Выбравшись кое-как на берег, я увидел карлика. Вытрясая воду из ушей, я не заметил, как он исчез, не сказав ни слова. Пусть. Мне не нужен собеседник. Мне нужен могущественный бог, а не жалкое мерцающее божество, по воле которого я оказался пленником у самого себя.
Высохнув под солнцем вчерашнего дня, я направился к пещере в дальних горах, которую прибрал и проветрил, но все равно в ней сохранилось драконье зловоние. Никогда бы не подумал, что драконы, поселившиеся в наших душах, могут так вонять. Камушки драконьих воспоминаний о жизни в шрастре
я перенес в отдельную пещеру, и они лежали там, все больше тускнея без света и вешних дождей.
Когда мне было нечем заняться, я забирался в эту келью и аккуратно, чтобы не запачкаться ненавистью, которая толстым слоем покрывала драконьи воспоминания, перебирал их, отыскивая хоть крупицу светлого в этой груде хлама. И не находил ничего, кроме убийств, предательств и прочей гнусности, которой был окружен мой теперешний владыка, на протяжении всей его долгой жизни. Цепь перевоплощений и реинкарнаций
в людском слое лежала передо мной, искусно составленная в сад камней. Я их не раскладывал, они сами, повинуясь какой-то дьявольской логике, образовали цепочки, которые свились в кольца, круги, пересеченные стрелами смертей и дугами приключений. Можно было часами наблюдать за их застывшим коловращением, но у меня не было ни желания, ни сил.
Апатия, словно злобный слизняк, словно гигантская пиявка высасывала из меня жизнь, и я не мог заставить себя хоть что-то сделать для своего спасения из плена. Зачем идти в мир, заселенный железными чудовищами и изуродованными войной людьми. Здесь, в глубине моей бесконечной души, тихо и спокойно. Мысли, внушенные мне драконом, напевали мне, что я наконец-то нашел свое верховное божество, покровителя и защитника. Просто не хотел раньше в этом себе признаться. Что уже давно полностью зависим от дракона. И теперь все встало на свои места. Я — жалкий человечишка, преклоняюсь перед своим господином — драконом.
Время куда-то исчезло. Все застыло внутри меня, с той поры, когда я провалился сюда, в райские кущи подсознания.
Божественное ничто и ничтожное божество было виновато в моем бедственном положении. Если бы Хрон
оставил все, как есть, то не было бы так мучительно остаться в живых и прозябать в самом лучшем из миров, придуманных для себя любимого. Быть пленником и испытывать внутреннюю свободу. Вот только от чего я был свободен?
***
Я сидел на берегу тихого озера и пытался поймать очень крупную и аппетитную мысль. Она плавала в глубине, похожая на большого сазана, я видел ее смутную тень, жаждал заполучить ее на обед, но то ли снасти у меня были плохонькие, то ли умения ловить рыбу не хватало. Ничего у меня не получалось. В садке, опущенном в мутную воду прошлого, плескались парочка воспоминаний и три мелкие мыслишки, но хотелось чего-то большего.
Тяжелая туша прошлогодней подлости, волочившаяся, растопырив коротенькие ножки, за безудержной яростью, вцепившись ей в длинный хвост, оставила глубокую траншею в глинистой почве. Подумав, что наживка мне пригодится, а раны, оставленные на поверхности души, зарастают у меня стремительно, я направился ко рву, в надежде найти на его стенках червей сомнения. Мне повезло. Накопав банку этих гадкого вида созданий, я вернулся к озеру, предвкушая отличную рыбалку.
Но не тут-то было. На берегу меня ждал дракон.
— Сходишь с ума потихоньку? — спросил он, и озеро испарилось в пламени моего негодования.
Жаль было не пойманную мысль, но я втайне надеялся, что она не последняя, и мне повезет в будущем. Правда, я сомневался в том, что оно когда-нибудь наступит. Бросив в сердцах в своего бывшего сотоварища червей сомнения, я уселся на камень, недоумевая по поводу причины появления дракона в моем мирке. Видимо нужда заставила, иначе бы он не появился здесь, ибо гордыня драконья не имеет границ.
— Тебе, видно, здорово хвост прижало? — спросил я, уже зная ответ.
— Хвост? Ты, глупец, видишь у меня хвост?!
