Внутренним зрением я видела, как поднимается и вьется вокруг меня пар, рассеиваясь в воздухе.
«Так говори же со мной, открой мне свою природу».
И вот мне представилось, будто пар разделился на четыре отдельные струйки, словно распутался какой-то клубок. Сделав следующий вдох, я почувствовала себя на лугу. Был теплый солнечный день, я коснулась рукой прелестного цветка розового цвета. Его сильный аромат защекотал мои ноздри.
– Роза, – прошептала я.
Дэвид молчал.
Я повернулась ко второй струйке пара, проследила, как она поднимается от земли. Струйка обратилась грубым стеблем, на который налипли темные кусочки. Если его отмыть и очистить, то появится розовая сердцевина с характерным запахом.
– О, это имбирь! – догадалась я.
Третья струйка поднималась от низких растений зеленовато-серебряного цвета с пурпурными цветами. Над ними вилось такое множество пчел, какого я никогда раньше не видела. Это была какая-то дрожащая и жужжащая пелена из насекомых. Горячее солнце, черная земля – все это доставляло мне какое-то сонное удовлетворение.
– Лаванда.
Последняя струйка пахла каким-то деревом. Этот запах, почти мне незнакомый, был не так хорош, как другие, и исходил от низкого растения с морщинистыми листьями и миниатюрными цветами на коротких стеблях. Я растерла лист в руке и понюхала его. Запах показался мне грубоватым и необычным, почти неприятным. Но, смешиваясь с тремя другими ароматами, он создавал приятный баланс, добавляя силу и пикантность.
– Я сказала бы, что это корица, но не совсем уверена в этом.
Я открыла глаза и увидела, что Дэвид внимательно смотрит на меня.
– Очень хорошо, – сказал он, кивая. – Очень хорошо, в самом деле. Это многолетнее растение. Оно снимает напряженность.
Теперь чай немного остыл, и я отпила глоток. Я не сразу поняла его вкус. Я больше знала об эссенциях, которые могли бы согреть, вылечить или успокоить человека. Опершись на стул, стоявший возле прилавка, я вдруг, совершенно неожиданно, вспомнила все неприятное, что было в моей жизни. И мне стало так нехорошо, я едва не начала задыхаться. Мэтт и Дженна, Скай, Бри и Рейвин, Хантер, то что я оказалась из клана Вудбейнов, Мэри-Кей и Бэккер – все было ошеломляющим. Единственным безупречным человеком оставался Кэл.
– Временами мне кажется, что я ничего не знаю, – услышала я свой голос. Слова сами собой вырвались у меня. – А мне хотелось бы, чтобы все было простым и понятным. Но события и люди разделены на множество слоев. Как только ты узнаешь про один из них, тут же возникает другой, и тебе приходится все начинать сначала.
– Чем больше учишься, тем больше потребность в учении, – согласился Дэвид. – Такова жизнь. Такова Викка.
Я посмотрела на него:
– Что вы имеете в виду?
– Вы думаете, что познали себя, но тут происходит какое-нибудь событие, которое полностью изменяет ваш взгляд и на саму себя, и на других людей, связанных с вами.
Он говорил очень убедительно.
За окном осеннее солнце проиграло битву с облаками и начало садиться за их темную гряду. Я видела неуклюжий силуэт своей машины, стоявшей перед входом в магазин. Она уже покрылась слоем снега толщиной с большой палец и ледяной корочкой.
– Все люди таковы, – с улыбкой продолжал он. – Но я говорю исключительно о вас.
Я поморгала, не совсем понимая его. Дэвид как-то сказал, что я ведьма, которая притворяется, что она не ведьма.
– Вы продолжаете думать, что я притворяюсь, будто я не ведьма?
Казалось, его не беспокоило то, что я помню его слова.
– Нет, – он помолчал, приводя в порядок мысли, и посмотрел на меня твердым взглядом черных глаз. – Вы не можете судить о себе, потому что не знаете, кто вы такая и что из себя представляете. Вот я, в отличие от вас, знаю, что являюсь ведьмой, всю свою жизнь, все тридцать два года. И еще я знаю… – Он снова сделал паузу, будто что-то обдумывая, а потом тихо сказал: – Я из клана Бурнхайд. И это объясняет не только, кто я есть, но, главное, и то, что я есть. Я такой же внутри, как и снаружи. А вы не такая, потому что только что узнали…
– Что я – Вудбейн? – перебила я его. Он внимательно посмотрел на меня.
– Я хотел сказать, что вы только недавно узнали, что стали ведьмой. А теперь вам стало известно, что вы – Вудбейн. Вы едва ли осознаете, что это значит для вас самой, и вы совершенно не в состоянии предвидеть, что это значит для других людей.
