И хотя Манзини был бесплоден, а его жена давно покинула этот мир, Картрайт, казалось, не понял значения ретирады. Тогда из группы особо приближенных отделился Джованни Картавый. Он приблизился к Картрайту на цыпочках, почтительно склонил голову и отчетливым шепотом, так, чтобы слышали окружающие, произнес:
- "Крестный отец" всегда считал вас единственным и законным сыном. Позвольте выр... разить вам наши глубочайшие соболезнования. Последние его слова были: "Скажите сыночку Фило, что я... я..."
Джованни не договорил - его душили рыдания, и окружающие так никогда и не узнали: что же "отец" сказал "сыночку Фило". Он опустился на колени и потянулся губами к правой руке новоявленного потомка. Картрайт не противился, и Картавый без помех облобызал перстень на его среднем пальце. Вслед за Джованни на лобызание выстроилась длинная очередь.
"Король умер, да здравствует регент", - отметил про себя Картавый и скромно отвалил в сторонку.
А в это же время Роберто Томазо стоял возле покореженных останков своего бронированного шикарного авто и неистово ругался.
То, что он и его сыновья уцелели во время короткой, но жестокой битвы прямо посреди оживленного хайвея, связывающего аэропорт с Майами, нельзя было назвать чудом. И Томазо-старший прекрасно это понял. Нападавшие попросту не ставили цель убить Роберто и его сыновей.
Иначе их тела лежали бы рядом с телами десяти телохранителей. То была просто демонстрация силы и... предупреждение. Что ж, Роберто Томазо внял предупреждению.
В Медельине Фитцжеральда никто не встречал. Возле небольшого здания частного аэропорта дежурило несколько такси. Эдуард махнул рукой, и тотчас одна из них вырулила и услужливо подставила ему блестящий бок.
Фитцжеральд небрежно забросил на сиденье тонкий кейс - весь свой багаж, а сам уселся рядом с шофером. Тот вопросительно глянул на пассажира. Эдуард на плохом испанском назвал адрес, и лицо таксиста почтительно вытянулось. Вилла Доминико Соморы располагалась в самом престижном районе Медельина и, конечно, была хорошо знакома водителю такси.
Минут через сорок они уже въезжали в этот привилегированный квартал. Водитель, лихой смуглолицый парень, резко сбавил скорость, но полисмен в патрульной машине на углу проводил его машину неодобрительным взглядом обитатели квартала пользовались собственными лимузинами, и такси в районе появлялись редко.
По обеим сторонам широкой улицы, в глубине ухоженных тенистых аллей, выстроились шикарные особняки - один вычурней другого. Однако Фитцжеральд с усмешкой отметил, что у местных бонз весьма дурной вкус.
Особняк Соморы как раз выгодно отличался от других строгостью форм и отсутствием архитектурных излишеств. Такси проскочило мимо запертых чугунных ворот и притормозило возле увитой какими-то лианами калитки.
Водитель излишне торопливо отсчитал сдачу, и руки его слегка дрожали бедняга явно чувствовал себя не в своей тарелке среди окружающего великолепия. Эдуард компенсировал моральный ущерб лишним долларом. Таксист рассыпался в благодарностях, но поспешил унести колеса подальше.
Фитцжеральд остался в полном одиночестве посреди залитой солнцем улицы. В стене, сбоку от калитки, поблескивала медью табличка: "Синьор Доминико Мануэль Сомора". Под табличкой - крохотная кнопка звонка. Эдуард решительно вдавил ее два раза. Звонка он не услышал, но замок калитки щелкнул, и она отворилась.
Эдуард неторопливо зашагал по аллейке к дому. Он невольно залюбовался столетними стволами и причудливыми кронами деревьев, разноцветными птахами, порхающими вокруг, и не сразу заметил спешащего навстречу смуглолицего красавца в легком кремовом костюме. Воротник накрахмаленной рубахи молодца украшал щегольской платок, и Эдуард отметил про себя, что Алексей Мелешко точно уловил веяние здешней моды.
Красавчик остановился в трех шагах и приветствовал гостя почтительным, но сдержанным поклоном:
- Если не ошибаюсь, синьор прибыл из ЛосАнджелеса и желает видеть синьора Сомору по важному делу? - вежливо осведомился он, демонстрируя великолепную улыбку.
- Вы не ошибаетесь, - коротко кивнул в ответ Эдуард и показал свои тоже весьма недурные зубы.
- Синьор Сомора ждет вас. Я провожу.
Красавчик пропустил Эдуарда вперед и зашагал сзади.
- Как называется эта порода деревьев? - осведомился Фитцжеральд, не поворачивая головы.
