Губы их слились. Невозможно описать то чувственное наслаждение, которое доставил Кельвину этот поцелуй, он далеко не сразу пришел в себя, а когда пришел, то обнаружил, что она убежала, и только брошенный ею платок говорил ему о том, что это был не сон.
В полубреду он встал и, пошатываясь, точно хлебнувший диковинного вина, вышел на улицу и побрел в пансион. Последней мыслью, мелькнувшей в голове до того, как он погрузился в сладкий сон, было: «Нет, этого просто не может быть.»
ГЛАВА 8
В течение нескольких следующих недель они каждый день встречались в гостинице «Босуэлл» и, попадали в заколдованное пространство, из которого выходили лишь тогда, когда неумолимое время отбивало свой неостановимый ритм, и предлагало им расстаться, и единственное, что их утешало, это то, что ночи весной коротки, и что скоро наступит завтра, и снова придет блаженный вечер в «Босуэлл».
В телефонных разговорах с женой Кельвин, по мере того, как его отношения с Григ углублялись, становился все более лаконичен, стараясь не говорить при этом ни слова неправды, чутко понимая, что одна ложь влечет за собой другую и тогда пропасти уже не миновать. На другом конце провода Кельвин все чаще слышал долгое молчание – Грейс явно размышляла над его словами, пытаясь женским рассудком понять, в какой степени эта связь, мимолетная, как пытался ее характеризовать Кельвин, была опасна для их союза. Наконец Кельвину надоело, он почувствовал, что еще немного, и хрупкий порог между правдой и ложью будет сломан, и он решил увидеться с женой и детьми, тем более, что по детям он действительно скучал и иногда они приходили к нему в снах. Грейс же в этих снах места не находилось.
А на следующий день позвонила Григ, и грустным голосом сказала, что родители позвонили ей из Дорсета и просили приехать – они по ней скучали и слишком долго ее не видели.
– Вот и отлично, – подумал про себя Кельвин, значит, во время моей поездки к детям Григ тоже здесь не будет, я ничего не теряю.
С этой мыслью он вышел из дома и отправился обедать в ближайший паб. Он уже почти дошел, когда знакомый голос снова окликнул его – обернувшись, он снова увидел добрейшего Кристофера – только в этот день лицо его было омрачено глубокой задумчивостью, которую он не считал нужным скрывать.
– Здравствуй, Кельвин, – просто сказал он. – Знаете, я тебя уже разыскиваю, мне очень надо с тобой поговорить. В городе происходят некоторые события, я бы хотел, чтобы ты о них знал.
– Давайте зайдем, пообедаем и все вместе обсудим, – предложил Кельвин.
– Знаешь, ко мне в магазин через десять минут должен прийти один человек, я не хочу, чтобы он долго ждал, поэтому, если ты не против, давай сделаем это у меня в магазине, и там же мы сможем чего-нибудь поесть, – ответил старый букинист. Кельвину не очень хотелось обедать в букинистическом магазине – слишком хорошо он знал, чем обычно питаются букинисты, но весь вид и тон Кристофера говорили о том, что он придавал вопросу огромное значение, и Кельвин не нашел в себе сил отказаться.
В молчании они дошли до магазина, Кристофер отпер дверь ключом и они вошли внутрь. Неистребимый запах книжной пыли ударил в ноздри Кельвина. Мало запахов на свете приятней этого, подумал он, а в Колдминстере другого такого места, пожалуй, и не найти.
Не говоря ни слова, Кристофер жестом предложил Кельвину снять пальто, а сам пошел куда-то вглубь магазина и вскоре вернулся с бутылкой вина и куском сыра.
– Ну вот, я же говорил, мы можем здесь поесть, – радостно воскликнул он, достал огромный кривой нож, порезал сыр, открыл бутылку и разлил вино по бокалам, которые достал откуда-то из-под прилавка.
