– Что-нибудь в школе случилось? – сразу же спросила мама. – Меня вызывают?
Но в школе всё было нормально – ни вызовов, ни двоек. Сын здоров, в квартире всё цело. Мама терялась в догадках.
– А… – Задать очередной вопрос мама не успела. Разгадка пришла сама. Дымке надоело дожидаться решения своей судьбы на кухне, и она возникла на пороге комнаты.
– Это ещё что такое? – грозно спросила мама.
– Это Дымка. Мам, она потерялась. Давай мы её оставим, – упрашивал Кореньков.
– И не думай, – сказала мама. – Только собаки мне не хватает.
– Мам, да она маленькая, – умолял Кореньков.
– Маленькая не маленькая, а хлопот не оберёшься.
– Я её сам буду кормить и гулять с ней сам буду. Знаешь, когда дети растут с животными, они лучше воспитываются. Вон по радио говорили. Я и учиться буду лучше, – пустил он в ход свой самый убедительный довод. Но мама была непреклонна.
– Зачем ты её вообще забирал? Сам же говоришь, что она потерялась. Хозяин теперь ищет, волнуется. Пойди и немедленно отведи собаку обратно.
– Ну, мам, – заныл Кореньков, но мама решительным шагом направилась на кухню, давая понять, что считает дискуссию законченной. Кореньков надел пальто, вздохнул, свистнул собаке и двинулся вниз по лестнице. Собака покорно и доверчиво шла за ним.
– Ну, что мне с тобой делать? – сказал Кореньков собаке. Собака глядела преданными глазами. Кореньков вдруг сорвался и помчался по улице. Он бежал, чуть не налетая на прохожих, перебегал дорогу в неположенном месте в надежде, что собака отстанет и потеряется. Но та неустанно и весело бежала за своим новым хозяином. Отделаться от неё не было никакой возможности.
«Может, Наташа Бочкарёва возьмёт? – с надеждой подумал Кореньков. – Ведь она животный мир собирает».
Вместе с собакой Кореньков поднялся по лестнице в дом, где жила Наташа. Позвонил. Двери ему открыла Наташина бабушка – невысокая, кругленькая, в цветастом переднике.
– Здравствуйте, – вежливо поздоровался Кореньков, – Наташа дома?
– Наташи нету, – сказала бабушка. – Пошла погулять. А ты, если хочешь, зайди, подожди её.
– Я? – сказал Кореньков, горестно раздумывая, как быть, и, набравшись смелости, спросил: – А собака вам не нужна? Очень хорошая собака, наполовину – шпиц, наполовину – пудель.
– Вот эта? – с сочувствием посмотрела Наташина бабушка. – Милый, у нас ведь есть собака.
– Жаль, – сказал Кореньков. – Ну, я пошёл.
– А что Наташе сказать? – спросила бабушка.
– Скажите, что приходил Кореньков с собакой, – сказал Кореньков.
Кореньков снова шёл по улице. Собаку теперь он нёс на руках. Он ощущал её тёплое тельце с бьющимся сердцем. Чувствовал под рукой мягкую шёрстку. Темнело. Оживлённо было возле магазинов. Кореньков с собакой на руках остановился возле дверей гастронома. Он внимательно всматривался в лица входивших и выходивших людей, выбирая, к кому обратиться. Наконец, ему показалась подходящей молодая женщина с добрым лицом:
– Тётенька! – окликнул её Кореньков. – Вам не нужна собака?
– Собака? – переспросила женщина, наклонилась, погладила собаку по шёрстке, сказала с сожалением: – Нет, мальчик, не нужна.
И опять стоял Кореньков, высматривая подходящую кандидатуру.
– Вам не нужна собака? – спросил он мужчину средних лет с усами.
– Собака? – не сразу понял тот. – Да разве это собака, – засмеялся он. – Это недоразумение, а не собака.
Больше Кореньков никому собаку не предлагал. Он молча постоял еще некоторое время возле гастронома, уже ни к кому не обращаясь, а потом снова пошёл по улице со своей ношей.
Странное дело: до сегодняшнего дня жил Кореньков, не ведая об этом четырёхлапом существе с лохматой шерстью и хвостом с кисточкой на конце. И жила эта собачья личность своей собачьей жизнью без помощи Коренькова. Может быть, был у неё хозяин, который заботился о ней, может быть, не было, и вела она своё самостоятельное бездомное существование. Сама добывала себе пропитание, сама искала ночлег, сама справлялась с тоской одиночества. И вдруг нежданно-негаданно пересеклись их пути в холодный этот день возле киоска с мороженым. Собственно говоря, что случилось? Откусил Кореньков уголок от брикетика мороженого – на, угощайся, не жалко, провёл несколько раз по влажной грязной шёрстке, заглянул в тёмные, таинственно мерцающие глаза, и всё, привет, я пошёл по своим делам, и ты ступай куда знаешь. Но вот поди ж ты!
