Терри Грант
Золотая Венеция
1
Мария медленно провела рукой по зеленоватой глади Большого канала и, набрав в пригоршню немного воды, принялась осторожно переливать ее обратно, в волнистое зеркало венецианской Адриатики…
Черная плоскодонная лодка, направляемая уверенными движениями молодого гондольера, неспешно проплывала мимо стрельчатых окон, потрескавшихся стен и каменных ступеней, купавшихся в этих тихих волнах.
Окна в комнате, которую она снимала в одной из таких обителей истории, вот уже несколько дней являли ее взору неизменное царство воды и утонченной архитектуры. Запах моря особенно остро ощущался здесь в утренние часы и напоминал о прочитанных в детстве приключенческих романах, о флибустьерах и сундуках, наполненных золотыми монетами…
Мария могла себе позволить такую роскошь: апартаменты со старинной меблировкой в палаццо пятнадцатого века и многочасовые прогулки на гондоле в полном одиночестве, разумеется, не считая Лоренцо – «водителя» этого плавучего средства…
Несколько раз она просила Лоренцо заехать за ней, когда стемнеет, и он безотказно выполнял ее прихоть за мизерную плату, хотя Мария уверяла его, что у нее достаточно денег, чтобы обеспечить безбедное существование одинокой, но самостоятельной женщине. Мария не знала, почему это лживое слово «одинокой» так часто срывается у нее с языка. Может быть, потому что, несмотря на статус счастливой жены и заботливой матери, она чувствовала обескураживающую ненужность своего существования… А может быть, потому что ей хотелось быть одной.
– Я вижу, синьоре очень понравился канал Гранде? – прервал Лоренцо ее невеселые раздумья.
– Да, и канал Орсо, и канал Сан-Вио, и площадь Сан-Марко, и все, что есть в этом городе.
– Может быть, вам стоит приобрести здесь жилище? Вы бы неплохо смотрелись в качестве хозяйки палаццо.
– А что, хозяева венецианских домов выглядят как-то иначе, нежели обладатели недвижимости где-нибудь в Болонье, Лондоне или Праге?
– В любом другом городе мира собственник, пусть даже очень дорогого дома, – просто заурядный богач, а владелец самой скромной комнатки в Венеции – избранный, человек, которому свыше суждено прикоснуться к прошлым векам, жить и дышать их воздухом, быть их хранителем и почитателем.
Мария сидела спиной к Лоренцо и не могла видеть на его лице отражения того восторженного трепета, с которым он произносил эти слова. Она только чувствовала, что душа этого молодого сентиментального человека наполнена безграничным обожанием неземной красоты этого города бирюзовых волн.
Марию вдруг охватило чувство зависти. Она была дочерью военного и, проведя свои детство и юность в разных городах России, а затем переехав в Америку вслед за своим мужем и прожив там в разных штатах вот уже более шести лет, она никогда не испытывала любви ни к одному из тех городов, в которых ей пришлось обитать. И только здесь, в Венеции, она поняла, что у города, как и у человека, есть свое лицо, свой характер, свой темперамент; как и все живое, он может грустить, сердиться, обижаться и радоваться.
Странно, подумала она, чтобы постичь это наивное откровение, мне нужно было оставить мужа; чтобы заметить очевидное – оказаться за сотни километров от дома…
Ее мобильный вот уже несколько минут наигрывал знаменитую мелодию Брамса, но Мария делала вид, что не слышит его.
– Почему вы не хотите отвечать? – осторожно поинтересовался Лоренцо.
– Потому что это мой муж, – не задумываясь, объяснила Мария. Обиженный и покинутый, добавила она про себя.
Мария не отключала телефон только потому, что в любой момент могли позвонить родители, которых она уже поставила в известность о произошедших переменах в ее семейной жизни, так как была уверена, что Артур все равно известит их о бегстве жены.
– Но тогда тем более… – начал было Лоренцо.
– Отвечать не нужно, – решительно продолжила за него Мария. Почувствовав на себе его пристальный взгляд, она сказала, не оборачиваясь: – Не надо так на меня смотреть. Каждый человек заслуживает то отношение близких ему людей, которое они к нему проявляют. И мой муж не исключение. У меня есть веские причины, чтобы так говорить, поверьте.
Лоренцо ничего не ответил.
– Почему вы молчите? Мужская солидарность?
