– Где вы так загорели? – спросила Майя майора-танкиста, на лице которого светлели лишь зубы да волосы. – По всей видимости, отдыхали где-нибудь?
– Шила в мешке не утаишь, фрейлейн Майя, – рассмеялся майор. – Все меня об этом спрашивают, а некоторые даже с завистью. Хотел бы я, чтобы они так отдохнули и позагорали под африканским солнцем, в пустыне! Не понимаю, зачем нам нужен этот песок Африки. Это не для нас, европейцев. Слава богу, вся моя дивизия переброшена теперь на восточный фронт. Но рассказывают: здесь гораздо легче сложить голову.
– У каждого свои заботы, – заметил майор Франц Клюге, летчик. – Кое-кому, например, надо менять Ровно на Орел. Не очень это приятно, господа, хотя я и уверен, что вернусь оттуда с «дубовыми листьями». У меня теперь новый самолет, он быстр, как пуля.
– Завидую вам заранее, – вмешался в разговор Зиберт. – Может ли быть большая честь для немцев, чем получить лично из рук фюрера награду за успехи в борьбе против большевиков!
Зиберт обнял Клюге и выпил с ним шампанского на брудершафт. Раздались спонтанные аплодисменты. Майя подошла к Клюге, поцеловала его в щеку и пожелала новых побед в небе.
Вечеринки и приемы в салоне пани Лисовской были важным источником информации для советской разведки.
Знакомство с Лисовской и Майей существенно расширило возможности Зиберта, особенно в том плане, что теперь он мог свободно, по собственному выбору, приглашать гостей в дом, который пользовался благосклонностью и хорошей репутацией у абвера и гестапо.
«Привет от Попова»
В один из вечеров в салоне пани Лисовской появился новый гость – Грабнер, начальник политического отделения концлагеря Аушвиц. Он прибыл в Ровно в рейхскомиссариат «Украина», чтобы обсудить вопрос об отправке новых жертв в концлагерь. На улицу Легионерскую Грабнера привел друг его юности доктор Альберт Франк, который называл квартиру пани Лелы «маленьким Гейдельбергом», поскольку там он обычно разглагольствовал на философские темы.
О личности Грабнера и его деятельности убедительно свидетельствует донесение, которое он направил Гиммлеру по возвращении из Ровно. В письме говорилось:
«Составы с заключенными, предназначенными для умертвления в газовых камерах, прибыли на сортировочную станцию Биркенау. Здесь людей выгрузили из товарных вагонов, построили в шеренги и забрали у них все личное имущество. Затем отобрали детей и молодежь до 18-летнего возраста и направили их в газовые камеры. В соответствии с инструкцией то же самое сделали с теми, кто старше пятидесяти лет. Остальные заключенные должны были пройти комиссию, членами которой были начальник охраны лагеря, лагерный врач, начальник политического отделения и начальники бараков. Заключенный должен был предстать перед комиссией нагим. Если обнаруживали беременных женщин, их сразу же направляли в газовую камеру. Остальных строили и рассчитывали на первый-второй. Первый номер означал жизнь, второй – смерть. Поскольку крематории не успевают сжигать трупы, мы разводим дополнительные костры на улице. Комендант лагеря оберштурмбанфюрер Гее приказал бросать в костер людей живыми, особенно детей».
На вечеринке Грабнер не скупился на комплименты в адрес Лисовской, но она выслушивала их без видимого интереса. Затем разговор зашел о новом тайном оружии, о котором ходили упорные слухи.
– Новое секретное оружие, созданное гением немецкой нации, сровняет с землей Москву, Ленинград и все остальное, – высокопарно заявил майор Клюге. – Смею заверить вас, господа, что я имел честь лицезреть это оружие собственными глазами.
– Полностью согласен с вами, – с серьезным видом вмешался в разговор обер-лейтенант Зиберт. – Я тоже кое-что знаю об этом оружии. Слышал, что скоро вся наша армия будет полностью перевооружена, начиная от личного оружия и кончая самолетами и орудиями. Вот вам всего лишь один небольшой пример. Недавно, во время поездки в Берлин, мне подарили пистолет новой конструкции. Таких пистолетов в других странах нет. Это вальтер с двойным магазином, в котором помещается четырнадцать патронов. Полюбуйтесь на него, – и Зиберт вытащил из кобуры свой вальтер и положил его на ладонь левой руки.