- Это гигантская гевея, а вот то - бертолеция.
- Жаль, что такие красавцы не растут в нашем климате, - сокрушенно вздохнул Эдуард, - кстати... Вы не окажете мне любезность идти рядом?
Знаете... профессиональная привычка... не люблю, когда собеседник находится за спиной. К тому же вы не просто слуга-дворецкий, и это сразу бросается в глаза.
- Вы правы, - послушно догнав Эдуарда, признался красавчик, - я личный секретарь синьора Соморы.
- Синьор Рикардо, не так ли?
- Да, - немного смутился тот.
- Нелегкая у вас должность, - посочувствовал Эдуард, - и опасная. Вот бедняга Джексон...
Как преданно и старательно он служил хозяину, и что же? Впрочем, я вижу, у него достойный преемник. А скажите: дожди у вас часто идут?
Так, мило беседуя, они обогнули небольшой фонтанчик, поднялись по пологой мраморной лестнице и остановились перед массивной, черного дерева дверью с бронзовыми ручками в виде голов ягуара. Чья-то услужливая рука распахнула дверь изнутри, и Эдуард шагнул в прохладный полутемный вестибюль. Он миновал громадное зеркало во всю стену, не удостоив взглядом своего отражения, и ступил на ковровую дорожку.
Кабинет Соморы располагался на втором этаже. Рикардо проводил Эдуарда до самой двери, предупредительно постучал и, откланявшись, повторил:
- Синьор Сомора ждет вас.
Доминико Сомора и вправду поджидал Фитцжеральда, чинно возвышаясь за своим излюбленным светлым столом. Лишь только дверь пропустила гостя, он встал и с нескрываемым интересом оглядел Эдуарда с головы до ног. Эдуард спокойно ответил тем же. Обмен первыми впечатлениями длился долю секунды. Затем Сомора неуклюже вылез из-за стола и направился гостю навстречу.
Они встретились ровно на середине комнаты. Сомора по американскому обычаю протянул руку.
Эдуард крепко сжал толстые цепкие пальцы хозяина.
- Доминико Мануэль Сомора, - баском представился тот.
Эдуард замешкался.
- Да полно вам, - махнул рукой Сомора. - Мы, кажется, вышли на тот этап отношений, когда называют настоящие имена - Что ж... Вы правы. Эдуард Фитцжеральд.
- И, если не ошибаюсь, есть еще одно имя?
Отцовское?
- Отчество. Да, я русский.
- С русскими я никогда не имел дел, - улыбнулся Сомора уголкам и губ, - но думаю, мы договор имея.
И он жестом пригласил Эдуарда в угол кабинета. Здесь их ожидали глубокие кресла и столик с пепельницей из горного хрусталя. Хозяин замешкался возле резного изящного буфета.
- Что-нибудь покрепче? - радушно осведомился он.
- Не откажусь от любого прохладительного напитка.
- Да... жара в это время несусветная, - посетовал Сомора, выбирая из бара бутылки. - Знаете ли, при всем моем положении я ужасно демократичный человек. Я ведь из простых арендаторов, - балагурил он добродушно, выставляя на стол бокалы. - Вот, например, не люблю по таким пустякам беспокоить слуг. И вообще - не терплю чванства и спеси, мои друзья хорошо знают об этом и не церемонятся. Предлагаю и вам следовать их примеру. Хотите что покрепче - наливайте сами, без стеснения. Лично я предпочитаю неразведенный ром с сахаром. Вот сигары, - он подвинул Эдуарду ящик и грузно опустился в свое кресло.
- А знаете, - продолжал он, отведав излюбленного напитка, - я вас представлял несколько иначе.
- Постарше? - усмехнулся Фитцжеральд.
- Нет, вовсе не это. Просто у вашей фирмы такая вывеска, что я ожидал встретить этакого чинушу в сутане и с четками. Кстати: фанатов такого типа я всегда опасался. Они лживы, бескомпромиссны и слепы - как в принципе, наверное, и любые фанатики.
- А разве вы не воспитываете в своих подчиненных фанатизм?
- Ни в коем случае! Я просто требую беспрекословного подчинения закону - нашему закону, - подчеркнул Сомора, - и хорошо плачу за работу. Единственно, во что мои люди свято верят, так это в неотвратимость наказания в случае предательства. Это мое кредо. А разве у вас другие принципы?
- Несколько иные, - уклонился Эдуард от ответа.
- Впрочем, это не важно, важен результат.
А признайтесь, ведь старый пройдоха Сомора таки припер вас к стенке, а?
Возразить на это Эдуарду было нечего.