– Нет, обычная осторожность. Мой жизненный опыт подсказывает, что в присутствии женщины, рассерженной на мужчину, лучше не пытаться встать на его защиту. Из соображений безопасности. К тому же я могу понять вас. Мужчина тоже может быть оскорбленным в своих лучших чувствах…
Подумать только, неужели я была права, когда, впервые увидев его, подплывающего к пристани на своей лодке, решила, что в нас есть какая-то неуловимая схожесть… схожесть в судьбах, подумала Мария.
Тот день был ее первым днем в Венеции. Она распаковала вещи в апартаментах палаццо Контитни, договор об аренде которых заключила с хозяином дома еще несколько дней назад по Интернету. Потом отправилась на прогулку по городу. Она давно мечтала побывать на площади Сан-Марко, посидеть за чашечкой эспрессо в одном из ее кафе; подняться на кампанилу и долго любоваться открывающимся оттуда видом на вереницы светло-золотых стен, кружевных аркад палладиевых окон, полосатые сваи с золотыми верхушками и каменные изгибы мостов, парящих над многочисленными каналами. И, конечно же, покататься по этим каналам на гондоле…
Но эти мечты долгое время не сбывались. Сколько Мария ни упрашивала Артура отправиться в Венецию хотя бы на пару дней, он неизменно отвечал, что, по мнению всех здравомыслящих людей, а именно к таковым он себя и относил, это мертвый город, остановивший отсчет времени много веков назад. А следовательно, людям современным, идущим в ногу с веком настоящим, интересен быть не может.
Марии оставалось лишь молча слушать рассудительные доводы мужа, втайне надеясь, что судьба все же предоставит ей шанс побывать в городе, о котором она так долго мечтала. И вот теперь этот шанс был ей предоставлен. Правда, в обмен на горькое разочарование и нестерпимую душевную боль, которые она испытала, ненароком увидев Артура, страстно целующегося с няней Дэвида в их спальне. Но что поделаешь, ведь в жизни за все нужно платить…
В конце концов, эта плата не такая уж и высокая, убеждала себя Мария, неспешно прогуливаясь по набережной Большого канала. Подумаешь, супружеская измена… В наши дни это такое же привычное понятие, как игра на бирже. Зато теперь я гуляю по Венеции, молодая, свободная, при деньгах…
Мария стояла на краю набережной, возле небольшого отеля, любуясь водной гладью, когда заметила, что к ней приближается гондола с молодым темноволосым мужчиной крепкого телосложения. Лодка остановилась прямо напротив нее, и мужчина, окинув фигуру Марии заинтересованным взглядом, спросил по-английски:
– Синьора желает осмотреть Венецию?
– Синьора уже это делает, – ответила Мария по-итальянски и обвела рукой пространство раскинувшегося перед нею канала.
Гондольер рассмеялся, щурясь от яркого солнца.
– Ну что вы, это всего лишь ее туристическая часть, – перешел он на родной язык. – Настоящая Венеция скрыта в маленьких, неприметных каналах, пробегающих мимо никому неизвестных домов, где живут самые обычные люди.
Он вышел из лодки и, поднявшись по ступеням, протянул Марии раскрытую ладонь.
– Я покажу вам закулисную жизнь города-театра. Поверьте, она намного интереснее привычного блеска декораций.
И Мария, словно завороженная, не в силах отвести взгляда от его больших карих глаз, лучившихся каким-то тихим внутренним светом, медленно положила свою руку в его сильную ладонь, с удивлением почувствовав, как от этого прикосновения вспыхивает в ее душе уже когда-то пережитое и давно забытое чувство…
Та, первая поездка по Венеции, оказалась для нее поистине незабываемой, как и все последующие, как и сегодняшняя, которой, кстати сказать, уже давно было пора завершиться, но Мария все никак не могла решиться прервать это долгое плавание, сопровождаемой тихим плеском волн.
– Вы, наверное, меня осуждаете… Но для того, чтобы вы поняли, почему именно я не желаю разговаривать со своим мужем, мне пришлось бы подробно рассказать вам всю историю нашей с ним совместной жизни, – прервала Мария затянувшееся молчание. – А она слишком долгая и не слишком интересная. Поверьте мне. И я приехала сюда вовсе не для того, чтобы вспоминать о ней, а наоборот, чтобы забыть.
Они немного помолчали.