Я встал, обошел вокруг него и честно признался:
— Не вижу. Но это не мешает мне признать, что тебе прижало хвост. Не я пришел к тебе, а ты материализовался неизвестно откуда. И сделал это совсем не вовремя. Очень крупная мысль, — я ухмылялся, наблюдая, как дракон багровеет и раздувается от бешенства, — прямо-таки огромная мысль, ушла у меня из-под носа, сорвалась с крючка, да к тому же испарилась, не оставив после себя маломальского следа. Я требую сатисфакции! — веско произнес я и принялся подыскивать в ивняке ветку, пригодную для лука. У меня неожиданно возникло желание поохотиться на что-нибудь летающее в воздухе.
Дракон подозрительно наблюдал за моими манипуляциями, гадая о причине моего хамского поведения. После стольких лет совместного проживания душа в душу, я все равно оставался для него загадкой. Тем более мое мнимое сумасшествие совсем сбило его с толку. Но все объяснялось тем, что это был мой мир, и совершенно неразумно было заявляться сюда налегке, без охраны и тяжелого вооружения.
***
— Так что же привело тебя сюда? — спросил я, ошкуривая камнем ветку — будущую стрелу.
Дракон возмущенно уставился на мой инструмент, плоский, обколотый с одной стороны кусок вулканического туфа, и зло сказал:
— Чудится мне, что ты прибрал к рукам мои воспоминания и меня очень раздражает то, что ты бесцеремонно ими распоряжаешься.
— Ха! — сказал я. — Ты на протяжении двадцати лет отравлял своим присутствием мне жизнь, затем вероломно захватил мое тело, и я вправе делать в своем внутреннем мире все, что мне заблагорассудится. И никакие рептилии из старинных книг мне не указ. Изволь вести себя подобающим образом, раз ты в гостях. Иначе...
Дракон прервал жестом мой гневный монолог и примирительно произнес:
— Ну, если хочешь, ты частично можешь восстановить свои права, — и поспешно добавил, — но при условии, что подсобишь мне в одном дельце!
Я задумался, делая вид, что это предложение меня обескуражило и ужасно взволновало. Хотя, я признался себе, мне было совершенно все равно, как будет выкручиваться дракон, преодолевая им же созданные трудности. Убить его я не мог. Победить и выбраться отсюда тоже. Оставалось лишь надеяться на благосклонность или, точнее, благоглупость моего тюремщика. Ну что же, поиграем, в преферанс, решил я и мысленно сдал из колоды крапленых карт по десять картонок, не забыв отложить комплект несуществующему «болвану». У меня был неплохой расклад на мизер.
Дракон смешал карты и швырнул их мне в лицо. Я не остался в долгу и от души огрел его канделябром с оплавившимися огарками чувств. Затем собрал баклуши, которые я бил от безделья, и запалил погребальный костер ушедшей дружбы.
— Все! Стоп! — сказал дракон, наглотавшись дыма чужбины. Его морда перекосилась, и он заплакал навзрыд.
Я растерянно смотрел на поверженного закадычного врага и стыдил себя за жестокость. Но стоило мне размякнуть душой, как я получил тяжелую оплеуху драконьей лапой, зловонный хохот раздался над ухом, и острые зубы впились мне в плечо.
Я вскрикнул от боли и дракон тут же отпустил меня из мертвой хватки. Выплюнув кусок моей души, он поморщился от горечи и произнес:
— Снаружи творится что-то странное. Я не знаю, как это объяснить. Похоже, я прогневал мерцающее божество, — маленькие драконьи глазки скосили в мою сторону. — Оно требует тебя на аудиенцию. Вот так высокопарно оно выразилось.
Я торжествовал, но не подал виду, что это известие меня обрадовало.
— Веди же быстрее меня к нему, — велел я, — а то вдруг божество рассердится?
Дракон, ставший от переживаний махоньким, съежился от моих слов еще больше. Ни слова не говоря, он развернулся и зашагал в сторону надвигающейся грозы. Я шел за ним и размышлял о том, почему сильные существа так глупы?
***
Снаружи ничего не изменилось. Все также завывал ветер, гоня снежную крупу по каньону. Обгоревшие остовы самолетов были запорошены снегом и напоминали скульптуры модернистов, порезвившихся на новом для них материале, создавшие из боевых самолетов никому ненужный хлам. «Прямо, как в эпоху разоружения», подумал я, и сердце кольнуло воспоминание о посещении кладбища самолетов. Они не были виноваты в том, что созданы для войны, которая, как тогда казалось, никогда не начнется. Содеялась, свершилась, стала явью, безжалостная дочь нави. Тонкая прослойка между небом и землей, мнящая себя разумной материей, утонула в безумстве огня. Видимо, у человека в генах заложено одиночество, раз он так жаждет уничтожить другое разумное существо. «Ну, и мы немного к этому лапу приложили», как всегда, вставил колкость дракон. «Как ты уже успел заметить, раругги
, отбывая срок в аду, успешно используют в своих целях людские слабости. Человек — существо глупое и воинственное, и грех его не ублажить кровопролитием».