– Я просил тебя зайти, – заговорил Кристофер, – потому, что ты мне глубоко симпатичен, я считаю, что книги, которые ты пишешь – не самые глупые книги, которые мне приходилось читать, и я хочу избавить тебя от страданий, к которым, на мой взгляд, ты стремительно приближаешься. Ты приехал из Лондона, и привык ты к тому, что живешь там, где никому нет до окружающих никакого дела, но сейчас-то мы в Колдминстере, а это совсем другое дело – здесь каждый человек на виду, о тебе все стало известно в тот самый день, когда ты приехал в пансион. Весь город гордился тем, что ты поехал не в Брайтон, не в другой прибрежный город, а сюда, в Колдминстер. Но через считанные дни город в тебе разочаровался – ты не вписываешься в здешние правила поведения, которые гласят, что семья – священна, и если женатый человек выходит из дома с незамужней женщиной, он должен быть уверен в том, что все заранее обдумал, что в случае, если его спросят о характере его отношений с этой женщиной, он должен быть готов дать исчерпывающий ответ – иначе ему несдобровать. Да это и понятно – событий в городе происходит настолько мало, что большую часть местной газеты занимает колонка светских сплетен – ее перепечатывают из лондонских газет.
Но это еще было бы ничего. Есть гораздо более серьезная опасность – я имею в виду девушку, которой ты увлекся. Поверь мне, это роковая женщина. Я не знаю, на чем основана моя уверенность, но она – призрак, я это знаю точно.
– Что ты, Кристофер, это самая земная из всех женщин, которых я когда-либо знал.
– Такая женщина для тебя, Кельвин, это твоя жена Грейс. Подумай, что ты делаешь. Тебе известна история рождения Григ, известно, что говорила принимавшая роды старуха – так вот, это все правда, Не связывай с ней свою жизнь, Кельвин, ни к чему хорошему это не приведет. Счастлив ты с ней точно не будешь, а тогда зачем портить себе нервы? Ты уже не мальчик, чтобы легко развязывать отношения с женщинами – а она роковая женщина, она опасна, пока не встретит свою первую любовь, хотя кто, и как ее полюбит, неизвестно. Еще раз тебе говорю, Кельвин – она призрак.
– Поверь мне, Кристофер, мои отношения с этой женщиной зашли слишком далеко, я пока еще не знаю, но возможно, мне придется решиться на разрыв с семьей, хотя я очень люблю Грейс и жизни без детей я тоже не представляю.
– Ну что ж, тогда думай сам, – задумчиво ответил Кристофер, видимо, отчаявшись переубедить Кельвина. – Но лучше бы тебе изгнать этот призрак из своего сердца, и навсегда, и чем раньше, тем лучше. Она с каждым днем все больше проникает в тебя, ее чары все плотнее смыкаются на тебе. Трижды подумай.
С этими словами старый букинист поднялся, давая понять, что разговор окончен, а Кельвин, не желая сразу покидать уютное место, попросил разрешения покопаться в книжных полках, может быть, он смог бы найти что-нибудь для себя.
В этот момент колокольчик над входом зазвонил, и в магазин вошел невысокий остроносый человек с длинными волосами, небрежно одетый, но с таким пытливым взглядом, что вся небрежность забывалась.
Кристофер поспешил к нему с возгласами восторга.
– Кельвин, позволь тебе представить одного из самых одаренных композиторов нашего времени, Адриана Мистраля. Он родился во Франции, но уже долго живет в Англии, он избрал свой, непростой путь в музыке, и пока не получил признания, но я уверен, оно не за горами.
– Приятно познакомиться, – произнес человек – на вид ему было лет тридцать с небольшим.
– Кельвин Спринг, – произнес Кельвин с легким поклоном.
– Уж не тот ли Спринг, что пишет один за другим романы, как пирожки печет? – с легкой иронией произнес Адриан.
– Тот самый, – охотно отозвался Кельвин, а про себя подумал: «Черт возьми, до сих пор я считал себя серьезным писателем, а оказывается, мои романы, которые в таких муках рождаются из-под пера, в глазах людей выглядят не более, чем однодневками». Он понял, что начал осознавать, что в будущем ему придется нелегко, заставляя себя садиться за стол, и вымучивать из себя плоские строки.
Мистраль, оказался приятным и остроумным собеседником, он сразу расположил к себе Кельвина и они долго беседовали о судьбах искусства, сначала в магазине Кристофера, а потом в прогулке по городу.
Они дошли до вокзала, и неожиданно Кельвину пришла мысль – а почему бы ему не пригласить Адриана съездить на море? Он высказал эту мысль Мистралю, и тот неожиданно легко согласился.
Они взяли машину и через полчаса уже подъезжали к Розхэвену. Не доезжая несколько километров до города, Адриан постучал по перегородке, отделявшей пассажирский салон от кабины водителя, и попросил: «Остановите, пожалуйста, здесь.»
