Парни Соннино услышали громкие голоса, доносившиеся с лестницы, и переглянулись. Нет, они никого не ждут. Из-под воскресных костюмов вынырнул целый арсенал, и прямо в нос Нунцио уперся серебристый ствол беретты 96 стил, full size, под этим углом казавшийся еще огромнее.
– Спокойно, братва! – крикнул Туччо из-за плеча Нунцио. – Мы без оружия, пришли с поручением. Привет, Франческо, как здоровье твоей тетушки?
– В Америке о Виртуде как будто забыли, дорогой дон Лу, – говорил Соннино, шумно отхлебывая из чашки. – Ах, какой кофе варит Франческо!.. С этим договором форменный бардак. Крутятся слишком большие деньги, вам это известно, и люди теряют голову. Но чтобы восстановить равновесие в Америке, – кому, как не вам, это понимать, вы же, наверное, за этим и приехали, – прежде необходимо установить его здесь, на Сицилии. Виртуде еще в тюрьме, но у него в руках бумаги, способные взорвать американский парламент к чертям собачьим. Этой паскудной семейке Ла Бруна, если я ничего не путаю, и самому Джорджино Фаваротте очень хочется, чтобы во главе сицилийской организации встал он, этот плюгавый глухой склеротик. И мерзавец Сал Скали мутит здесь воду по его распоряжению. Не хочу про него вспоминать, а то опять придется глотать успокоительное. Уже третью таблетку за сегодня, представляете, дон Лу? Как вы думаете, это ничего, что я их принимаю вместе с лекарством от холестерина? Врач говорит, нельзя, а я все равно принимаю… Что же мне было делать, дон Лу? Я решил, пускай они сделают первый шаг. Ваш внук, при всем моем уважении, покрутился здесь в Катании, и у людей возникла куча вопросов. Теперь вот вы приехали, и наши противники знают об этом. Никто никому не доверяет, но, если вы начнете расспрашивать людей, окажется, что весь бардак затеяли именно вы… Как вам кофе?
– Разрешите?
– Что случилось, Франческо?
– Пришли Туччо Карамелла и Нунцио Алиотро. Говорят, их прислал Сал Скали.
– Пиппино, – тихо позвал дон Лу.
Пиппино встал с кресла.
– Пусть войдут. Пиппино пусть остается стоять. А вас с внуком, дон Лу, они со спины не узнают.
Пиппино посмотрел на дона Лу. Тот не шевельнулся. Если бы дон Лу кивнул, то первым в этой комнате умер бы Соннино. Вторым – Франческо, который вряд ли успел бы что-нибудь предпринять.
– Что же, попытаемся разобраться, в чем дело, – сказал Соннино. – При свете солнца.
– Входите, – пригласил Франческо гостей, которых только что тщательно обыскали.
Туччо и Нунцио нахально ввалились в кабинет.
– Добрый вечер всем.
Соннино неподвижно сидел, сложив руки на груди. Его круглые солнечные очки сияли красным, словно австралийский закат.
Столь холодный прием погасил ухмылку на лице Туччо. Он обвел взглядом комнату, заметил Пиппино и еще двоих мужчин, сидевших спиной к нему.
– У нас пара слов лично к тебе, – начал Туччо, выразительно глядя на сидящих. Чего ты ждешь, Соннино, выкинь их отсюда! ясно говорил его взгляд.
Никто не шелохнулся.
Туччо обернулся к Нунцио. Они тут что, все с катушек съехали?
Нунцио тоже не двигался.
Терпение Туччо иссякло.
– Мы торопимся, – сказал он.
Зазвонил телефон.
Соннино уставился на аппарат. Судя по тому, как он на него смотрел, с телефоном его связывали странные отношения. Очень медленно он снял трубку и приложил к уху, забыв сказать «алло».
Туччо снова посмотрел на Нунцио. В своей кожаной куртке на два размера больше, чем следовало, тот все так же стоял истукан истуканом, широко расставив ноги и уронив руки вдоль бедер, и смотрел в потолок. Твою мать, что за кретин этот Нунцио!
Дон Лу провел рукой по лицу.
Лу закинул ногу на ногу.
Пиппино рассматривал фотографии.
Соннино словно парализовало. Странная у него манера держать трубку поднятым плечом.
Парни Соннино дремали на лестничной клетке. Святое дело вздремнуть после воскресного обеда.
Соннино еще раз посмотрел на трубку и медленно вернул ее на аппарат. Опустил взгляд вниз, как будто увидел что-то на полу справа от себя и нагнулся поднять.
Туччо смотрел на него.
Соннино скрылся под столом.
Послышались непонятные звуки, – можно было подумать, что Соннино что-то разворачивал под столом. И тут он вылез. В руках у него был тактический штурмовой дробовик модели ПА-8 с пистолетной рукоятью.
