Я хочу уехать отсюда.
– Пустая затея. Если он тебя не отпустит, тебе никогда из Ирана не выбраться.
– Нет, это возможно, – возразила я. – Я намереваюсь бежать.
– Ты с ума сошла. И думать забудь.
– Я не прошу тебя оказывать мне содействие, – заверила я Эллен. – Моя единственная просьба заключается в том, чтобы ты иногда вызволяла меня из дома – как, например, сегодня – и я могла бы наведываться в швейцарское посольство.
Я рассказала о своих взаимоотношениях с посольством: через него я получала и пересылала почту и работники посольства помогали мне по мере сил.
– Они что, пытаются организовать твой выезд? – поинтересовалась Эллен.
– Нет. Через них налажен только обмен информацией, и все. Если кому-то понадобится что-нибудь мне передать, это можно сделать через посольство.
– А я не хочу обращаться в посольство, – сказала Эллен. – Я там и не была никогда. Когда мы только приехали, муж запретил мне туда соваться, так что я это посольство и в глаза не видела.
– Тебе и незачем там появляться, – успокоила я ее. – Скорее всего, Махмуди еще не скоро позволит нам подолгу бывать вместе, но думаю, такой момент наступит, поскольку ты ему нравишься. И тогда ты должна будешь придумывать какие-нибудь предлоги для того, чтобы я могла уходить из дому: мол, мы собираемся за покупками или что-нибудь в этом роде, и прикрывать меня на это время.
Эллен долго обдумывала мою просьбу, прежде чем наконец кивнула в знак согласия. Весь остаток дня мы на всякий случай разрабатывали план действий, не зная, сумеем ли когда-нибудь его осуществить.
Играть с Мариам и Али было для Махтаб таким удовольствием, что она ни за что не хотела уходить, но дети Эллен дали ей на время несколько книжек, и это ее немного утешило. То были «Оскар-ворчун», «Лютики и три медведя» и книжка про утенка Дональда. У Эллен был Новый завет, и она пообещала, что когда-нибудь я смогу его взять.
* * *
У Махмуди отсутствовала единая линия поведения – то он пытался доказать свое главенство кулаками, то пускал в ход ласку.
– Давай-ка завтра где-нибудь поужинаем, – предложил он 13 февраля. – Отпразднуем день святого Валентина.
– Конечно, с удовольствием, – согласилась я.
Он выбрал ресторан отеля «Хайян», где весь персонал был обучен английскому языку. Мы с Махтаб сгорали от нетерпения. И перед ужином в день святого Валентина я наводила красоту несколько часов. На мне был костюм из красного шелка, как нельзя более подобающий случаю, но чреватый скандалом в Иране. Разумеется, я вынуждена была надеть сверху манто и русари, но надеялась, что отель достаточно европеизирован для того, чтобы в ресторане можно было остаться в одном костюме. Я тщательно уложила волосы и, сняв очки, вставила контактные линзы. Махтаб нарядилась в белое платьице, расшитое красными розочками, от Полли Флайндерс, и белые туфельки из натуральной кожи.
Мы дошли до улицы Шариати, где остановили первое же из четырех оранжевых такси, которое доставило нас в восточную часть города, к главной улице (многие продолжали называть ее Пехлеви-авеню – в честь шаха).
Когда мы вышли из такси, Махмуди задержался, чтобы расплатиться с водителем. Мимо нас в обе стороны с ревом неслись машины. Мы с Махтаб направились к тротуару, но нам преградила путь широченная замусоренная канава. Перепрыгнуть через этот грязный поток было невозможно, и я, взяв Махтаб за руку, подвела ее к ближайшей решетке, чтобы по ней перейти на другую сторону канавы.
Едва мы ступили на решетку, я взглянула под ноги и увидела огромную – размером со среднего кота – мерзкую крысу, примостившуюся на белой туфельке Махтаб. Я резко дернула удивленную Махтаб за руку, и мы выскочили обратно на мостовую. Крыса убежала.
– Что ты делаешь? – воскликнул Махмуди у меня за спиной.
– Мне показалось, что вон та машина едет прямо на нас, – соврала я, чтобы не пугать Махтаб историей про крысу.
Отель «Хайян» стоял на холме. По дороге я шепотом рассказала Махмуди, что произошло на самом деле, но на него это не произвело никакого впечатления. Крысы – неотъемлемая часть жизни Тегерана.
