— Я думаю вполне серьезно, нам нужно посмотреть эту амфору, — сказал я ей. — В любом случае поджигать дом нельзя. Это варварство.
— Макс настаивал, — вновь повторила она.
— Я это понял, но ведь Макса больше нет с нами.
А настаивать на своем, находясь в деревянном ящике, не очень-то удобно.
— Думаю, Гарри прав, мисс Грейвс, — сказала Анна. Нельзя вечно жить под гнетом неизвестности. Возможно, ваш муж был прав и с этим сосудом действительно связано что-то непонятное. Надо выяснить, в чем тут дело.
— Я не знаю, — растеряно прошептала Маджори. Я просто не знаю, что делать.
— Доверьте это нам, — сказала Анна. — Гарри со мной пойдет сегодня в башню, и мы обязательно узнаем тайну, которая сокрыта в этом сосуде. Если хотите, мы заберем его и продадим, так ведь, Гарри?
— Конечно, да! Не стоит хранить дома всякий хлам, который мало того, что не нужен, но еще и мешает спокойно жить. В самом деле, Маджори, я уверен, что Макс много нафантазировал. Может, он просто переработался?
— Он был уже давно уволен, — печально сказала Маджори..
— Тем более. Многие деятельные натуры не выносят бездействия. Может, он это все навыдумывал, лишь бы было чем заняться. К тому же он по самой своей природе был очень беспокойным человеком.
Маджори сидела бледная. Она вытерла губы салфеткой и, скомкав, бросила ее на стол…
— Я думаю, что должна вам кое-что рассказать, — наконец решилась она.
— Конечно. С удовольствием тебя выслушаем. Мы поймем.
— Не знаю, поймете ли… Хотя если не вы, то кто же тогда поймет. Все из-за доктора Джарвиса… Я никому не говорила об этом.
Я нахмурился:
— Не говорила о чем? Маджори, расскажи нам, наконец, все по порядку!
Маджори опустила свои печальные маленькие глаза.
Я сочувственно протянул ей руку через стол, но она не взяла ее.
— Обстоятельства смерти Maкcа… — сказала Маджори, все было ужасно..
Мы переглянулись с Анной. Я только было собрался что-то сказать, как она подняла палец к губам и заставила меня промолчать.
— Это было в последний четверг, — продолжала Маджори. — Неожиданно я проснулась среди ночи и увидела, что Макса нет. Вообще-то в последние годы такое случалось нередко. Макс, бывало, все ночи напролет бродил вокруг дома. Какое-то время я лежала и прислушивалась в надежде обнаружить хоть какой-нибудь звук. Потом Мне захотелось пить, и я пошла в ванную.
Маджори говорила так тихо, что я с трудом разбирал слова. Она низко наклонила голову, а ее губы едва двигались, пока она рассказывала свою историю.
— Я только успела налить воды в стакан, как услышала внизу, на кухне, голоса мужчин. Во всяком случае, мне так показалось. Я прислушалась, так как мне было интересно, кто это там. Один голос был похож на голос Макса, а кому принадлежал второй — не знаю. Сейчас я думаю, что мне это почудилось. Я выпила воды и уже собралась идти обратно в спальню, как вдруг услышала пронзительный вопль. Я даже не могу вам описать, как это было ужасно. Страх абсолютно парализовал меня. Я не могла двигаться. Вопли продолжались три или четыре минуты, если не больше. Потом я решилась спуститься вниз. Я даже не знаю, откуда у меня взялось столько смелости, но я все же собралась с духом. Почему-то мне показалось, что это кричал. Макс.
Маджори на мгновение умолкла.
— Вышей немного, — сказал я. — Это взбодрит тебя. Она отрицательно покачала головой:
— Мне нельзя пить. Я быстро опьянею.
— Да выпей, Маджори. Пара глотков тебе не повредит.
Она еще раз покачала головой.
— Мне противопоказано, вы же знаете. Запретили.
— Кто запретил? — спросила Анна. — Что вы имеете в виду?
Я взял Маджори за запястье:
— Не переживай. Расскажи, что ты увидела, когда спустилась вниз.
Теперь ее голос звучал почти неслышно, а голова склонилась еще ниже. Я видел лишь серый костяной гребень в ее волосах. Маджори продолжала бормотать свою историю:
— Я вышла в холл, но Макса там не было. Ив гостиной его тоже не было. Стояла тишина, мертвая тишина, и я напугалась еще больше. Потом заметила, что на кухне горит свет. Я очень медленно открыла дверь и…
Она умолкла и сидела беззвучно целую минуту.