"Старый пройдоха" действительно припер всех к стене. Причем припер в тот момент, когда казалось, что сам загнан в угол и деваться ему некуда. И сделал он это столь нетрадиционным, но действенным способом, что Сергей Надеждин даже усомнился: уж не начитался ли синьор Доминико Мануэль классиков марксизма-ленинизма?
Суть способа Соморы состояла в том, что он объявил забастовку. Самую что ни на есть настоящую забастовку. Он расторг все контракты с заокеанскими партнерами и наотрез отказался поставить кому-либо хотя бы унцию кокаинового порошка.
Кокаин в Штатах от Соморы получали "семьи"
Лича, Магоини и Томазо. Половину товара "семьи"
сбывали в подконтрольных штатах сами, а половина шла в обмен на героин.
Героиновым бизнесом занимались четыре "семьи" "великолепной семерки". Эти "семьи"
имели собственные каналы контрабанды, своих торговцев и поставщиков. Героин шел в основном из "Золотого треугольника" ["Золотой треугольник" горный район на стыке Бирмы, Таиланда и Лаоса.].
Одержав победу в войне с "семьями" Манзини и Лича, "русская группа", возглавляемая Фитцжеральдом и Саяниди, рассчитывала, что возьмет полный контроль над деятельностью побежденных "семей" и над Соморой. Тут-то синьор Доминико и поднес всем под нос кукиш, и контролировать оказалось нечего. Для кокаинистов Калифорнии и Флориды настали "черные" времена. Такого вся история наркобизнеса в штатах еще не знала. С подпольных складов выгребались последние запасы крэка. Их хватило на две недели. Вслед за кокаином стал исчезать героин.
"Героиновые семьи" отказались поставлять товар "семьям" Картрайта, Томазо и Гвичиарди, сменившему Лича, за деньги. Они требовали крэк, а не доллары.
Цены на героин сразу взвинтились втрое, а на калифорнийских и флоридских "наркорынках"
появились коммивояжеры северных "героиновых" "семей".
Первыми во Фриско и Лос-Анджелесе появились агенты Бальдоссери. Конечно же, Картрайт и Томазо не взирали умильно на такой открытый грабеж. Уже через три дня морги Сан-Франциско, Лос-Анджелеса и Окленда походили на скотобойни Чикаго. Папа Бальдоссери схватился за голову и приказал трубить "отбой". Увы! Его примеру не последовали три остальных "героиновых" братства.
Назревала новая междуусобная война. А между тем наркоманы уже грабили аптеки и больницы. И тогда Томазо-старший отправил в Медельин к Соморе старшего сына.
Едва его самолет вырулил на посадочную полосу, как навстречу ему выехали три бронированных "Мерседеса". Винченцо Томазо спустился по лесенке с улыбкой и ступил на нагретые плитки аэродрома. Из головного "мерса" выкатился ловкий красавчик и направился к нему. Винченцо вяло протянул ему руку с золотым перстнем на среднем пальце.
Красавчик нагло проигнорировал царственный жест и с ходу довел до сведения Томазо-младшего, что у того очень мало времени - ровно столько, сколько требуется, чтобы подняться в самолет, заправиться и лечь на обратный курс.
Винченцо вспыхнул и затребовал объяснений.
Красавчик охотно пояснил, что его хозяин садится за стол только с достойными партнерами и не якшается с их слугами.
Винченцо закусил в бешенстве губу и смерил наглеца с ног до головы гневным взглядом. Но тот невозмутимо скалил ослепительно белые зубы и ничуть не смущался. С каким бы наслаждением Томазо съездил ему по клыкам! Даже рука дрогнула. Но Винченцо удержался.
- Ладно, - чужим сдавленным голосом посулил он. - Я тебя, собака, хорошо запомнил. Еще посчитаемся.
С лица красавчика, к удовольствию Винченцо, слетела улыбка. Он злобно сверкнул черными глазами и прошипел в ответ:
- Долгая память укорачивает глупую голову.
Винченцо, казалось, не слышат ответной угрозы. Он окинул отсутствующим взором дали, развернулся на каблуках и нырнул в свою "Савойю". Вслед за ним поторопились два телохранителя.
После Томазо рискнули попытагь судьбу и Картрайт с Гвичиарди. Увы! Их ожидал еще более суровый прием.
Тогда предприимчивые "отцы" сунулись бьио в Перу и Боливию. Здесь их ожидал радушный прием, но... вежливый отказ. Отказ мотивировался тем, что весь урожай нынешнего года предназначен Европе - согласно контрактам, но вот в следующем году...
