«Эксмо»
«Черное дело»: Эксмо; М.;
ISBN 5-04-009363-2
Аннотация
Москвичи в шоке. Город захлестнула серия загадочных убийств. Тела погибших страшно изуродованы, но ценности не тронуты. Журналист Осипов, взявшийся раскрыть тайну последнего преступления, теряется в догадках. Кто это? Маньяк? Может быть. А вдруг за всем стоит вмешательство сверхъестественных сил? Ведь сохранились смутные сведения о людях-оборотнях, способных превращаться в медведей-убийц. И будто никому не под силу справиться с ними, кроме особых Охотников из древнего рода...
Алексей Григорьевич Атеев
Черное дело
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ

1
1970 г. Осень. Крым
Передвижной цирк-шапито расположился совсем рядом с морем. От кромки прибоя его отделяло каких-нибудь метров пятьсот. Ночами, когда городской шум стихал, становился отчетливо слышен плеск набегающих на песчаный берег волн. Звук этот, тревожный и притягательный одновременно, слегка волновал цирковых, особенно тех, что помоложе. По вечерам они сидели у костра, разведенного возле вагончиков, стоявших на задах шапито, пили дешевое молодое вино и лениво переговаривались, одновременно прислушиваясь к голосу моря. Правда, уже две недели по случаю ненастной погоды посиделки прекратились.
В отличие от людей шум волн нисколько не интересовал животных. Ночью, после представления, они отдыхали в клетках, занятые собой и друг другом. Изредка верещали обезьяны, уныло завывала гиена, всхрапывал лев, но не было в их голосах ни тоски, ни страданий.
И только медведи, казалось, проявляли к морю некоторый интерес… Особенно этим отличался немолодой, громадный, но изрядно облезлый бурый медведь по кличке Сударь. По ночам, когда все кругом спали, он садился возле решетки и, прислонив мохнатую голову к прутьям, пытался уловить звуки, долетавшие снаружи. Вряд ли он когда-нибудь видел море, хотя частенько оказывался совсем рядом с ним. Скорее всего неумолчный плеск волн напоминал ему столь же неумолчный шум леса, откуда он был извлечен еще медвежонком. Сударь почти совсем забыл о лесе. Отпусти его сейчас на волю, он скорее всего умер бы от голода, не сумев добыть себе пищи. И все же притягательный шум да еще крепкий соленый запах морской воды, столь непохожий на запах бора, вносил неясное смятение в однообразные мысли медведя.
2
Стоял конец октября. В это время в Крыму еще тепло, а потому в достатке отдыхающих, а значит, и зрителей. Цирк обычно оказывался полон, тем более что городок, в котором он гастролировал, был не избалован зрелищами. И действительно, в начале гастролей народ повалил в шапито.
Но внезапно погода испортилась.
В первые дни ненастья в цирке стало еще многолюдней. Куда еще идти курортнику, если постоянно моросит надоедливый дождь, только что прошедший шторм еще дает о себе знать бушующим морем, а неуютный пляж завален разным мусором?
Цирковой администратор радостно потирал руки, и напрасно. Плохая погода, видимо, установилась надолго, и отдыхающие стали уезжать. Народу поубавилось, а вскоре представления стали проходить и вовсе при почти пустых рядах.
Тут хочется заметить, что конец шестидесятых годов, а именно тогда происходило действие нашего повествования, ознаменовался расцветом советского цирка. Во всяком случае, в прессе писали: «Цирковое искусство, которое благодаря чуткому руководству Коммунистической партии взлетело на недосягаемую высоту, и сегодня является подлинно народным. Оно по праву считается лучшим в мире» (газета «Правда», одна из юбилейных статей, посвященных Госцирку).
Надо сказать, что, несмотря на казенную помпезность, в цитате имелась доля правды, и немалая. Народ действительно любил цирк. Да что народ! Первые люди государства его обожали. Сам дорогой Леонид Ильич Брежнев покровительствовал. А уж его дочь Галина… Впрочем, об этом как-нибудь в другой раз.
Народ, не избалованный зрелищем, шел в цирк весело и охотно. Древнее искусство, ведущее свое происхождение от античных римских арен, восточных базаров, средневековых балаганов, процветало. Ведущие цирковые коллективы постоянно гастролировали за рубежом. Блистательные артисты не забывали и крупные культурные центры Союза, где их появление неизменно вызывало ажиотаж. Звания и награды сыпались как из рога изобилия.