Я постаралась отвлечься и получить удовольствие от вечера. Вопреки рекламе ни один человек в отеле «Хайян» не говорил по-английски, и весь ужин я просидела в пальто и русари. Но я отважилась, рискуя навлечь на себя гнев Аллаха, расстегнуть верхние пуговицы своего манто, после чего с наслаждением принялась поглощать креветок и картофель фри.
Махмуди сделал широкий жест, настояв, чтобы мы заказали кофе, хотя каждая порция в пересчете на американскую валюту стоила около четырех долларов. Кофе подали в маленьких чашечках, и на вкус он напоминал растворимый. Словом, был менее хорош, чем порыв Махмуди. Махмуди пытался мне угодить. Я же со своей стороны старалась убедить его в том, что он достиг цели.
Но я уже знала, что из заботливого мужа Махмуди способен молниеносно превратиться в дьявола, и потому поглядывала на него с опаской. Подобное внимание меня настораживало.
Мне не давала покоя одна мысль. Правильно ли я сделала, отказавшись поехать с Триш и Сюзанной? Я не могла предугадать, что бы тогда произошло. Взвешивая все «за» и «против», я неизменно приходила к выводу, что приняла верное решение. Эти две дилетантки предлагали самый что ни на есть расплывчатый план. Будь я одна, я попытала бы удачу, но имела ли я право подвергать риску Махтаб?
Однако всякий раз, когда Махмуди терял человеческий облик, меня одолевали сомнения. А что, если самая большая опасность для Махтаб как раз и заключается в том, что она живет со своим отцом?
Мой тревожный сон был прерван ужасающим грохотом взрыва. В окно я видела ночное небо, которое словно полыхало огнем. Взрывы раздавались поблизости один за другим.
Дом ходил ходуном.
– Бомбежка! – закричала я. – Нас бомбят!
В вышине слышался рев моторов. И вслед за каждой желто-белой вспышкой, как гром после молнии, раздавался чудовищный, сокрушительный раскат взрыва.
Махтаб вскрикивала от страха. Махмуди уложил ее между нами. Мы жались друг к другу, беспомощные перед силами судьбы.
Обезумевший от страха Махмуди голосил на фарси свои молитвы. Он обнял нас, желая успокоить, но его самого трясло, и нам стало еще страшнее. Мы с Махтаб молились по-английски, не сомневаясь, что настал наш смертный час. Никогда в жизни я не испытывала подобного ужаса. Сердце бешено колотилось. От оглушительных, разрушительных взрывов болели уши.
Бомбежка осуществлялась налетами – минутная передышка, а затем новый дождь бомб; моторы самолетов, казалось, захлебывались от ненависти. Оранжевый с белым огонь противовоздушной обороны рассекал небо. Каждый раз, когда над нами раздавался гул самолетов, мы с замиранием сердца ждали вспышек, сопровождавшихся взрывами. Иногда вспышки были слабыми, а звуки – приглушенными. Но иногда комната озарялась ярким светом, а взрывная волна сотрясала дом до самого основания – дребезжание оконных стекол сливалось с нашими криками. В отблесках взрывных вспышек противовоздушного огня и полыхающих пожарами зданий я видела, что Махмуди напуган не меньше моего.
Он обнял нас еще крепче, и тут меня захлестнула сумасшедшая, убийственная ненависть. И одновременно пронзил ужас – я вспомнила письмо матери, ее сон про то, что у Махтаб взрывом оторвало ногу.
Боже милостивый! Боже милостивый! Пожалуйста! Пожалуйста, помоги! Защити нас. Защити Махтаб, молила я.
Бомбардировщики улетели. Мы ждали, затаив дыхание. Прошла минута, другая – тишина, мы перестали тесно жаться друг к другу, надеясь, что кошмар кончился. Однако еще долго не решались вздохнуть с облегчением. Налет продолжался от силы минут пятнадцать, но нам эти минуты показались часами.
Страх уступил место ярости.
– Видишь, что ты натворил? На что ты нас обрек? – прохрипела я.
Махмуди не нашел ничего лучше, как спрятаться за партийными лозунгами.
– Нет, – рявкнул он. – Это не я. Это твоя страна творит такое с моим народом. Тебя убьют твои же сограждане.
Наш спор оборвался, так как в дверь просунулась голова Маммаля.
– Не беспокойся, даби джан, это был всего лишь противовоздушный огонь.
– Но мы же слышали самолеты, – возмутилась я.
– Быть не может. – Маммаль врал без зазрения совести, пытаясь внушить мне, что это было очередное учение, наподобие военной недели.