Водитель заглушил мотор, машина остановилась, спутники вышли, Мистраль вытащил футляр со скрипкой, машина развернулась и уехала.
Кельвин, пытаясь понять, зачем они вышли, выразительно посмотрел на Адриана, а тот охотно объяснил: «Я хочу показать вам море. В море – наша радость, оно бесконечно.»
Все еще не до конца понимая, Кельвин проследовал за Адрианом к морю по глинистой дорожке, которая внизу прервалась и начался пляж, усыпанный белым мелким песком.
Они подошли к самой кромке воды, их ноги несколько раз заливали самые стойкие, самые упрямые волны – и здесь, на берегу вечного океана, Кельвину открылась одна вечная истина – каждый человек предназначен для чего-то одного, большого, и сделать это большое дело человек обязан, чего бы ему это ни стоило, иначе на закате жизни он почувствует ее пустоту и бессмысленность. Кельвин понял также, что мудрый Мистраль, оправдывая свою фамилию, ведь так называется ветер в Африке, неспроста привел его на морской берег, где в этот час, кроме них, никого не было. Море тоже было пустынным, даже па горизонте не видно было ни единого рыбачьего суденышка. Стараясь перекричать грохот волн, Кельвин стал объяснять Мистралю суть постигшего его озарения, и, по мере того, как менялось от недоверчивого к восхищенному лицо композитора, понял, что попал в точку – Адриан теперь его надежный друг и партнер. Под влиянием нахлынувших чувств Кельвин вдруг понял, что в глубине его души рождается какая-то торжественная музыка, и он не может больше носить ее в себе. Он набрал полную грудь воздуха, и неожиданно для себя запел мелодию, которая, как он думал, точно отражает его состояние. Мистраль подхватил песнь, потом выхватил из футляра скрипку и яростно заиграл, с огромной скоростью водя смычком по струнам.
Так продолжалось минут десять, а потом вдруг волшебство прошло, и два человека на берегу еще некоторое время стояли, не в силах поверить тому, что только сейчас произошло.
После этого, не сговариваясь, они развернулись и отправились в обратный путь, истощенные, но необычайно богатые духом. Адриан отказался ехать в Розхэвен, Кельвин посадил его в проезжавшее такси и отправил назад в Колдминстер, а сам отправился пешком к жене и детям.
Придя туда, он неожиданно почувствовал сильную усталость, едва успел рассказать жене о случившемся и тут же заснул.
ГЛАВА 9
Наутро Кельвин проснулся не сразу, некоторое время он пребывал в полудреме, из которой его вытащили дети, требовавшие заслуженного внимания. Кельвин с удовольствием повозился с детьми после завтрака, а потом, оставив детей с нанятой нянькой по имени Эйлин, ушел с Грейс к старому замку на холме у берега моря, долго ходил с ней вокруг старинных башен у спокойного озера и рассказывал жене о смутных ощущениях нового, бродивших в его голове под впечатлением от встречи с Мистралем. Он чувствовал необходимость обновления, ухода от ставших привычными успеха, почитания – он был очень доволен тем, что приехал сюда, и даже не вспомнил ни разу, что ехал по совсем другому поводу.
– Но, дорогой, что тебя не устраивает в тех романах, которые ты сейчас пишешь? – недоуменно спросила Грейс.
– Да то, что никакой пользы для людей от этих романов я не вижу, то есть мне казалось, что я – мудрый, я все знаю, а оказалось, что этого мало.
И знаешь, что, я думаю, мне надо уехать на время, разобраться и в себе, и в своих отношениях с окружающими – тут он краем глаза увидел, как жена нахмурилась, но ничем этому помочь не мог.
– Если ты так считаешь, то, конечно, я не могу тебя отговаривать, – заметила Грейс, но если этот твой Замысел вдруг окажется не тем, что ты о нем думаешь, ты не будешь жалеть, что даром потратил время?
– Нет, – твердо ответил Кельвин, – не буду.
Проведя ночь в Розхэвене, Кельвин с утра уехал поездом в Колдминстер, а оттуда, едва успев позвонить Григ и сказать ей, что его примерно неделю не будет, уехал в Лондон, а оттуда катером на маленький пустынный остров Крок Бэй, где поселился в единственной на острове гостинице. Первые два дня Кельвин приходил в себя, принципиально не работал, только ходил по холмам, которых было на острове в изобилии, распугивая чаек, считавших эти места своей вотчиной. Постепенно он почувствовал, как напряжение последних недель выходит из него, он обрел способность размышлять спокойно, лицо Григ уже не виделось ему в каждом женском лице, поэтому Кельвин принялся за детальную разработку того замысла, который в общих чертах задумал в разговоре с Адрианом Мистралем.