Впрочем, существовали и другие, менее известные коллективы. Под знаменем Госцирка колесили они по бесконечным просторам страны, неся цирковое искусство в массы. В бродячих труппах практически не было титулованных артистов. В основном здесь работала либо зеленая молодежь, набиравшаяся опыта и оттачивающая свои номера, либо сошедшие с круга бывшие знаменитости, давно забытые в столицах. Они, как правило, оказывались горькими пьяницами.
3
Встречался, хотя и редко, третий тип артистов. Тяга к странствиям, к постоянной перемене мест была для таких людей своего рода жизненным стимулом. Их не привлекали почести и награды. Перспектива заграничных гастролей оставляла их равнодушными. Даже деньги не играли особой роли. Римское изречение «Via est vita» («Дорога – это жизнь») определяло суть их существования.
Именно таким человеком и был укротитель Габриель Сабатини, чей номер с медведями являлся гвоздем программы шапито. Настоящее его имя было Гавриил Лазаревич Лазаренко, происходил он из цыганского племени и был известен среди цирковых под прозвищем Капитан Блад.
Худощавый, стройный, смуглый, с длинными, ниспадающими на плечи черными кудрями, он и впрямь походил на персонаж известного романа. Был он молчалив, особой дружбы ни с кем не водил и отличался неожиданными и грандиозными запоями, во время которых поглощал неимоверное количество спиртного. Запои продолжались недолго, от силы неделю, но в этот момент Капитан Блад становился настолько опасен, что без крайней нужды к нему старались не приближаться. Случалось, он мог выйти из себя от неправильно понятого слова или даже взгляда. Раз произошел такой случай.
В шапито пришел новый администратор, и в честь этого события им была устроена небольшая пирушка. Пригласили и Капитана Блада. Администратор был относительно молод и достаточно самоуверен. Себя он считал личностью весьма культурной и образованной (некогда он закончил три курса училища хореографии) и к месту и не к месту щеголял эрудицией. Однако человек он оказался мирный и старался ни с кем не ссориться. Звали его Петя.
Небольшой выпивон должен был, по мнению Пети, сблизить его с коллективом.
Некоторое время шло все как обычно: откупоривались бутылки, звенели стаканы, булькало разливаемое вино. За столом велись приятельские разговоры, звучали понятные лишь узкому кругу шутки, и получилось так, что Петя как бы остался в стороне. Во всяком случае, так ему показалось. А ведь именно он организовал, а главное, финансировал мероприятие. И администратор решил привлечь внимание к своей персоне.
Петя уже познакомился с большинством артистов, но их нрав и привычки оставались ему пока неведомы. Взгляд администратора упал на Капитана Блада, который задумчиво потягивал красное вино. На лице укротителя была написана явная скука.
– А скажите, – вежливо спросил Петя, – почему у вас такой странный псевдоним – Габриель Сабатини?
Капитан Блад поднял глаза и холодно взглянул на администратора. За столом притихли.
– Наверное, в честь известного писателя, – не отставал администратор, – автора романа «Одиссея капитана Блада»?
Услышав свою кличку, укротитель стянул губы в ниточку, и глаза его блеснули.
– Но ведь писателя звали не Габриель, а Рафаэль, – продолжал блистать знаниями Петя. – Рафаэль Сабатини. Так что получается некоторое несоответствие.
– Меня величают Гавриил Лазаревич, – сквозь зубы процедил укротитель.
– Ага! – воскликнул Петя. – Понимаю, понимаю… Гавриил? Гаврила, значит… Что ж, вполне логично. Гаврила – Габриель.
Послышались сдержанные смешки.
– А вы и вправду похожи на пирата, – не унимался администратор. – Действительно, вылитый флибустьер.
Хохот усилился.
Капитан Блад слегка побледнел и поднялся. Шум за столом стих.
– Флибустьер? – переспросил он.
Петя утвердительно кивнул.
– Ты пожалеешь, – тихо произнес укротитель и небрежно толкнул свой стакан, отчего вино залило стол и брызнуло на рубашку администратора. – Насмешки строишь, сопляк!
После этого укротитель покинул застолье.
– Он что, обиделся? – удивленно спросил Петя, ни к кому конкретно не обращаясь. – Я вовсе не хотел… Честное слово, вовсе нет. Зачем? Я сейчас же извинюсь… – Он выскочил из-за стола и хотел уже броситься на поиски оскорбленного укротителя, но его остановили.