Я кивнула:
– Элис как-то сказала мне, что вы и она сама – кровные ведьмы, но вы не знаете, к какому клану принадлежите. Так вы – Бурнхайд?
– Да. Бурнхайды селились в основном в Германии. Моя семья оттуда. Мы всегда были Бурнхайдами. Многие потомственные ведьмы считают клан Вудбейн несколько закрытым. Сейчас многие не помнят своей родины так же, как большинство не знают своего клана, пока не познакомятся достаточно близко с кем-нибудь из его представителей.
Мне было приятно, что он доверяет мне.
– Ну хорошо, я – Вудбейн, – как-то неуверенно сказала я.
Дэвид улыбнулся безо всякого предубеждения.
– Хорошо, когда знаешь, кто ты такой, – заключил он. – Чем больше знаешь, тем больше узнаешь.
Я засмеялась его шутке и отпила еще немного чаю.
– А есть способы точно установить, к какому клану принадлежит ведьма? – спросила я, немного погодя. – Я читала, что в клане Липваун только рыжие.
– Это не так уж невероятно, – ответил Дэвид.
Зазвонил телефон, он приподнял голову, прислушиваясь, но не поднял трубку. Я услышала, как в задней комнате сработал автоответчик.
– Например, большинство Бурнхайдов имеют черные глаза, и многие из них рано седеют. – Он показал на свои серебристые волосы. – Но это не значит, что каждый черноглазый и седой человек принадлежит клану Бурнхайд, так же как совсем не обязательно, что все Бурнхайды должны выглядеть именно так.
У меня вдруг возникла странная мысль.
– А что насчет вот этого? – Я подняла рубашку и показала ему родимое пятно на боку под правой рукой.
Мое стремление узнать истину победило мою застенчивость.
– Да, это знак Вудбейнов, – сказал Дэвид уверенным тоном. – Тот самый знак. Не у всех он есть.
Просто удивительно, что я как бы случайно узнала о том, что всю жизнь носила отличие своего клана и даже не подозревала об этом.
– А что… вы знаете о Международном совете ведьм? – спросила я, чувствуя, что мысли проносятся вихрем.
Зазвенел медный колокольчик над дверью, и в магазин вошли две девушки примерно моего возраста. Не делая этого намеренно, я послала мысленный сигнал и поняла, что они не обладают знаниями магии, это были обычные девушки. Они медленно прошли по магазину, перешептываясь, смеясь и разглядывая витрины.
– Это независимый совет, – тихо ответил Дэвид. – Он представляет все современные кланы. Но есть сотни и сотни людей, не принадлежащих ни к одному из семи кланов. Совет должен наблюдать за ними и пресекать незаконное применение магии… например, для того, чтобы получить власть над людьми или вторгаться в их внутренний мир без их ведома или согласия. То есть применение любой магии, которая приносит вред.
Я нахмурилась:
– Выходит, это что-то вроде викканской полиции.
Дэвид поднял брови:
– Они так видят свои обязанности.
– А как они узнают, что магия используется во вред? – спросила я.
Позади нас две девушки вышли из книжного отдела и теперь ахали и охали, рассматривая свечи ручной работы. Я ждала, когда они подойдут к полке, где выставлены свечи в виде пениса.
– О боже! – прошептала одна из них, и я усмехнулась.
– В составе совета есть ведьмы, которые специально наблюдают за этим, – объяснил Дэвид. – Мы называем их сиккерами, то есть искателями. Это их работа – расследовать жалобы на черную магию и выявлять злоупотребления магической силой.
– Сиккеры? – переспросила я.
– Ну да. Подождите секунду. Я могу рассказать вам еще кое-что об этом. – Дэвид поднырнул под прилавок и направился к проходу, где были выставлены книги. Он на момент задержался у одного из шкафов и вытащил старый потрепанный том. Направляясь ко мне, он на ходу отыскал нужную страницу. – Вот, послушайте. – Он начал читать, а я смотрела на него и продолжала пить чай. – «Мне грустно говорить о том, что некоторые из нас не согласны с мудростью и целями Высшего Совета. Есть кланы, которые хотят оставаться обособленными, тайными и отделенными от других. Разумеется, никто не обвиняет кланы в том, что они защищают свои личные знания. Все мы согласны с тем, что заговоры клана, его история и ритуалы только в его компетенции. Но мы видим, что наступили новые времена и нам следует поступить умно и объединиться, чтобы действовать совместно, насколько это возможно, создать общество, в котором все смогут с пользой работать и отмечать наши праздники. Вот цель Международного сообщества ведьм».
Дэвид сделал паузу и посмотрел на меня.
– Все это звучит совсем неплохо, – сказала я.