Туччо засмеялся, так и не успев понять, что происходит: выстрел с двухметрового расстояния снес ему голову.
Соннино окинул ружье довольным взглядом и нежно передернул затвор.
Парни Соннино влетели в комнату, чтобы увидеть, как Нунцио, все такой же застывший и напряженный, отлетел назад метра на полтора.
– Вот и наступил покой, дон Лу. На улице Крочифери они только что убили американца, Фрэнка Эрру. Это было опрометчиво, и нам это не понравилось. Нас вынудили поступить, как в старые добрые времена. Пиппино, не гляди на меня таким зверем, я не такой шустрый, как ты, поэтому, чтобы застать их врасплох, мне пришлось использовать этот поганый дробовик, который всегда все усложняет. Если б я вытащил пистолет 22-го калибра, ты не дал бы мне ни секунды на объяснения и успел бы прирезать меня своим сицилийским ножом. И был бы не прав. Потому что я уважаю дона Лу. И тебя тоже.
Парни, вбежавшие в комнату, не знали, что им делать.
– Приберите здесь! – приказал им Соннино. – Они хотели раскола? Они его получат. Они узнают, кто такой Соннино, когда я им всем яйца поотрываю! – Он поднялся. – Прошу, дон Лу, после вас.
Дядя Сал и дон Джорджи но беседовали…
Дядя Сал и дон Джорджино беседовали, расположившись на заднем сиденье «мерседеса», прижатого к тротуару площади Умберто. Вообще-то на самом деле она называется площадь Витторио-Эммануэле, но, поскольку она выходит на улицу Умберто, все привыкли говорить «площадь Умберто».
«Бык», исполняющий обязанности шофера при доне Джорджино, прогуливался вдоль машины, попыхивая сигареткой и разглядывая проходящих женщин.
В самый разгар беседы дон Джорджино внезапно замолчал. Заснул он, что ли, подумал дядя Сал.
С доном Джорджино порой случалось, что он посреди разговора неожиданно проваливался в сон. Дядя Сал недоумевал. С доном Джорджино никогда не знаешь, спит он или просто задумался, потому что он никогда не снимает солнечных очков.
Дон Джорджино, опиравшийся руками на набалдашник трости, наклонился в его сторону. Дядя Сал осторожно подвинулся ближе к двери. Ему казалось не очень удобным, если дон Джорджино будет спать на его плече. Мимо люди идут – еще подумают бог весть что.
Час назад дон Джорджино дал знать дяде Салу, что срочно хочет его видеть. Узнав, что дон Джорджино назначил ему встречу в машине, дядя Сал пулей помчался на площадь Умберто. Приглашение в машину означало, что случилось что-то из ряда вон выходящее и нужно как можно скорее разобраться в ситуации, притом подальше от любопытных ушей.
– Как по-твоему, – спросил дон Джорджино, – она любит трахаться?
И дон Джорджино разразился смехом. Когда он так смеялся, у дяди Сала всякий раз по спине бегали мурашки. Дон Джорджино, отбросив веселость, пристально посмотрел на дядю Сала. Дядя Сал изобразил соответствующее моменту всецелое внимание. Дон Джорджино снова захихикал.
На лице дяди Сала появилась кривая улыбка, как у человека, которому не удалось понять смысл хорошей шутки.
– Трахаться, – повторил дон Джорджино, захохотал и зашелся в кашле, – трахаться, ха-ха-ха! Сперму жрать! – И принялся громко перхать.
Дядя Сал по-прежнему ничего не понимал. При чем тут сперма?
– Ну да… – промямлил он, чтобы сказать хоть что-нибудь. – Наверное…
Дон Джорджино прокашлялся и внимательно уставился на дядю Сала. И, хотя его глаза по-прежнему прятались за солнечными очками, стало очевидно, что он опять серьезен. Он замер, тесно сжав губы, и тонкая струйка слюны стекала по подбородку.
Неужели не то ляпнул? пронеслось в голове дяди Сала.
И тут на дона Джорджино напал новый приступ буйного веселья. Он смеялся, чуть не плача, выкрикивая ругательства и заходясь предсмертными хрипами. Потом он снова закашлял, отхаркался, отфыркнулся, с присвистом втянул в себя воздух, и внезапно все стихло.
Твою мать, ни хрена себе, подумал дядя Сал.
Дон Джорджино открыл дверь и сплюнул на тротуар.
– Не догадываешься, почему я тебя об этом спрашиваю? – наконец-то успокоившись, проговорил он. – Тебе известно, что эта сука еще жива?
– Какая сука?
– Какая? Это ты меня спрашиваешь какая?! Та самая, с немецким именем! Я только что тебе сказал: та, которая любит жрать сперму…
– А-а, эта… Грета, потаскуха Фрэнка Эрры?
