Только вот медаль как на груди висела, так и осталась.
Вот жалко-то.
Ну да и не возвращаться же обратно. Рад и так до смерти - вырвался на волю.
А Юрка нос опустил, загоревал: что, мол, на работе скажут, три месяца глаз не казали. Не посадили бы.
"Ничего, не робей! Все уладим!" Прилетаем в Юркин трест, заявляемся в контору, а они так и выпучили все глаза: "А мы думали, что ты погиб. Полтора месяца поиск вели - думали, уж все.
Уже и в бухгалтерии тебя из ведомостей вычеркнули".
Потом все уладилось. Я пошел к ихнему директору, все рассказал - так, мол, и так.
А он: "А где доказательства, что это так?" "А вот медаль".
Поверил. А куда он денется?
Конечно, не заступись я, Юрке бы хорошо влетело.
А так только два строгача вкатили, на этом дело и кончилось.
С ракеты его не сняли. Ну да понятно. Он у них до этого всю дорогу в передовиках числился, водитель он ценный. Да и так разобраться - народ у них не ахти держится, шибко-то не расшвыркаешься.
Уладил я там дела и домой, в деревню.
Только вернулся, передохнуть минуты не дали, хвать за шкирку и в контору к председателю.
"Где разгильдяй все лето пропадал! - кричит тот. - Выгоню из колхоза!" Эко запугал. Выгонит.
Да меня после всего того, что я там видел, теперь ничем не испугаешь. А кроме того, трактористы на дороге тоже не валяются. Сегодня выгонишь, а завтра пожалеешь. Кто зябь-то пахать будет?
- Ваньк, а Ваньк, а не дал ли ты маху: дед-президент того гляди бы и помер, так вместо него, глядишь, бы тебя в президенты по родственной линии двинули?
- В президенты? Держи карман шире. У них там народ по триста лет живет. Дождешься там. Я спрашивал.
- Да тебе сбрехнули, поди, а ты и поверил. И про воздух наш, поди, тоже наврали. Там, поди, свой какойнибудь кавалер к ней лыжи подмазывал? Слышь, чего говорим-то?
- Да не может быть!
- Вот тебе и не может быть.
Ванька досадливо хмурит лоб.
- Да, Ванька, проморгал-проморгал. Тут ничего не скажешь, точно проморгал.
- Ну уж и не скажи!
Ванька пытается еще что-то возразить.
Ванька не успевает открыть рот, как тут раздается озлобленный бригадирский голос:
- Печенкин!? Да это в конце концов что такое? Ты работать-то сегодня собираешься или не собираешься? Или лясы будешь точить до самого вечера. Глянь на часы, уже одиннадцать скоро, а ты еще с места не трогался. Ну-ка, заводи сейчас же трактор!
Печенкин нехотя поднимается:
- Во-во, начинается.
- Давай, давай, нечего отбрехиваться.
Ванька идет к трактору и под нос себе ругается:
- Да щас. Чего шуметь, щас и заведу. Ну и жизнь пошла. Лишней минуты посидеть некогда.
И вздыхает: - Эхма...
1 2 3
Вот жалко-то.
Ну да и не возвращаться же обратно. Рад и так до смерти - вырвался на волю.
А Юрка нос опустил, загоревал: что, мол, на работе скажут, три месяца глаз не казали. Не посадили бы.
"Ничего, не робей! Все уладим!" Прилетаем в Юркин трест, заявляемся в контору, а они так и выпучили все глаза: "А мы думали, что ты погиб. Полтора месяца поиск вели - думали, уж все.
Уже и в бухгалтерии тебя из ведомостей вычеркнули".
Потом все уладилось. Я пошел к ихнему директору, все рассказал - так, мол, и так.
А он: "А где доказательства, что это так?" "А вот медаль".
Поверил. А куда он денется?
Конечно, не заступись я, Юрке бы хорошо влетело.
А так только два строгача вкатили, на этом дело и кончилось.
С ракеты его не сняли. Ну да понятно. Он у них до этого всю дорогу в передовиках числился, водитель он ценный. Да и так разобраться - народ у них не ахти держится, шибко-то не расшвыркаешься.
Уладил я там дела и домой, в деревню.
Только вернулся, передохнуть минуты не дали, хвать за шкирку и в контору к председателю.
"Где разгильдяй все лето пропадал! - кричит тот. - Выгоню из колхоза!" Эко запугал. Выгонит.
Да меня после всего того, что я там видел, теперь ничем не испугаешь. А кроме того, трактористы на дороге тоже не валяются. Сегодня выгонишь, а завтра пожалеешь. Кто зябь-то пахать будет?
- Ваньк, а Ваньк, а не дал ли ты маху: дед-президент того гляди бы и помер, так вместо него, глядишь, бы тебя в президенты по родственной линии двинули?
- В президенты? Держи карман шире. У них там народ по триста лет живет. Дождешься там. Я спрашивал.
- Да тебе сбрехнули, поди, а ты и поверил. И про воздух наш, поди, тоже наврали. Там, поди, свой какойнибудь кавалер к ней лыжи подмазывал? Слышь, чего говорим-то?
- Да не может быть!
- Вот тебе и не может быть.
Ванька досадливо хмурит лоб.
- Да, Ванька, проморгал-проморгал. Тут ничего не скажешь, точно проморгал.
- Ну уж и не скажи!
Ванька пытается еще что-то возразить.
Ванька не успевает открыть рот, как тут раздается озлобленный бригадирский голос:
- Печенкин!? Да это в конце концов что такое? Ты работать-то сегодня собираешься или не собираешься? Или лясы будешь точить до самого вечера. Глянь на часы, уже одиннадцать скоро, а ты еще с места не трогался. Ну-ка, заводи сейчас же трактор!
Печенкин нехотя поднимается:
- Во-во, начинается.
- Давай, давай, нечего отбрехиваться.
Ванька идет к трактору и под нос себе ругается:
- Да щас. Чего шуметь, щас и заведу. Ну и жизнь пошла. Лишней минуты посидеть некогда.
И вздыхает: - Эхма...
1 2 3