными фильтрами и пустой картонкой из-под апельсинового сока.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16