– А знаете, я заметил, что вы тоже понравились Венеции, – перевел Лоренцо разговор на нейтральную тему. – Каждый раз, когда вы совершаете прогулку по ее главной улице, все вокруг озаряется солнечным светом, даже если с самого утра погода была пасмурная.
Мария рассмеялась.
– Сразу видно, что ваша работа – общение с туристами. Вы умеете убеждать.
– Не всегда. Чаще я должен уметь угождать, выполнять любой каприз любого гостя Венеции, который окажется в моей лодке, быть вежливым, веселым и услужливым. И только когда стемнеет, кукла-гондольер может сбросить ярко раскрашенную картонную маску и стать человеком, самим собой – живым и настоящим.
Мария села к Лоренцо вполоборота.
– Надоедает? – сочувственно поинтересовалась она, окинув выразительным взглядом гладь канала.
Лоренцо пожал плечами.
– Как и любая другая работа с течением времени.
Мария бросила на него внимательный взгляд.
– Вот как… Мне, как хорошо обеспеченной американке, долгое время тратившей деньги мужа-банкира, этого не понять, – усмехнулась она.
– Вы совсем не похожи на избалованную миллионершу, – заметил Лоренцо. – Тем более американскую. Вежливы, внимательны, не амбициозны.
– Вам бы теперь в полиции работать, после стольких лет наблюдений за людскими нравами… Кстати, а как давно вы проводите ваши «социальные исследования»? Сколько лет вы работаете гондольером?
Лоренцо призадумался, подсчитывая.
– Восемь… даже восемь с половиной.
– Ого, не удивительно, что вы так быстро распознали мой обман… Вернее, не обман, а преувеличение. Я действительно не американка. Хотя уже шесть лет живу в Штатах. Да и насчет обеспеченности я погорячилась… А вот насчет мужа – чистая правда.
– Он действительно банкир?
– Да, и не просто банкир, а банкир до мозга костей. До самозабвения преданный своему делу. Рыцарь баксового образа.
Лоренцо окинул Марию каким-то неопределенным взглядом.
– Разве возможно быть рыцарем другого образа, видя перед собой ваш? – проговорил он, то ли обращаясь к Марии, то ли к самому себе.
Мария смутилась и, не зная, что ответить на этот неожиданный комплимент, сделала вид, будто всецело занята разглядыванием палаццо Сагредо, мимо которого они как раз проплывали.
– Ну… мой образ он видит не так уж часто. Он ведь не напечатан на денежных банкнотах, – ответила она.
– И слава богу. Ни к чему, чтобы им любовались все подряд, – улыбнулся он. – Это привилегия счастливчиков.
Мария бросила на него удивленный взгляд.
Интересно, что это: дежурный комплимент или… попытка, выражаясь языком моей мамы, закрутить роман? – подумала она.
– Знаете, вы тоже не очень похожи на итальянца, – заметила Мария вслух. – Спокойный, сдержанный, рассудительный…
Лоренцо негромко рассмеялся.
– Поверьте, это только до поры.
Мария окинула его недоверчивым взглядом.
– Скажите, а эта профессия – гондольер, она у вас потомственная?
– Нет, я не венецианец. Мои родственники до сих пор живут в Калабрии. Там родился и я. В детстве моим любимым увлечением было рисование. Я любил рисовать деревья, цветы, небо, дождь, весенние луга. Я был уверен, что стану художником. Но все вышло по-другому. В нашей семье было четверо детей: мы с братом и две сестры. Витторио самый старший из нас. Он занимал место отца, который умер, когда младшей сестренке не было еще и года. Витторио считал мое увлечение живописью легкомысленным. Он говорил, что я должен учиться управлять хозяйством. При каждом удобном случае он пророчил мне будущее успешного фермера. Но меня притягивали репродукции Ренуара и Моне, а вовсе не сельскохозяйственная техника и выручка от урожая. Однажды на большом полотне я нарисовал нашу деревеньку и повесил свое произведение в столовой. Витторио пришел в ярость, он назвал меня дармоедом. Кричал, что вместо того, чтобы помогать ему кормить семью, я предаюсь праздному безделью. На следующий день я ушел из дома, забрав с собой только мольберт и кисти. В записке, которую я оставил на пороге спальни матери, я написал, что буду устраивать свою жизнь так, как считаю нужным.