– У Нуччо безмозглая башка, за которую он должен благодарить свою мамашу… Тебе известно, что эта самая мамаша валялась на всех матрасах, раздвигала ноги перед первым встречным и сосала у кого ни попадя?
– Известно, дон Джорджино. Но с чего вы взяли, что Фрэнкова шлюха еще жива? Этого не может быть!
– Слушай, я сейчас буду бить тебя по башке, пока в ней не просветлеет. Если я тебе сказал, что она жива, значит, она жива!
Дон Джорджино поднял вверх ладони.
– Ну бля, доберусь я до этого Нуччо… – вспыхнул дядя Сал, наливаясь кровью. – Ну, доберусь!..
– Успокойся, а то тебя удар хватит, – сказал дон Джорджино. – Тебе не за что себя ругать, потому что эти шлюхи так устроены, они никогда не дохнут, хуже тараканов! Ее только задело. И то слегка. Прическу растрепало, мать ее!
– Прическу растрепало?
– Да, так мне сказали, что-то вроде этого… – Дон Джорджино изобразил взлохмаченную прическу. – В общем, она не умерла…
– И где она сейчас?
– Ее отвезли в «Сентрал-Палас».
– В «Сентрал-Палас»?
– Парень с улицы Гарибальди сообщил, что доктора на сутки оставили ее под наблюдением, чтобы удостовериться, что ее не контузило. Но, когда она услышала, что в палатах мест нет и ей придется валяться на каталке в коридоре, она принялась орать и материться, как грошовая торговка. Ей дали успокоительного… Парень сказал, она закатила такую истерику, что ее быстренько зарегистрировали, взяли с нее подписку и выгнали к чертям собачьим, чтобы больше духу ее там не было. А тут еще полицейские подвалили, чтобы отвезти ее в участок для допроса. А уж туда приперлись судебные следователи, ребята из «антимафии», прокуратура, газетчики, телевидение и вся эта дерьмовая шушера с континента, и она опять давай орать как оглашенная. Ее опять напичкали валиумом и отпустили из участка. Пообещали отвезти в гостиницу, лишь бы прекратила верещать, а там, сказали, будет видно.
– Е-мое! Сейчас же пошлю за Нуччо!
– Остынь! И не затевай очередную херню. Звони Тури.
У дяди Сала вытянулась физиономия.
– Тури?!
– Я сказал, звони Тури.
Дяде Салу захотелось осенить себя крестным знамением. У него самого хватало родственниц, и общаться с Тури, специализировавшимся на убийствах женщин, ему было особенно неприятно.
– Чего ты ждешь?
– Да, конечно, сейчас…
Дон Джорджино отвернулся к окну. Матерясь про себя, дядя Сал набрал номер телефона Тури.
– Никогда бы не подумал, чтобы Нуч… – начал он. – Тури? – Его голос дрожал, как лепестки тюльпана на ветру.
– Да? – отозвалась трубка.
Дядя Сал кивнул дону Джорджино. Но тот, кажется, опять заснул.
– Это Сал Скал и.
– Добрый вечер…
Дядя Сал собрался с духом:
– Слушай, Тури, мне нужна твоя помощь.
– Я весь внимание.
– В «Сентрал-Паласе» сейчас находится одна американка, которая прилетела из Рима вместе с типом по имени Фрэнк Эрра.
– Я должен работать и по нему тоже?
– Нет, его уже убрали. Американку зовут Грета, фамилию не знаю…
– Можете на меня рассчитывать, дон Сал.
У дяди Сала засосало под ложечкой. Он собрался закончить разговор, когда услышал голос дона Джорджино:
– Дай-ка мне его.
Дядя Сал протянул дону Джорджино мобильник.
Дон Джорджино повел глазами из стороны в сторону, взял телефон и едва слышно пробормотал:
– Это я. Ты ведь все сделаешь, как велено?
После чего вернул телефон дяде Салу, снова оперся на трость и разразился таким хохотом, что парень, который, высунувшись из окна автомобиля, провожал глазами крутобедрую блондинку, бодро шагавшую по тротуару, забыл про нее и повернулся посмотреть, в чем дело.
В доме Тони звонил телефон
В доме Тони звонил телефон.
– Убейте меня, но я не подойду, – сказала Четтина.
Четтина пребывала в расстроенных чувствах. День сегодня начался с того, что Тони ввалился с упаковкой пива в руках и спросил:
– Ты погладила мои рубашки?
Тони вбил себе в башку, что рубашки должна гладить исключительно жена, потому что служанки не вкладывают в это занятие души.
– Да, Тони, я их погладила, они в корзине с глаженым бельем.
– Все-все?
– Все-все.
– Так уж и все.
Тони надевал на барбекю рубашки из индийского шелка и каждые четверть часа менял их, поскольку под мышками появлялись пятна от пота.
