Меня зовут Джозеф Кисс. Желаю успеха.Словно желая услышать от него еще что-то, Юнис промолчала, но мистер Кисс уже получил от этой встречи все, что нужно. Жена и ужас поездки в Амстердам почти позабылись. Поклонившись в сторону молчаливой Перл, он начал подниматься по лестнице к Бернарду. Все девочки — цветочки, все мальчики — зверьки. Роза, Лев. Его агент, седеющий господин в отлично скроенном костюме в тонкую полоску, стараясь походить на знаменитого Стюарта Грейнджера, сказал ему с суховатой усмешкой:— Этим куколкам не интересен такой старый развратник, как ты, Джо.— Когда-нибудь нам обязательно нужно пообедать всем вместе. — Мистеру Киссу хотелось побесить своего агента. — За твой счет. Как думаешь, они могут освоить телепатию?— Берегись, Джо. Эта парочка — ух, звери. Проглотят и не заметят. — Бернард внезапно сменил тон: — Послушай, Джозеф. Я знаю, что обещал отвести тебя к «Романо», но, поверишь, у них нет ни одного свободного местечка, все заказано.— Нет мест? — мистер Кисс фыркнул.— Нет! Вечеринка каких-то правительственных чиновников и, конечно, за счет налогоплательщиков. Но что делать? Пойдем через дорогу, к мадам Марер.— Бернард, к мадам Марер в четверг или в субботу, — возмущенно ответил Джозеф Кисс, — и то, если у Джимми слишком людно. Но сегодня? Ах, Бернард!— Тебе понравится, — Бернард заговорил задушевно. — Ты сам ее мне нахваливал, помнишь?Стены конторы были уставлены стеллажами со всевозможными папками, увешаны застекленными вырезками из газет с хвалебными рецензиями о звездах кино. Окна выглядывали на жалкий дворик, покрытый мусором. На помойке, у мокрой картонной коробки, из которой вываливались исписанные листки, умывалась кошка. Усевшись в единственное кресло, Джозеф Кисс смотрел, как Бикертон наливает по стаканам виски.— Что тебя не устраивает? Немецкая кухня сродни голландской. Кстати, как твоя жена?— Цветет и пахнет. Детки тоже. Румяные щечки и круглые головки. Час от часу круглей и круглей. Они превращаются в голландский сыр и очень довольны. Мне нравится кухня мадам Марер, но к ней я хожу ужинать по вторникам, а не обедать по четвергам.Он без удовольствия пригубил виски.— Какая к черту разница, Джозеф! Я приглашаю обедать далеко не каждого. Мог бы позвать Ивонн и Колетт.— Разве их зовут не Юнис и Перл?— Неужели имеет значение, куда мы пойдем? Почему не сегодня? Почему во вторник?— Это не прихоть, Бернард. По вторникам ее собаку водят к ветеринару. Она души в ней не чает, а пес беспрепятственно разгуливает между столиками и машет огрызком хвоста. Днем и ночью бегает, куда захочет. Если начнешь жаловаться, хотя бы чуточку повысишь голос, хозяйка тебя не обслужит и больше на порог не пустит. У нее на каждом столе таблички стоят: «Столик заказан». Так что ты только представь, Бернард, как эта шелудивая псина будет мелькать у тебя перед глазами. С нее клочьями падает шерсть. Пес считает себя всеобщим любимцем, слюни пускает. Сидит около стула и смотрит, как я подношу к губам вилку с красной капустой. Как-то не дал мне доесть превосходную свиную отбивную и, уж конечно, потом все сожрал сам. Да, мадам кормит дешево, у нее отличная кухня. Она, говорят, даже дает в кредит, но собака у нее отвратительная. Это не собака, это змий в раю. Когда ты предлагаешь отправиться туда?— Прямо сейчас. Ну?— Может, лучше заглянуть в «Камо грядеши»?— Слишком дорого. Уйдут все мои комиссионные.— А я думал, что реклама принесет нам неплохой доход.— Пробы еще не закончились, хотя близки к завершению. Говорят, внешне ты им подходишь. Я добыл для тебя эпизод в детективном сериале.— И чьей жертвой суждено мне стать на этот раз? Какую роль я должен сыграть? Глухонемого нищего? Трактирщика? Ювелира? Ростовщика? Взломщика? Мелкого шантажиста? Главаря банды? Мне придется умереть в первые пять минут или меня зарежут во второй серии?— Ты молочник, который слишком много знал. Это поможет тебе получить роль в рыбных палочках.— Ты говорил о тресковом суфле.— Филе. Но мы пролетели. Теперь они хотят, чтобы ты рекламировал рыбные клецки по-матросски.Джозеф Кисс испытал тихую радость.— Тоже неплохо. Ну ладно, так и быть, пойдем к вдовушке Марер. Вдруг ее пес уже испортил кому-нибудь аппетит и завалился на свой коврик?