После многочисленной смены городов и профессий я поселился в Венеции. Поначалу все здесь было для меня чужим, непонятным и неприступным. Но, как пишут в романах, шли годы, и этот город постепенно открывал мне потайные уголки своей хрупкой и загадочной души, а я внимал ему, сначала недоверчиво и робко, затем зачарованно и удивленно, а теперь я восторженно вглядываюсь в его облик и прислушиваюсь к каждому его звуку, к каждому плеску волн, и никогда не покину его – он заменил мне дом, в котором я родился.
Мария внимательно слушала своего собеседника, задумчиво разглядывая оживленные пристани с многочисленными ресторанами и кафе.
– А вы еще виделись со своими родственниками? – спросила она, когда Лоренцо закончил свой рассказ.
– Шесть лет назад, после рождения дочери, – немного помедлив, ответил Лоренцо.
– Вашей дочери тоже шесть лет, как и моему Дэвиду? – оживилась Мария. – Подумать только, какое совпадение. А где она сейчас?
– Прямо за вами, – улыбнувшись, проговорил Лоренцо.
Несколько секунд Мария растерянно смотрела на своего нового знакомого, затем обернулась и увидела на пристани, рядом со ступенями, к которым Лоренцо направлял лодку, маленькую девочку в розовых брюках и светло-зеленой кофточке с аппликациями из цветов. Ее светлые волосы были рассыпаны по плечам золотистыми завитками. Завидев отца, она призывно замахала ему рукой, радостно подпрыгивая. Гондола причалила к пристани, и девочка, быстро сбежав по ступеням, прыгнула в лодку и бросилась Лоренцо на шею.
– Привет, папочка. Где ты был так долго? Мы же договорились, что встречаемся, как всегда, в половине первого, а сейчас уже почти час. Я начала беспокоиться…
Лоренцо поцеловал дочь в щеку.
– Ну что ты, дорогая, беспокоиться не о чем. Ты же знаешь, я на работе. Вот показывал синьоре наш город.
Девочка отстранилась от отца и внимательно посмотрела на незнакомую ей женщину.
– Познакомься, это синьора Мария, – представил ее Лоренцо. – А это Луиджия, моя дочь, – с гордостью продолжил он и обнял девочку за плечи.
Мария приветливо улыбнулась и протянула ей руку.
– Очень приятно. Ты похожа на папу, только цвет волос, наверное, мамин…
Услышав последнее слово, Лоренцо заметно помрачнел, а девочка опустила взгляд.
Кажется, я сказала что-то невпопад, отметила про себя Мария.
– Мне тоже приятно с вами познакомиться.
Луиджия легко пожала ладонь Марии, ее смущение быстро прошло, и она принялась изучать колье своей новой знакомой, которое представляло собой нить из множества мелких звездочек, выполненных из розового золота и украшенных такими же мелкими бриллиантами.
Это был свадебный подарок Артура, ее мужа, купленный на первые заработанные им в американском банке деньги. С тех пор прошло много лет, за которые шкатулка Марии успела пополниться множеством других, гораздо более дорогих украшений. Но это звездное колье до сих пор оставалось для нее самым любимым из них. Оно напоминало ей о тех счастливых мгновениях, когда эти звездочки торжественно светились над корсажем ее свадебного платья. Когда ее избранник с рыцарским именем Артур, нежно прижимая к себе возлюбленную, ставшую всего лишь несколько часов назад его женой, кружил ее в пьянящем водовороте вальса и шептал на ухо уверения в том, что они будут самой счастливой парой в мире…
Каждый раз, глядя на звездную россыпь этого украшения, Мария вновь вспоминала тот далекий день. И воспоминания эти были поистине волшебны. Именно поэтому, уезжая несколько дней назад из Бостона, она из кучи драгоценностей, хранившихся в большой старинной шкатулке, взяла с собой только это.
– Я видела такой же браслет из звездочек в ювелирном магазине возле моста Риальто, – сообщила Луиджия. – Хотите, я вас туда провожу?
– Луиджия, ты еще не достаточно взрослая, чтобы разбираться в таких вещах, – строго напомнил ей Лоренцо. – Лучше скажи, как дела у Ортензии. Ей не нужна моя помощь?
– Ты же ее знаешь, папа, ей никогда не нужна ни чья помощь, – рассудительно заметила Луиджия.