Невесть откуда и почему навалилось на него это тяжкое бремя ответственности. Вон сколько людей шагало по улицам, и никто не чувствовал себя обязанным позаботиться об этой ничейной собаке. А Кореньков чувствовал. Хотел, но не мог избавиться от этой заботы. У него замерзли руки, потому что варежки он, как всегда, забыл дома, и сам он порядком устал. Он с завистью подумал о Борьке Авдееве, который ушёл на свою секцию, теперь уже давно сидит дома и знать ничего не знает. А его, Коренькова, мама очень будет ругать за то, что пропал на столько времени, не явился даже к ужину. И что-то нужно было придумывать с собакой.
Он и сам не знал, почему оказался в Гвардейском переулке. Когда он позвонил в квартиру Полуниной, дверь открыла сама Анна Николаевна. Несколько секунд (Коренькову казалось, что это продолжалось очень долго) она молча смотрела на мальчишку с собакой. Потом спросила:
– Принёс?
Кореньков помотал головой.
– А зачем пришёл? Может быть, помогать? – в голосе Анны Николаевны была неприкрытая ирония. Старуха изучающе смотрела на Коренькова, его красные от мороза руки, прижимавшие к груди грязно-белую собачью шерсть.
– Её Дымкой зовут, – сказал вместо ответа Кореньков. И не спросил, а почти что выкрикнул в отчаянной, последней надежде: – Можно она у вас поживёт?
Анна Николаевна молчала.
– А фрегат я починю, – чуть слышно добавил Кореньков и опустил голову. Он не знал пока, как, но был уверен на все сто – «Палладу» он починит.
«Павлик тоже хотел собаку, – думала Анна Николаевна. – А я не разрешала. Ну почему я не разрешила ему тогда?! Думала – сейчас не время, потом, когда-нибудь ПОТОМ». Уж кто-кто, а она знала, что ПОТОМ не всегда приходит в нашу жизнь. И вот ему, этому мальчишке, тоже, наверное, говорят «потом». И она сказала глуховато:
– Пусть поживёт.
И опять Света с Наташей пришли уже по знакомому адресу в дом 23 по Гвардейскому переулку и позвонили в квартиру 89. Дверь, как и в тот раз, открыла Анна Николаевна. Она молча посмотрела на девочек, но дверь захлопывать не стала. Просто оставила её открытой и так же молча зашлёпала по длинному полутёмному коридору в свою комнату. Девочки шли следом за ней.
– Светка, смотри – собака! – закричала Наташа, как только они вошли в комнату. – И какая хорошенькая!
– У вас её в прошлый раз не было? – спросила Света.
– Не было, а теперь есть, – сказала Анна Николаевна. У нас тоже есть собака, Кинг – сказала Наташа. – А вашу как зовут?
– Дымка. Хорошая собака, не пачкает и умная, – похвалила Анна Николаевна.
Наташа наклонилась над собакой, гладила её, приговаривала:
– Умница, умница!
Света сказала:
– А мы вам концерт покажем. К Международному женскому дню Восьмое марта. – И так как Анна Николаевна ничего не ответила, стала поспешно уговаривать: – Очень хороший концерт! И монтаж будет, и танец маленьких лебедей из балета «Лебединое озеро». Вы, наверное, видели по телевизору? – Тут она обвела глазами комнату и удивлённо спросила: – А где ваш телевизор?
– Нет у меня никакого телевизора, – ответила Анна Николаевна.
– Как это нету? – удивилась Света. – Телевизоры у всех есть.
– А у меня нету! Хватит, что у соседей гремит и гремит.
А ещё вдруг заметила Света, что на этажерке вместо трёхпарусного фрегата с надписью «Паллада» стоит другой, очень неуклюжий кораблик.
– А кораблик ваш где? – воскликнула она.
И тут Анна Николаевна совсем непонятно почему рассердилась:
– А тебе что за дело?
«Сердитая какая старуха», – подумала Света и испугалась, что Анна Николаевна не разрешит им прийти с концертом, и тогда окажется, что они не выполнят поручения. Поэтому она пробормотала:
– Да я просто так спросила.
– Так, значит, и спрашивать нечего.
Всё-таки против концерта она не возражала, и девочки ушли довольные.
