- Придется вам съездить.
- Представил же я отчет, разве не читали? - удивился Олег Петрович.
- Отчет прочитали, утвердили, остались довольны, теперь пожелали говорить лично с вами. Насколько я понял из телефонного разговора, речь пойдет о дальнейшем усовершенствовании.
- Но почему именно со мной?
- Это Лев Васильевич их ориентировал на вас, ему виднее, я полагаю. Кстати, он просил вас зайти перед отъездом. Командировка ваша - у секретаря, получайте аванс и - в добрый путь. Или вы не согласны?
Олег Петрович не возразил, а директор достал из стола какую-то бумагу и протянул ему:
- Ознакомьтесь, между прочим.
К удивлению Олега Петровича, это оказалась бумага с грифом министерства, в которой некто Лаптевников - чин, должно быть, немалый, довольно сердито указывал руководству завода на недопустимость "разбазаривания средств и энергии на махинации", связанные с обменами сортов металла. В конце письма товарищ Лаптевников даже предупреждал о том, что "при обнаружении повторных действий такого рода, он вынужден будет прибегнуть к административным мерам".
- Вот так удружил я вам своим сочинительством! - потерянно пробормотал Олег Петрович.
- Не огорчайтесь. Мы не очень-то и рассчитывали на лучшее, а дело будем продолжать по-своему, невзирая на угрозы. Нам нужно план выполнять, и покуда мы с этим справляемся, ничего с нами не сделают. А в министерстве все таки сколько-то почешутся после нашего щипка. Возможно, что-нибудь и улучшат...
У Льва Васильевича оказалось попутное поручение. Когда-то он подал заявку на изобретенный им электрод, но ему пришел полуотказ. Поэтому он попросил Олега Петровича зайти во ВНИИГПЭ и попытаться отстоять заявку. Удивляться было нечему, командированному всегда навязывали разные "попутные" дела, так что Олег Петрович сгреб документы в портфель и пошел получать аванс...
В Москве он всегда чувствовал себя захолустным провинциалом. И с каждым новым приездом столица представлялась все более негостеприимной, терпящей его как инородное тело, которое следует измотать и скорее отбросить. Суета и грохот улиц подавляли.
В главке дело разрешилось, как говорится, "к взаимному удовлетворению сторон", однако время ушло, ехать во ВНИИГПЭ было поздно и следовало позаботиться о ночлеге.
Ох уж эти московские гостиницы, - до чего же трудно рассчитывать устроиться в них простому командированному. Олег Петрович сразу же поехал в Останкинскую, но и там висела табличка "мест нет". Значит, запишись в очередь и проводи томительные часы ожидания в вестибюле, если не хочешь ночевать на вокзале.
Тут Олег Петрович вспомнил о Погорельском, который находился в "Заре", и быстро отыскал его в одном из номеров, занятых курсантами. Сначала он даже не узнал Погорельского в представительном военном, открывшем ему дверь номера. Волосы у Погорельского отросли ежиком и придавали ему чуть ли не генеральский вид. Форма сидела на нем привычно, ловко и была к лицу.
"Должно быть, решил износить на стороне свою капитанскую форму, оставшуюся от службы, пока моль не съела", - подумал Олег Петрович и с ходу рассказал о своем затруднении с ночлегом. На его счастье Погорельский довольно легко уговорил своего товарища, такого же курсанта, как и он, переночевать у родных, и у Олега Петровича оказалось, таким образом, пристанище, можно сказать, "подпольного" образца, помещавшегося, правда, на четвертом этаже.
На другой день занятия у Погорельского начинались с двух часов, и поэтому с утра он напросился сопровождать Олега Петровича во ВНИИГПЭ:
- Надо же практически ознакомиться с тем, как экспертов уламывают, в институте ведь этому не учат - сказал он, и Олег Петрович согласился, но поставил одно условие.
- Смотри и слушай, но не вякни что-нибудь под руку, а то можешь испортить песню. Сиди себе, поглядывай и помалкивай в тряпочку.
- А если меня спросят?
- Все равно отмолчись. Кивни или головой поверти. В крайнем случае скажи да или нет.
Некоторый опыт таких переговоров у Олега Петровича имелся еще с тех времен, когда он "пробовал" свои изобретения, а в данном случае решение по заявке было не окончательным, без "черного уголка" и оставалась еще некоторая надежда на аргументацию экономической значимости предложения. Тактику Олег Петрович обдумал еще в дороге и направился сразу к начальнику отдела, к которому попал, видимо, в добрую минуту и, сверх ожидания, был принят без задержки.