— Маджори, — мягко сказал я. — Не нужно…
Но тут она снова заговорила, почти шепотом:
— Сначала, сама не знаю почему, я подумала, что все в порядке. Он стоял, повернувшись· ко мне спиной, и я видела лишь его затылок. Только потом я поняла,· что он сделал.
Она снова замолчала.
— Что? — спросила Анна. — Что он сделал?
Маджори подняла голову и взглянула на нас. Первый раз за весь день в ее глазах появились слезы, хотя голос звучал совершенно ровно. И это спокойствие в голосе сделало ее слова еще более неприятными.
— Я не знаю, как именно он это сделал. оп взял разделочный нож из стола и изрезал себе лицо: нос, щеки, даже губы. И он сделал это сам.
Рот Анны открылся от ужаса.
— Извините меня, — пробормотала она, вставая из-за стола и выбегая из зала ресторана в туалет.
А я так и остался сидеть за столом, держа Маджори за руки и чувствуя, что вареные омары зашевелили своими хвостами, стараясь не утонуть в белом укропном соусе.
Глава II
Когда мы вернулись назад в Зимний Порт, большинство гостей уже ушли. Осталась лишь одна старая леди, она была занята разговором с компаньонкой Маджори, да еще один румянощекий нефтепроизводитель, который сидел, опустив голову на колени. Гости не оставили ничего, кроме следов на полу, пустых стаканов из-под шерри и грязных пепельниц.
— Я думаю, мне не помешает выпить чашечку чая, сказала Маджори, ведя нас в гостиную. — Выпьете со мной?
Я тряхнул головой:
— Я не пью чай. Это плохо сказывается на слизистой оболочке желудка. Знаете ли вы, что в Китае евнухов заставляли пить чай сотнями чашек в день, а потом, после вскрытия, использовали их желудки как футбольные мячи.
Анна ткнула меня локтем.
— Извините, — сказал я — Я был слишком груб.
— Не беспокойся, Гарри, — вздохнула Маджори. — Чем быстрее я вернусь в нормальное состояние, тем лучше. Пока я жила с Максом, я годами была изолирована от всего мира. Мы жили очень замкнуто. Я настаивала, чтобы делать покупки самой, но он не разрешал, а я; так хотела встречаться с людьми, разговаривать. Мисс Джонсон, подайте, пожалуйста, чай.
Инфантильная компаньонка взглянула на нее.
— Минутку, миссис Грейвс, — сказала она.
— Давно она живет здесь? — спросил я, когда та вышла из комнаты; — Что-то я ее не помню.
— Мы нашли ее через агентство, — ответила Маджори. — Она очень спокойная и немного странная, но я не знаю, что бы я без нее делала.
— Кого-то она мне напоминает, — произнесла Анна рассеянно. — Не могу понять кого.
— Она очень замкнутая, — заметила Маджори.
Мы расселись по неудобным креслам. Румяный нефтяной промышленник бормотал что-то невразумительное насчет Иисуса Христа, а та старуха, что разговаривала с мисс Джонсон, что-то упорно разыскивала в своей сумочке, так что не было необходимости занимать ее светской беседой.
— Кстати, а эта амфора, — сказал я, закуривая сигарету. — Вы не помните, где Макс ее взял?
Маджори отрицательно покачала головой:
_ Я не ездила с ним на Восток. По-моему, он купил ее в Персии, у купца. Мой муж любил приобретать всякие диковинные вещи, и я привыкла получать из Аравии загадочные посылки. Если они приходили во время его отсутствия, я хранила их до его приезда. Никогда ничего сама не открывала. По правде говоря, меня эти арабские древности никогда особенно не интересовали.
— А вы случайно не знаете, вел ли ваш муж дневники, когда был в Аравии? — спросила Анна. — Я к тому, что, может, у него записано, где он достал этот сосуд и что это все-таки такое?
— Я не знаю. У него кипа всяких тетрадей на втором этаже в библиотеке. Может, вы и найдете то, что вас интересует.
— А вы сами?
— О, нет. Когда Макс был жив, он никогда не позволял мне читать его записи. А теперь он мертв… но все равно у меня нет желания… Я буду очень рада, когда все это закончится.
Пока Маджори пила чай, мы сменили тему. Мисс Джонсон была в отношении чая не менее скупой, чем в отношении шерри, — чай получился цвета грязных окон, но он все же заметно оживил Маджори.
Выпив чай и съев пару оставшихся пирожных, она провела нас в кабинет Макса.
