Закурил, вытянул гудящие ноги. И подумал, что в западной Атлантике сейчас ночь. Глубокая ночь — два часа по местному времени… Он привычно проконтролировал себя: три часа разницы между Москвой и Гринвичем — нулевым меридианом. И пять часов разницы между Гринвичем и Нью-Йорком, итого восемь.— Добро! — начальник взялся за перо. — Я пишу: «Старшему диспетчеру Сполуденному Н. М. Срочно связаться с Министерством иностранных дел». Не затруднит вас — задержаться еще на часок, Николай Михайлович?— Само собой, Иван Егорович, — ответил капитан, очень довольный, что начальник без дальних разговоров поручил ему выполнять то, что он сам наметил.— Добро! — повторил заместитель министра и уже в частном порядке спросил:— Как здоровье, Николай Михайлович?Он спрашивал несколько рассеянно. Не дожидаясь ответа, поднялся и подошел к большой карте на стене. Посмотрел и вдруг свистнул, как мальчишка.— Э-ге! Сорок и семьдесят западной — здесь же французы работают! Не знали? Адмирал Перрен. Это же место гибели «Леонардо да Винчи».— Точно так! — подтвердил капитан. — Место гибели «Леонардо». А что затевает Клод Перрен? Поднять его хочет?— Кто его знает! Флаг он держит… Погодите… Вот их информация. Флаг вице-адмирала на легком крейсере «Жанна д'Арк», при нем океанографическое судно-база, новый батискаф «Бретань», ну и корабли охранения, разумеется. Наших там трое, по именным приглашениям. От Академии наук… Николай Михайлович, все это в корне меняет дело. Я сам займусь контактами с военными и с Мининделом. Благодарю вас за оперативный доклад. Спасибо.Так депеша Игоря-Квадратика продвигалась все дальше, затрагивала все больше разных людей. Уже стучали телеграфные аппараты в Париже, отозвалась база военного флота Франции в Тулоне. Радисты вызывали крейсер «Жанна д'Арк».Так телеграмма Игоря нашла, наконец, адресата. Эскадра кораблей французского военного флота была как раз на перекрестии сороковой параллели и семидесятого меридиана. И телеграмма пришла вовремя, когда оставалось несколько часов до начала подводных работ.…Вице-адмирал Перрен в эту ночь не ложился спать. Завтра предстояло погружение, и адмирала мучила бессонница. Он ходил, пристукивая каблуками, с одного крыла мостика на другое.Легкий крейсер «Жанна д'Арк» лежал в дрейфе, находясь мористее остальных судов эскадры. Их силуэты чернели на фоне светлого западного неба. Горели опознавательные огни, редкими звездами мигая по горизонту. Совсем уже поздней ночью вспыхнули яркие лампы на палубе океанографического судна «Марианна». Началась перекачка бензина в поплавок батискафа. Над морем поднялся столб голубого света — «Марианна» скрестила свои прожектора на палубе «Бретани». В этот момент вестовой пригласил адмирала в радиорубку. 14. НЕ ПОНИМАЮТ! На следующий день, в субботу, Катя неохотно шла на занятия. Раньше она думала, что плохое настроение бывает лишь тогда, когда живот болит или грипп начинается. Но теперь со всей этой кутерьмой убедилась — плохое настроение бывает, оказывается, из-за переживаний. Нет, согласитесь! Столько переживаний сразу — кто бы мог это вынести?Об этом она размышляла по дороге в школу.В школе ожидались новые переживания. Предстояло неприятное свидание с Дорой Абрамовной: у нее ведь такой обычай — она приносит результаты контрольной на следующий день. Все равно есть у нее урок или нет — приходит на переменке и отдает листки дежурному, чтобы роздал, а к уроку чтобы все могли разобрать свои ошибки. Ночью она контрольные проверяет, что ли?Катя тяжело, со вкусом, вздохнула. Еще она обманула вчера Ленку Пирогову. Четыре месяца не виделись, и вот пошла к ней и не дошла……Катя миновала толпу первоклашек-второклашек, мелюзги. Обошла двух крошечных девочек в белых фартучках — утренник у мелюзги намечается. Девочки держались друг за дружку пухлыми, младенческими ручками, подпрыгивали и пели: «Какие мы ха-аро-ошии!»— Хорошие-хорошие! — неожиданно для себя сказала Катя.Младенцы оторопело посмотрели на нее — такая большая, а разговаривает ласково! Нет ли подвоха?Катя выдала им по конфете «Барбарис». Это была ее вторая мечта — когда она вырастет и будет сама зарабатывать, у нее в карманах всегда будут конфеты. Угощать она любила. Она себе так представляла, что в карманы лётного кителя конфеты можно укладывать незаметно.