Поздоровавшись, Олег Петрович назвал свою должность и завод, а потом, сделав жест в сторону своего спутника, сказал:
- А это - товарищ Погорельский. Он был так добр, что согласился лично принять участие в обсуждении одной заявки нашего завода, которая почему-то вызвала ваше сомнение.
При этом Олег Петрович положил на стол взятое у Льва Васильевича решение ВНИИГПЭ, а Погорельский молча поклонился и сел в стороне.
Словечко "лично" вырвалось у Олега Петровича непроизвольно, но он тут же уловил настороженность начальника отдела, человека молодого и симпатичного, поглядевшего на Погорельского вроде бы озадаченно. Рассказав суть заявки и свои доводы в ее защиту, Олег Петрович в заключение добавил, на этот раз уже не без некоторого внезапно возникшего умысла:
- Вчера мы уже обсуждали все это с товарищем Погорельским, и он согласился со мной. Не правда ли, товарищ Погорельский? Тот, памятуя о данном ему наказе, молча наклонил голову - медленно и солидно. "Кто бы это мог быть?" - уловил вдруг Олег Петрович мысль начальника отдела, а начальник взялся за телефон и попросил некую Веру Федоровну зайти к нему с материалами по заявке.
- Это эксперт, изучавший вашу заявку, - пояснил он. - Я заявку, разумеется, просматривал перед подписью, но через меня их столько проходит, что подробности в памяти не удержишь.
- Конечно! - поспешил согласиться Олег Петрович и, догадываясь, что начальник вот-вот осведомится у Погорельского, кто он, собственно, такой, стал пространно повторять почти то же, что уже изложил, но с присоединением соображений об экономической выгоде заявленного изобретения, причем еще раз сослался на "товарища Погорельского", и тот опять сановито качнул головой, а Олег Петрович тут же уловил: "Почему военное ведомство заинтересовалось такой заявкой, в чем тут дело?"
В это время в кабинет вошла недовольная женщина с папкой в руках, и начальник представил:
- Вот, Вера Федоровна, уполномоченный завода инженер Нагой, посланный для переговоров по заявке. А это - товарищ Погорельский.
Вера Федоровна поклонилась, несколько задержавшись взглядом на Погорельском, затем посмотрела вопросительно на начальника, явно ожидая услышать, кем товарищ Погорельский является, ко начальник лишь едва заметно пошевелил плечами и предложил ей обосновать свои соображения.
- Все сводится к тому, - начала она с главного козыря, что предложение почти не имеет элемента новизны...
- "Почти", еще не значит "совсем"! - быстро вставил Олег Петрович, а оппонентка тут же назвала прототип и аналоги, сличила признаки и подвела итог.
- Ну, знаете, - возразил Олег Петрович, - действуя по вашему методу, можно сравнить паровоз, например, с роялем и тоже не усмотреть разницы. На самом деле: и тот и другой - на колесах, оба шумят и оба тяжелые.
- Зачем же так утрировать!
- Это не я выдумал, а комики Бим и Бом. Один из них сказал: привяжи колеса к бане - и баня попрет.
- Это - несерьезный разговор.
- Конечно. А если говорить серьезно, то надо вспомнить, что всякую заявку можно рассматривать двояко: с целью защиты или с целью провала. Вы предпочли второе, а хозяйственное значение вас не трогает. А ведь это интересы нашего хозяйства, а не иностранного.
Тут Погорельский кивнул головой уже по собственной инициативе, и Олег Петрович заметил, что начальник, все время не выпускавший Погорельского из вида, учел это соответственно.
- А, скажите, - обратился он к Погорельскому, - какая для вас разница, будет это предложение признано изобретением или нет? В любом случае вы можете использовать электрод, как вам нужно.
Теперь Погорельский не знал, как быть, слегка пожал плечами и неопределенно улыбнулся, но Олег Петрович поспешил на выручку:
- Ну что вы! Вы же сами руководитель и отлично знаете, что прохождение служебных инстанций во многом зависит, так сказать, от престижности дела. К изобретению отнесутся гораздо благосклоннее, чем к простому рацпредложению. Вы скажите, полезность дела для вас лично не представляет сомнений?
Начальник перевел взгляд на Олега Петровича, потом снова на Погорельского, ожидая, что тот что-то скажет, но Погорельский стойко молчал, и Олег Петрович опять уловил беспокойство начальника: "Вот и поговори с таким, если он слова не скажет!"