В гостиной зазвонил телефон, и мы все двинулись туда следом за Маммалем. Ни о каком сне не могло быть и речи. Электричество отключили. Город погрузился в непроглядную тьму, лишь кое-где прорезаемую заревом пожаров.
Звонила Амех Бозорг. Маммаль и Махмуди уверили ее, что с нами все в порядке.
Нассерин зажгла свечи, приготовила чай и попыталась нас успокоить.
– Бояться не надо, – сказала она обычным для нее менторским тоном. – С нами ничего не случится.
Вера Нассерин в Аллаха была незыблемой, к тому же ее укрепляла мысль, что даже если по воле Аллаха иракская бомба и угодит в наш дом, то нет более славной смерти, чем геройски пасть в священной войне.
– Никаких бомб не было, – утверждал Маммаль.
– Отчего же тогда раздавался такой грохот? – спросила я. – Земля дрожала.
Маммаль пожал плечами.
Утром город гудел как улей, зализывая раны и алкая отмщения. Разумеется, налет совершили иракские военно-воздушные силы, но, как и следовало ожидать, радио твердило другое. Ирак вооружили американцы. Летчиков подготовили в Америке. Налет был организован американскими советниками и осуществлялся под их руководством. Каждый иранский обыватель был уверен в том, что сам президент Рейган летел в головном самолете. Это был не самый лучший день для американки в Иране.
Махмуди инстинктивно нас оберегал. В тот день мы с Махтаб не пошли в школу. Впоследствии выяснилось, что прилегающий к ней район оказался в числе наиболее пострадавших. Там погибло много людей.
Днем за нами заехали Эллен и Хормоз и повезли нас осматривать разрушенный город. Целые кварталы были стерты с лица земли – либо взрывами, либо пожарами. Над пепелищами все еще курился дым.
Что касается самой войны, тут мы были единодушны: война – это ужасно; что же до ее причин, то тут наши взгляды расходились. Я считала эту войну закономерным следствием того, что во главе правительства Ирана стоит фанатик и безумец. Махмуди и Хормоз кляли американцев, которые-де и были виноваты в этой бойне. Эллен заняла позицию мужчин.
Махмуди сел на своего конька – двурушничество американских властей. Ради сохранения паритета в Персидском заливе Соединенные Штаты ведут игру на два фронта, оказывая поддержку как Ираку, так и Ирану. По его убеждению, в США были произведены не только бомбы, сброшенные иракскими самолетами, но и противовоздушные установки, из которых вели огонь защитники Ирана. Но из-за долгосрочного эмбарго на поставки оружия Америка не могла открыто поставлять оружие Ирану.
– В связи с войной Иран вынужден нести колоссальные расходы, – бурчал Махмуди. – Из-за этого эмбарго нам приходится покупать оружие при посредничестве третьей страны и платить вдвое больше.
Все мы молили Бога, чтобы воздушный налет больше не повторился. Впрочем, в этом нас уверяли по радио – священная армия шиитов нанесет быстрый и точный ответный удар по американским марионеткам.
Судя по слухам, во время налета погибли десятки, если не сотни человек. Однако, согласно официальному правительственному сообщению, число жертв составило всего шесть; в новостях также говорилось, что по иронии судьбы воздушный налет доказал – Аллах на стороне Исламской Республики Иран. Дело в том, что иракская бомба – разумеется, по воле Аллаха – угодила в склад организации «Мунафакуин» – движения сопротивления в поддержку шаха. Следственная группа, прибывшая на место разрушения, обнаружила не только большие запасы оружия и боеприпасов, но и запрещенное законом оборудование для производства самогона.
По мнению правительства, это служило неопровержимым свидетельством того, что Аллах поможет Ирану выиграть войну, да еще и разгромить сатанинскую организацию «Мунафакуин».
В городе было введено военное положение. Поскольку электростанции пострадали во время бомбежки, все жители должны были соблюдать предельную экономию электроэнергии. С этой целью, а также в качестве меры безопасности вечерами в городе должно было производиться затемнение – до поступления нового распоряжения. Уличное освещение было отключено. В домах разрешалось пользоваться только самыми слабыми лампами, и то при занавешенных окнах. Махмуди постоянно носил с собой крошечный фонарик.