Его очень заботила проблема Пространства и Времени, особенно после разговора с Кристофером, когда ему показалось, что за его словами стоит что-то огромное, непознанное, но тем не менее очень важное, и не только для него, но и для всего человечества.
На этом безлюдном острове он вдруг более, чем где бы то ни было ощутил себя частью огромной человеческой семьи, населяющей планету – он много думал об эволюции людских рас, даже нашел в маленькой местной библиотеке несколько томов исследований по проблемам антропологии, и пришел к выводу, что все войны, столкновения и конфликты, которыми сопровождалась вся мировая история, происходят от неумения и неспособности людей объяснить суть переживаемых ими проблем, от недалекости правителей и покорности подданных.
И судьбу свою он теперь видел в воплощении своего Замысла, в том, чтобы объяснить людям природу их бед, в том, чтобы раскрыть перед ними тайны противоречий, раздирающих испокон веков все народы.
Больше десяти дней потребовалось ему на то, чтобы окончательно установить очередность следования элементов его Работы, и основные черты каждого раздела. Когда наконец, он сложил вместе все разрозненные страницы, то с облегчением откинулся на спинку кресла и, увидев перед собой внушительную пачку мелко исписанных листов бумаги, вдруг понял, что обрек себя на каторжный труд до конца дней своих. Подумав, Кельвин решил, что, даже если ему не суждено выполнить весь объем работы, и лишь часть Великого, как он теперь понимал, замысла, ляжет на бумагу, его существование на Земле уже будет оправдано. Он аккуратно сложил листы в чемодан и набрал номер порта. Ближайшим катером он приехал в Лондон, откуда, ни минуты не задерживаясь, поспешил в Колдминстер.
Добравшись до пансиона, он первым делом позвонил Григ, и, узнав, что она еще не вернулась из Дорсета, погрустнел, но, быстро совладав с собой, набрал номер Розхэвена. Подошедшая к телефону Эйлин сказала, что Грейс подойдет через минуту – пока Кельвин ждал ответа Грейс, он сгорал от нетерпения. Наконец Грейс ответила своим нежным голосом:
– Алло, Грейс Спринг слушает.
– Здравствуй, моя милая, я уже вернулся.
– Очень рада, надеюсь, ты не зря провел время в Крок Бэй.
– Что ты, конечно не зря, я столько всего придумал нового, мне теперь работы хватит до конца жизни.
– Тогда возьми машину и скорее приезжай.
– Мне еще надо здесь кое-что сделать.
– Тогда зайди прямо сейчас к миссис Гэррик, тебя ждет сюрприз.
– Что ты говоришь? – радостно воскликнул Кельвин.
Повесив трубку, он спустился к миссис Гэррик – она молча ушла в свою комнату и скоро вернулась с папкой из отличной кожи, на обложке которой была прикреплена медная пластинка – на ней изящными буквами было выведено: ЗАМЫСЕЛ.
Кельвин тут же кинулся наверх, набрал номер Грейс и, задыхаясь от любви, прокричал: «Спасибо тебе, я тебя люблю. Еду прямо сейчас.»
По пути в Розхэвен он радостно мечтал о встрече, и вдруг странное ощущение кольнуло его в бок – он вспомнил про локон волос, достал его из кармана и повертел на летнем солнце. Как странно, ведь эти волосы никогда не поседеют, не рассыплются, не потеряют красоты и блеска. Удивляясь тому, что делает, он покрыл волосы поцелуями – то, что сказал ему Кристофер, больше не было тайной. Он бережно вложил прядь в записную книжку. Он уже понял, что прядь – неизмеримо больше, чем просто талисман, это символ, значение которого он только что понял, и он поведет его по дороге любви и красоты. Он посмотрел в окно на солнце. Его больше не страшило время, которое отбивало свой такт в смятенных сердцах местных жителей и меряло жизненный ход по воскресным колоколам.
На побережье он всего себя посвятил детям, так в забавах и веселье незаметно пролетели четыре дня, но однажды детей уже уложили спать, а Кельвин сидел у окна и неспешно разговаривал с Грейс, которая лежала на кушетке под тонким пледом.