- Слушайте, Вера Федоровна! - обратился он к экспертше. - Все-таки есть хоть маленький отличительный признак, стоит ли порочить нужное дело? Вон и товарищ Погорельский поддерживает заявку завода, не зря же!
- Элемент новизны я не отрицаю, но уж очень низкий уровень.
- А может быть, стоит немного изменить формулу изобретения, вы это отлично сделаете, Вера Федоровна, подскажите. Давайте поможем заводу. Или вы категорически против?
- Нет, не категорически. Формулу можно подредактировать...
- Ну вот и отлично! Значит, договорились. Составляйте положительное решение, я подпишу.
Выйдя от начальника отдела, Погорельский поздравил Олега Петровича, а потом долго сопел и уже по дороге посетовал:
- Ловко вы умеете людей убеждать, у меня это ни за что никогда не получится.
- Во мне ли дело? - задумчиво ответил Олег Петрович. - И не кажется ли вам, генерал, что битву выиграл не столько я, сколько ваша милость или некоторая неопределенность?..
11
События, связанные с поездкой, не столь значительные по своей сути, имели все же налет загадочности.
"Похоже на то, что с телепатией нельзя не считаться, если уж сам иной раз перехватываю чужую мысль. А ведь это случалось и до поездки", подумал Олег Петрович на пути из Москвы. Кое в чем это подтвердилось вскоре же.
- Я все собираюсь узнать, какое все-таки мнение сложилось у вас о работе Ивана Семеновича, - спросила Афина Павловна, когда Олег Петрович вышел на работу. Подошла она, как всегда, внезапно, из-за плеча, но он почему-то только что думал об этом самом и ответил без промедления.
- Превосходная работа. Ее вполне можно поставить вровень с известной книгой профессора Иванова.
И тут он снова уловил следующую реплику еще до того, как ее произнесли.
- Так неужели можно мириться с тем, что его затирают!
- Ну уж это, как говорится, не в нашей власти.
- Слушайте, у меня есть один план. Пойдемте на лестницу, обсудим.
Вышли. Олег Петрович вытащил "Беломор", предложил собеседнице, но та отказалась.
- Слушайте, какое у меня возникло намерение.
- Взорвать кафедру к чертовой матери, так я полагаю?
- Это - вздор.
- Тогда остается выпороть декана.
- А вот это - идея! Понимаете, у меня вертелось в голове нечто похожее, а вы сразу все это выразили вполне конструктивно и законченно. Правильно, не надо распылять силы на всю кафедру, нужно сконцентрировать огонь на одном лице.
- Чьи силы и чей огонь?
- Общественности, разумеется.
- Ах, общественности! Ну давайте, валяйте, концентрируйте на здоровьице. Очень, очень интересно, развивайте, пожалуйста, вашу мысль. Каким путем все это собираетесь делать?
- Путем шпионажа и диверсии, разумеется.
- Кто же этим займется?
- Слава богу, есть вы и есть я.
- Почему - я?
- А если не вы и если не я, то кто же?
- Но вы, помнится, уповали на общественность?
- Вот мы с вами и расшевелим общественное мнение.
- Ну, если так, то конечно, кому же и заступиться за Ивана Семеновича. Продолжайте, я весь - внимание.
- В основном разрезе я представляю так: я разведаю обстановку в институте, определю удельный вес декана, величину и направление основных действующих сил, координаты и...
- И построите векторную диаграмму.
- Не скальте зубы, у Погорельского заразились? Уж если я берусь, то смогу сделать, можете быть уверены.
- Допустим. А дальше?
- А вслед за этим произведем залп из орудия.
- Залп из одного орудия?
- Да, из одного, но зато - главного калибра.
- Уж не я ли это орудие?
- Именно вы. Вы напишите статью. У вас все - убедительно.
- Да упаси бог! Я уже удружил тут одним хорошим людям своей писаниной... Да и с какой радости полезу я в чужие дела! На меня и без того последнее время сыплются, как из мешка Пандоры, чужие заботы и дела: а у меня своих - хоть отбавляй.
- Не волнуйтесь, статью напишите анонимно. Не хватит одной, напишите еще пять. Фактов хватит, декан после оплеухи озлился.
- Вот и пишите сами. Все - пять или шесть. И все - анонимные. А я могу на все эти дела дать вот последний пятак на метро.