В полумраке ресторана можно было разглядеть хозяйку в белом кружевном фартуке поверх длинного платья. Она хлопотала на кухне за стеклянным шкафчиком для десерта, где по обыкновению красовалась тарелка со штруделем, в котором тусклое тевтонское золото смешалось с декадентским цветением бельгийского ар-нуво. Бернард Бикертон лепил хлебные катыши и советовал, как произвести впечатление на работодателей, а Джозеф Кисс слушал с уважением, весьма доверяя Бернарду.Он заказал оленину с овощным гарниром — блюдо, которое редко мог себе позволить, а Бернард, обнаружив бутылку «бордо», принялся уверять, что это лучшее сухое вино послевоенного времени. Собака, повиляв своим жутким задом, вскоре пропала, так что ланч оказался почти идеальным. Потом, не выходя из состояния довольного оцепенения, актер получил от Бернарда три конверта. В двух были контракты, в третьем — деньги, причитающиеся ему за показанный в Австралии ролик Би-би-си. Суммы хватило бы, чтобы оплатить сегодняшний обед. Солнечное тепло заливало Грик-стрит. Они постояли снаружи у окон заведения мадам Марер. Мистер Кисс поблагодарил Бернарда за обед, за работу и за деньги. Голландия превратилась в воспоминание. Будущее стало ярче и неопределеннее.— Я оставил в твоей конторе вещи. Ничего, если я заберу их часов в пять? Я тебя не потревожу.Бернард, с таким старанием добиваясь расположения клиента, и теперь сделал широкий жест.— Как тебе удобнее. Остановишься в Холборне, за церковью Святого Албана?— До июня. Потом перееду и за пять шиллингов в неделю получу весь Хэмпстед. Хозяин — богемный человек и джентльмен. Не то что мой нынешний.— А сейчас куда? В клуб «Мандрагора»?— Да, может, зайду, опрокину стаканчик. Не знаю. День такой чудесный.— В самом деле. — Бернард натянул перчатки.Они расстались. Уолли очень впечатлился, мам. Вот скряга же то пенни то фунт неплохо север или юг мы были семьей но все они поляки в Южном Кенсингтоне. О, сердце мое это не может более продолжаться когда-нибудь оно разорвется и меня найдут мертвым на Бервик-стрит китайская рыба с картошкой я же не дурак понимаю давно пора бы остановиться потом он говорит я дам тебе обезьянку вместо него никто даже не узнает что это ты он узнает сказала я С наслаждением мистер Кисс медленно двинулся боковыми улицами Сохо, приподнимая шляпу навстречу всем знакомым дамочкам легкого поведения. В столь ранний час лишь немногие охотницы пытались затащить в свои сети прохожих. Оказавшись наконец у Святой Анны, в узеньком переулке, застроенном в восемнадцатом веке домами, верхние этажи которых служили приютом для проституток, а в нижних размещались убогие забегаловки и лавки, он позвонил в парадную дома номер восемь. После замысловатой трели звонка дверь открылась. Он решительно поднялся по скрипучим ступенькам, вдыхая запах кофе, спиртного, хлорки, и вошел в загроможденную мебелью двухкомнатную квартиру Фанни. Она поджидала его, облаченная в шелка и меха, как и подобает женщине ее профессии. Тридцатилетняя рыжеволосая Фанни умела ублажать тех, кого называла «славными джентльменами». Пока мистер Кисс снимал плащ, чайник уже вскипел. Ее искусный, хотя и вполне стандартный макияж состоял из румян, теней, ярко-красной помады и длинных черных накладных ресниц. Фанни чмокнула его в губы, погладила руки и спросила:— Ну, как поживаешь?— Лучше не бывает.Он достал из внутреннего кармана маленький сверток в коричневой бумаге.— В Амстердаме я не забывал о тебе, дорогая.С видимым удовольствием она развернула подарок и вскрикнула, как удивленный ребенок.— Ах, как это мило, Джоджо! — На ее розовой ладони очутился фарфоровый сине-белый голландский сапожок. — Мне нравится. Я обожаю керамику. И все такое. Поставлю его рядом с поросенком, ладно?И она прошла через комнату к шкафчику, на котором стояли рядами в лучах света, проникающего сквозь запыленную стеклянную крышу мансарды, все ее тарелочки и сувенирчики, фарфоровые петушки и котики, безделушки с морских курортов.