На смену дневным спорам и вопросам приходили ночные страхи и тревоги. В течение нескольких недель воздушные налеты повторялись каждую вторую-третью ночь, затем они стали еженощными. Вечерами, когда темнело, Махтаб жаловалась на боли в желудке. Я подолгу просиживала с ней в ванной – мы молились, плакали, дрожали. Теперь мы спали на полу в столовой под большим обеденным столом; чтобы уберечься от осколков битого стекла, мы занавешивали стол одеялами. Мы все страдали от недосыпания. Ничего ужаснее бомбежки нельзя было вообразить.
Как-то раз после школы, когда оранжевое такси доставило нас на улицу Шариати, мы с Махтаб, как обычно, отправились за хлебом. Нам захотелось барбари – это хлеб овальной формы, длиной около двух футов, из дрожжевого теста. Если его есть теплым и свежим, он гораздо вкуснее более популярного здесь лаваша.
В пекарне мы стояли в очереди более получаса, наблюдая за привычным коллективным действом. Мужчины трудились споро – взвешивали тесто, скатывали в колобки и откладывали в сторону, давая ему время подняться. Когда тесто было готово, один из работников придавал ему окончательную продолговатую форму и вылепливал пальцами гребешок во всю длину. Пекарь метал хлебы в печь и из печи, орудуя плоской лопатой, насаженной на восьмифутовую рукоять.
Тем временем запас теста подошел к концу. Первый – тот, с кого начинался конвейер, – стал сразу готовить новый замес. Он бросил дрожжи в огромный чан и включил воду. Зная, что чан наполнится не скоро, работник решил отлучиться. Он вошел в туалет – крошечную комнатку, отгороженную в середине пекарни. Когда он открывал дверь, чтобы войти, и через несколько минут – чтобы выйти, мы чуть не задохнулись.
Неужели он не вымоет руки, прежде чем снова приняться за работу? – подумала я. Умывальника нигде не было видно.
К моему ужасу, он сполоснул руки прямо над чаном, в котором должен был начать месить тесто.
Однако я не успела возмутиться, так как раздался вой сирен воздушной тревоги. А через несколько секунд – рев подлетающих самолетов.
Я лихорадочно соображала, как поступить, стараясь побороть панику здравым смыслом. Стоит ли нам переждать здесь или бежать домой? Для меня важно было доказать Махмуди, что мы в состоянии о себе позаботиться, – в противном случае он прекратит отпускать нас одних.
– Махтаб! Бежим! – крикнула я.
– Мама, я боюсь!
Я схватила малышку на руки. Какое-то чутье толкало меня с улицы Шариати в переулок. Я свернула в лабиринт газонов на задах наших домов, работая ногами с такой силой, на какую только была способна. Повсюду вокруг нас разносился захлебывающийся рев самолетных двигателей, залпы противовоздушных орудий, невероятный грохот угодивших в цель бомб, завывания и вопли умирающих.
Осколки артиллерийских снарядов шлепались на землю рядом с нами, причем некоторые были так велики, что могли убить. Мы же продолжали бежать.
Махтаб уткнулась личиком мне в грудь, вцепившись пальцами в плечи.
– Мамочка, мне страшно! Мне страшно! – всхлипывала она.
– Все будет хорошо, все будет хорошо, – кричала я изо всех сил. – Молись, Махтаб! Молись!
Наконец мы добрались до нашей улицы и, уже спотыкаясь, – до дверей нашего дома. Махмуди стоял на пороге в тревожном ожидании. Завидев нас, он распахнул дверь и втащил нас внутрь. Тесно прижавшись друг к другу, прислонившись спиной к бетонным стенам, мы переждали бомбежку в коридоре на первом этаже.
Однажды мы с Махтаб, усадив Амира в коляску, отправились в парк. Для того чтобы попасть в детский городок, надо было пройти мимо волейбольной площадки, где шла оживленная игра. Около двадцати мальчишек резвились на солнышке в прохладный, уже почти весенний день.
Махтаб раскачивалась на качелях, когда я услышала взволнованные голоса, доносившиеся с волейбольной площадки. Обернувшись, я увидела четыре или пять белых микроавтобусов «ниссан», загородивших вход в обнесенный забором парк. Пасдар! Видимо, они явились, чтобы проверить всех, кто гуляет в парке.
Я осмотрела свой «наряд». Манто наглухо застегнуто, русари на месте. Но мне вовсе не хотелось встречаться с пасдаром, и я решила поскорее уйти домой. Я окликнула Махтаб.
Толкая перед собой коляску с Амиром, я направилась к воротам. Махтаб семенила рядом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47