1 2 3
Золотая Венеция
1
Мария медленно провела рукой по зеленоватой глади Большого канала и, набрав в пригоршню немного воды, принялась осторожно переливать ее обратно, в волнистое зеркало венецианской Адриатики…
Черная плоскодонная лодка, направляемая уверенными движениями молодого гондольера, неспешно проплывала мимо стрельчатых окон, потрескавшихся стен и каменных ступеней, купавшихся в этих тихих волнах.
Окна в комнате, которую она снимала в одной из таких обителей истории, вот уже несколько дней являли ее взору неизменное царство воды и утонченной архитектуры. Запах моря особенно остро ощущался здесь в утренние часы и напоминал о прочитанных в детстве приключенческих романах, о флибустьерах и сундуках, наполненных золотыми монетами…
Мария могла себе позволить такую роскошь: апартаменты со старинной меблировкой в палаццо пятнадцатого века и многочасовые прогулки на гондоле в полном одиночестве, разумеется, не считая Лоренцо – «водителя» этого плавучего средства…
Несколько раз она просила Лоренцо заехать за ней, когда стемнеет, и он безотказно выполнял ее прихоть за мизерную плату, хотя Мария уверяла его, что у нее достаточно денег, чтобы обеспечить безбедное существование одинокой, но самостоятельной женщине. Мария не знала, почему это лживое слово «одинокой» так часто срывается у нее с языка. Может быть, потому что, несмотря на статус счастливой жены и заботливой матери, она чувствовала обескураживающую ненужность своего существования… А может быть, потому что ей хотелось быть одной.
– Я вижу, синьоре очень понравился канал Гранде? – прервал Лоренцо ее невеселые раздумья.
– Да, и канал Орсо, и канал Сан-Вио, и площадь Сан-Марко, и все, что есть в этом городе.
– Может быть, вам стоит приобрести здесь жилище? Вы бы неплохо смотрелись в качестве хозяйки палаццо.
– А что, хозяева венецианских домов выглядят как-то иначе, нежели обладатели недвижимости где-нибудь в Болонье, Лондоне или Праге?
– В любом другом городе мира собственник, пусть даже очень дорогого дома, – просто заурядный богач, а владелец самой скромной комнатки в Венеции – избранный, человек, которому свыше суждено прикоснуться к прошлым векам, жить и дышать их воздухом, быть их хранителем и почитателем.
Мария сидела спиной к Лоренцо и не могла видеть на его лице отражения того восторженного трепета, с которым он произносил эти слова. Она только чувствовала, что душа этого молодого сентиментального человека наполнена безграничным обожанием неземной красоты этого города бирюзовых волн.
Марию вдруг охватило чувство зависти. Она была дочерью военного и, проведя свои детство и юность в разных городах России, а затем переехав в Америку вслед за своим мужем и прожив там в разных штатах вот уже более шести лет, она никогда не испытывала любви ни к одному из тех городов, в которых ей пришлось обитать. И только здесь, в Венеции, она поняла, что у города, как и у человека, есть свое лицо, свой характер, свой темперамент; как и все живое, он может грустить, сердиться, обижаться и радоваться.
Странно, подумала она, чтобы постичь это наивное откровение, мне нужно было оставить мужа; чтобы заметить очевидное – оказаться за сотни километров от дома…
Ее мобильный вот уже несколько минут наигрывал знаменитую мелодию Брамса, но Мария делала вид, что не слышит его.
– Почему вы не хотите отвечать? – осторожно поинтересовался Лоренцо.
– Потому что это мой муж, – не задумываясь, объяснила Мария. Обиженный и покинутый, добавила она про себя.
Мария не отключала телефон только потому, что в любой момент могли позвонить родители, которых она уже поставила в известность о произошедших переменах в ее семейной жизни, так как была уверена, что Артур все равно известит их о бегстве жены.
– Но тогда тем более… – начал было Лоренцо.
– Отвечать не нужно, – решительно продолжила за него Мария. Почувствовав на себе его пристальный взгляд, она сказала, не оборачиваясь: – Не надо так на меня смотреть. Каждый человек заслуживает то отношение близких ему людей, которое они к нему проявляют. И мой муж не исключение. У меня есть веские причины, чтобы так говорить, поверьте.
Лоренцо ничего не ответил.
– Почему вы молчите? Мужская солидарность?