«Ты так думаешь?» — спросил я его. «Или опять издеваешься?»
«Нет, я думаю о людях еще хуже, чем тебе показалось», — ответил дракон и гадко ухмыльнулся.
Я вспомнил пещеру, набитую драконьими воспоминаниями и больше ничего не сказал. И так все ясно. Виноваты ли драконы в войнах никто и никогда уже не узнает. Я был солидарен с драконом лишь в одном: этот мир, больной войной и людьми должен быть разрушен. Что придет ему на смену не важно. Все равно хуже не станет.
«Станет!» — обнадежил меня дракон. — «Когда люди уничтожат друг друга, настанет черед других существ. Если ты думаешь, что человеческая раса является единственной носительницей вируса разрушения, то ты ошибаешься. Есть более могущественные существа, населяющие подлунный мир, владеющие силами, несоизмеримыми с людскими. Вот только...»
«Что-то ты разговорился», — прервал я словоизлияния раругга
. — «И бахвалишься без меры. Неужто ты думаешь, что
раругги
уйдут из магмы, жгучей и родной, чтобы зачем-то расправится с разумной слизью?»
«Ха! Раругги
...» — обиделся дракон. — «Летающие псы, предназначение которых — служит своим хозяевам. Крылатая конница, готовая в любой момент по прихоти странных, свирепых, но рациональных существ, покончить с собой, ввязавшись в очередную свару за обладание еще одним клочком животворной магмы».
«Постой, ты про кого говоришь? Ты же меня убеждал в том, что раругги
— самые сильные существа на планете?!»
«Сильные физически», — горестно вздохнул дракон. — «Но как мне ни трудно признаться в этом перед таким ничтожеством, как ты, есть более коварные и смертоносные создания, населяющие наш мир. Больше я тебе ничего не скажу. Это моя месть, и ты в моем мщении, только обуза. Единственное, что от тебя требуется — справься с рекой. И успокой разбушевавшееся мерцающее божество, которое, как мне кажется, стало твоим другом».
Справится с рекой? Я был обескуражен этим предложением. Неужели река могла остановить дракона?! Едва различая валуны, темнеющие в ранних сумерках налетевшей осенней пурги, я побрел, прихрамывая на больную ногу, в сторону еле слышного шума бурлящей воды. Что же здесь будет твориться зимой, если осенью плато напоминает белый ад, выстуживающий до костей тело и леденящий душу?
Мне не хотелось задерживаться на плато дольше времени отпущенного на поиск базы хранения и любого летающего механизма, который унес бы меня из этого места, наполненного знаками надвигающейся смертоносной зимы.
Я шел к реке и пытался отвоевать кусочек сознания неподконтрольный дракону, чтобы продумать свои дальнейшие действия. Хрон
оказался прав, предположив, что дракон для своего спасения вылечит мое истерзанное осколками и взрывной волной тело. Если у дракона осталось немного благоразумия и благодарности, то он бы мог сделать это хотя бы из-за того, что я нашел его, замурованного в камень и беспомощного. Но у меня было подозрение, что все равно, он бы не остался прозябать среди россыпи камней. Мой
раругг
был ушлым драконом, и все равно бы выкрутился из этого, казалось, безнадежного положения. Ведь возвратил же он все на круги своя! И теперь я — наполовину пленник, наполовину торжествующий пиррову победу кретин, бреду по его прихоти к реке, которую надо будет форсировать в темноте. Придется промокнуть до костей, а высушить вещи будет негде, и холод, набиравший обороты с приближением ночи, и голод, терзавший мое тело, скорее всего к утру меня прикончат. Если, конечно, не случится чудо. В моем положении можно уповать только на чудеса и обыкновенное человеческое упрямство, которое не даст мне умереть. Наверное, оно и называется волей к жизни. Не знаю. Может быть...
