– Нет, мне не нужен этот долбаный кетчуп к макнаггетам, мне нужен соус для барбекю.
Знакомая картина. Человек, стоящий у прилавка, возмущался так, словно был уверен, что совершено крупное преступление – такое преступление против человечества, что пострадавшая сторона имеет полное право схватить оскорбителя, низкооплачиваемую служащую по ту сторону прилавка, за волосы и врезать ей по лицу. Типичный голос молодых балбесов, стоящих перед окошком на почте, в службах предоставления жилья и благотворительной помощи. Человек с таким голосом обязательно найдет физический недостаток у любого, кто немедленно не предоставит ему того, что он хочет, а затем объявит об этом недостатке всем окружающим.
– Пошевеливайся с моим заказом, я уже почти полчаса жду. Сука жирная.
Жалобщиком был мужчина непонятной национальности: бритоголовый и в тренировочном костюме. Ник почувствовал непреодолимый порыв знакомого желания – сказать мужику самые оскорбительные, грязные, неприятные и опасные слова. Чем хуже окажутся последствия подобного выступления, тем неодолимее желание высказаться. Иногда слова начинали стучать у него в голове, и Ник боялся, что это действительно может случиться, что он откроет рот, чтобы что-нибудь сказать, а из него вылетят другие – нелепые и оскорбительные фразы. Это было похоже на скрытый синдром Туретта, на беса противоречия, описанного Эдгаром По, – стыд, унижение, переживания.
Обслуживавшая хама девушка бросилась искать драгоценные макнаггеты, вызвавшие такую ярость. Она была расстроена агрессивным поведением мужчины и в спешке толкнула другую девушку, несшую два больших стакана, один из которых упал на пол. Менеджер угрожающе посмотрел на них обеих.
– Давайте скорее, перестаньте суетиться! Давайте, скорее обслужите этих клиентов.
Казалось, девушка сейчас расплачется. На ее блузке не было звездочек. Ник вспомнил, как однажды они с Кейтлин были в одном из этих ресторанов. Приближалось Рождество, и пока они стояли в очереди, менеджер непрерывно кричал на своих работников. Наконец Кейтлин спокойно вышла из очереди вперед, подозвала к себе менеджера и сказала ему, что готова подождать, пока ее обслужат, но предпочла бы не слышать в это время его воплей. Она обратила на себя общее внимание, но не все смотрели на нее такими ненавидящими глазами, как этот менеджер.
Ник откусил кусок «Бит Мака». Единственное, что ему нравилось в этой еде, это соус, которым ее поливали. Клочки зеленоватого салата попадали в полистироловую коробку и на стол.
– Первым делом мы поболтаем с Ричардом Ирвином, – сказал Уилл, осторожно доставая картофель фри из своей красной коробки. – Я наплету ему, что тебе нужен какой-нибудь материал об обстановке в клубах Восточного Лондона. Скажем, что тебе хотелось бы побеседовать с кем-нибудь из персонала, и тогда ты сможешь поговорить со своим знакомым барменом. Этот Ричард Ирвин любит поболтать и любит рекламу. Он был страшно доволен, когда его упомянули в нашей программе, поэтому у тебя не должно с ним возникнуть проблем.
– Я не буду уточнять, для кого готовится материал – для телевидения или прессы.
– Да ему все равно, хотя Ирвин любит покрасоваться перед камерами. У него нет причин подозревать тебя в чем-либо. Ну кто станет выяснять обстоятельства убийства, закрытого несколько лет назад? Его репутация тогда не пострадала. Наша охрана хорошо обучена и вышколена. Мы таких вещей не потерпим, к тому же сотрудничаем с полицией и так далее. Я все-таки думаю, что искать здесь нечего.
– Может быть. Это я и должен выяснить. Что касается полиции, то я узнал, кто расследовал это убийство. Это было его первое дело. У меня с этим полицейским встреча на следующей неделе.
– Будь осторожен. Ты же знаешь, с полицейскими можно наладить отношения, но если с ними поссориться, они будут просто издеваться над тобой. И как можно скорее избавься от офицера по связям с прессой.
– Я ЖЕ СКАЗАЛ – НИКАКОГО КЕТЧУПА. НЕ ПОНЯТНО? БЕЗ ЧЕРТОВА КЕТЧУПА. ЯСНО КАК БЕЛЫЙ ДЕНЬ. ЕСЛИ ТЫ НЕ ПОНИМАЕШЬ АНГЛИЙСКОГО ЯЗЫКА, НЕЧЕГО ТЕБЕ ЗДЕСЬ ДЕЛАТЬ. УБИРАЙСЯ НАЗАД В СВОЮ РУМЫНИЮ! И ПОЗОВИ МНЕ ВАШЕГО МЕНЕДЖЕРА.