– Дай мне, пожалуйста, сигарету, – попросила Грейс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
В полубреду он встал и, пошатываясь, точно хлебнувший диковинного вина, вышел на улицу и побрел в пансион. Последней мыслью, мелькнувшей в голове до того, как он погрузился в сладкий сон, было: «Нет, этого просто не может быть.»
ГЛАВА 8
В течение нескольких следующих недель они каждый день встречались в гостинице «Босуэлл» и, попадали в заколдованное пространство, из которого выходили лишь тогда, когда неумолимое время отбивало свой неостановимый ритм, и предлагало им расстаться, и единственное, что их утешало, это то, что ночи весной коротки, и что скоро наступит завтра, и снова придет блаженный вечер в «Босуэлл».
В телефонных разговорах с женой Кельвин, по мере того, как его отношения с Григ углублялись, становился все более лаконичен, стараясь не говорить при этом ни слова неправды, чутко понимая, что одна ложь влечет за собой другую и тогда пропасти уже не миновать. На другом конце провода Кельвин все чаще слышал долгое молчание – Грейс явно размышляла над его словами, пытаясь женским рассудком понять, в какой степени эта связь, мимолетная, как пытался ее характеризовать Кельвин, была опасна для их союза. Наконец Кельвину надоело, он почувствовал, что еще немного, и хрупкий порог между правдой и ложью будет сломан, и он решил увидеться с женой и детьми, тем более, что по детям он действительно скучал и иногда они приходили к нему в снах. Грейс же в этих снах места не находилось.
А на следующий день позвонила Григ, и грустным голосом сказала, что родители позвонили ей из Дорсета и просили приехать – они по ней скучали и слишком долго ее не видели.
– Вот и отлично, – подумал про себя Кельвин, значит, во время моей поездки к детям Григ тоже здесь не будет, я ничего не теряю.
С этой мыслью он вышел из дома и отправился обедать в ближайший паб. Он уже почти дошел, когда знакомый голос снова окликнул его – обернувшись, он снова увидел добрейшего Кристофера – только в этот день лицо его было омрачено глубокой задумчивостью, которую он не считал нужным скрывать.
– Здравствуй, Кельвин, – просто сказал он. – Знаете, я тебя уже разыскиваю, мне очень надо с тобой поговорить. В городе происходят некоторые события, я бы хотел, чтобы ты о них знал.
– Давайте зайдем, пообедаем и все вместе обсудим, – предложил Кельвин.
– Знаешь, ко мне в магазин через десять минут должен прийти один человек, я не хочу, чтобы он долго ждал, поэтому, если ты не против, давай сделаем это у меня в магазине, и там же мы сможем чего-нибудь поесть, – ответил старый букинист. Кельвину не очень хотелось обедать в букинистическом магазине – слишком хорошо он знал, чем обычно питаются букинисты, но весь вид и тон Кристофера говорили о том, что он придавал вопросу огромное значение, и Кельвин не нашел в себе сил отказаться.
В молчании они дошли до магазина, Кристофер отпер дверь ключом и они вошли внутрь. Неистребимый запах книжной пыли ударил в ноздри Кельвина. Мало запахов на свете приятней этого, подумал он, а в Колдминстере другого такого места, пожалуй, и не найти.
Не говоря ни слова, Кристофер жестом предложил Кельвину снять пальто, а сам пошел куда-то вглубь магазина и вскоре вернулся с бутылкой вина и куском сыра.
– Ну вот, я же говорил, мы можем здесь поесть, – радостно воскликнул он, достал огромный кривой нож, порезал сыр, открыл бутылку и разлил вино по бокалам, которые достал откуда-то из-под прилавка.
– Я просил тебя зайти, – заговорил Кристофер, – потому, что ты мне глубоко симпатичен, я считаю, что книги, которые ты пишешь – не самые глупые книги, которые мне приходилось читать, и я хочу избавить тебя от страданий, к которым, на мой взгляд, ты стремительно приближаешься. Ты приехал из Лондона, и привык ты к тому, что живешь там, где никому нет до окружающих никакого дела, но сейчас-то мы в Колдминстере, а это совсем другое дело – здесь каждый человек на виду, о тебе все стало известно в тот самый день, когда ты приехал в пансион. Весь город гордился тем, что ты поехал не в Брайтон, не в другой прибрежный город, а сюда, в Колдминстер. Но через считанные дни город в тебе разочаровался – ты не вписываешься в здешние правила поведения, которые гласят, что семья – священна, и если женатый человек выходит из дома с незамужней женщиной, он должен быть уверен в том, что все заранее обдумал, что в случае, если его спросят о характере его отношений с этой женщиной, он должен быть готов дать исчерпывающий ответ – иначе ему несдобровать. Да это и понятно – событий в городе происходит настолько мало, что большую часть местной газеты занимает колонка светских сплетен – ее перепечатывают из лондонских газет.
