Подняв на нее взгляд, он медленно, раздельно произнес: «Да, боюсь, что это так.» Маргарет надолго замолчала, пытаясь справиться с волнением.
– Ты понимаешь, что твои беды не прошли незаметно и для меня?
– Догадываюсь.
Она посмотрела на него глазами обиженного ребенка.
– На твоем месте я бы не стала так убиваться.
– Пусть каждый из нас остается на своем месте. Казалось, она уже не в силах совладать с собой – столько страдания было в се голосе: «Будь она проклята, она же просто призрак, а я – живая женщина, и…»
– Я знаю.
Неожиданно она вскочила с кресла, упала перед ним и положила голову ему на колени.
– Кельвин, я ни в чем тебя не виню, скорее я сама во всем виновата, мне нельзя было пускать все на самотек. Она подняла на него полные слез глаза, но не увидела сострадания и опустила взгляд. «Черт возьми, да скажи же хоть что-нибудь!» Она замолчала, а потом обхватила своими сильными руками его тело: «Кельвин, я не боюсь, я не боюсь, пусть мне будет больно, лишь бы ты освободился от этих страданий. Мне только нужно… О, боже мой!»
Она прильнула губами к его губам, его воля растаяла под живительным теплом ее тела, он крепко обнял ее – она вся дрожала от неизбывного желания и страсти.
С пылающим лицом она поднялась па ноги и воскликнула: «Пойдем ко мне в комнату, я больше так не могу, я люблю тебя!»
Его взгляд говорил ей «да», но в этот момент дверь отворилась и в комнату тихо вошла Анна.
Поняв, что вошла не вовремя, она смутилась, потупила взор и сказала: «Мадам, я иду спать. Мальчик чувствует себя хорошо. Спокойной ночи, мистер Спринг. Спокойной ночи, мадам.»
Она закрыла дверь, но вместе с ней комнату покинули и все желания Кельвина и Маргарет.
Долго они не решались нарушить тишину, наконец Кельвин собрался с духом: «Даже лучше, что она вошла.» И, не обращая внимания на ее обиженный вид, продолжил: «Но еще лучше то, что ты сказала и сделала то, что сделала. Понимаешь?»
– Да. Я с большим удовольствием вспоминаю боль, которую ты мне доставил, чем радость от общения с другими… Мне… для меня больше было немыслимо так жить.»
Он посмотрел на часы – было уже без десяти минут десять, он тут же вспомнил, куда ему обязательно надо успеть – времени почти не оставалось.
Он поднялся и сказал: «Все, мне пора.»
Лицо ее стало мертвенно-бледным, но она нашла в себе силы слабо улыбнуться и промолвить: «Не думай обо мне плохо, Кельвин, даже если мы никогда больше не увидимся. Ты для меня навсегда останешься идеалом мужчины, я всегда буду любить тебя». Она отпустила его руки и отвернулась. «Скорее уходи.»
Он мягко закрыл дверь, и сразу услышал за ней ничем больше не сдерживаемые рыдания. И это тоже он никогда Григ не простит. Он выбежал на улицу и остановил проезжавшее такси: «В «Корабельный колокол», скорее!»
ГЛАВА 21
Кельвин попросил водителя подождать внизу, а сам поднялся в бар. Бар уже закрывался, и публика тянулась к выходу, свет наполовину погашен. В дверях Кельвин остановился и увидел, что она, как всегда, сидит в углу, полускрытая тенью. Она подняла голову, увидела Кельвина, допила бокал и пошла к нему, но, не останавливаясь, прошла мимо и спустилась по лестнице к выходу. В машине она назвала шоферу какой-то адрес и до самого момента остановки машины не проронила больше ни слова.
Наконец они приехали. Повернувшись к Кельвину, женщина спросила: «Так ее больше нет?»
– Нет.
– Я знала, что так и будет.
– А я знал, что найду тебя в баре.
– Я умею ждать. Она сказала это так, как будто действительно ждала не один год, с самого рождения.
Кельвин расплатился с шофером, они вышли из машины в неизвестном ему районе, подошли к двери в двухэтажном доме, увитом шуршащим на ветру плющом, она открыла ключом дверь, они вошли. Она распахнула дверь в большую просто обставленную комнату – внутри ярко пылал камин. Она включила свет и повернулась к Кельвину – он в который раз удивился глубине ее глаз и свежести розовых губ.
Она сбросила пальто и долго стояла у камина, потом сказала: «Как долго я ждала этого дня.»