Ладно! Стоит ли будущей летчице огорчаться из-за житейских мелочей? Подумаешь, двойка…Лена Пирогова как раз подходила к химическому кабинету. Катя решительно догнала ее.— Ленка, я взаправдашняя свинья! Честное слово, я вчера уж из дому вышла… И вот… Понимаешь? Не дошла. Ты не сердись, Ленка!— Вообще-то я сержусь, Катька. Ждала-ждала, шоколад берегла…— «Так ждала, так ждала»! — передразнила Катя.В прошлом году они с Ленкой много смеялись над Мариан-Иванной, которая приходила жаловаться, что «она его так ждала, так ждала, а он пошел в кинотеатр с этой толстухой, заведующей почтой».Посмеялись. Они с Ленкой друг на дружку не сердились подолгу.— Как она, Мариан-Иванна? Все страдает?— Страда-ает, ох, страдает! — сказала Катя. — Никто не поймет ее превосходных качеств.— Вот и моих тоже! — сказала Лена.Шутили они немного натянуто, как бы по обязанности. И Катя сознавала свою вину. Сегодня уже нельзя рассказать Ленке о перемещениях. Вчера она еще не понимала, что «дело государственное». Игорь так вчера глянул на Садова, что Митька съежился весь, будто воздушный шар на третий день после праздников. Нет, он болтать не станет, побоится Квадратика.В класс они вошли самыми последними. Кое-кто зашумел:— У-у! Пирогова явилась! Ленка, привет! Пирожок, привет! Как там в Свердловске?..Анечка Масленникова присела бочком на задней парте — смотрела в сторону. С задней парты плохо видно ее обожаемого вэ-эф. Нечего смотреть тоскливо!.. Предупреждали тебя — место свободно, пока Пирожок не вернется. А вон Шведов тоже смотрит грустными глазами, думает, что Катя не видит. Спохватился, сделал Ленке ручкой… Неужели он раскаивается, красиво подумала Катя и сейчас же запрезирала себя за эту красивость…В общем, голова у нее шла кругом, вроде бы она два часа крутилась на «гигантских шагах» — не голова, конечно, а ее хозяйка.И тут вошла химичка, классный руководитель седьмого "Б", Анна Серафимовна. К ней в общем относились неплохо. Звали Ванной Керосиновной, без злости, но с некоторым сожалением. Она не понимала. Дора Абрамовна понимала все, Владимир Федорович — кое-что. Завуч Шахназаров, историк, тоже понимал все, но притворялся, что не понимает. Катя не могла бы объяснить взрослому человеку, что значит «понимать». Например, выпал снег в конце сентября или, наоборот, весной, а дверь на улицу закрыть забыли. И вали, ребята! Кто хлипкий — берегись! Снежки идут разные: и рыхлые, и льдистые — и летят отовсюду, заполняют воздух, как будто дышишь снежками. Дежурные бросают классы и коридоры, в общем, праздник, а звонок-то не ждет… Уже учитель в классе, а мы еще вбегаем, влетаем, гремим партами, и тут начинается понимание. Дора в таком случае сидит за своим столиком и поглядывает, пока все не соберутся. Потом скажет: «Каков снег выпал!», и все заорут, заорут, а она чуток нажмет: «Прекрасно… Яковлева, Гайдученко, Титов, — рекомендую вытереть руки… грязь в тетрадях… лишние неприятности». И все. В классе тихо. Ванна же Керосиновна в таком случае стучит по столу, старается перекричать: «Ти-ихо, тихо! Мол-чать! Садов, сядь немедленно!» и так далее. Не понимает! Каждому ясно, что человек не может остановиться сразу, то есть каждому невзрослому.Вот и сейчас. Анна Серафимовна поздоровалась:— Здравствуйте, дети!.. — и увидела Лену. — О, Лена Пирогова вернулась в класс? Поздравляю, Леночка! — Это все как человек, но сейчас же портит свои хорошие слова, добавив неизвестно зачем:— Между прочим, Пирогова, прежде чем являться в класс, надо было зайти ко мне в учительскую. Ты пропустила почти две четверти!Ленка сидит изжелта-бледная, всем неловко и стыдно. Может, Ленка все глаза изревела, что отстала и придется быть второгодницей… Шведов говорит вполголоса:— Ничего, Анн Фимовна, подтянем Пирогову!Химичка смутно чувствует, что-то не так, и переводит разговор:— Титов, иди отвечать, что было задано из повторения пройденного.Титов идет «париться». Они с Садовым действительно кандидаты во второгодники. Пока он вытирает доску, Катя показывает Пирожку в учебнике — повторять было задано соли азотной и соляной кислот.