Ник опустил кулак на коробку с гамбургером и, почувствовав, как крошится пластик, пожалел, что это не голова того хама.
– Пойдем лучше, – пробормотал он.
Они двинулись к клубу по улицам, мокрым от дождя. Ник не заметил, как они пришли, пока Уилл вдруг не произнес: «Ну, вот мы и на месте».
Двое неоновых танцоров переплели тела на вывеске над клубом. На девушке, подхваченной неоновым партнером, развевалась неоновая юбка. Ниже вилась выведенная пурпурными неоновыми буквами надпись «Саблайм». Клуб оказался меньше, чем предполагал Ник, и входные двери были еще закрыты. Неудивительно, потому что они пришли пораньше, чтобы поговорить с Ричардом Ирвином. Перед входом было несколько ступенек, и, когда они поднялись, Уилл громко постучал. Ответа не последовало, и он постучал снова. Ник посмотрел кругом и заметил дорожку, шедшую сбоку и заворачивавшую за клуб. Не здесь ли Крис прикончил (или не прикончил) свою скоропостижно скончавшуюся жертву?
– У нас еще закрыто, – ворчливо произнес охранник, открывший дверь. На его черном пиджаке красовался миниатюрный золотой галеон, над которым золотыми буквами было вышито слово «Аргос».
– Я знаю, – ответил Уилл. – Мы пришли к Ричарду Ирвину. Он ждет нас.
Вышибала подозрительно оглядел их и распахнул дверь. Они вошли и остановились, а охранник стал звонить управляющему. Касса еще не работала, но за ней уже сидела черноволосая девушка с короткой стрижкой, взглянувшая на них с некоторым любопытством. Рядом с ней дымилась чашечка кофе. Еще одна девушка, в кожаных брюках, с кудрявыми волосами и близко посаженными глазами, возилась с плечиками для одежды и номерками в гардеробе. Одна лестница, в начале которой стояло ограждение, вела наверх, другая – вниз, очевидно в танцевальный зал: оттуда раздались громкие звуки музыки, тут же затихшие.
Фойе занимало весь этаж, и у его задней стены располагался бар. Там суетились люди, ставившие в холодильники пиво и прохладительные напитки, готовясь к предстоящей ночи. В этой подготовке было что-то привлекательное, как в выполнении привычного упражнения. Как холодным светлым утром в полупустом Сохо, когда люди направляются к своим рабочим местам.
– Пройдите в бар и подождите там, – известил охранник. – Я скажу кому-нибудь, чтобы вам принесли выпить. Что вы будете?
– Водку с тоником, пожалуйста, – ответил Ник.
– «Лагер», «Будвайзер» – все равно, – пожал плечами Уилл.
Охранник кивнул, и они пошли к бару. Там стояли большие кожаные диваны, на один из которых с облегчением опустился Ник и зажег сигарету.
Когда они устроились, Ник сказал:
– Снаружи ничего особенного, а внутри довольно много места.
– Да. После разговора с Ричардом Ирвином спустимся вниз, и ты увидишь танцевальный зал. Очень хороший, они славно поработали здесь. Должен признаться, я теперь терпеть не могу весь этот хаос в стиле ирландских пабов.
– Поэтому я почти никогда не бываю в клубах. Предпочитаю бары.
– Все так говорят. Но в баре не потанцуешь.
– Ну, я думаю, это только к лучшему… спасибо. – Им принесли напитки. Ник глотнул водки с тоником в надежде избавиться от оставшегося во рту вкуса поспешно съеденного «Биг Мака», воспоминание о котором вызывало у него сейчас отвращение.
– Вот и он, – Уилл кивнул в сторону направлявшегося к ним моложавого человека с сияющими глазами и в дорогом костюме. Тот уже было протянул руку для приветствия, но тут зазвонил его мобильник. Он поднял руку, как бы извиняясь, и встал рядом с баром, ведя серьезный разговор. Ник вспомнил НВ и его замечание об опухоли в ухе. Самого НВ не было видно; Ник подумал, что тот внизу – готовит к работе главный бар.
– Ну, Уилл, – Ричард Ирвин пожал им руки и они сели. – Как дела?
– Жаловаться не на что.
– Правда? А мне так есть на что. Два моих ди-джея несколько недель не показывались, и я переплачивал певицам.
– Ну, – сказал Ник, – это разве работа – прокрутить несколько дисков?
