Дилайла посмотрела на Сэма. Тот улыбался, удивленно и счастливо качая головой.
– А ты, Сэм, просто чудовище. Совсем не приезжаешь ко мне, своей бедной матери, – квохтала мама, подставляя ему щеку, которую Сэм послушно чмокнул.
– Знаю, знаю. Я очень занят в кафе.
– Ох уж это мне кафе, – вздохнула мама и принялась чистить целую гору брюссельской капусты. – Тебе нужно работать в офисе, а не в этом кошмарном кафе. – Ее нож очень опасно мелькал в воздухе, и на пол падали груды капустных листьев. – Он говорил тебе, что он юрист? – обратилась она к Дилайле. – Извини, милочка, я позабыла твое имя.
– Дилайла.
– Ах да, Дилайла. Ты знаешь, что мой сынок мог бы стать лучшим юристом в нашем городе?
– Мама! – простонал Сэм. – Я потратил два года и не дослужился даже до стряпчего.
– Нет, это ужасно, – стояла на своем мать Сэма, продолжая яростно отрезать крошечные кочешки.
– А что плохого в том, чтобы быть шеф-поваром? Вот ты же, мам, любишь готовить.
– Шеф-повар – прекрасная профессия. Но к тебе это отношения не имеет. Ты делаешь сандвичи и жаришь яичницы. Это не кулинария.
– Сейчас – да. Но все может измениться.
До крайности возмущенная, мама шлепнула его по руке посудным полотенцем.
– Ты опять кусочничаешь! Прекрати.
Сэм засмеялся, оставил фасоль в покое и заключил маму в объятия.
– Что бы я без тебя делал, мам? – Он наклонился и положил голову ей на плечо.
– Ума не приложу! – Мама высвободилась, натянула на пухлые руки рукавицы-хваталки и полезла в духовку проверять, готова ли картошка.
Кухня вспотела, как штангист. От кастрюль с мелко нарезанной морковью и стручковой фасолью запотели окна, напомнив Дилайле парную в спортивном комплексе, только на этот раз пахло не эвкалиптовым маслом, а луковой подливой. Мама Сэма была вся в поту от жара плиты и кипевшей брюссельской капусты. Дилайла предложила помочь, но предложение было категорически отвергнуто. – Не волнуйся, дорогая, я за всем слежу, – пропыхтела мама, суетясь у плиты, помешивая двумя руками сразу в двух кастрюлях и отдавая Сэму распоряжения по сервировке стола: – Нет, не эти тарелки. У нас же гости. Достань бабушкин китайский сервиз.
Ее теннисные туфли топотали по линолеуму, когда она сновала между плитой и столом, выставляя на белую скатерть все новые и новые блюда.
Дилайла завороженно наблюдала за ней. Неужели ее мама с годами стала бы такой же уютной и домовитой? Обнимала бы ее, готовила соус с помидорами, превратилась бы в пятидесятилетнюю женщину? Трудно даже представить себе. Ее мама навсегда осталась худенькой двадцативосьмилетней женщиной, у которой всегда подгорали рыбные палочки, которая носила блузки с гофрированными воротниками, как у принцессы Дианы, и пила «Чинзано» и лимонад, когда по субботам ходила на танцы.
– Порежь, пожалуйста, Сэмюэль, у тебя это так красиво получается! – Мама вручила Сэму большой нож-пилу, глаза ее светились гордостью. Она стояла, уперев руки в бока, и смотрела, как сын отрезает аккуратные ломтики жареной говядины. Дилайла наблюдала за ними и завидовала. Сэму так повезло с мамой! Она из тех мам, которые переживают, если сынок плохо кушает, и покупают ему всякие вкусности. Такие мамы всегда рядом, что бы сын ни делал и что бы с ним ни случилось. Дилайла подумала о своей мачехе Сандре, которая детей терпеть не может.
– Вот! Разве это не восхитительно? – воскликнула мать Сэма, размахивая перед носом Дилайлы тарелкой с мясом. – Разве Сэм не лучший на свете резальщик мяса?
– Мам, ты вгоняешь меня в краску, – буркнул Сэм. Может, не стоило знакомить Дилайлу с мамой? – По-моему, Дилайле неинтересно слушать о моих кулинарных талантах.
– А по-моему, ей очень даже интересно, – шумно возмутилась мама. – Правда, Дилайла?
Миссис Годфри просто светилась гордостью за своего сына. Она принялась выкладывать на блюдо горы измельченной моркови.
Даже если бы Дилайла не была с ней согласна, она бы не рискнула сказать об этом.
– Здесь все выглядит потрясающе, – сказала она и одарила мать Сэма улыбкой, достойной ученицы воскресной школы, пока та накладывала ей луковую подливу. – Особенно говядина, которая так красиво нарезана.