***
Не видно ни зги, мерцающая пелена заволокла реку, укрыла пульсирующим туманом участок выше по течению и, скрывающийся ниже за поворотом, маленький скальный сброс. Я подходил все ближе, но шум текущей воды, вместо того, чтобы становится громче и нестерпимей, как будто отдалялся и поднимался. Мне показалось, что я заплутал в чахлом ельнике, между покосившихся тонких стволов с торчащими обвислыми ветками, но неожиданно из темноты вынырнула река, и у меня екнуло сердце.
Такого я еще никогда не видел. Река встала на дыбы и нависала надо мной гигантской темной дугой, бесшумно ныряя в пасть каньона. Струи воды, словно жилы неведомого тела, вздувались и опадали, поток дышал и подрагивал от ярости, укрощенной силой, от которой веяло беспощадностью.
«Ну, как?» — подал голос дракон. — «Ты сможешь с ней справиться?»
Я стоял, ошеломленный этим видением, и лихорадочно соображал, как бы удрать подальше от этого нелепого катаклизма.
«Говорила мне бабушка — не зная броду...»
«Не обманывай. Бабушка погибла в автокатастрофе, когда тебя еще не было на свете. Поэтому, ты не мог слышать, что она тебе сказала».
«Это было в преднатальном
периоде моей жизни. Генная память. И не мешай мне думать, а то я могу сделать что-нибудь не так, и мы погибнем».
«Ладно. Но делай же что-нибудь! Ты полагаешь, легко удерживать в тебе крохи силы, если ты не ел пятеро суток, а еду отдал этому мерцающему прохвосту?»
Я утихомирил раругга
обещанием ускорить процессы мышления, познания, анализа и синтеза очередного дерьма, в которое мы не без помощи него же и вляпались. Допросив с пристрастием бестию, я из его сбивчивых объяснений понял лишь то, что он повздорил с
Хроном
и тот пообещал устроить ему веселую жизнь. Мне до сих пор непонятен божественный юмор, тем более такого загадочного божества, как мой знакомый, который был то ли призраком, то ли скрывающимся под маской уродца-шалопая людоедом, играющим с миром в свои адские игры. Попробуйте остановить время, если ему пожелалось поизмываться над вами.
Делать было нечего, я всматривался до головокружения в поток, пытаясь отыскать безопасное место для переправы, пока не почувствовал поднимающуюся к горлу тошноту и понял, что меня сейчас вырвет от голода.
Самое мерзостное в моем положении было то, что у меня не было выбора. Либо я погибну от бездействия, либо я начну действовать, форсировать реку и какой-нибудь булыжник, несущейся в потоке, вырвется из массы воды и раздавит мое жалкое тело. Либо утону, либо задохнусь в облаке брызг. Я стоял перед рекой, текущей по небу и не мог заставить себя сделать хоть один шаг.
— Красиво?! — раздался скрипучий голосок из-за моей спины. Я оглянулся и увидел карлика, заметно подросшего с момента нашей последней встречи. Все-таки белковая диета дала кое-какие результаты, а леммингов в округе стало изрядно меньше.
Я ответил, что красота, как это ни прискорбно, так и не смогла спасти мир. Наверное, под красотой подразумевались вещи возвышенные. Хрон
обиделся и сказал, что мои придирки непонятны. Что я вижу перед собой типичный образец высокого реализма, текущую в небе горную реку. Мне было любопытно узнать, как ему удалось проделать этот фокус, но я постеснялся задать глупые вопросы, за что получил щипок от дракона.
Хрон
оказался тщеславным парнем и сам рассказал, что сия композиция является локальным возвратом в прошлое, в то время, когда русло реки еще не проточило каменное ложе каньона до той глубины, на которой находимся мы. Я восхитился бесполезностью и бессмысленностью этой затеи.
Хрон
обиделся и собрался исчезнуть, но я остановил его и долго извинялся, рассыпаясь в любезностях. Дракон завидовал мне. Он так не мог.
Хрон
оттаял от моих славословий и согласился продемонстрировать младенчество реки, когда она была похожа на маленький весенний ручеек, текущий из лужи, разлившейся в полдвора. Наверное, у каждого в детстве была своя любимая лужа. Конечно, была! — встрял дракон. Мы делали кораблики из пемзы и пускали их по расплавленному металлу. Потом прилетал кто-то из взрослых и задавал всем взбучку, так как были случаи, когда малыши — раругги , тонули, захлебнувшись расплавом... Ужасная смерть, сказал я и подумал: в кого, интересно, вселяются души маленьких дракончиков?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11