Но это еще было бы ничего. Есть гораздо более серьезная опасность – я имею в виду девушку, которой ты увлекся. Поверь мне, это роковая женщина. Я не знаю, на чем основана моя уверенность, но она – призрак, я это знаю точно.
– Что ты, Кристофер, это самая земная из всех женщин, которых я когда-либо знал.
– Такая женщина для тебя, Кельвин, это твоя жена Грейс. Подумай, что ты делаешь. Тебе известна история рождения Григ, известно, что говорила принимавшая роды старуха – так вот, это все правда, Не связывай с ней свою жизнь, Кельвин, ни к чему хорошему это не приведет. Счастлив ты с ней точно не будешь, а тогда зачем портить себе нервы? Ты уже не мальчик, чтобы легко развязывать отношения с женщинами – а она роковая женщина, она опасна, пока не встретит свою первую любовь, хотя кто, и как ее полюбит, неизвестно. Еще раз тебе говорю, Кельвин – она призрак.
– Поверь мне, Кристофер, мои отношения с этой женщиной зашли слишком далеко, я пока еще не знаю, но возможно, мне придется решиться на разрыв с семьей, хотя я очень люблю Грейс и жизни без детей я тоже не представляю.
– Ну что ж, тогда думай сам, – задумчиво ответил Кристофер, видимо, отчаявшись переубедить Кельвина. – Но лучше бы тебе изгнать этот призрак из своего сердца, и навсегда, и чем раньше, тем лучше. Она с каждым днем все больше проникает в тебя, ее чары все плотнее смыкаются на тебе. Трижды подумай.
С этими словами старый букинист поднялся, давая понять, что разговор окончен, а Кельвин, не желая сразу покидать уютное место, попросил разрешения покопаться в книжных полках, может быть, он смог бы найти что-нибудь для себя.
В этот момент колокольчик над входом зазвонил, и в магазин вошел невысокий остроносый человек с длинными волосами, небрежно одетый, но с таким пытливым взглядом, что вся небрежность забывалась.
Кристофер поспешил к нему с возгласами восторга.
– Кельвин, позволь тебе представить одного из самых одаренных композиторов нашего времени, Адриана Мистраля. Он родился во Франции, но уже долго живет в Англии, он избрал свой, непростой путь в музыке, и пока не получил признания, но я уверен, оно не за горами.
– Приятно познакомиться, – произнес человек – на вид ему было лет тридцать с небольшим.
– Кельвин Спринг, – произнес Кельвин с легким поклоном.
– Уж не тот ли Спринг, что пишет один за другим романы, как пирожки печет? – с легкой иронией произнес Адриан.
– Тот самый, – охотно отозвался Кельвин, а про себя подумал: «Черт возьми, до сих пор я считал себя серьезным писателем, а оказывается, мои романы, которые в таких муках рождаются из-под пера, в глазах людей выглядят не более, чем однодневками». Он понял, что начал осознавать, что в будущем ему придется нелегко, заставляя себя садиться за стол, и вымучивать из себя плоские строки.
Мистраль, оказался приятным и остроумным собеседником, он сразу расположил к себе Кельвина и они долго беседовали о судьбах искусства, сначала в магазине Кристофера, а потом в прогулке по городу.
Они дошли до вокзала, и неожиданно Кельвину пришла мысль – а почему бы ему не пригласить Адриана съездить на море? Он высказал эту мысль Мистралю, и тот неожиданно легко согласился.
Они взяли машину и через полчаса уже подъезжали к Розхэвену. Не доезжая несколько километров до города, Адриан постучал по перегородке, отделявшей пассажирский салон от кабины водителя, и попросил: «Остановите, пожалуйста, здесь.»
Водитель заглушил мотор, машина остановилась, спутники вышли, Мистраль вытащил футляр со скрипкой, машина развернулась и уехала.