Верхние помещения в старых деревянных домах всегда В летние дни душные и пыльные, и Зимний Порт не был исключением, хотя окна были открыты и морской ветер гулял по комнатам. Маджори провела нас по убогому узкому коридору второго этажа (помнится, мальчиком я бегал взад и вперед по нему, изображая бомбардировщик «В-47», идущий на посадку). Она отперла ключом дверь на восточную половину дома и пригласила нас войти.
Внутри стоял ужасный запах старых бумаг, древних папирусов и табака. Я вспомнил, что Макс Грейвс любил· курить огромную трубку, на которой было вырезано лицо хмурого араба.
Полки вдоль одной из стен кабинета были завалены книгами и тетрадями, на столе у окна громоздились кипы пожелтевших документов, кожаных папок, карт, арабских рукописей и бог знает чего еще. Мусорное ведро доверху завалено обрывками бумаги, на полу валялись листы из арабских газет и журналов. Я поднял один из них и увидел, что все фотографии вырезаны…
— Макс не отличался большой опрятностью, — сказала Маджори, стоя в дверях и, видимо, не проявляя ни малейшего желания войти в кабинет.
— Это очевидно, — заметил я, оглядываясь вокруг.
— Смотрите все, что хотите, для меня здесь нет ничего интересного… Теперь, когда Макс ушел… особенно…
Анна мягко посмотрела на Маджори и, извинительно взмахнув рукой, проговорила:
— Вы не волнуйтесь, Маджори. Мы вас не побеспокоим.
Я начал перебирать груду бумаг на столе. Там были вырезки, дневники, старые билеты на пароход, папки, набитые копировальной бумагой… Я не знал, с чего начать.
Перед тем, как уйти, Маджори протянула мне ключ, я еще с детства помнил его — он всегда висел на крючке рядом с дверью башни.
— Это вам понадобится, если вы соберетесь все же пойти в башню, — сказала Маджори. — Боюсь, Макс так Надежно заколотил дверь, что вам будет непросто войти, если вы, конечно, туда рветесь.
— Вы все еще не советуете нам это делать? — спросила Анна.
— После того, что случилось с Максом, я хочу уничтожить этот проклятый дом, — твердо ответила Маджори. — у меня нет никакого любопытства.
— Не беспокойтесь, мы будем осмотрительны, — сказала Анна.
Маджори в молчании постояла еще немного, затем кивнула и пошла по коридору поступью человека, который полностью подчиняется превратностям судьбы, какими бы они ни были. Это, конечно, не подогрело мой энтузиазм, но, с другой стороны, я чувствовал, что мы должны что-то сделать для Маджори, должны докопаться до истины, узнать, что случилось с Максом. Ведь через некоторое время, когда она оправится от шока, ей захочется узнать правду.
Анна принялась за полку на другой стороне узкого кабинета. По тому, ·как она спокойно перебирала бумаги, было похоже — она знала, что ищет. Я прекратил ворошить груду на столе и стал наблюдать за ней, и чем внимательнее смотрел, тем больше убеждался, что она на верном пути.
Когда она взяла с полки картонную папку с материалами по персидским сосудам и горшкам, я сел на край стола и скрестил руки.
Анна посмотрела на меня. Она прижал а папку к своей груди и растерянно улыбнулась.
— В чем дело? — спросила она. — Похоже, тебя что-то беспокоит?
Я кивнул:
— Именно. Меня интересует, кто ты такая и что тут делаешь. Мне вдруг пришло в голову, что ты знаешь, что ищешь. Ни я, ни Маджори не знаем, кто ты такая. Кроме того, что ты просто Анна…
Она посмотрела на меня очень серьезно:
— А ты бы поверил, если бы я тебе рассказала? Мне кажется, ты мне все равно не поверишь. Ты — большой циник.
— Я думаю, мой цинизм не сравнится с твоим, дорогая. Ты просто обманула печальную вдову в день похорон ее мужа. Если ты выдумаешь еще что-либо более циничное, то я тебе посоветую отослать это на конкурс циников, и ты обязательно выиграешь приз.
— Ну что же, — решилась она, — раз ты хочешь все знать, то, пожалуй, я тебе откроюсь.
— Да уж, сделай милость.
— Меня зовут Анна Модена. Я работаю консультантом по ввезенным в страну антикварным предметам.
Я вытащил сигарету· из пачки и закурил.
— Это звучит приблизительно так· же, как и «ясновидец». И чем же именно занимается «консультант по ввезенному антиквариату»?