Его собеседники молча посмотрели на него, и Ник понял, что совершил промах. Даже Уилл довольно серьезно отнесся к диджеям и пробормотал что-то о том, что одни умеют микшировать, а другие – нет. Ник считал, что это искусство ценится незаслуженно высоко. Уилл все еще интересовался книгами и статьями, в которых писали, что 1988 год был важнее в истории человечества, чем 1917-й или 1945-й, и следил за всеми новомодными течениями в танцевальной музыке.
– У нас сегодня будут два диджея, которые умеют не просто менять диски. Надеюсь, вы тут побудете некоторое время – вечер должен быть классным.
Ник вежливо кивнул и дал Уиллу возможность рассказать о цели их посещения. Раза два его речь прерывалась мобильным телефоном Ирвина, исполнявшим какую-то забавную мелодию. Тот раскрывал телефон и слушал его внимательно, как ребенок, пытающийся услышать шум волн в морской раковине. Затем снова захлопывал и ухмылялся.
– Нет проблем. Никаких. Правда есть одно «но». Я видел несколько этих программ со скрытыми камерами и прочим. Я не хочу врать и заявлять, что никто в нашем клубе не принимает наркотики…
– Не беспокойтесь, – заявил Ник. – Эти дела меня совсем не интересуют. Я понимаю, что вы не можете помешать людям прийти сюда с наркотиками, если они того захотят. Кроме того, не терплю лицемерия. Ведь многие из журналистов, которые делают такие передачи, сами сосут носом кокаин на своих сборищах.
Ричард просиял. У него было трогательное личико, как у веселого маленького терьера. Ник подумал, что если достать из кармана мячик и бросить его через стойку, то Ричард Ирвин соскочит с дивана и бросится за ним.
– Совершенно верно. Но мне приходится за всем этим следить. Мы стараемся, как можем. Охранники зорко смотрят за всем. И. скажу прямо, мы справляемся. Здесь раньше была эта проблема, вы, наверно, знаете. Но мы больше не позволим никому безнаказанно бросать нам такие обвинения.
– Я уже сказал, – Ник улыбнулся, – это не моя тема. И вообще она заезжена до смерти. Меня интересует современная культурная ситуация в Лондоне. Просто хочу посмотреть, что происходит в целом, понимаете? Возможно, это будет лишь один маленький сюжет, который войдет в какую-то программу.
Ник сам удивился своему умению сказать ерунду, которая будет при этом звучать убедительно. Наверно, он все-таки подцепил этот вирус правящей партии. Ричард Ирвин глубокомысленно кивнул.
– Хорошо, если вам что-нибудь понадобится, дайте мне знать. А сейчас извините меня. – Он сделал жест бармену, который кивнул и улыбнулся Нику и Уиллу. – Выпейте еще и осмотритесь. У вас пока есть немного времени до того, как сюда хлынет толпа. Потом поговорим. – Его мобильный телефон вывел свою электрическую мелодию, и, раскрыв его, Ирвин ушел.
– Он был довольно любезен. – Ник отхлебнул из стакана.
– Он бизнесмен, – пожал плечами Уилл. – Тверд как кремень. Но не глуп и понимает важность хороших манер. Некоторые идиоты усваивают это с большим трудом.
– А здесь очень прилично. Даже охранники не слишком грубые. Трудно поверить, что здесь кого-то убили.
– Не забывай, что это было довольно давно. И если покопаться, всегда найдешь то, что незаметно снаружи. Не разбив яиц, не сделать яичницу. – Уилл погрозил Нику пальцем с шутливой серьезностью.
– Когда строят пирамиды, гибнут рабы, – ответил Ник, вспомнив свой разговор с Кейтлин.
– Поэтому возникает два главных вопроса: а) важно ли это? – и b) можно ли об этом сделать передачу?
– Да, но кто будет решать, важно это или нет?
– Мы сами, конечно. И в какой-то степени публика. Ник, можно сделать сколько угодно передач об ошибках правосудия, но, если всем все по фигу, ничего не изменится. Все будет продолжаться.
Ника это тревожило. Вдруг зрители решат, что это не настолько важно, чтобы беспокоиться? Что толку сообщить, что в тюрьме оказался тот, кого там быть не должно? Все знают, что в тюрьме сидят десятки людей, которые этого не заслужили, но вряд по этой причине граждане откажутся платить налоги или станут устраивать демонстрации перед парламентом. В США казни организованы, как конвейер, и абсолютно ясно, что существуют невинные люди, в основном бедные и в подавляющей массе темнокожие, в вены которых нужно впрыснуть яд – под злобными взглядами техасских тюремщиков с бычьими шеями, на фоне удовлетворенных криков радости жадной до крови толпы недоумков, грозящих совершить возмездие у ворот тюрьмы. «Тебя поджарят, как креветку на гриле». Все лишь пожмут плечами и скажут: «Тоже мне проблема».