Она подмигнула Сэму, тот состроил гримасу, но тут же сделал серьезное лицо, как только мать, громко пыхтя, уселась на стул рядом с ним. Он покровительственно обнял ее за плечи.
– Все просто сказочно, – сказал он, поднимая бокал с вином. – Спасибо, мамочка.
– Спасибо, миссис Годфри, – поблагодарила Дилайла и весело чокнулась с хозяйкой.
– Зови меня просто Глэдис, – отозвалась та, потягивая вино и становясь такой же румяной, как ее исключительный ростбиф.
ГЛАВА 20
Глэдис дремала в кресле, свесив голову и приоткрыв рот. Она спала уже больше часа, с тех пор, как покончила с большой порцией горячего и внушительных размеров рассыпчатым пирожным. Так ее организм восстанавливал силы, затраченные на тяжелую работу по перевариванию пищи. Дилайла хмыкнула и занялась мытьем посуды.
– Твоя мама отдала столько сил приготовлению этого чудного обеда, что вряд ли проснется раньше рассвета.
Дилайла наконец оттерла огромную сковородку, с трудом справившись с пригоревшей картошкой, ополоснула сковороду под краном и передала Сэму.
– Я знаю, но она любит эту суету. И всегда ее устраивает, – ответил Сэм, ставя сковороду в сушилку. – Мне кажется, это главное, чего она лишилась, когда ушел отец. Я тогда учился в университете, и ей не для кого было хлопотать.
– Тебе нравилось учиться? – Дилайла предпочла образованию возможность уйти с Ленни, чтобы не жить с мачехой, и ее представление об университете сводилось к регате между командами Оксфорда и Кембриджа, которую показывали в новостях, и впечатлениям от фильма «Огненная колесница»: множество бледных и умных студентов в джемперах и приспущенных вельветовых штанах обсуждают вопросы политики и философии и изо всех сил стараются потерять невинность.
– Не очень. Люди там симпатичные, но я терпеть не мог юриспруденцию. Я мечтал стать поваром, но отец настаивал на том, чтобы я пошел по его стопам.
– Твой отец юрист?
– Да, адвокат по бракоразводным процессам. И вот что из этого вышло.
– А что было дальше?
– Когда отец ушел, я разозлился и решил, что теперь буду делать, что хочу. Все бросил и поступил в ресторанный колледж.
– А мама?
– Она делает вид, что переживает, но я знаю, что в глубине души она довольна. Она сама очень любит готовить. Думаю, у меня это от нее.
– Шеф-повар может зарабатывать кучи денег. Вот, например, Делия Смит и все эти парни в телевизоре.
Дилайла вспомнила, как целыми вечерами просиживала на диване, скучала и смотрела на Ленни, который только и делал, что перескакивал с канала на канал. И в конце концов всегда останавливал выбор на передачах о кулинарии, из которых следовало, что все его излюбленные блюда пришли из индийской кухни, где их подают в придорожных забегаловках на тарелках из фольги.
Сэм пожал плечами, вытирая огромную сковородку.
– Да нет, телевидение меня не привлекает. Я бы ни за что не стал участвовать в дурацкой передаче, выходящей в эфир во время ленча, и объяснять скучающим домохозяйкам, как правильно выпекать бисквит. Я хочу превратить кафе в ресторан и сам там всем заправлять.
– Что ж, это здорово, – поддержала его Дилайла, шаря по дну раковины в поисках затонувших чайных ложек. – Думаешь, у тебя получится?
– Когда-нибудь. Парень, которому принадлежит помещение, говорит, что должен быть заинтересован в продаже кафе, и просит чертову прорву денег, – вздохнул Сэм. – Он настоящий делец, но что я могу поделать? Если я хочу купить кафе, а я очень даже хочу, мне придется выкладывать наличные.
– И что ты будешь делать? – выдернув затычку, Дилайла спустила воду из раковины.
Сэм закатал рукава.
– Собираюсь вкалывать на полную катушку и копить деньги. А может, выиграю в лотерею, кто знает. Я оптимист. Что-то должно измениться, поверь мне.
Он улыбнулся и зачерпнул пригоршню чистящего порошка. Дилайла наблюдала за тем, как он надраивает зубцы вилок. Его серебряный браслет позвякивал, ударяясь о металл. Он мог этого и не говорить – она и так знала, что ему можно верить. Вивьен частенько шутила, что его номер телефона должен быть «999». Но Сэм не просто парень, который всегда помогает в трудную минуту. У него есть мечты и устремления. Он не хочет всю жизнь жарить яичницы и подавать кофе. И не будет. В один прекрасный день кафе превратится в ресторан, и он станет знаменитым шеф-поваром, будет изобретать восхитительные блюда для тех, кто способен их оценить. Он добьется этого так или иначе. В этом Дилайла не сомневалась.