– Не надо, дружочек, – успокаивал его пожилой коверный Вася, – сейчас только еще хуже может быть. Он мужчина нервный, к тому же цыган. Горячая кровь, сам понимаешь. Завтра извинишься. На трезвую голову. А сейчас давай пить.
Администратора усадили на место, налили стакан, потом еще один…
Проснулся Петя посреди ночи отттого, что рядом кто-то ворочался и сопел. Вокруг было абсолютно темно.
«Где это я?» – подумал любознательный администратор и попытался восстановить в памяти происшедшее. С трудом, но все же удалось вспомнить, что между восьмым и девятым стаканом он объяснялся в любви гимнастке Наташе из номера «Летающие братья Карамазовы».
«Так, значит, я у дамы», – догадался Петя. Он провел ладонью по собственному телу и обнаружил, что почти полностью раздет. Потом он робко дотронулся до того, кто лежал рядом. К его удивлению, предполагаемая гимнастка почему-то была облачена в шубу.
«Странно», – поморщился администратор и продолжил свои изыскания. На ощупь шуба была весьма добротной. От нее так и веяло теплом и уютом. Изрядно продрогший Петя поплотнее прижался к владелице роскошной шубы, продолжая между тем ощупывать ее в поисках застежек.
Внезапно предполагаемая гимнастка повернулась, и на Петю пахнуло зловонием. Потом мокрый теплый и шершавый язык стал ласково облизывать его пьяную физиономию.
Страшная догадка пронзила интеллигента. Он вскочил и что есть силы завизжал. В ответ раздалось сдержанное рычание.
Петя визжал не переставая. Своими воплями он разбудил животных, и ночной цирк стал похож на джунгли. Наконец вспыхнул свет. Администратор в одних трусах трясся, вцепившись в прутья клетки, а на другой ее стороне жался в углу перепуганный медвежонок.
Несчастного администратора извлекли из узилища и кое-как привели в чувство. Он непрерывно дрожал и дергал головой. Когда он немного успокоился, то потребовал, чтобы вызвали милицию.
– Я этого так не оставлю! – кричал он. – Мерзавец Сабатитни (от волнения он не мог правильно выговорить фамилию) у меня сядет!
– Успокойтесь, голубчик, – уговаривал его все тот же коверный Вася, – не стоит поднимать шума. Вы же пьяны были. Вон и сторож говорит, что видел, как вы возле клеток шастали. Забрели случайно. С пьяным всякое может случиться. Не надо людей волновать понапрасну.
Скандал замяли. Петя, не в силах снести унижения, исчез в неизвестном направлении, а укротитель ходил как ни в чем не бывало.
Впрочем, несмотря на некоторую нелюдимость и склонность к рискованным поступкам, Капитан Блад считался неплохим человеком и пользовался уважением. Уважали его еще и за то, что он очень любил животных, чрезвычайно редко применял физическое воздействие, холил и лелеял своих медведей, как родных детей. И звери, насколько это возможно, были привязаны к нему. И редко выходили из-под контроля.
4
Как уже было сказано, цирковые гастроли в приморском городке подходили к концу. Вместо двух представлений ежедневно давали только одно, да и на нем публики бывало не густо. Отсутствие сбора сказалось и на состоянии труппы. Артисты выступали без обычного блеска, стараясь поскорее отработать номер, но укротитель медведей Сабатини не позволял себе расслабиться. Однако в тот вечер произошло что-то странное.
Как всегда, номер с медведями завершал представление. В нем были заняты шесть животных, старый медведь Сударь, две медведицы, трехгодовалый медведь Яша и два медвежонка. Проделывали они достаточно обычные трюки: ходили на задних лапах, взбирались на тумбы и по команде перескакивали с одной на другую, изображали бокс, катались на велосипедах и даже на мотоцикле. Между медведями по арене расхаживал сам укротитель, облаченный в блестящий гусарский наряд. Он изредка отдавал команды и поигрывал длинным хлыстом.
В общем-то в командах особой необходимости не было, поскольку животные заучили свои действия до автоматизма. Правда, Яша иной раз показывал норов и пытался уклониться от выполнения какого-нибудь трюка, и тогда кончик хлыста больно щелкал его по ляжке. Но такое случалось редко.