– Не важничайте, обер-лейтенант! – сказал майор инженерных войск со шрамом на руке. – Я раньше вас имел такой вальтер. Это оружие создано довольно давно, и скоро оно поступит в войска в массовом порядке. Я же лишился своего пистолета при довольно трагических обстоятельствах. Не дай вам бог такое пережить!
– Расскажите, пожалуйста, про этот случай, – попросила майора Лидия. – Вас так интересно всегда слушать.
– В тот печальный день, господа, если вы помните, погибли майор фон Райс и зондерфюрер Гаан. Мы втроем возвращались из Винницы в сопровождении нескольких солдат. Неожиданно на нас напали бандиты.
Майор сделал паузу и затем продолжил свой рассказ:
– У меня был при себе точно такой же вальтер, какой показывает нам сейчас обер-лейтенант Зиберт. Я успел сделать из него несколько выстрелов и, судя по крикам, кого-то или убил, или ранил. Но и сам я был ранен в правую руку. Вот, посмотрите, – майор показал шрам на запястье. – Был мороз, снег – по колено. Все же, благодарение богу, мне удалось выскочить из машины и скрыться в придорожном лесу прежде, чем подбежали партизаны. Но номер того пистолета я помню и сейчас – 46710.
«Кажется, я дал промашку, – подумал Кузнецов. – Ну да ладно, будь что будет». Он, не таясь, посмотрел на пистолет, который все еще держал в руке, затем поднес его к губам и поцеловал. На вороненой стали достаточно отчетливо проступали злополучные цифры – 46710. «А что, если кто из присутствующих захочет посмотреть пистолет?» Невольно подумалось, что в комнате у него имеется автомат, да и пистолет заряжен полностью. Четырнадцати патронов хватило бы, чтобы изрешетить всю компанию, пока они разберутся и поймут, что к чему. Но это означало бы конец его разведывательной работы в Ровно…
В этой обстановке Кузнецов, как свидетельствуют А. Лукин и Т. Гладков, сумел мгновенно найти единственный, удивительно точный психологический ход, чтобы исправить ошибку.
Медленно, чуть ли не ритуальным движением, он поднес пистолет ближе к глазам, развернул его стороной, где был выбит номер, и несколько мгновений рассматривал его.
– Какой номер, вы сказали, был у вашего вальтера?
– 46710, – ответил майор.
– Тогда я сдаюсь, – с добродушной улыбкой проговорил Зиберт, как бы признавая превосходство майора. Этот номер больше. Значит, вы имели такую замечательную вещицу раньше меня… Яйца курицу не учат! – шутливо заключил он и спокойно положил злополучный пистолет в кобуру.
Лисовская заметила, что Зиберт несколько изменился в лице и как-то весь напрягся, когда майор рассказывал о происшествии с его вальтером. Она не могла объяснить себе, что с ним происходит, но чувствовала, что ему сейчас нехорошо, и в душе хотела, чтобы он одержал верх в словесном поединке с майором. Этот необычный Зиберт (ему было в то время 32 года), сын прусского дворянина, человек богатый, веселый, общительный, всесторонне образованный, вызывал у нее двоякое чувство.
Своим внешним видом, манерой поведения, культурой он привлекал внимание Лисовской. Но она особенно ненавидела представителей интеллектуальной фашистской элиты, которая философскими рассуждениями пыталась оправдать свои гнусные преступления.
– У обер-лейтенанта Зиберта голос соловьиный, а когти ястребиные, – доверительно говорила она Гнидюку. – Я не могу забыть ни на минуту, что этот холеный нацист получил свои награды за то, что безжалостно убивал поляков и русских… Нет-нет, получит он от меня чашу с отравой в дополнение к своим фашистским крестам.
– Это была бы ваша фатальная, самоубийственная ошибка, – ответил Гнидюк. – Немцы сразу бы раскрыли и вас, и многих других. В городе начался бы террор, что значительно затруднило бы ведение подпольной работы. Прошу вас не трогать Зиберта. Это мнение не только мое, но и командования отряда.
– Поверьте, Болек, мне легче, когда я имею дело с каким-нибудь фашистом-дегенератом, чем с фашистом-интеллектуалом, претендующим на изречение истин. Нет, я отравлю его!
Лидии становилось с каждым днем все труднее сдерживать свое желание уничтожить Зиберта. А она была не из таких, кто отказывается от задуманного.