Сэм принялся азартно начищать краны. Футболка вылезла из джинсов, и Дилайла увидела полоску загорелой кожи. У Сэма отличная фигура, он худощав, но вынослив, как бегун на длинные дистанции. Взгляд Дилайлы скользнул ниже – по ягодицам в мешковатых джинсах к длинным, чуть согнутым сейчас ногам. Дилайла посмотрела на его ступни. Опять эти дурацкие сандалии. На них Дилайла задержала взгляд. Странно – сегодня они не казались ей нелепыми. Они ей даже понравились.
Глэдис захрапела так громко, что проснулась.
– Боже правый, я, должно быть, предалась послеобеденной дреме. – Она взбила примятые кудри и с трудом поднялась с кресла. – Ну что, мои дорогие, остаетесь ночевать? Я уже приготовила для вас комнату, – спросила она с надеждой в голосе.
Сэм взглянул на Дилайлу и вдруг смутился.
– Спасибо, мама, но мы просто друзья.
Глэдис захихикала, ее грудь вздымалась и опадала.
– Господи, я же не знала! Ты раньше никогда не приводил ко мне юных особ!
Дилайла попыталась сгладить ситуацию.
– Мы все равно собирались вернуться сегодня же. – Она взглянула на Сэма: – Ведь так?
Сэм кивнул. Он не хотел, чтобы Дилайла подумала, будто он подготовил этот хитроумный план. И дело не в том, что он бы не возражал против такого плана.
– Да, мне необходимо вернуться, чтобы открыть вовремя кафе.
– Но сегодня же праздник! – запротестовала расстроившаяся миссис Годфри.
– Мы работаем и в праздники. – Сэм наклонился и нежно поцеловал мать в лоб. – Постараюсь снова приехать через пару недель.
Глэдис вздохнула так, словно видела сына в последний раз в жизни.
– И тебе не жалко оставлять меня в одиночестве?
– Не-а, – ухмыльнулся Сэм.
Держа Фэтцо за ошейник, он ждал, когда Дилайла попрощается. Он ждал. А Глэдис никуда не спешила. Она щебетала и ворковала, вцепившись в Дилайлу мертвой хваткой и покрывая ее лицо горячими поцелуями, оставляя пятна розовой, как морозный румянец, помады. Через пять минут Сэм решил, что хорошенького понемножку, и спас Дилайлу, решительно вытащив ее на крыльцо. Смеясь в два голоса, они сели в машину. Дилайла повернула ключ зажигания. Ни звука. Она повернула ключ еще раз. Тишина. Дилайла растерялась. Машина у нее была уже давно и никогда еще не подводила Дилайлу.
– Черт! – крикнула она в сердцах и стукнула кулаком по рулю. Взревел клаксон.
– Не волнуйся, я сейчас посмотрю, в чем дело, – сказал Сэм, выбираясь из машины. – Может, мама отключила зажигание, чтобы мы остались?
Он улыбнулся, обогнул машину и поднял крышку капота. Дилайла повернула зеркало заднего вида, чтобы видеть, что делает Сэм. Это было без толку: она не увидела ничего, кроме Глэдис, которая тут же возникла на крыльце и счастливо улыбалась, как удачливый соперник, который не в силах скрыть свою радость от того, как повернулись события.
Решили подождать до утра и позвонить в аварийную службу. Отчасти потому, что Дилайла с ужасом вспомнила, что не уплатила очередной взнос, а еще потому, что Глэдис настаивала на необходимости поставить чайник и устроить «славный перекус». После двух чашек чая, такого крепкого, что с зубов запросто могла сойти эмаль, и половины упаковки бисквитов Сэм спросил Дилайлу, не хочет ли она подышать свежим воздухом, и предложил прогуляться по пляжу. При слове «прогуляться» у Фэтцо приподнялись уши, а хвост радостно завилял. Едва сдерживая восторг, пес умоляюще взирал на Дилайлу. Хозяйка вняла собачьей мольбе и сказала, что это отличная мысль. Она надела куртку, взяла Фэтцо на поводок и вышла вслед за Сэмом в холодный апрельский вечер.
Они спустились по бетонным ступеням на засыпанный галькой пляж. Вечерело, и берег выглядел безлюдным, если не считать двух подростков, которые сидели на какой-то шкуре, курили одну сигарету на двоих и пили сидр из пластиковых бутылок. Дилайла спустила Фэтцо с поводка, и он стрелой помчался к кромке воды. Она смотрела, как ее пес в упоении прыгает в воде, и смеялась. Сэм стоял рядом с ней, улыбался, радуясь ее смеху, и разглядывал ее лицо: когда Дилайла смеется, ее нос чуть подрагивает; нижние зубы не совсем ровные, наверное, в детстве она отказывалась носить пластину; волосы падают на плечи непослушными прядями, и ветер шевелит их. Одна прядь зацепилась за воротник ее куртки, и Сэм хотел было наклониться и высвободить ее. Но сдержал себя.