— Ты в больнице занималась, Ленка?Ленка кивает.— Кислоты помнишь? Вызовись отвечать, покажи ей керосин-бензин!— Гайдученко, не разговаривай! — реагирует Ванна Керосиновна, и возмездие обрушивается на Катину бедную голову:— Садись, Титов. Два! Опять придется вызывать родителей… Гайдученко, к доске!Катя начинает бойко:— Главная соль азотной кислоты — селитра, она встречается только в одном месте на земном шаре, в Чили.Ванна Керосиновна кивает, довольная, и назидательно смотрит на Титова.— Хорошо растворяется в воде. Удобрение.— Четче, четче, Гайдученко!— Удобрение! — повторяет Катя и закрывает рот — формулу она забыла. — Селитра белая, кристаллическая… — «Господи, как же пишется эта формула?! Забыла, как дура последняя».— Надо четче, Гайдученко! Напиши формулу.Катя стоит у доски и переминается, как Садов. Не помнит она формулу, и всё…— Я не помню, Анна Серафимовна.Химичка растерянно моргает — Гайдученко не помнит формулу селитры! Неизвестно, кто растерян больше: она или ученица.— Х-м… А скажи, Гайдученко, какую селитру добывают в Чили?Катя пожимает плечами — не помнит и этого.— Калиевая или натриевая?— Натриевая, — вспоминает Катя, — натриевая!И тут же перед ее глазами рисуется формула: натрий-эн-о-три, и она пишет ее на доске. Еще два вопроса… Пятерка! Собственно, все уже привыкли, что Ванна Керосиновна ставит отличникам пятерки не за дело. На то они и отличники.Вот с какой глупой истории начался этот день, последняя суббота апреля.Катя внезапно встала, дергая себя за косу от ярости, и заявила:— Я не согласна на пятерку. Я плавала! Садов за такой ответ получил бы три…Наступила жуткая тишина, на секунду всего, а через секунду Тося Матвеева выкрикнула:— Правильно! Молодец Гайдученко!И началось!Садов корчил рожи и пустил по парте белую мышь.Тося, не умолкая, кричала:— Правильно!Близнецы Поверманы стучали ногами.Шведов аплодировал, бахая ладонями над ухом Иры Яковлевой, а Ира затыкала уши и визжала, как центробежная пила.Лена Пирогова сидела как кролик — отвыкла в больнице от крика — и только смотрела, как бушует класс и мечется перепуганная химичка. Она открывала рот, как диктор в телевизоре, если выключишь звук, а ребята грохотали и грохотали, пока не прихромал завуч Шахназаров. Он долго стучал своей палкой по доске и все добивался, кто зачинщик, но никто Катю не выдал, конечно, и даже Анна Серафимовна ничего не сказала.Но от волнений и шума Кате стало нехорошо. Кисловатый запах химкабинета, казавшийся раньше приятным, вызывал тошноту, и очень хотелось спать. Нынешней ночью она заснула поздно, много позже бабушки Тани, — впервые в жизни, наверное. А день предстоял еще такой длинный!Так еле-еле она дотянула до большой перемены. Если кто подходил посочувствовать, вздергивала нос. В сочувствиях не нуждаемся. Подумаешь! Пусть Ванна меня возненавидела, мне все равно… Наконец после звонка на большую перемену в класс вошла Дора Абрамовна.Она вошла, как всегда, неторопливо и обвела глазами парты. Все были на местах, кроме Титова и отчаянных братьев Поверманов. Тося Матвеева стояла в проходе, держась за пунцовые щеки. Дора Абрамовна посмотрела на эту картину с неуловимой усмешкой, и загадочно изрекла:— Полный сбор, как на концерте Пантофель-Нечецкой… Представление не состоится. Я была занята в институте… Контрольные раздам в понедельник.Кто-то с передней парты оглянулся на Катю. Почти неслышимый, но определенно недоверчивый вздох пронесся по партам. Занята была? Как бы не так! Отличница написала на двойку, вот и тянет резину Дора Абрамовна…Катя с внезапным равнодушием смотрела, как Дора поднимает тяжелый портфель и поворачивается к выходу. Взрослые! Что они сегодня — сговорились не понимать? А может, будет лучше, если Дора выдумает какую-нибудь штуку и спасет ее от тройки за четверть. Может, так будет и справедливо — она знает физику на крепкую пятерку…Справедливо?! Тогда зачем Катя валяла дурака на контрольной?— В понедельник после уроков… детки, — ядовито сказала Дора Абрамовна и вышла из класса, не попрощавшись.Никто и оглянуться не успел толком. За дверью уже рычала, как тигр, большая перемена, а седьмой "Б" потихоньку, с недоумением выбирался в проходы между партами. Лишь Тося заявила:— Подумаешь!