– Нет, обычная осторожность. Мой жизненный опыт подсказывает, что в присутствии женщины, рассерженной на мужчину, лучше не пытаться встать на его защиту. Из соображений безопасности. К тому же я могу понять вас. Мужчина тоже может быть оскорбленным в своих лучших чувствах…
Подумать только, неужели я была права, когда, впервые увидев его, подплывающего к пристани на своей лодке, решила, что в нас есть какая-то неуловимая схожесть… схожесть в судьбах, подумала Мария.
Тот день был ее первым днем в Венеции. Она распаковала вещи в апартаментах палаццо Контитни, договор об аренде которых заключила с хозяином дома еще несколько дней назад по Интернету. Потом отправилась на прогулку по городу. Она давно мечтала побывать на площади Сан-Марко, посидеть за чашечкой эспрессо в одном из ее кафе; подняться на кампанилу и долго любоваться открывающимся оттуда видом на вереницы светло-золотых стен, кружевных аркад палладиевых окон, полосатые сваи с золотыми верхушками и каменные изгибы мостов, парящих над многочисленными каналами. И, конечно же, покататься по этим каналам на гондоле…
Но эти мечты долгое время не сбывались. Сколько Мария ни упрашивала Артура отправиться в Венецию хотя бы на пару дней, он неизменно отвечал, что, по мнению всех здравомыслящих людей, а именно к таковым он себя и относил, это мертвый город, остановивший отсчет времени много веков назад. А следовательно, людям современным, идущим в ногу с веком настоящим, интересен быть не может.
Марии оставалось лишь молча слушать рассудительные доводы мужа, втайне надеясь, что судьба все же предоставит ей шанс побывать в городе, о котором она так долго мечтала. И вот теперь этот шанс был ей предоставлен. Правда, в обмен на горькое разочарование и нестерпимую душевную боль, которые она испытала, ненароком увидев Артура, страстно целующегося с няней Дэвида в их спальне. Но что поделаешь, ведь в жизни за все нужно платить…
В конце концов, эта плата не такая уж и высокая, убеждала себя Мария, неспешно прогуливаясь по набережной Большого канала. Подумаешь, супружеская измена… В наши дни это такое же привычное понятие, как игра на бирже. Зато теперь я гуляю по Венеции, молодая, свободная, при деньгах…
Мария стояла на краю набережной, возле небольшого отеля, любуясь водной гладью, когда заметила, что к ней приближается гондола с молодым темноволосым мужчиной крепкого телосложения. Лодка остановилась прямо напротив нее, и мужчина, окинув фигуру Марии заинтересованным взглядом, спросил по-английски:
– Синьора желает осмотреть Венецию?
– Синьора уже это делает, – ответила Мария по-итальянски и обвела рукой пространство раскинувшегося перед нею канала.
Гондольер рассмеялся, щурясь от яркого солнца.
– Ну что вы, это всего лишь ее туристическая часть, – перешел он на родной язык. – Настоящая Венеция скрыта в маленьких, неприметных каналах, пробегающих мимо никому неизвестных домов, где живут самые обычные люди.
Он вышел из лодки и, поднявшись по ступеням, протянул Марии раскрытую ладонь.
– Я покажу вам закулисную жизнь города-театра. Поверьте, она намного интереснее привычного блеска декораций.
И Мария, словно завороженная, не в силах отвести взгляда от его больших карих глаз, лучившихся каким-то тихим внутренним светом, медленно положила свою руку в его сильную ладонь, с удивлением почувствовав, как от этого прикосновения вспыхивает в ее душе уже когда-то пережитое и давно забытое чувство…
Та, первая поездка по Венеции, оказалась для нее поистине незабываемой, как и все последующие, как и сегодняшняя, которой, кстати сказать, уже давно было пора завершиться, но Мария все никак не могла решиться прервать это долгое плавание, сопровождаемой тихим плеском волн.
– Вы, наверное, меня осуждаете… Но для того, чтобы вы поняли, почему именно я не желаю разговаривать со своим мужем, мне пришлось бы подробно рассказать вам всю историю нашей с ним совместной жизни, – прервала Мария затянувшееся молчание. – А она слишком долгая и не слишком интересная. Поверьте мне. И я приехала сюда вовсе не для того, чтобы вспоминать о ней, а наоборот, чтобы забыть.
Они немного помолчали.