– Пойдем вниз? – предложил Уилл, заметив, что его друг погрузился в свои мысли.
Позади бара была еще одна лестница. Они взяли свои стаканы и стали спускаться. Ник обратил внимание на дверь аварийного выхода на площадке. Он, должно быть, вел куда-то на задворки клуба. Не тут ли Крис топтал/не топтал ногами чью-то грудь и голову?
Внизу было пусто, только в баре готовились к вечеру. Признаков НВ здесь тоже не наблюдалось. Пол был покрыт ковром, а все четыре лестницы вели вниз, на большую танцевальную площадку. По краям ковра сверкали золотистые огни, а танцевальную площадку окружала темная деревянная балюстрада, напоминавшая главную лестницу какого-нибудь загородного особняка.
Вернувшись наверх, они обнаружили первых посетителей. Ник почувствовал раздражение. Перед ним была толпа чужаков: он не знал ее кодекса, иерархии, вожаков. Ему показалось, что он стар и плохо одет, и он не мог вспомнить, пользовался ли дезодорантом перед выходом из дома. Тут демонстрировали «Prada» и «Versace», после проходивших мимо женщин оставался назойливый запах парфюмерии, стройные мальчики с детскими лицами пили пиво и косили глазами им вслед. Рассказывали анекдоты, хриплым смехом отвечали на произносившиеся шепотом комментарии, и казалось, что идет непрерывный процесс оценивания. Атмосфера была не слишком агрессивной, но Ник не мог расслабиться.
Прислонившись к стойке, он пил из бутылки пиво, Уилл пошел в туалет, и в это время внимание Ника привлекла девушка в коротком красном платье и сапогах до колен. Ник почувствовал сухость в горле, глядя, как она шла в его сторону, и все же не мог объяснить, в чем заключалась ее особенность. Она не была ни низкой, ни высокой, черты лица тонкие, но не поражающие красотой. Видимо, все дело было в обаянии. Ник однажды видел передачу, в которой компьютер нарисовал женское лицо, якобы воплощавшее идеальную красоту. Тогда оно показалось ему очень банальным – идеал поклонника симметрии. А эта девушка, с совершенно обычными чертами лица, прямыми, здоровыми крашеными волосами, идеально пропорциональной фигурой, в дорогом развевающемся платье, почти заставила его отвернуться, потому что смотреть на нее было нестерпимо.
– У вас сейчас глаза на лоб вылезут, мистер Журналист.
Вздрогнув, Ник обернулся и увидел, что рядом стоит НВ, подражая позе, в которой он сам оперся на стойку.
– Это мисс Джоан Салливан. Кажется, я уже называл тебе это имя.
– Ах, вот как! – Ник взглянул на нее с новым интересом. Девушка повернула голову, и их взгляды встретились. Она вдруг улыбнулась, и Ник не сразу понял, что улыбка адресовалась НВ. Он почувствовал себя неловко, но девушка не замечала его, подняв руку и поприветствовав НВ, который по-дружески поздоровался в ответ.
– Я получил у твоего босса разрешение присутствовать, – сказал Ник. – Можно считать, что теперь я нахожусь здесь официально.
– Раз так, – ответил НВ, – я познакомлю тебя с «золотым руном». Все будет в порядке, если ты запомнишь, что она наиболее опасна, когда мила и любезна. – Негр поманил рукой Джоан Салливан, и та подошла к ним с улыбкой, от которой на ее идеально покрытой косметикой коже появились ямочки.
– Это Ник, – сообщил НВ, – он делает телепередачу о клубе.
– Это не обязательно будет телепередача. Пока просто некоторое расследование.
Говоря это, Ник страшно смутился, его голос чуть не задрожал. Он был зол на себя за эту застенчивость и за то, что употребил слово «расследование» в присутствии НВ, на лице которого мелькнула легкая саркастическая улыбка. НВ все подмечал, а Ник вел себя, как школьник, у которого затряслись коленки при виде этой искусственной красоты.
– Журналист? Наверно, это интересная профессия?
В высоком голосе Джоан звучала некоторая гнусавость, а Ник снова испугался, что может покраснеть. Он кивнул.
– Да.
– А где сегодня мистер Джеймс? – спросил НВ.
– У него дела. Он подойдет попозже, проверить, хорошо ли я себя веду.
– И выпить все шампанское в моем баре.
Джоан засмеялась.
– Что бы нам такое сделать, Тревор? Может быть, сбежать вдвоем? Как ты думаешь, сможем мы это провернуть?
– Не со мной, солнышко. Я для тебя слишком порядочный.
– А я люблю порядочных мальчиков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29