Подойдя к нему и не слова больше не говоря, она тихо и нежно поцеловала его, у него закружилась голова, и скоро он оказался на белоснежной постели, в полном мире с самим собой и с жизнью – она укутала его своей любовью, он чувствовал себя защищенным от всех жизненных невзгод, и он сам не заметил, как уснул. Спал он долго и крепко, проснулся свежим и полным сил и увидел, что женщина уже давно встала и с кухни доносился ее голос, она негромко напевала какую-то старинную песню. Через минуту она вошла в комнату в шелковой блузке и строгой черной юбке – в руках у нее была чашка с чаем. Кельвин выпил чай, встал и пошел в ванную, почистил зубы щеткой, которую она при нем вытащила из запечатанного целлофанового пакета, принял ванну и вернулся в постель. Немного полежав, Кельвин почувствовал, что страшно проголодался, тут женщина снова вошла, на этот раз с тарелкой яичницы с беконом – он съел все до последней крошки, где-то в глубине мозга удивляясь – да что же такое происходит?
Позавтракав, он вытер лицо и руки полотенцем, женщина подала ему зеркало и сказала: «У меня есть бритва, можешь побриться, если захочешь.» – Она улыбнулась. – «Торопиться некуда.»
Женщина хотела было встать, но Кельвин поймал ее руку, и увлек в постель, и еще несколько часов пролетело, как один миг, они никак не могли насытиться друг другом – от нее исходили такие волны тепла и доброжелательности, что он едва в них не захлебнулся – он чувствовал себя полностью новым человеком.
Когда за окном сгустились сумерки, Кельвин спросил: «Мне не пора уходить?»
– Нет, вздохнула женщина, – я всю жизнь тебя ждала и отпущу только тогда, когда отдам все, что должна.
Она замолчала, затем поднялась, сделала на кухне омлет с сыром и подала его с вином, а после ужина принесла Кельвину в постель ликеру и чашку сваренного по-турецки кофе.
Он закурил сигарету и спросил: «Скажи, а тебе не кажется, что все это странно?»
– Нет, ничего странного тут нет, как нет и нужды что-нибудь объяснять и обсуждать.
Он посмотрел на нее и с улыбкой спросил: «И имени твоего мне тоже не дано узнать?»
– Я же не знаю твоего имени, и не спрашиваю. – Она помолчала. «Я совершенно не знала, что мне делать в этой жизни, пока не увидела тебя, и тогда я все сразу поняла, вот как это случилось. И еще мне сразу открылось, что она – призрак, и я знала, к чему тебя приведет жизнь с этой девушкой, поэтому я решила, что должна вырвать тебя из ее рук».
– А к чему меня эта жизнь должна была привести?
– К смертному савану.
Больше она ничего не сказала, а сбросила одежду и бросилась в его объятия, а потом он уснул рядом с ней и проспал до самого утра, и разум его был свеж, как розовый бутон.
На третье утро он проснулся раньше женщины, посмотрел на нее, увидел, что на ее спящем лице не отражается ничего, кроме покоя, и понял, что она действительно дала ему все, что только могла.
Скоро и женщина пробудилась, сонно улыбнулась и сказала: «По-моему, тебе пора сбрить эту ужасную бороду.»
Он встал с постели, побрился, надел костюм и сел за стол завтракать. Оглянувшись на женщину, он залюбовался ее видом и сказал: «Сегодня утром ты как настоящая роза.»
Она улыбнулась в ответ, лицо ее приобрело мягкие, нежные очертания, она ответила: «Только запах свой эта роза отдала тебе.»
Он резко сказал: «Да, я знаю. А я тебе что-нибудь смог дать?»
– Все, что только мужчина может дать женщине, чтобы она могла полнее ему отдаваться, и дать понять, что нет на свете большей гениальности, чем гениальность быть женщиной и уметь растворяться в любимом. Сегодня утром я богаче всех на свете.»
Она улыбнулась. «Мы столько могли бы друг другу сказать, мы ведь знаем такое, что очень немногие знают.» Она подошла к телефону: «Сейчас я тебе такси вызову.»
Только теперь он сообразил, что за три дня, что они провели вместе, ее телефон ни разу не зазвонил, и он подумал, что она очень одинокая женщина. Он опустил ноги на ковер и так некоторое время сидел, не зная, что делать дальше.
Потом он сказал: «Я и не знаю, что тебе сказать.»
– Прощай, – ответила она просто.
Больше они не обменялись ни единым словом, пока не приехала машина. Прощаясь, он поймал ее руку.
– Я хочу тебя поблагодарить.
– А я тебя хочу поблагодарить.