– А знаете, я заметил, что вы тоже понравились Венеции, – перевел Лоренцо разговор на нейтральную тему. – Каждый раз, когда вы совершаете прогулку по ее главной улице, все вокруг озаряется солнечным светом, даже если с самого утра погода была пасмурная.
Мария рассмеялась.
– Сразу видно, что ваша работа – общение с туристами. Вы умеете убеждать.
– Не всегда. Чаще я должен уметь угождать, выполнять любой каприз любого гостя Венеции, который окажется в моей лодке, быть вежливым, веселым и услужливым. И только когда стемнеет, кукла-гондольер может сбросить ярко раскрашенную картонную маску и стать человеком, самим собой – живым и настоящим.
Мария села к Лоренцо вполоборота.
– Надоедает? – сочувственно поинтересовалась она, окинув выразительным взглядом гладь канала.
Лоренцо пожал плечами.
– Как и любая другая работа с течением времени.
Мария бросила на него внимательный взгляд.
– Вот как… Мне, как хорошо обеспеченной американке, долгое время тратившей деньги мужа-банкира, этого не понять, – усмехнулась она.
– Вы совсем не похожи на избалованную миллионершу, – заметил Лоренцо. – Тем более американскую. Вежливы, внимательны, не амбициозны.
– Вам бы теперь в полиции работать, после стольких лет наблюдений за людскими нравами… Кстати, а как давно вы проводите ваши «социальные исследования»? Сколько лет вы работаете гондольером?
Лоренцо призадумался, подсчитывая.
– Восемь… даже восемь с половиной.
– Ого, не удивительно, что вы так быстро распознали мой обман… Вернее, не обман, а преувеличение. Я действительно не американка. Хотя уже шесть лет живу в Штатах. Да и насчет обеспеченности я погорячилась… А вот насчет мужа – чистая правда.
– Он действительно банкир?
– Да, и не просто банкир, а банкир до мозга костей. До самозабвения преданный своему делу. Рыцарь баксового образа.
Лоренцо окинул Марию каким-то неопределенным взглядом.
– Разве возможно быть рыцарем другого образа, видя перед собой ваш? – проговорил он, то ли обращаясь к Марии, то ли к самому себе.
Мария смутилась и, не зная, что ответить на этот неожиданный комплимент, сделала вид, будто всецело занята разглядыванием палаццо Сагредо, мимо которого они как раз проплывали.
– Ну… мой образ он видит не так уж часто. Он ведь не напечатан на денежных банкнотах, – ответила она.
– И слава богу. Ни к чему, чтобы им любовались все подряд, – улыбнулся он. – Это привилегия счастливчиков.
Мария бросила на него удивленный взгляд.
Интересно, что это: дежурный комплимент или… попытка, выражаясь языком моей мамы, закрутить роман? – подумала она.
– Знаете, вы тоже не очень похожи на итальянца, – заметила Мария вслух. – Спокойный, сдержанный, рассудительный…
Лоренцо негромко рассмеялся.
– Поверьте, это только до поры.
Мария окинула его недоверчивым взглядом.
– Скажите, а эта профессия – гондольер, она у вас потомственная?
– Нет, я не венецианец. Мои родственники до сих пор живут в Калабрии. Там родился и я. В детстве моим любимым увлечением было рисование. Я любил рисовать деревья, цветы, небо, дождь, весенние луга. Я был уверен, что стану художником. Но все вышло по-другому. В нашей семье было четверо детей: мы с братом и две сестры. Витторио самый старший из нас. Он занимал место отца, который умер, когда младшей сестренке не было еще и года. Витторио считал мое увлечение живописью легкомысленным. Он говорил, что я должен учиться управлять хозяйством. При каждом удобном случае он пророчил мне будущее успешного фермера. Но меня притягивали репродукции Ренуара и Моне, а вовсе не сельскохозяйственная техника и выручка от урожая. Однажды на большом полотне я нарисовал нашу деревеньку и повесил свое произведение в столовой. Витторио пришел в ярость, он назвал меня дармоедом. Кричал, что вместо того, чтобы помогать ему кормить семью, я предаюсь праздному безделью. На следующий день я ушел из дома, забрав с собой только мольберт и кисти. В записке, которую я оставил на пороге спальни матери, я написал, что буду устраивать свою жизнь так, как считаю нужным.