— Ты все еще в штанишках, милый? Дрожь. Боже, помоги. Она смотрит на мои ноги. Ну и ну! Сонни Хеш и Джек Халберт. Такие были дни не мог получить больше чем самую малость долиною смерти под шквалом картечи отважные скачут шестьсот но война продолжалась и в этом были и хорошая и плохая стороны застал ее в постели с малым из ПВО после этого пути назад не было Направляясь к метро, Дэвид Маммери, с банджо на плече, и не подозревал о том, что почти в точности повторяет путь Джозефа Кисса. Его приятель Патси Микин захлебывался от восторга, рассказывая о Вуди Гатри, который благодаря своим выступлениям против маккартизма был сейчас более популярен в Англии, чем у себя на родине.— Я получил от него письмо. На обрывке от бумажного пакета. Пожелал мне удачи и попросил поблагодарить всех, кто его помнит. Согласись, он славный тип, Дейви! У него такая куча собственных проблем, а он нашел время черкнуть мне!Дэвид предпочитал Джека Эллиота. Его, в компании с Дерролом Адамсом, Пегги Сигер, Дейлом Паркером, Домиником Биэном или А. Л. Ллойдом, можно было почти каждый вечер слушать в разных барах и подвальчиках. Дэвида не интересовали легендарные музыканты. Ему больше нравилось, как под Лидбелли работает «Длинный» Джон Болдри, или слушать диксиленд в аранжировках Кена Кольера. Он признавал, что оригинальное исполнение было бы лучше, но шансов услышать игру воскресшего Банка Джонсона не было практически никаких, и свои пристрастия он держал при себе. То, что он считал забавой, его друзья воспринимали как религию. После бомбежек вернулся к выращиванию гороха и прочих овощей на своем участке закадычный друг Герберта Уэллса мой дядя Рекс заявил что основал Церковь Святого Иоанна Растлителя но с ним быстро разобрались Они были близнецы его сестра уехала в Австралию потом в Индию сейчас живет в Южной Африке говорят совсем недавно здесь было цыганское кладбище Дэвид и Патси спустились в освещенный неоном вестибюль станции «Тоттенем-Корт-роуд». Неподалеку от турникетов стоял одетый в чистые джинсы и аккуратную синюю фланелевую рубашку Марк Батлер с чайной коробкой под мышкой. Он приехал домой на весенние каникулы из Итона. Марк неловко поприветствовал их — мальчик из приличной семьи, который в этой, по его собственным словам, «реальной жизни», стесняется сознаться в том, что принадлежит к элитному «Поуп». Страстно желая попасть в круг друзей Дэвида, которые считали его своим классовым врагом, он оставался среди них ученой белой вороной. Парадокс усиливался тем, что он был чернокожим — сыном баронета с Ямайки. Дэвид встретил Марка за карточной игрой у своего кузена Льюиса. За год до этого Льюис Гриффин сам окончил Итон и решил изучать философию, политику и экономику в Империал-колледж, сняв квартиру по соседству с Фулемским дворцом. На его вечеринках собирались картежники, художники, журналисты, битники и представители криминального мира. Благодаря регулярным поездкам в Фулем в конце каждой недели Дэвид и перезнакомился почти со всеми, кого теперь знал в Лондоне. Льюис был единственным сыном тети Мэри и дяди Роберта, банкира. Роберт Гриффин сказал матери Дэвида, что махнул на Льюиса рукой.Трое молодых людей медленно направились к платформам Северной линии.— А где Мэнди? — Голос Марка отозвался слабым эхом, что лишь усилило его нерешительность. — Я думал, что она собиралась прийти подстучать на бутылочках.Ревнуя свою подружку к Марку, Патси ответил грубоватым тоном:— Мэнди придет после занятий. С Эмили и Джоссом. Патси хотел, чтобы Марк обратил внимание на Эмили, которая играла на стиральной доске. Ее брат Джосс пытался извлечь какие-то звуки из губной гармошки, забросив дудочку, на которой у него получалось лучше. С видом охотника на бизонов, расчехляющего ружье, Патси вынул из футляра испанскую гитару с металлическими струнами, а Дэвид взял наизготовку банджо. Марк же собирал бас — однострунный, из чайного ящика и ручки от швабры. Он учился играть на виолончели. Их запаздывающие друзья изучали живопись в Школе искусств святого Мартина, неподалеку.Дэвид настроил банджо под гитару Патси. Тот улыбался и комично кланялся прохожим. Некоторые улыбались в ответ или проходили безучастно, многие старались не обращать внимания. Какой-то мальчик закричал, показывая на лохматую бороду Дэвида:— Смотри, мам, это Лонни Донеган!