Да Витя Аленький гнусавил:— Хе-хе-хе…Удобнее всего было не замечать этого словечка Доры. Ну оговорился человек… Возможно, такое молчаливое соглашение и было бы принято, если бы не хулиганы Поверманы. Они, оказывается, подслушивали за дверью и теперь с хохотом втиснулись в класс, толкая друг друга, как известные конферансье-близнецы. Катя забыла фамилию этих конферансье. Поверманы вечно им подражали.— Детки! — хохотал Мотька.— Де-е-е-тки! — блеял Борька.— Доберман-пинчеры у ковра! — пробасил Шведов.На следующем уроке в классе висела угрюмая, как история средневековья, тишина. Историк, завуч Шахназаров, пилил их минут двадцать.Он сказал:— Вы оскорбительно, с детской жестокостью, третируете Третировать — обходиться с кем-либо пренебрежительно.

Анну Серафимовну!«С детской жестокостью»? Кто им сказал, что дети жестоки?Не правда!И этот тяжелый школьный день закончился еще одним неприятным разговором. Катя рассказала Пирожку историю с Дорой, а потом, покраснев не хуже Тоськи, отбарабанила:— Ленк, ты меня прости, я побегу, у меня свидание…И убежала. Митька Садов потрусил за ней. На приличном расстоянии. Белую мышь он держал в кисетике за пазухой. 15. ЛЕПЕСТОК Аккуратист Квадратик пришел к мостику в двенадцать пятьдесят пять. Катя, обычно не отличавшаяся точностью, пришла в то же время. Они столкнулись на шатучем мостике и покраснели оба. Оказывается, и Квадратик был в задумчивости, и тоже не заметил Катю, пока мост не закачался под ногами.— Соблюдаешь уговор, Катерина!— А ты как думал?Игорь пожал плечами. Не сговариваясь, ребята повернули к Верхним Камням. На ходу их портфели раскачивались и стукали друг друга. Игорь лез по краю откоса, молча посвистывал, пока не добрались до камней. Уже стоя на берегу, он предложил:— Садись, Катерина. Поговорить надо, с рисованием.Он был ужасно забавный парень! Поговорить с рисованием?— Ты с моим батей не познакомилась, — пояснил Квадратик, открывая портфель. — Как он с флота вернулся, всегда говорит: с рисованием… Что означает? Технический разговор надо пояснять чертежом. Вот что означает — поговорить с рисованием…Он уложил портфель на откосе, подпер кусками песчаника — получился стол. На портфеле разместилась папка для черчения, два листа бумаги и шариковая ручка «Союз».— Значит, послал я депешу, — ровным тенорком говорил Игорь. — Предупреждение будто есть… текст по правилам, поймут они текст. Теперь будет вопрос другой. Поскольку дело государственное, надо в институте предупредить. Насчет Верхних Камней. Вот так, Катерина.— Ты не мог бы звать меня Катей?— Могу. Теперь будет так… Надо твоего батю достать хотя бы из-под земли. Предупредить. Мало ли кто на камни заберется…Катя с горечью осмотрела скельки — всё, прощайте перемещения! Этот мальчишка сам был, как кремешок. Квадратик! И он был прав. Кате захотелось сказать ему что-нибудь обидное и неприятное. Тоже по-взрослому. Что у него ботинки все извохренные или другую гадость, — с трудом пересилила себя, смолчала. К тому же явился Митька и вытащил из-за пазухи полуживого мышонка.— Все я обдумал. Полночи обдумывал. От института все исходит, это точно. Вот смотри… — говорил Квадратик.Он щелкнул ручкой «Союз» и вычертил на листке что-то вроде листа клевера, но сильно вытянутого. Вот так:Посреди сооружения он провел пунктирную линию и надписал над ней: «Ос передачи». Затем продолжил пояснения:— Ежели человека передавать как радиограмму, нужна антенна. Как при радиолокации. Понимаешь ли, не знаю…Антенна — ясное дело! Какая же передача без антенны?— Антенна должна быть остронаправленная, чтобы волны шли пучком. Как луч прожектора. Вот луч я нарисовал, по оси передачи.— Так это ось, — догадалась Катя, — а я-то думаю, каких «ос передачи»!— У меня с грамматикой слабо, — твердо признался Игорь. — Борюсь. Ты слушай, однако. Вот луч по оси передачи. Однако по бокам обязательно есть боковые лучи. Лепестки, вроде как отростки. От них избавиться невозможно, понимаешь? Ты, однако, должна помнить, как они жаловались, что лепесток…— …перегружен, — подтвердила Катя. — Так вот какой лепесток!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22