Кельвин, пытаясь понять, зачем они вышли, выразительно посмотрел на Адриана, а тот охотно объяснил: «Я хочу показать вам море. В море – наша радость, оно бесконечно.»
Все еще не до конца понимая, Кельвин проследовал за Адрианом к морю по глинистой дорожке, которая внизу прервалась и начался пляж, усыпанный белым мелким песком.
Они подошли к самой кромке воды, их ноги несколько раз заливали самые стойкие, самые упрямые волны – и здесь, на берегу вечного океана, Кельвину открылась одна вечная истина – каждый человек предназначен для чего-то одного, большого, и сделать это большое дело человек обязан, чего бы ему это ни стоило, иначе на закате жизни он почувствует ее пустоту и бессмысленность. Кельвин понял также, что мудрый Мистраль, оправдывая свою фамилию, ведь так называется ветер в Африке, неспроста привел его на морской берег, где в этот час, кроме них, никого не было. Море тоже было пустынным, даже па горизонте не видно было ни единого рыбачьего суденышка. Стараясь перекричать грохот волн, Кельвин стал объяснять Мистралю суть постигшего его озарения, и, по мере того, как менялось от недоверчивого к восхищенному лицо композитора, понял, что попал в точку – Адриан теперь его надежный друг и партнер. Под влиянием нахлынувших чувств Кельвин вдруг понял, что в глубине его души рождается какая-то торжественная музыка, и он не может больше носить ее в себе. Он набрал полную грудь воздуха, и неожиданно для себя запел мелодию, которая, как он думал, точно отражает его состояние. Мистраль подхватил песнь, потом выхватил из футляра скрипку и яростно заиграл, с огромной скоростью водя смычком по струнам.
Так продолжалось минут десять, а потом вдруг волшебство прошло, и два человека на берегу еще некоторое время стояли, не в силах поверить тому, что только сейчас произошло.
После этого, не сговариваясь, они развернулись и отправились в обратный путь, истощенные, но необычайно богатые духом. Адриан отказался ехать в Розхэвен, Кельвин посадил его в проезжавшее такси и отправил назад в Колдминстер, а сам отправился пешком к жене и детям.
Придя туда, он неожиданно почувствовал сильную усталость, едва успел рассказать жене о случившемся и тут же заснул.
ГЛАВА 9
Наутро Кельвин проснулся не сразу, некоторое время он пребывал в полудреме, из которой его вытащили дети, требовавшие заслуженного внимания. Кельвин с удовольствием повозился с детьми после завтрака, а потом, оставив детей с нанятой нянькой по имени Эйлин, ушел с Грейс к старому замку на холме у берега моря, долго ходил с ней вокруг старинных башен у спокойного озера и рассказывал жене о смутных ощущениях нового, бродивших в его голове под впечатлением от встречи с Мистралем. Он чувствовал необходимость обновления, ухода от ставших привычными успеха, почитания – он был очень доволен тем, что приехал сюда, и даже не вспомнил ни разу, что ехал по совсем другому поводу.
– Но, дорогой, что тебя не устраивает в тех романах, которые ты сейчас пишешь? – недоуменно спросила Грейс.
– Да то, что никакой пользы для людей от этих романов я не вижу, то есть мне казалось, что я – мудрый, я все знаю, а оказалось, что этого мало.
И знаешь, что, я думаю, мне надо уехать на время, разобраться и в себе, и в своих отношениях с окружающими – тут он краем глаза увидел, как жена нахмурилась, но ничем этому помочь не мог.
– Если ты так считаешь, то, конечно, я не могу тебя отговаривать, – заметила Грейс, но если этот твой Замысел вдруг окажется не тем, что ты о нем думаешь, ты не будешь жалеть, что даром потратил время?
– Нет, – твердо ответил Кельвин, – не буду.
Проведя ночь в Розхэвене, Кельвин с утра уехал поездом в Колдминстер, а оттуда, едва успев позвонить Григ и сказать ей, что его примерно неделю не будет, уехал в Лондон, а оттуда катером на маленький пустынный остров Крок Бэй, где поселился в единственной на острове гостинице. Первые два дня Кельвин приходил в себя, принципиально не работал, только ходил по холмам, которых было на острове в изобилии, распугивая чаек, считавших эти места своей вотчиной. Постепенно он почувствовал, как напряжение последних недель выходит из него, он обрел способность размышлять спокойно, лицо Григ уже не виделось ему в каждом женском лице, поэтому Кельвин принялся за детальную разработку того замысла, который в общих чертах задумал в разговоре с Адрианом Мистралем.