Кузнецов заметил это и запросил Москву. Центр ответил, что он может открыться Лисовской с помощью старого пароля: «Привет от Попова!»
До получения этого разрешения Кузнецов на вся кий случай уехал из Ровно. Вернулся он в город лишь получив сообщение Вали Довгер о прибытии в «украинскую столицу» министра третьего рейха и теоретика фашистской партии Альфреда Розенберга.
Ликвидация Розенберга накануне Курской битвы вызвала бы сильный резонанс в мире, угнетающе подействовала бы на солдат вермахта и, наоборот, с удовлетворением была бы встречена бойцами Красной Армии. Во всяком случае эта акция возмездия усилила бы тревогу в фашистской верхушке, которая и так уже теряла уверенность в себе. Исходя из этого, Медведев поручил Кузнецову подготовку и осуществление ликвидации одного из фашистских главарей.
Непосредственными исполнителями приговора были назначены Михаил Шевчук и Петр Ершов. Однако, вопреки первоначальной программе, Розенберг в Ровно не приехал. Он задержался в войсках, где проводил совещания с армейскими пропагандистами, пытаясь поднять их моральный дух обещаниями грядущих побед. В один из дней подготовки акта возмездия против Розенберга Кузнецов решил открыться пани Лисовской. Выбрав момент, когда они были в доме одни, он зашел к Лидии в комнату и непринужденно сказал:
– Все забываю передать вам привет. Извините, я должен был сделать это давно.
Лисовская не проявила к его словам особого интереса, лишь подернула плечами.
– Откровенно говоря, ваши приветы не очень меня интересуют. Большинство ваших приятелей я предпочла бы не видеть вообще.
– Я хочу передать вам привет от человека, который наверняка не относится к тем, кто вам противен, Лида. – Кузнецов скрестил руки на груди, улыбнулся и, глядя прямо в глаза Лисовской, отчетливо произнес: – Привет от Попова!
Лисовская была ошеломлена, тем более, что слова пароля Зиберт произнес на чистом русском языке. До этого они говорили лишь по-немецки.
* * *
В небе над городом повис серп луны. Сквозь открытое окно в комнату вливается тяжелый запах гвоздики. Издалека доносится мелодия какой-то песни. Лидия в задумчивости положила голову на руки. Она чувствует себя разбитой, сердце охвачено тревогой и печалью.
Много часов ее мучает один и тот же вопрос, на которые она не находит ответа. Неужели гестапо и абвер вышли на ее след? Возможно ли, что сероглазый обер-лейтенант – их человек или он не немец, а действительно Грачев? Нет, конечно же он немец, хотя, может быть, он наш?
Лисовская медленно поднялась с дивана, тяжело вздохнула и зашагала по комнате. «Нет, конечно же он наш! Не случайно, видно, я ему и симпатизировала и боялась его одновременно. Нет ничего страшнее самого страха. Хотела убить его, так как боялась сама себя. Боялась, что не смогу обуздать свою ненависть к нацистам. А он, оказывается, наш! Наш он, пусть теперь будет хоть русским, хоть немцем!»
Девушка с Голубого Дуная
– Поймите, доктор, мне неприятно ходить в немецкой военной форме. Я постоянно чувствую, что живу среди врагов. Даже для местных жителей, кто я? Герр офицер, герр Зиберт, то есть враг! И я не имею права сказать им, кто я на самом деле. Значит, я никому не могу довериться – ни своим, ни чужим. Во всем я должен сомневаться, все проверять и перепроверять. Нервы не выдержали бы, если бы не удавалось время от времени побывать в отряде. Здесь, среди своих, я словно сбрасываю тяжелое бремя постоянной опасности и могу свободно вздохнуть, расслабиться, – жаловался однажды Кузнецов врачу Альберту Цессарскому.
Кузнецов никогда не забывал, что гитлеровцы подозревают наличие в городе советских разведчиков. Иногда им удавалось находить убедительные тому доказательства. Работа по раскрытию сети советской разведки велась постоянно и широко. В гестапо и абвере трудились профессионалы, умевшие находить следы, которые неизбежно оставлял противник.
Полицейский режим в Ровно отличался исключительной строгостью. Поэтому советской разведке было нелегко работать в этом городе. В связи с этим особую важность приобретал вопрос о документах для разведчиков.
