Удара о землю он уже не почувствовал.

* * *

Ему снился все тот же кошмар; он снова был прикован
магической силой к железному столбу, а ядовитая тварь все
так же неспешно подбиралась к его голове. Ощущая себя
беспомощным, как скованный цепями узник, киммериец в ярости
кромсал ножом кожаные ремни, стягивающие его броню, но с
каждым ударом кусок лезвия истаивал, превращаясь не то в
бурую пыль, не то в хлопья серого тумана.
Рыча и изрыгая проклятья, Конан в неистовстве молотил
сапогами по поверхности монолита, все еще надеясь, что ему
каким-то чудом удастся преодолеть невидимые узы. Чуда опять
не случилось, но все-таки было в этом сне нечто новое:
студенистая тварь облепила шлем Конана, однако сползать
ниже почему-то не спешила. Вместо этого она выпустила
тонкое прозрачное щупальце, которое, словно в раздумье,
покачавшись некоторое время перед глазами киммерийца,
ласково прикоснулось к его скуле. И тут, скосив глаза,
Конан увидел, как прозрачная ткань щупальцев мгновенно
сделалась мутно-алой. В голове у него заполыхал пожар, в
ушах зазвенело; щеку как будто прижгли раскаленным железом.
Руки киммерийца, вдруг освободившись, сами собой
протянулись к разбухшему от крови щупальцу и разорвали его
пополам как прогнившую насквозь пеньковую веревку. Конан
словно со стороны услышал свой собственный крик, но в
последний момент ему показалось, что студенообразное
чудовище кричит вместе с ним...

* * *

Огромная черная тень с пронзительным карканьем
сорвалась с его груди. Конан чуть приоткрыл глаза и помотал
головой, стряхивая остатки кошмара. Он уже пробудился, но
боль в щеке не отпускала: будто ткнули туда кинжальным
острием или кончиком стрелы. Киммериец провел ладонью под
глазом, и на пальцах его осталось кровавое пятно.
Ворон! Ворон, посланец Крома! Но Кром не вмешивается в
дела людей... никогда не вмешивается... И все-таки ворон,
птица Крома, разбудил его!
Вместе с мыслью о вороне Конан вспомнил и о том, где он
и как здесь очутился. Не раздумывая ни мгновенья, он
вскочил и, зажав ладонью рот и ноздри, вихрем помчался прочь
с этого поля, навевающего кошмарные сны.
Конан, как и положено, оказались выносливей людей.
Потеряв своих седоков, они вырвались из объятий медвяного
дурмана и теперь паслись за невысоким холмом в каких-то
двадцати шагах от губительной маковой реки. Вороной жеребец
узнал Конана и добродушно ткнулся мордой ему в плечо.
- Хорошо, что ты здесь, приятель, - пробормотал
киммериец, расстегивая подпругу. - Мне понадобится кое-что
из твоей сбруи... Ты как, не возражаешь?
Плотная повязка из куска попоны, насквозь провонявшая
лошадиным потом, напрочь отбивала дурманящий маковый аромат.
Раздвинув заросли синих цветов, Конан обнаружим и своих
людей, и своего десятника, свернувшегося клубком на земле;
обычно спокойное лицо Джалай-Арта было искажено гримасой
ненависти и отвращения, а глазные яблоки под плотно
сомкнутыми веками подергивались из стороны в сторону.
- Говорил же я тебе, Джалай-Арт, вороны - мудрые птицы!
- под повязкой голос Конана звучал глухо, словно из-под
земли. - Не стреляй их и не ешь, ослиная башка!
Теперь он понимал, почему яги предпочитали обходить
стороной это место. Разглядев, что туранцы ринулись в
маковые поля, они с чистой совестью повернули назад; месть
их завершилась, ибо дурман синих цветов был коварней и
смертоноснее, чем их клинки. Что ж, они просчитались! По
счастливой случайности? Или тут случайностью и не пахло?
Забросив на плечо своего помощника, киммериец уже было
собрался двинуться к холму, как вдруг эта неожиданная мысль
заставила его окаменеть. Потом он поднял голову вверх,
нашарил взглядом медленно кружившее в небе черное пятно и
пробормотал:
- Может, он твой гонец, Кром, а может, простая птица...
Кто знает! Но я все равно благодарен тебе... благодарен,
пусть даже ты и не слышишь меня...

* * *

Испустив пронзительный клич, огромная птица взмахнула
крыльями и стремительно понеслась навстречу исчезающей
вдали линии горизонта - обратно, на север. В Киммерию.


1 2 3