– Да, – согласился он, но в его голосе я услышала какую-то странную нотку. Он снова обратился к книге. – «Никто не должен помогать тем, кто отказывается сотрудничать с нами, кто работает против наших целей и использует такую магию, которую порицает совет. В прошлом было бесчисленное множество таких случаев. Быть одному – значит иметь мало силы. Использование черной магии тоже не приносит радости. Вот почему мы имеем сиккеров».
Он сказал о сиккерах так, что меня охватила дрожь.
– А чем они занимаются на самом деле? – настойчиво спросила я.
– «Сиккеры – это члены совета, которые избраны для того, чтобы выявлять таких ведьм, которые переходят установленные границы действий. Если они находят ведьм, которые активно работают против совета, наносят вред себе или другим, то пользуются особой лицензией, чтобы предпринять меры против них. Лучше организовать свою собственную полицию, прежде чем мир сам начнет принимать против нас свои меры ».
Дэвид закрыл книгу и снова посмотрел на меня.
– Эти слова принадлежат Бриджит Фэллон О'Рурк. Она была верховной правительницей совета с 1820 по 1860 год.
Мой чай почти остыл. Я выпила его одним глотком и поставила чашку на прилавок.
– А что делает сиккер, если находит ведьму, которая работает против совета? – спросила я.
– Обычно он посылает ей запретные заклинания, – ответил Дэвид. Он показался мне немного обеспокоенным. Его голос напрягся, будто ему было больно произносить эти слова. – И эти ведьмы уже больше не могут использовать свою магию. Есть растения, минералы, которые их заставляют проглотить… и эти ведьмы теряют свою внутреннюю силу.
Надо мной словно пронесся холодный ветер, и свело желудок.
– Это плохо? – спросила я.
– Очень плохо, – многозначительно произнес Дэвид. – Быть ведьмой и не иметь возможности воспользоваться магией – это подобно смерти от удушья. Все равно что быть погребенным заживо. Этого достаточно, чтобы лишиться рассудка.
Я подумала о Мейв и Ангусе, которые много лет жили в Америке, лишенные своего могущества. Как они могли перенести это? Что с ними сделали? Я вспомнила свой удушающий сон – как он был невыносим. Чем же была их жизнь изо дня в день без Викки?
– Если злоупотреблять своим могуществом, сиккер рано или поздно явится к тебе, – сказал будто бы самому себе Дэвид, покачивая головой.
Его лицо казалось старше, на нем отразились воспоминания, о которых мне не хотелось бы знать.
На улице уже стемнело. Мне было интересно, с кем планировал встретиться Кэл и позвонит ли он мне сегодня вечером. Я сомневалась, что Хантер на самом деле послан советом. Он казался мне одним из тех ведьм, за которыми совет послал следить сиккера.
Я сомневалась, что Мейв и остальным из ковена Белвикет удалось отделаться от своей темной стороны. И может ли вообще эта темная сторона позволить освободиться от себя?
– Это и есть темная сторона? – неуверенно спросила я Дэвида и увидела, что он смутился.
– О да, – тихо ответил он. – Это темная сторона.
Я вздохнула, подумав о Кэле.
– Кто-то сказал мне, что там нет темной стороны, что Викка – это круг, где все связано между собой, все является частью другого. Значит, не может быть двух разных частей, светлой и темной.
– Это тоже верно, – задумчиво ответил Дэвид. – Мы говорим о светлой и темной стороне, когда магия применяется либо для добра, либо для зла, чтобы дать ей общее название.
– Так, значит, это две разные вещи? – настаивала я.
Дэвид медленно провел пальцем по краю чашки.
– Да, они разные, но не противоречивые. Часто они очень близки и очень похожи. Это философский вопрос, люди по-разному интерпретируют действия. В этом дух магии, ее воля и цель. – Он поднял на меня взор и улыбнулся. – Все это очень сложно. Вот почему нам приходится изучать Викку всю жизнь.
– Но можно ли сказать о ком-то, что он на темной стороне и надо держаться от него подальше?
Дэвид выглядел обеспокоенным.
– Можно. Но трудно получить полную картину. Существуют ли ведьмы, которые используют магию в дурных целях? Да. Есть ли ведьмы, которые приносят вред, чтобы достичь своей собственной цели? Да. Значит, некоторых ведьм надо остановить? Да. Но, как правило, это сделать совсем непросто.
«Похоже, Викка – сложная вещь», – подумала я.
– Ну, мне пора домой, – сказала я, передвигая чашку по прилавку. – Спасибо вам за беседу. И за чай.
– Не стоит благодарности, – сказал Дэвид. – Пожалуйста, приезжайте, когда вам нужно будет поговорить. Иногда мы с Элис… тревожимся за вас.
– За меня? Почему?
Легкая улыбка появилась в уголках губ Дэвида.
– Потому что вы в самой середине того пути, который должны пройти, – мягко сказал он. – А этот путь не так уж прост. Вам может понадобиться помощь. Поэтому не стесняйтесь и спрашивайте нас.