– Да, Тони, все.
– И конечно, опять не накрахмалила?
– Нет, Тони, не накрахмалила.
– Почему? – капризно протянул Тони и обернулся к кузинам, которые явились помочь в подготовке к вечеринке. – Без крахмала воротнички у рубашек из индийского шелка становятся мягкими…
– Мне нравятся мягкие, Тони.
Тони смирился. Но внезапно выражение его лица изменилось.
– А почему это пиво не в холодильнике?
Четтина посмотрела на пиво.
– Потому что оно туда не помещается, Тони. Холодильник и так весь забит твоим пивом.
– У тебя на все готов ответ, да? Так я тебе и поверил, что не помещается! Я тебе миллиард раз говорил, что ты должна укладывать пиво в холодильник так, – Тони руками изобразил, как надо укладывать пиво в холодильник, – и тогда оно влезет как миленькое…
– Я укладывала…
– Как ты их укладывала?
– Тони, я нигде не могу найти майонез, – вмешалась Валентина.
Тони схватился руками за голову, как если бы она у него внезапно закружилась, и выскочил в кухню.
Четтина взглядом поблагодарила Валентину за избавление от Тони. И в это мгновение зазвонил телефон.
– Убейте меня, но я не подойду, – повторила Четтина.
– Может, это тот американец, что был прошлый раз? – предположила Чинция.
Четтина сморщилась, вспомнив идиотскую задумку Тони.
– Какой американец? – спросила Минди.
– Тот, которого ты пыталась закадрить, – ответила Алессия.
– Никого я не кадрила, – возразила Минди, и щеки ее вспыхнули.
– Правда ведь, она на него глазела? – Чинция решила найти поддержку у тети Кармелы.
– Если она говорит, что не глазела, значит, не глазела, – отвернулась тетя Кармела.
– Черт возьми, – сказала Рози. – Если бы Стив его только увидел, он сразу навешал бы мне оплеух. Он ужас какой ревнивый. Я вообще не понимаю Стива. Сначала он хочет, чтобы я одевалась женственно, а потом меня же еще и лупит за то, что на меня все пялятся.
– Он прав, Рози, ты одеваешься чересчур женственно. Из кухни донесся звук бьющихся бутылок.
– Я же говорила, они не влезут, – пробормотала Четтина, с тоской уставившись в окно.
– Мать вашу так, я порезался! – заявил Тони, появляясь из кухни. Он оглядел лениво рассевшихся женщин и поинтересовался: – Вы меня, конечно, извините, милые дамы, но у меня к вам небольшой вопрос. Вы что, оглохли, не слышите, что телефон надрывается?
– Мы подумали, что ты захочешь сам ответить, Тони, – попыталась оправдаться Валентина. – Не понимаю, с чего ты на всех бросаешься как бешеный.
– Взбесишься тут с вами!
Тони поднял трубку:
– Да?
Он послушал немного и побледнел. Ни слова не говоря, вернул трубку на аппарат.
Окинул женщин невидящим взглядом.
Те вопросительно уставились на него.
– Мать вашу так… – пробормотал Тони.
– В каком смысле? – спросила Четтина. Она взяла вазу, стоявшую в центре стола, сдвинула ее в сторону, потом подумала и вернула на прежнее место.
– Мать вашу… Это был американец.
– Американец? – переспросила Минди, вскакивая на ноги.
– Он сказал, что приведет с собой Леонарда Трента. Такая звезда в моем доме! Я и мечтать об этом не мог!..
Шьякка и Л он го слыли в полицейском участке…
Шьякка и Лонго слыли в полицейском участке на улице Веккья-Оньина самыми невезучими. Не считаясь ни с возрастом, ни с заслугами, им поручали самую противную работу: дежурить в участке, конвоировать задержанных, и прочую дребедень. А между тем, не окажись их двоих на месте в Бельмонте-Меццаньо, окружного судью грохнули бы как пить дать!
Шьякка и Лонго как раз покупали в лавке «амаро» из Капаче, потому что сестра Шьякки приготовила брату пасту с баклажанами, а жена Лонго приготовила мужу пасту с сардинами. В это самое время из участка позвонили и приказали забрать американку, бьющуюся в истерическом припадке, и отвезти ее в гостиницу.
Вот так вместо того, чтобы наслаждаться отличным «амаро» и вкусной едой, Шьякка и Лонго узнали, что им придется заниматься истеричкой-американкой, и нетрудно представить себе, какое удовольствие они при этом испытали.
В лифте они едва не задремали. И взрогнули, когда Грета громко обозвала Лонго bastard, а Шьякку son of a bitch.
Нормально, подумал Лонго, у нее только что грохнули «папашку», а шлюхи всегда себя так ведут, когда убивают их сутенера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21