Анна открыла папку, положила ее на стол и начала просматривать документы один за другим, показывая мне снимки арабского антиквариата, которые Макс привез с Востока…
— Макс Грейвс привез из Персии, Саудовской Аравии и Египта несколько интересных медальонов, статуэток, посуды. Большинство из этих предметов он приобрел в тридцатых сороковых годах, когда цены на подобные вещи были относительно низкими. В то время перекупщики с черного рынка могли приобретать их в музеях, па раскопках древних захоронений и в частных домах арабских коллекционеров. Большинство предметов, которые Грейвс ввез из Аравии в Соединенные Штаты, да и не только Макс, — попросту ворованные.
Я безмятежно пыхтел сигаретой.
— Продолжай.
— Теперь ситуация изменилась, — рассказывала Анна. — Во многих странах вновь проснулся интерес к ценностям, которые были незаконно вывезены за их пределы, их пытаются разыскать и вернуть туда, где они были раньше, своим настоящим владельцам. Моя работа и заключается в том, чтобы содействовать этому.
— Я понял, — спокойно сказал я. — Выходит, ты должна все знать об этом кувшине..
Она кивнула:
— Это старинная и чрезвычайно ценная вещь. О ней упоминается еще в «Книге магии» Абдуллы Хацваллы, написанной в пятом веке до нашей эры, говорится о ней и в легенде о Гассанеи Сабе. Рисунок этой амфоры хранится в Каире, в музее античности, этому рисунку уже более тысячи лет.
— Ты говоришь, что о ней упоминается в «Книге магии», — спокойно сказал я. — Это свидетельствует о том, что она, безусловно, обладает магическими свойствами. Не так ли? Ты сама говорила, что веришь в ее сверхъестественность.
Анна вздохнула:
— Я не знаю. Об амфоре сказано совсем немного, но в тексте подразумевалось именно это.
— Волшебство?
Она открыла свою черную записную книжку и вытащила сложенную фотокопию текста. Без лишних слов протянула ее мне.
Это был фрагмент арабских письмен. Я не понимаю по-арабски, и текст мне казался рядом каких-то закорючек, но там был перевод.
— Прочитай, — сказала Анна. — Пусть немножко приукрашено, но все равно интересно.
Я затянулся сигаретой еще разок и прочел вслух:
— "В последние дни царствования короля Гамы все чародеи, служившие при дворе, собрались вместе и по приказу короля должны были превратится в джиннов, их предполагалось заточить в кувшины, о чем не должна была знать ни единая живая душа. Никто не знал, что с ними стало потом, всех слуг, дабы ничто не вышло наружу, повесили. Среди прочих был и Али-Баба, самый величайший из всех дворцовых магов, и в его кувшине, говорят, находился самый сильный из всех духов, хотя никто и никогда его не видел. кувшин Али-Бабы был украшен изображениями лошадей Наувы Великого и цветков опиумного мака… "
Я прекратил читать и помахал бумажкой.
— Это шутка?. — холодно спросил я.
Анна пожала плечами:
— А как ты сам думаешь?
Я повертел фотокопию между пальцев.
— Али-Баба? А как насчет сорока разбойников — или ты остальных тридцать девять оставила дома?
Анна забрала документ.
— Ты несправедлив, — сказала она. — Я работаю на Иранский отдел культуры, моя работа абсолютно законна. Я разыскиваю и возвращаю украденные ценности. И вообще, если ты на самом деле ясновидец или как ты там еще себя называешь, то тебе стоило бы знать, что имя Али-Бабы упоминается почти во всех старинных персидских книгах по магии. Он был одним из наиболее известных черных магов на всем Среднем Востоке.
— То есть это было на самом деле? Ты пытаешься убедить меня, что это правда?
Она спрятала копию в записную книжку и сунула ее в карман.
— Я бы не занималась этим, если бы не верила. Мне известно, что Макс Грейвс каким-то образом раздобыл кувшин джиннов и вывез на корабле в Америку. Ты можешь судить по фотокопии, что это тот самый кувшин…
— Похож. На скольких кувшинах изображены лошади и цветы? Неужели только на одном?
— Я думаю, таких тысячи. Но лошади Наувы Великого… особые лошади. Если в детстве ты видел кувшин и помнишь, как он выглядит, ты должен был заметить, что у них нет глаз.
Я загасил сигарету и выпустил последний клуб дыма.
— Замечательно, у них нет глаз. Ну и что? Масса кувшинов имеют рисунок с безглазыми лошадьми. Откуда ты знаешь, что это именно тот?
Анна опустила голову:
— Я не знаю. Не уверена. Пока собственными глазами не увижу его. Но должна признаться, мне тревожно.
— По поводу чего? Думаешь, Маджори не понравится то, что ты делаешь, и она выставит тебя за дверь?
— Нет. Я тревожусь вовсе не об этом. Знаю, что она поймет, когда я все расскажу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17