– Так почему же ты все-таки уехала из дома? – Он присел на корточки, набрал пригоршню мелких камешков и смотрел, как они высыпаются сквозь его пальцы.
Дилайла сунула руки в карманы и продолжала наблюдать за Фэтцо.
– Понимаешь, я всегда жила в Брэдфорде, с самого рождения, я не знала никакой другой жизни, и в один непрекрасный момент мне стало скучно. Захотелось перемен. Чего-нибудь новенького, волнующего… – Она подумала о Чарли. Ей не хотелось рассказывать Сэму о той встрече в больнице: история прозвучала бы неправдоподобно, и Сэм мог подумать, что она вела себя, как глупая девочка-подросток. Или что она совсем спятила.
– А чем ты занималась в Брэдфорде?
Дилайла обернулась, присела на корточки рядом с ним, подняла с земли камень, провела пальцем по его гладкой поверхности и что есть силы швырнула его в море. Камень шумно плюхнулся в воду.
– Жила с парнем по имени Ленни и работала официанткой, – ответила она, глядя на море. – Мы очень долго были вместе, но под конец все разладилось. – Она вспомнила, как голый Ленни лежал под Джун. – Мы стали чужими.
– А что случилось с твоей работой?
– Я ее бросила. Она была противная, как и любая работа официантки.
– Тогда зачем ты там работала?
– А ты как думаешь? – переспросила Дилайла. – За тем же, зачем ты работаешь в кафе, – чтобы получать деньги.
– Да, но я не собираюсь делать это вечно. Это только начало, – сказал Сэм и посмотрел на Дилайлу. Она сжала губы, приготовившись защищаться, и Сэм понял, что задел ее за живое. – Ты неправильно меня поняла, Дилайла. Я вовсе не наезжаю на тебя. Просто мне кажется, что работа официантки не для тебя. Ты достойна большего. Ты такая яркая, веселая и умная. Она годится лишь как временная, чтобы встать на ноги. Но наверняка есть что-то, чем ты хочешь заниматься, о чем мечтаешь.
Он замолчал, вдруг осознав, что почти кричит, заглушая рокот прибоя. Да и вещает он, как бездарный проповедник.
Дилайла сидела молча, сгорбившись и перебирая пальцами гальку. Сэм корил себя за длинный язык. На этот раз он действительно ее обидел и уже готов был начать извиняться, когда она вдруг заговорила, и голос ее был еле слышен за шумом прибоя:
– Была у меня одна мечта. Когда я была еще маленькая, я часами играла с банками краски, пробовала составлять разные цвета и оттенки. Мой дядя работал художником-декоратором, и в школьные каникулы я ходила к нему на работу, наблюдала за ним, поражалась тому, как он может изменить атмосферу помещения, используя разные краски. Наверно, именно тогда я и поняла, что хочу заниматься чем-то подобным, но не знала, чем именно… – Дилайла замолчала и стерла рукавом с носа капельку. – И поняла это, только когда выросла и услышала слова «дизайн интерьера». Это гораздо больше, чем просто краска и обои, больше, чем то, чему можно научиться. Словно комната вдруг становится огромной и более выразительной. Я уже добилась успехов в рисовании и черчении, а учителя помогли мне узнать, где есть такие курсы. Мечтала поступить в колледж и не сомневалась в правильности своего выбора. У меня уже была куча идей, некоторые совершенно бредовые, а некоторые простые… они касались домов, магазинов, ресторанов… – Дилайла подняла глаза на Сэма. – Звучит глупо, правда?..
– Нет, почему же.
Она пожала плечами.
– А почему ты не осуществила свою мечту? Не поступила в колледж?
– Так сложилась жизнь. Ей наплевать на наши мечты.
– Ничего подобного. Еще не поздно. Ты можешь поступить в колледж на заочное или вечернее обучение. Есть масса возможностей. Стоит только захотеть…
Дилайла не ответила. Она уставилась на свои спортивные туфли, мокрые от морских брызг. В голове у нее все смешалось. Сэм заглянул в потаенный уголок ее души и вернул к жизни те чувства и желания, которые почти умерли благодаря Ленни, работе и всему тому, чем она жила последние десять лет. Она не думала, что кто-то может отнестись серьезно к этим стремлениям и не станет, как Ленни, смеяться над ней и называть ее идиоткой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30