Его очень заботила проблема Пространства и Времени, особенно после разговора с Кристофером, когда ему показалось, что за его словами стоит что-то огромное, непознанное, но тем не менее очень важное, и не только для него, но и для всего человечества.
На этом безлюдном острове он вдруг более, чем где бы то ни было ощутил себя частью огромной человеческой семьи, населяющей планету – он много думал об эволюции людских рас, даже нашел в маленькой местной библиотеке несколько томов исследований по проблемам антропологии, и пришел к выводу, что все войны, столкновения и конфликты, которыми сопровождалась вся мировая история, происходят от неумения и неспособности людей объяснить суть переживаемых ими проблем, от недалекости правителей и покорности подданных.
И судьбу свою он теперь видел в воплощении своего Замысла, в том, чтобы объяснить людям природу их бед, в том, чтобы раскрыть перед ними тайны противоречий, раздирающих испокон веков все народы.
Больше десяти дней потребовалось ему на то, чтобы окончательно установить очередность следования элементов его Работы, и основные черты каждого раздела. Когда наконец, он сложил вместе все разрозненные страницы, то с облегчением откинулся на спинку кресла и, увидев перед собой внушительную пачку мелко исписанных листов бумаги, вдруг понял, что обрек себя на каторжный труд до конца дней своих. Подумав, Кельвин решил, что, даже если ему не суждено выполнить весь объем работы, и лишь часть Великого, как он теперь понимал, замысла, ляжет на бумагу, его существование на Земле уже будет оправдано. Он аккуратно сложил листы в чемодан и набрал номер порта. Ближайшим катером он приехал в Лондон, откуда, ни минуты не задерживаясь, поспешил в Колдминстер.
Добравшись до пансиона, он первым делом позвонил Григ, и, узнав, что она еще не вернулась из Дорсета, погрустнел, но, быстро совладав с собой, набрал номер Розхэвена. Подошедшая к телефону Эйлин сказала, что Грейс подойдет через минуту – пока Кельвин ждал ответа Грейс, он сгорал от нетерпения. Наконец Грейс ответила своим нежным голосом:
– Алло, Грейс Спринг слушает.
– Здравствуй, моя милая, я уже вернулся.
– Очень рада, надеюсь, ты не зря провел время в Крок Бэй.
– Что ты, конечно не зря, я столько всего придумал нового, мне теперь работы хватит до конца жизни.
– Тогда возьми машину и скорее приезжай.
– Мне еще надо здесь кое-что сделать.
– Тогда зайди прямо сейчас к миссис Гэррик, тебя ждет сюрприз.
– Что ты говоришь? – радостно воскликнул Кельвин.
Повесив трубку, он спустился к миссис Гэррик – она молча ушла в свою комнату и скоро вернулась с папкой из отличной кожи, на обложке которой была прикреплена медная пластинка – на ней изящными буквами было выведено: ЗАМЫСЕЛ.
Кельвин тут же кинулся наверх, набрал номер Грейс и, задыхаясь от любви, прокричал: «Спасибо тебе, я тебя люблю. Еду прямо сейчас.»
По пути в Розхэвен он радостно мечтал о встрече, и вдруг странное ощущение кольнуло его в бок – он вспомнил про локон волос, достал его из кармана и повертел на летнем солнце. Как странно, ведь эти волосы никогда не поседеют, не рассыплются, не потеряют красоты и блеска. Удивляясь тому, что делает, он покрыл волосы поцелуями – то, что сказал ему Кристофер, больше не было тайной. Он бережно вложил прядь в записную книжку. Он уже понял, что прядь – неизмеримо больше, чем просто талисман, это символ, значение которого он только что понял, и он поведет его по дороге любви и красоты. Он посмотрел в окно на солнце. Его больше не страшило время, которое отбивало свой такт в смятенных сердцах местных жителей и меряло жизненный ход по воскресным колоколам.
На побережье он всего себя посвятил детям, так в забавах и веселье незаметно пролетели четыре дня, но однажды детей уже уложили спать, а Кельвин сидел у окна и неспешно разговаривал с Грейс, которая лежала на кушетке под тонким пледом.
– Дай мне, пожалуйста, сигарету, – попросила Грейс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18