В общей сложности документы у разведчиков из группы Кузнецова гестаповцы, абверовцы, жандармы и военные патрули проверяли свыше четырехсот раз.
Много раз проверяли документы и у Пауля Вильгельма Зиберта, включая проверку со стороны личной охраны рейхскомиссара Коха. В отряде проявляли особую заботу о том, чтобы все данные в «служебной книжке» Зиберта были в полном порядке. В ней было немало всякого рода записей: о наградах, перемещении по службе, о присвоении очередных званий – сначала «обер-лейтенанта», а затем – «гауптмана». Немцы и представить не могли себе, что человек, который говорил по-немецки так, словно вырос в Берлине, был инженером с Урала, стопроцентным русским.
В один из первых дней после начала Курской битвы документы у Кузнецова проверяли трижды. Два раза это делали офицерские патрули, а третьим проверяющим оказался пехотный полковник. Внимательно изучив его документы, полковник неожиданно спросил:
– Где вы питаетесь, обер-лейтенант?
Зиберт назвал несколько мест.
– Странно, я знаю в лицо всех офицеров гарнизона, а вас вижу впервые.
Зиберт учтиво объяснил, что в силу особенностей своей службы он не находится в городе постоянно, а появляется здесь время от времени.
Хотя документы у него были в порядке, Кузнецов обеспокоился. Тройная проверка на протяжении одного дня могла, конечно, оказаться случайностью, ну а если это было результатом какого-либо упущения с его стороны или, наконец, следствием какой-либо другой серьезной причины? На всякий случай в отряде решили, чтобы Кузнецов на время затаился и несколько дней не выходил в город.
Вечером того дня Кузнецов встретился с Валей Довгер, которая сообщила, что утром в Ровно тайно побывал Альфред Розенберг, и поэтому на главных улицах города документы проверяли у всех без исключения. В рейхскомиссариате, сказала Валя, царило необычное оживление, непрерывно поддерживалась телефонная связь с Берлином и фронтом, ответственные работники канцелярии целый день не покидали своих кабинетов. В резиденции Коха в последние дни побывало необычно много генералов и старших офицеров.
– Немцы чего-то ждут. Предстоит какое-то важное событие, – заключила Валя.
Нет необходимости говорить о том, что вся эта информация была немедленно передана в Москву.
Кроме обычных для немецкого офицера документов Кузнецов имел еще два – специальный пропуск абверовской службы и гестаповский жетон за номером 4885. Пропуском и жетоном, которые давали большие права, он пользовался в самых исключительных случаях – всего несколько раз.
Но у Кузнецова не было в Ровно законного жилья. Заявление на прописку следовало подавать в военную комендатуру и полицию. Этот путь был заказан ему, так как обер-лейтенант Зиберт нигде не числился в качестве военнослужащего вермахта. Даже самая поверхностная проверка установила бы, что он «человек со стороны».
Кузнецов вел кочевой образ жизни, находился в постоянном движении, менял квартиры и местонахождение. Его мобильность намного возросла, когда ему пришла идея пользоваться автомобилями, «позаимствованными» у немцев – в гараже рейхскомиссариата, в гарнизонной комендатуре или в какой-либо воинской части. В зависимости от характера и продолжительности операции автомобили использовались или с подлинными номерами, или с новыми. Иногда захваченные автомобили перекрашивались и использовались многократно.
Шофером у Кузнецова был его бесстрашный соратник Николай Струтинский. В машине всегда содержался солидный запас всякого рода сувениров, которые помогали галантному обер-лейтенанту в деликатных ситуациях, облегчали заводить новые знакомства.
Однажды после полудня Пауль Зиберт «случайно» познакомился на почте с красивой немкой Лотой Гейне, одолжив ей авторучку, чтобы написать адрес на посылке. Как бы ненароком, увидев то, что она написала. Зиберт воскликнул:
– Неужели вы из Тутлингена, что на берегу прекрасного голубого Дуная? Так мы же почти земляки с вами! Как случилось, что из такого райского местечка вас забросило в эту русскую пустыню, фрейлейн?
– Господин обер-лейтенант тоже из Тутлингена.
– Нет, я из Ульма, это ниже по течению. Но я не сдержался, когда увидел, что мы с вами почти из одних мест, простите!
Молодая немка заинтересовала Кузнецова по многим причинам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25