Конечно же, "отцы" не удовлетворились таким объяснением. Они навели справки и выяснили, что накануне их визита в Боливии и Перу уже побывал синьор Сомора. Он навестил местных кокаиновых баронов, поделился с ними планами на будущее и, как бы вскользь, дал понять, что смешает с дерьмом каждого, кто попытается этим планам помешать.
Цену обещаниям Соморы, даже брошенным вскользь, хорошо знали во всей Южной Америке, потому-то торговая миссия американских "отцов"
с треском провалилась.
Тогда Картрайт попытался снова собрать "совет семерых". Это ему удалось. Но когда семеро "кзмпо" собрались в Майами, вместе с поздравительной депешей, выдержанной, правда, в ироническом стиле, пришел ультиматум синьора Соморы.
В ультиматуме Сомора уведомлял, что будет вести торговые операции только с "небесными братьями", а остальные "кокаиновые семьи" пускай кормятся из их рук. А если они этого не хотят, то пусть убираются к чертовой бабушке.
И тогда Эдуарду Фитцжеральду пришлось срочно вылететь в Медельин.
- Знаете, когда я окончательно убедился, что с вами можно иметь дело? прищурился Сомора.
Эдуард отрицательно махнул головой.
- Когда узнал, что прибыли вы обыкновенным рейсовым самолетом, без охраны и с одним кейсом в руках.
Фитцжеральд рассмеялся:
- Не понимаю: какая же тут связь с моими деловыми качествами?
Сомора многозначительно поднял палец:
- Связь есть! Как вы думаете, почему именно Манзини, а не кто другой, достиг высшей точки своей карьеры и высшей власти?
- Тут много причин. Разве можно определить в двух словах?
- Можно, можно, - заверил Сомора. - Пьетро трудился ради идеи, во имя идеи, а не собственного тщеславия. Он был скромен и бескорыстен лично, хотя ему и принадлежал весь мир. А вот Томазо чересчур тщеславен, а Картрайт еще и алчен.
Для них важна не только власть, но и внешние ее атрибуты. Они никогда не достигнут высот Манзини.
- А что это за идея? - иронично прищурился Эдуард.
- Честь и могущество "семьи", клана, Италии, наконец. Они ведь и в Штатах остаются теми же сицилийцами и корсиканцами. Разве не так?
- Так, - кивнул Фитцжеральд согласно.
- И в этом их сила. Но, кажется, и вы, русские, это понимаете, поэтому я буду иметь с вами дело. А теперь об этом самом деле. Никаких двадцати пяти процентов ни вам, ни кому другому я платить не намерен. Угроз я тоже не боюсь. А товар я вам поставлю - и только вам.
- Хм... - с сомнением покачал головой Фитцжеральд. - Признаться, у нас были несколько иные планы.
- Да знаю я эти ваши планы, - пренебрежительно отмахнулся Сомора. - Вы собираетесь контролировать, верней рэкетировать, всю американскую мафию и при этом не заключать никаких торговых сделок, не вмешиваться ни в шоу-бизнес, ни в проституцию. Эдакий чистый "королевский" рэкет. Так?
- Так.
- Не выйдет, - твердо отрезал Сомора.
- Это почему? - откинулся на спинку кресла Эдуард.
- Потому что так не бывает, и... я не хочу этого. Да и никто не хочет. Вас попросту раздавят, как пойманного в постели клопа, - и все. Так что принимайте мое предложение. Я сильный и порядочный партнер. Вы в этом уже убедились. А вместе мы раздавим любого в этом мире. Пусть товар идет по старым каналам через Картрайта, Томазо, Гвичиарди, но хозяином будете вы, и только вы.
Ну что, - Сомора поднял бокал, до половины наполненный ромом, - за успех совместного предприятия, синьор русский?
- Что ж, - развел руками Эдуард. - -Быть тому.
За окном бушевал настоящий тропический ливень. Он громко шелестел листвой, травой, покорно согнувшейся под его тяжестью. Тугие струи выбивали на подоконнике барабанную дробь и сами дробились на миллиарды блестящих шариков.
Шарики летели во все стороны, сливались и тяжелыми каплями падали на пол и на ботинки Алексея Мелешко.
Алексей стоял уже в маленькой лужице возле распахнутого настежь окна, но это его нисколько не смущало. Он любил дождь. Дождь всегда его убаюкивал - и даже маленький домик на окраине Медельина казался ему теперь уютным и покойным.
Джеймс Мейсон беззаботно покачивался в кресле-качалке, дымил сигаретой и с интересом наблюдал за охотой юркого длинноногого геккончика.
Геккон, постоянный обитатель этой комнаты, нисколько не стеснялся присутствием гостей Он проворно шнырял по стенам, потолку и старательно подбирал насекомую мелочь, укрывшуюся в помещении от дождя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39