Дэвид покраснел. Он считал музыку Донегана коммерческой. Моя тетя святая мистер и миссис Моргенталь сказали что накопили Как после потопа ничего не осталось. Скульптура о боже что дальше? Ты сошел с ума ты не представляешь какое искреннее уважение иди сюда я люблю тебя ты что я имею в виду что я чувствую не может быть никого другого ты самый славный из всех кого я знала ты делаешь предложение не могу так можешь если это любовь это не причинит ему никакого вреда он сам это неизбежно родственные души посмотри мы созданы друг для друга в этом нет ничего хорошего ну а что плохого Патси взял первый аккорд, за ним вступил Дэвид.— Ну, что? Рок?Он смотрел вслед уходящему ребенку.— Блюз!Патси сжал губы. Они пришли сюда, чтобы заработать на проезд до Ливерпуль-стрит. Дэвид затянул:«Печаль моя светла, светла моя печаль, печаль моя светла… »Мотив был позаимствован из репертуара Берла Айвза и принес пару монеток в фуражку железнодорожника, купленную Патси на распродаже.«… как свет в конце тоннеля». Она должна была уже прийти наверное это значит я ждал если бы не ее дура-мать это было убийство и женщину собирались повесить так-то оно так Лайонз-Корнер-Хаус они как горы мой папа пел в цыганском хоре у них была скрипка не хочу слушать новости не хочу слушать новости не хочу слушать новости не хочу слушать Одетый в щегольской пиджак, крепко сбитый молодой человек с лицом боксера остановился послушать песню до конца.— Неплохо, ребята. — Его попытка изобразить дружеский тон не могла скрыть привычно грозной нотки в голосе. — Часто тут играете?— Играем иногда по вечерам. За гроши. — Так же агрессивно ответил Патси, отчего его шотландский акцент стал заметнее. — Мы уже выступали на радио.— Что-нибудь записали?— Еще нет. — Один Марк оставался невозмутимым. Он улыбнулся. — Так, пробники.Молодой боксер скривился.— А что это ты так расфуфырился, черный?— Ничего не могу с этим поделать, — дружелюбно ответил Марк. — Живу по средствам.Боксер нахмурился и молча сжал губы. Потом, обращаясь к Дэвиду, сказал:— Я хозяин того самого клуба в Исте. Слыхали?— Да, у нас запланировано выступление в «Королеве Би». — Теперь Дэвид разнервничался.— Где? В «Королеве Боудике» на Ливерпуль-стрит? — Боксер презрительно улыбнулся. — Но это не Ист-Энд, приятель! Это место, где собираются революционеры и прочая шушера.— По четвергам мы там играем.Но тот не слушал его.— У меня джаз-оркестры. Сплошь знаменитости. Но хочу попробовать скиффл. — Он достал из жилетного кармана черную, с золотой печатью визитку. — Моя фамилия Фокс. Я брат Рини. Знаете Рини? Она ходит на ваши студенческие вечеринки. Рини из «Энджел»? А ее старика Горация знаете? Приходите в клуб в начале недели. Спросите меня. Подкину работенку. И скажите Самбо, чтобы травку прихватил. О'кей?Мистер Фокс с достоинством повернулся и направился к выходу со станции. миссис Би не может больше опекать грешников ты будешь смеяться хорошая работенка в Марокко в Иностранном легионе я сказал но на самом деле — Это он про меня, — рассмеялся Марк. — Но что такое травка, черт побери?— Чайная заварка, — сказал Патси, изучая визитку. — Марихуана, дружок!— Это знакомый Кирона. Гарри работал на него и его брата. Фальшивые деньги и морфий.— Гарри умер, Дейви. Его нашли в реке. Поппо был на опознании. Его убили.— Правильно. Его Джон Фокс пришил.— Чтоб меня! — вскричал Марк. Наконец до него дошло. Томас Бекет 1963 Когда Мэри Газали вышла из издательства, сквер на Тауэр-Хилл, зазеленевший после долгой зимы, с неясно маячившей в утреннем тумане башней, казался безлюдным. Она по старой, как говорится, памяти только что провела сумасшедшую ночь с Дэвидом Маммери. Это была их первая встреча с пятьдесят девятого года, когда она вернулась к Джозефу Киссу. У нее свело ногу, и она тихонько присела на скамейку лицом к Белой башне, у стен которой, как остывающая сталь, медленно текла Темза, и достала пакетик хлебных корок для воронов. Она считала своим долгом подкармливать их, ведь если они когда-нибудь покинут Тауэр, Англии придет конец. Наверное, поэтому им подрезают крылья. В это утро лишь одна из вещих птиц спустилась на лужайку. Ворон осторожно заковылял в ее сторону, склонив набок голову, и каркнул, как будто узнал Мэри.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10