Афина Павловна пятак взяла и спрятала в карманчик своего рабочего элегантного халата, а от разговора не отступилась:
- Обошлась бы без вас, умей я писать. И не форсите своей брезгливостью к анонимкам, другого в этом случае не дано. В общем, голубчик, не брыкайтесь, ни на кого больше я положиться не могу.
- Какой я вам голубчик!
- Ну, миленький, ну не сердитесь. Уж если я себе вбила что-нибудь в голову, меня никакие шлагбаумы не удержат...
- Ну, знаете...
Но тут на площадку вышло еще трое конструкторов - покурить, и собеседникам пришлось вернуться к своим кульманам. Олег Петрович не успел еще углубиться в свой чертеж, как почувствовал беспокойство. Что-то мешало сосредоточиться, в голове накапливалось настойчивое требование действия и складывалась странная мысль: "Это я так просто не оставлю, я тебя расшевелю! Подумаешь! Ничего, это лишь начало..." И по внезапному озарению он догадался, что это не он так думает, а кто-то другой, возбужденный и настойчивый. "Уж не Афина ли?"
И в самом деле, не прошло и десяти минут, как она подкралась и, приколов поверх его чертежа бумажку, обронила:
- Вам надо хорошенько взвесить исходные данные. - И отошла. На листе было написано: "Что за возмутительная манера отлынивать! Тут пример антиобщественного поступка, а вы норовите в кусты спрятаться!"
Олег Петрович написал коротко и исчерпывающе: "Я не пушка, стреляйте сами".
Зрение у Афины Павловны было отличным, она разобрала ответ со своего места, сразу же подошла и приписала: "Вы просто трус", - а вслух добавила:
- А как вам понравится такой вариант?
- Он, если хотите знать, может быть истолкован различно, - при этом Олег Петрович добавил на бумажке: "Ничто человеческое мне не чуждо, но бояться мне покамест нечего, а влезать в чужие оглобли нет никакой охоты". Дальше переписка шла так:
- Вот этот разрез у вас попросту безграмотен. "Я вас ценила гораздо выше".
- Да нет, вы сами путаетесь в элементарных вещах. - "Не прибегайте к затасканным приемам. Я не ребенок, не подначивайте, ничего не добьетесь".
Со стороны можно было подумать, что два инженера обсуждают сугубо технический вопрос. На них никто даже не оглянулся.
- А вы все-таки вдумайтесь, куда приведет ваша схема. Вдруг да я преследую еще какие-то особые цели; не прогадайте!
- Будьте уверены, параметры не подведут. - "Слушайте, Афина, перестаньте вымогать: если вы настырны, то и я упрям. Конец, не мешайте работать".
Афина Павловна в сердцах сорвала листок, скомкала и бросила в корзинку. Больше она к Олегу Петровичу не подходила, перестала с ним разговаривать обиделась, что ли. Пройдет, поздоровается и шуршит сзади. Ей его хорошо видно, наблюдай хоть целый день, а ему к ней как присмотреться? А тут еще начали опять увиваться за Афиной Павловной разные ухажеры. То и дело подходит к ней то один, то другой, будто по делу, а Олег Петрович улавливает и разные "кавалерские" разговорчики вполголоса и игривый смешок. С ним она так не смеялась. Олег Петрович взял да и поставил на лоток своей доски карманное зеркальце, считая, что этим выполнял свое намерение "придирчиво" наблюдать за Афиной.
Видно ее стало хорошо, но ничего примечательного он заметить не успел, а вот Афина Павловна обнаружила его уловку очень скоро - ох уж и зрение же у нее! Поймав его взгляд в зеркальце, она подошла, сунула зеркальце в карман своего халатика и прошипела:
- Как не стыдно! Будто гимназистик чеховский.
Олега Петровича как кипятком ошпарило, надо же так вляпаться в его-то годы! Он с досадой швырнул циркуль на стоящий сбоку столик, вышел на лестницу и стал мерить площадку шагами, пока не выкурил папироску, а потом тихо пробрался к своему кульману. Зеркальце Афина Павловна так и не отдала, но на другой день, проходя мимо, промолвила вполголоса:
- Хватит уж переживать-то.
Хватит, конечно, но чувствовал себя Олег Петрович неловко и, чтобы сгладить отношения, как он объяснил себе, к концу работы пригласил Афину Павловну в кино. Она согласилась неожиданно просто.
А перед началом сеанса они прошли к старой части поселка, начинавшейся сразу за железнодорожным переездом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23