После многочисленной смены городов и профессий я поселился в Венеции. Поначалу все здесь было для меня чужим, непонятным и неприступным. Но, как пишут в романах, шли годы, и этот город постепенно открывал мне потайные уголки своей хрупкой и загадочной души, а я внимал ему, сначала недоверчиво и робко, затем зачарованно и удивленно, а теперь я восторженно вглядываюсь в его облик и прислушиваюсь к каждому его звуку, к каждому плеску волн, и никогда не покину его – он заменил мне дом, в котором я родился.
Мария внимательно слушала своего собеседника, задумчиво разглядывая оживленные пристани с многочисленными ресторанами и кафе.
– А вы еще виделись со своими родственниками? – спросила она, когда Лоренцо закончил свой рассказ.
– Шесть лет назад, после рождения дочери, – немного помедлив, ответил Лоренцо.
– Вашей дочери тоже шесть лет, как и моему Дэвиду? – оживилась Мария. – Подумать только, какое совпадение. А где она сейчас?
– Прямо за вами, – улыбнувшись, проговорил Лоренцо.
Несколько секунд Мария растерянно смотрела на своего нового знакомого, затем обернулась и увидела на пристани, рядом со ступенями, к которым Лоренцо направлял лодку, маленькую девочку в розовых брюках и светло-зеленой кофточке с аппликациями из цветов. Ее светлые волосы были рассыпаны по плечам золотистыми завитками. Завидев отца, она призывно замахала ему рукой, радостно подпрыгивая. Гондола причалила к пристани, и девочка, быстро сбежав по ступеням, прыгнула в лодку и бросилась Лоренцо на шею.
– Привет, папочка. Где ты был так долго? Мы же договорились, что встречаемся, как всегда, в половине первого, а сейчас уже почти час. Я начала беспокоиться…
Лоренцо поцеловал дочь в щеку.
– Ну что ты, дорогая, беспокоиться не о чем. Ты же знаешь, я на работе. Вот показывал синьоре наш город.
Девочка отстранилась от отца и внимательно посмотрела на незнакомую ей женщину.
– Познакомься, это синьора Мария, – представил ее Лоренцо. – А это Луиджия, моя дочь, – с гордостью продолжил он и обнял девочку за плечи.
Мария приветливо улыбнулась и протянула ей руку.
– Очень приятно. Ты похожа на папу, только цвет волос, наверное, мамин…
Услышав последнее слово, Лоренцо заметно помрачнел, а девочка опустила взгляд.
Кажется, я сказала что-то невпопад, отметила про себя Мария.
– Мне тоже приятно с вами познакомиться.
Луиджия легко пожала ладонь Марии, ее смущение быстро прошло, и она принялась изучать колье своей новой знакомой, которое представляло собой нить из множества мелких звездочек, выполненных из розового золота и украшенных такими же мелкими бриллиантами.
Это был свадебный подарок Артура, ее мужа, купленный на первые заработанные им в американском банке деньги. С тех пор прошло много лет, за которые шкатулка Марии успела пополниться множеством других, гораздо более дорогих украшений. Но это звездное колье до сих пор оставалось для нее самым любимым из них. Оно напоминало ей о тех счастливых мгновениях, когда эти звездочки торжественно светились над корсажем ее свадебного платья. Когда ее избранник с рыцарским именем Артур, нежно прижимая к себе возлюбленную, ставшую всего лишь несколько часов назад его женой, кружил ее в пьянящем водовороте вальса и шептал на ухо уверения в том, что они будут самой счастливой парой в мире…
Каждый раз, глядя на звездную россыпь этого украшения, Мария вновь вспоминала тот далекий день. И воспоминания эти были поистине волшебны. Именно поэтому, уезжая несколько дней назад из Бостона, она из кучи драгоценностей, хранившихся в большой старинной шкатулке, взяла с собой только это.
– Я видела такой же браслет из звездочек в ювелирном магазине возле моста Риальто, – сообщила Луиджия. – Хотите, я вас туда провожу?
– Луиджия, ты еще не достаточно взрослая, чтобы разбираться в таких вещах, – строго напомнил ей Лоренцо. – Лучше скажи, как дела у Ортензии. Ей не нужна моя помощь?
– Ты же ее знаешь, папа, ей никогда не нужна ни чья помощь, – рассудительно заметила Луиджия.
1 2 3