Он нежно ее поцеловал и открыл дверь. Уже подходя к машине, он оглянулся на уже закрытую дверь и понял, что последние три дня прожил в самой утробе своей жизни, в самом главном смысле. И еще он понял, что когда она говорила, что ее призванием было не довести его до смертного савана в его отношениях с другой женщиной, она не лгала.
ГЛАВА 22
Вернувшись в пансион, он нашел записку от Маргарет.
Дорогой Кельвин,
Я на десять дней уезжаю, мне надо забыться. Понимаю, что когда вернусь, тебя здесь уже не будет, поэтому прощай.
Маргарет.
Он разобрал бумаги и понял, что ему действительно пора ехать. Среди пришедшей почты он увидел несколько писем от издателей и телеграмму от его агента в Нью-Йорке, еще несколько писем от Григ, которые он без всякого сожаления сжег, как будто это были счета от телефонных компаний, и при этом не испытал никаких чувств.
На следующий день он поехал в Розхэвен – там светило яркое солнце. Войдя в сад, он почувствовал сильное облегчение, ведь здесь он мог непринужденно войти в дверь, и все поймут, что он пришел к себе домой. Детей в доме не было, лишь в дверях гаража он нашел Грейс. Подойдя поближе, он увидел, что Грейс с кистью в руках склонилась над неоконченной картиной, а по стенам развешаны бесчисленные полотна, привезенные из Касси.
Она услышала шаги, обернулась, лицо ее побледнело, но она взяла себя в руки и сказала: «Привет.» Его взгляд остановился на одной из картин на стене и, не говоря ни слова, он подошел к картине вплотную. С холста ему улыбалось милое родное лицо Розмери – Грейс передала в одной работе всю радость девочки от общения с морем, солнцем и родными людьми рядом.
Открыв рот, он простоял перед картиной минут пять, и лишь потом дар речи вернулся к нему: «Боже мой!»
Неожиданно Грейс покраснела, посмотрела на мужа и улыбнулась: «Неплохо получилась Розмери, верно?»
Он посмотрел на нее с тем же удивлением, с которым смотрел на ее картину.
Потом он пересмотрел одну за другой все картины, и в конце не смог сдержать восхищения: «Теперь я понимаю, почему Гейер тебе отдает галерею. Когда открытие?»
– Через две недели. Я их на следующей неделе должна в Лондон отправить.
– А сама тоже поедешь?
Голос его звучал удивленно. Посмотрев на Грейс поближе, Кельвин вдруг заметил, что средиземноморская позолота сползла с нее, уступив место болезненной желтизне.
– Нет, – ответила она, – мне что-то не хочется.
Тут он понял, что она ничего не знает о том, что с ним произошло за последние пять дней и сказал: «Я сюда приехал, чтобы сказать тебе кое-что очень важное. У меня все кончено с Григ.»
Сказав это, он почувствовал сильное облегчение, а Грейс оставалась мертвенно бледной, – это сильно его озадачивало.
– И что?
– Ну, собственно, это все, что я тебе собирался сказать. Все кончено, и мне теперь кажется, что ничего и не было. Ты мне веришь?
– Да. – Она бессильно опустила кисть. – Я тебе верю, только я не верю, что все прошло.
Для него это был страшный удар, он даже сел.
– Что ты имеешь в виду?
– Только то, что сказала.
Его взгляд блуждал по стенам в отчаянии, но вдруг он наткнулся на лицо Розмери на холсте и он уцепился за эту слабую надежду: «Послушай, вот ты говоришь, что Розмери неплохо получилась, хотя раньше ты никогда не писала маслом! Я же тебе верю – почему же ты мне не хочешь поверить?» Он улыбнулся: «Я еще никогда не был так серьезен.»
Лицо ее побелело – он понял, что она поняла – скорее всего он ее не обманывает, но не смогла сдержать эмоций.
Он быстро сказал: «Посиди здесь, и постарайся не двигаться!», а сам быстро выбежал из гаража, забежал в дом и принес ей бутылку бренди.
Она отпила прямо из бутылки, натянуто засмеялась и сказала: «Ты еще не видел настоящего портрета Розмери.»
– То есть как?
– Он у меня в комнате. Я…
– Я хочу его посмотреть.
Они пошли в дом, услышали смех детей, игравших во дворе и Кельвин заметил: «Я бы не хотел сейчас встречаться с детьми, давай как-нибудь обойдем их.»
Грейс повесила «Портрет в белом» – так она назвала картину, над своей кроватью.
Он долго изучал работу, потом сказал: «Знаешь, я всегда считал, что если я умру, Розмери будет очень одиноко, потому что ты ее не понимаешь, а теперь-то я вижу, что я был неправ. Как это у тебя получилось?