Танец маленьких лебедей

В квартире 89 дома 23 по Гвардейскому переулку уже не удивлялись, когда раздавался в коридоре один дребезжащий звонок – к старухе Полуниной. Заявлялся мальчишка, старательно вытирал ботинки об половичок у входных дверей, шагал в комнату старухи. Там тотчас же поднимался радостный собачий визг, и вскоре мальчишка выходил из комнаты, держа на руках собаку. Так на руках опасливо проносил он её взад-вперёд по ничейной территории коридора на прогулку и обратно. А недавно, когда прихворнула маленькая дочка Валентины, первоклассница Вика, и Валентина по больничному сидела с ней дома, пришли две девочки – опять же к старухе. Маленькая Вика каждый раз, услышав звонок, выскакивала в коридор, с молчаливым любопытством смотрела на мальчишку с собакой. Жиденькие хвостики, прихваченные жёсткими капроновыми бантами, торчали над её головой, как ушки на макушке.
– Мам, а кто он ей, старухе? – как-то спросила Вика, называя соседку Анну Николаевну просто старухой, как обычно звала её сама Валентина.
– Никто, – отвечала Валентина.
– А чего он ходит?
– Ну, ходит и ходит, – недовольно сказала Валентина и прикрикнула: – Не вертись в коридоре, из дверей тянет, ещё надует!
Когда пришли те две девочки, Вика опять задала тот же, видимо занимавший её вопрос:
– Мам, а они – кто? Тоже – никто?
– Отстань, – отмахнулась Валентина.
Сегодня, в субботний день, все соседи были дома. Даже маленькая Вика, обычно остававшаяся на продлёнке до вечера, вернулась из школы рано. В субботние нерабочие дни люди иной раз работают больше, чем в остальные – рабочие. Недаром по понедельникам Валентина, придя в своё ателье, где она работала приёмщицей лёгкого женского платья, поставив в угол возле батареи сапоги и достав из ящика в столе разлапистые, но удобные туфли, переобуваясь, жаловалась: «Ох, и устала я за эти выходные, будь они неладны!» «Да уж, наворочаешь за два дня на всю неделю», – откликалась уборщица-пенсионерка по имени Аврора Самсоновна, чей рабочий день вскоре уже кончался, и Аврора Самсоновна, захватив сумку со спортодеждой, с лёгким сердцем готовилась упорхнуть на занятия в группу здоровья.
Вот и теперь в разгар свободного субботнего дня в квартире 89 шла напряжённая работа. Супруг молоденькой Нины, студент-вечерник Саша, отоспавшись с утра, сидел и зубрил к очередному зачёту предмет с мудрёным названием ТММ, что означало: теория машин и механизмов. Муж Валентины, Фёдор, разложив на столе недавно купленные замки для будущей новой квартиры, проверяя надёжность, проворачивал то один, то другой запор ключами. Замки тихонько щёлкали, но Фёдор снова и снова вставлял ключ в скважину и поворачивал до упора. Казалось, он играет сам с собой в долгую скучную игру. Валентина с Ниной возились на кухне. Вика вертелась между ними. Анна Николаевна сидела в своей комнате. Она не любила выходить на кухню, когда там бывали соседки. Но теперь она сидела в своей комнате не одна. Рядом находилась живая душа. И не просто живая душа – собеседница. Может быть, кому-нибудь покажется, что это не совсем верно – назвать лохматую собачонку с кисточкой на хвосте собеседницей. Ведь собаки, в отличие от попугаев и ворон, разговаривать так и не научились, хотя собака, как известно, первая из всех обитающих на земле живых существ стала жить вместе с человеком, платя ему самой верной верностью, самой бескорыстной дружбой. Многому научилась собака за свою жизнь рядом с человеком, научилась охранять его, помогать ему на охоте, стеречь его стада. А главное, научилась любить его, не рассуждая, хорош или плох её хозяин. А вот произносить какие-либо слова так и не научилась. Но ведь для человека важно не слушать слова, важно, чтобы его понимали. А Дымка – Анна Николаевна всё больше убеждалась в этом – всё понимала. Вот и сейчас Анна Николаевна говорила ворчливо: «Ишь, безбожница, куда взобралась». Дымка, разлёгшись на старенькой кушетке между этажеркой и платяным шкафом, смотрела виновато. Впрочем, виноватость в её маленьких влажных глазах была несколько показной, как и ворчливый тон в голосе Анны Николаевны. «Ну, что смотришь? Скоро пойдёшь гулять!» – сказала Анна Николаевна, и при слове «гулять» Дымка понимающе махнула кисточкой хвоста. Анна Николаевна глянула на часы. Мальчишка обычно являлся аккуратно. Дымка угадывала его