Сегодня Капитан Блад, выйдя на залитую ярким светом арену, сразу же почувствовал, что звери ведут себя как-то не так. На первый взгляд в их поведении не было ничего странного, и все же опыт, а также доставшееся от предков чутье подсказывали: с медведями происходит что-то неладное.
Звери двигались по арене, выполняли привычные команды, но были явно возбуждены. Сначала укротитель решил, что их сегодня не кормили. Однако тут же вспомнил, что сам присутствовал при кормлении. Перед глазами всплыли большие деревянные ушаты, наполненные дымящейся овсянкой и жирной разваренной кониной.
Хотя самым беспокойным среди медведей был Яшка, Капитан Блад в душе побаивался только матерого Сударя. Впрочем, «побаивался» неподходящее слово. Гавриил Лазаренко, он же Габриель Сабатини, не боялся даже черта, не то что какого-то мохнатого увальня, однако знал, что у Сударя непростой характер и что именно от него в случае бунта можно ожидать всего.
– Приготовь брандспойт, – тихо приказал он помощнику.
Тот недоуменно посмотрел на укротителя, но послушно побежал за кулисы. Медведи между тем расселись по тумбам и приготовились к выполнению номера. Обычно они сидели, застыв в ожидании команды, словно гигантские плюшевые игрушки, а сейчас беспрерывно вертелись и озирались на публику. Хуже всего, что Капитан Блад до сих пор не мог понять причину такого их поведения. Сударь вообще повернулся лицом к зрителям и смотрел куда-то на верхние ряды.
«Кто-то в зале раздражает их, – понял дрессировщик, – но кто и почему?» Он тоже глянул в ту сторону, куда смотрел Сударь, но ничего особенного не увидел. Публика как публика…
Однако нужно было начинать номер. Капитан Блад резко щелкнул хлыстом, и медведи нехотя перепрыгнули с тумбы на тумбу. Они выполнили это упражнение, словно в замедленном кино, но все-таки выполнили. Однако звери нервничали все больше.
Капитан Блад понял – приближается катастрофа. Краем глаза он увидел стоящих у края арены пожарного с брандспойтом и помощника с хлыстом. Хоть и маленькое, но успокоение.
Зрители тоже заметили, что происходит нечто странное. По рядам прошел испуганный шумок, люди зашевелились.
Дрессировщик резко прокричал слова команды, но медведи не слушались. Они соскочили со своих тумб и сгрудились на арене.
– На место!!! – заревел Капитан Блад и изо всей силы ударил Яшку по заду. Зверь зарычал, побрел было к своей тумбе, но тут же развернулся и вновь присоединился к остальным.
Среди публики раздались испуганные крики.
Дрессировщик махнул рукой, подзывая помощника, и оба принялись орудовать хлыстами.
Удары не действовали на животных, они неотрывно высматривали кого-то в толпе, шерсть на их загривках поднялась дыбом, а медвежата жалобно повизгивали. Наконец Сударь перебрался через низенькое ограждение арены и медленно двинулся вверх по проходу.
Несмотря на то, что народу в цирке было не так уж много, истерический визг потряс его. Публика, ничего не соображая, в ужасе метнулась к выходам. Люди спотыкались, падали, топтали друг друга. В довершение пожарник запустил свой брандспойт, и струи холодной воды, предназначенные медведям, поливали кого придется.
Сударь, не обращая ни на что внимания, пробирался вверх. Капитан Блад, нещадно хлеща его и матерясь, бежал следом. В цирке стоял невероятный шум. Рычали звери, кричали люди. Словом, светопреставление. И вдруг Капитан Блад увидел того, к кому стремился Сударь. Почти на самом верху в одиночестве сидел мужчина лет сорока пяти и спокойно смотрел на происходящее. На лице его читалось насмешливое любопытство.
Медведь вплотную приблизился к неизвестному и начал его обнюхивать. Тот продолжал все так же отрешенно смотреть на зверя, не проявляя ни малейшего беспокойства. Сударь поднялся на задние лапы. Капитан Блад замер. Вот сейчас случится непоправимое. Человек тоже поднялся, и теперь он и медведь стояли друг против друга в немом ожидании. И тут неизвестный поднял правую руку, и Сударь осторожно лизнул ее, словно принужденный к покорности.
Человек усмехнулся и неторопливо пошел к выходу.
1 2 3 4 5 6 7