– Не знаю, это произошло само собой. Всему приходит время случиться.
Он снова посмотрел на картину. Лицо Розмери было изображено с нимбом, как у святой, в технике чувствовались мощь и сила. Он сказал: «Если бы я увидел эту картину сразу после того, как вы вернулись из Касси, я бы, может быть…» Он глубоко вздохнул: «Ладно, теперь все позади, я остался самим собой, я снова с тобой… Что это за духи?»
– Знаешь, я в Касси купила у какого-то старика, в крошечном флакончике, он еще сказал, если услышишь запах этих духов, вспомнишь все, что до сих пор не мог». Она улыбнулась. – «Я, например, вспомнила первый день в этой комнате.»
Сами не понимая как, они оказались в объятиях друг друга в постели и скоро на них снизошел мир.
Вечером Кельвин пошел прогуляться в поле, а вернувшись к чаю, сказал Грейс: «Мне ненадолго надо уехать. Понимаешь, зачем?»
– Да. Только не очень задерживайся.
Он коснулся ее руки и сказал: «Не задержусь.»
Она решила, что ему надо побыть одному, чтобы понять, не помешает ли его новая жизнь работе, которую он замыслил в Крок Бэй. Она, конечно, и дальше будет писать картины, и времени на детей ей тоже хватит. Кельвин взглянул на часы: «Мне уже пора, а то я опоздаю на поезд. Я вечером уже хочу быть там.»
Вернувшись в пансион, на столе он нашел несколько писем. Первым он вскрыл письмо с французской маркой – оно оказалось от Адриана Мистраля:
Дорогой Кельвин Спринг,
Никогда вам не писал, приехал в Париж и хочу вас поблагодарить.
Мне вам многое нужно сказать. Я упорно учусь, уже дал два концерта, но выступать мне больше не хочется. Мне хочется заняться тем, о чем мы говорили.
Мне кажется, это будет странное произведение, должно быть, в орбите моей или вашей жизни что-то серьезное произошло, если нам пришла в голову одна и та же мысль почти одновременно. В любом случае, мне кажется, что источником моей музыки будете вы, хотя понять, почему, я не могу.
Попробую написать музыку, а там посмотрим.
Я вам еще напишу.
Спасибо вам, огромное спасибо.
Всегда ваш Адриан Мистраль.
Кельвин бросил письмо на стол. У него возникло странное чувство, что все вернулось к самому началу, хотя он понимал, что все еще далеко не закончилось.
ГЛАВА 23
Кельвин уехал в маленькую деревушку на побережье Нормандии, где волны Атлантики будят сонный берег, ветер шумит в лесах, а люди живут в полном единении с природой. Здесь, на краю Европы, он хотел поработать над своим Замыслом. Ему был нужен дом на природе, чтобы можно было в нем жить и много работать, но в Европе жить ему не хотелось – слишком много людей было вокруг, и уединиться было практически невозможно. Ему казалось, он знает, что случится в мире в ближайшее время, поэтому он написал жене, предлагая переехать в самую, на его взгляд, спокойную страну – Канаду, и в ожидании ее ответа он выбросил проблемы истории из головы, и задумался о Григ, пытаясь понять, действительно ли она так много для него значила, или весь этот роман с самого начала был для него большой ошибкой, так и не давшей никакой пищи его разуму.
Единственное, что он понял навсегда – роман закончен. Осталось от него немного – лишь загадочные строки стихотворения, да мистическая прядь волос в кармане – он достал ее и снова повертел в руках, снова возникло ощущение, что он держит в руках какую-то святыню. Для него теперь любые сердечные проблемы нежелательны – ведь его предназначение выше, серьезнее, дальше, чем у большинства остальных людей – Человек не должен тратить невосполнимого времени на бренную любовь. Ему подобает, слушая море, размышлять о Сибелиусе, глядя на камни, думать об Эпштейне, а слушая шум ветра, вспоминать Данте, тогда люди смогут понять и простить друг друга. В то же время он чувствовал, что без любви к осознанию этого прийти нельзя, она – необходимое испытание на пути к совершенству, и, преодолев ее, человек может устремиться к вершинам мироздания, посягнуть на незыблемость Пространства и Времени. Он часто и надолго ходил к морю, понимая инстинктивно, что его время–это время моря, у моря многому можно научиться. Ему нужно вернуться к истокам Человека и понять его предназначение.
Вскоре он получил письмо от Грейс, она сообщала ему, что у них скоро будет ребенок.
Он отложил письмо в сторону и посмотрел на море. Единственная отчетливая мысль, которая пришла ему в голову – с Григ у него еще далеко не все закончилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18