приближение ещё до того, как в передней раздавался звонок, спрыгивала с кушетки, бросалась к дверям. Надо сказать, что с некоторых пор и сама Анна Николаевна, не отдавая себе в этом отчёта, ждала мальчишку, она даже стала надевать вместо халата платье. Раньше так и сидела в халате. Весь день – одна в квартире. Вечером возвращались соседи, но они приходили к себе. А мальчишка приходил к ней. Иногда он заявлялся прямо из школы со спортивной сумкой на плече. Иногда успевал забежать домой и оставить свою сумку, и тогда в его руках был небольшой свёрточек в газете, а в нём явно – половина обеда, заботливо приготовленного мамой для сына. Развернув своё угощение, он с радостной щедростью предлагал его четвероногой приятельнице. А через несколько минут с такой же щедростью опустошал стоящую на столе сахарницу, покрикивая: «Барьер, Дымка! Барьер!» – сам прыгал через стул, показывая своей ученице, как именно надлежит ей выполнить команду, и бросал на пол кубик сахара. В следующий раз он притащил палку, и учение пошло успешней. «Взяла! Взяла!» – торжествующе вопил он, когда собака, поняв, чего от неё ждут, перемахнула через препятствие. «С ней можно в цирке выступать! А что? Подучу её ещё немного, и пойдём в цирк! Внимание! Начинается представление! Смотрите! Смотрите!» – кричал он Анне Николаевне. И уже, позабыв о собаке, поставил палку на переносицу и, задрав голову, старался удержать палку стоймя, поводя головой, плечами, руками и даже кончиком языка. Анна Николаевна смотрела и улыбалась бледными, давно позабывшими радость улыбки губами. Она продолжала улыбаться даже тогда, когда, уронив свою палку, мальчишка разбил стоявшую на столе тарелку. «Ой!» – испуганно воскликнул он и бросился поднимать с полу черепки. А губы Анны Николаевны всё ещё продолжали хранить улыбку.
Он забирался под стол и лаял, и сам смеялся. Размахивая руками, он рассказывал: «А этот его – раз! А тот его – два! А тут они: „Руки вверх!“» Анна Николаевна не всегда понимала, о чём он говорил, но вслушивалась в его голос, вглядывалась в скуластое мальчишеское лицо, нестриженые вихры. Так утверждался Кореньков в этой большой просторной комнате со старой, ещё довоенной мебелью. Утверждался своим неуклюжим корабликом, привалившимся набок на полке этажерки, своими криками и смехом вперемешку с заливистым собачьим лаем, вознёй и прыганьем и даже звоном разбитой посуды. Казалось, сами стены этой комнаты, так долго стывшие в тишине, с радостью впитывали в себя новые звуки, нарушившие их многолетний мёртвый покой. И, даже когда мальчишка покидал их, они продолжали таить в себе следы его пребывания и ждать новой встречи.
Дымка, сладко дремавшая на кушетке между этажеркой и платяным шкафом, вдруг навострила уши и спрыгнула на пол. И следом раздался один звонок. Анна Николаевна открыла дверь и обомлела: на площадке стояли две уже знакомые ей девочки в красной и белой шапочках, а за ними целая гурьба ребят, галдящая на разные голоса. И эта многоголосая непрошеная ватага явно собиралась ворваться к ней в дом.
Анна Николаевна сердито глянула на девчонок и уже хотела захлопнуть дверь, как вдруг откуда-то из-за ребячьих спин раздался весёлый голос Коренькова:
– Анна Николаевна! Девчонки танцевать пришли!
– Кореньков! – цыкнула на мальчишку Лена. Она выступила вперёд, чтобы рассказать о празднике Восьмого марта и концерте, но не успела; старая женщина отступила от дверей, пропуская ребят, и молча зашлёпала в свою комнату. Ребята гурьбой ввалились в коридор.
Первые три класса все ребята – и девочки и мальчики – ходили в школу с ранцами. А в начале четвёртого мальчишки, кроме одного Игоря Агафонова, словно сговорившись, обзавелись спортивными сумками. Такая уж у них в четвёртом пошла мода. Верней, мода эта началась у старшеклассников. А за ними потянулись и все остальные, вплоть до четвёртого. И никакие уговоры родителей, что ранец и носить легче, и осанку правильную он вырабатывает, не помогали. Были и споры, и слёзы, и в конце концов родители сдались, потому что против моды бессильны даже родители. И вот сегодня после уроков, хотя это был не день Восьмое марта, а ближайшая к нему суббота, человек пятнадцать четвероклассников вместе с вожатой Леной направились сюда, в Гвардейский переулок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12