– Благодарю, – повторила я с некоторым облегчением, хотя не до конца понимала, что он хочет сказать.
Слегка махнув рукой на прощание, я вышла из теплого магазина и направилась к машине. Мои шины пробуксовали, когда я сдавала назад, но скоро я попала на дорогу, которая вела в Видоуз-Вэйл.
14. Гадание
Лита, 1996 год
В то утро, рано, мы с дядей Беком сидели на краю скалы и смотрели, как встает солнце. Это был мой первый восход после того, как я стал ведьмой. И он рассказал мне всю правду о маме и папе. Все эти годы, после того как они исчезли, я старался сдерживать слезы и не поддаваться этому детскому проявлению горя.
Но сегодня я дал волю слезам, и это очень странно, потому что теперь я мужчина. И все же я плакал. Плакал о них, но главным образом, о себе, о той напрасной злости. Я понимал, что у дяди Бека были веские причины скрывать от меня правду о том, как исчезли мама и папа, он делал это, чтобы защитить меня, Линдена и Элвин. Он слышал о них только раз, два года назад. И он даже не пытался связаться с ними.
И я знал, почему.
Знал, что мне теперь делать, куда идти, кем стать, и все это отражалось в моем имени. Я хочу выследить тех, кто разрушил нашу семью, и не успокоюсь, пока не нарисую кровью знак Ир у них на лбу.
Джиоманах
Мне оставалось километра два до дома, когда я заметила сзади свет фар. Никакого автомобиля я не видела, но когда проехала поворот, то свет отразился в зеркале заднего вида и чуть не ослепил меня. Он был так ярок, что казалось, источник света находится совсем рядом, в салоне моей машины. Я покосилась назад и несколько раз нажала на педаль тормоза, чтобы дать знать о себе красными вспышками задних фонарей. Но свет фар только приблизился.
Я снизила скорость, чтобы дать возможность обогнать меня, но та машина так и оставалась позади, словно приклеенная к моему заднему бамперу. Я начала злиться. Кто мог преследовать меня? Какой-то дорожный шутник? Или мальчишка-подонок на папиной машине? Я нажала на педаль газа, но и тот автомобиль тоже прибавил скорость. На следующем повороте мою машину немного занесло. Тот автомобиль повторил мой путь. Нервная дрожь пробежала у меня по спине. Снегоочистители мерно двигались в такт моему пульсу, сбрасывая снег с ветрового стекла. Я не видела на дороге света других фар. Мы были одни.
Ладно. Что-то здесь не так. Я слышала истории про похитителей автомобилей… Но у меня только старый «Валиант» выпуска 1971 года. Я его очень любила, но сомневалась, что кто-то может позариться на него и силой отобрать, особенно в такую метель. Тогда что же делает этот идиот?
Я посмотрела в зеркало заднего вида. Свет фар ударил прямо мне в зрачки. Я заморгала, стараясь восстановить зрение и избавиться от пурпурных точек в глазах. Злость начала уступать место страху. Я едва различала предметы в темноте, не видела ничего, кроме этих фар, свет которых, казалось, становился все ярче с каждой секундой. Но я по какой-то странной причине не слышала звука мотора того автомобиля. Это похоже на… магию.
Это слово вползло в мое сознание, как змея.
Я закусила губу. Может быть, это вовсе не автомобиль позади меня. Может быть, эти два огня – просто проявление магической силы. Я вдруг вспомнила, как Хантер Найэл заглядывал под автомобиль Кэла и как Кэл показал мне исписанный рунами камень.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17
«Так говори же со мной, открой мне свою природу».
И вот мне представилось, будто пар разделился на четыре отдельные струйки, словно распутался какой-то клубок. Сделав следующий вдох, я почувствовала себя на лугу. Был теплый солнечный день, я коснулась рукой прелестного цветка розового цвета. Его сильный аромат защекотал мои ноздри.
– Роза, – прошептала я.
Дэвид молчал.
Я повернулась ко второй струйке пара, проследила, как она поднимается от земли. Струйка обратилась грубым стеблем, на который налипли темные кусочки. Если его отмыть и очистить, то появится розовая сердцевина с характерным запахом.
– О, это имбирь! – догадалась я.
Третья струйка поднималась от низких растений зеленовато-серебряного цвета с пурпурными цветами. Над ними вилось такое множество пчел, какого я никогда раньше не видела. Это была какая-то дрожащая и жужжащая пелена из насекомых. Горячее солнце, черная земля – все это доставляло мне какое-то сонное удовлетворение.
– Лаванда.
Последняя струйка пахла каким-то деревом. Этот запах, почти мне незнакомый, был не так хорош, как другие, и исходил от низкого растения с морщинистыми листьями и миниатюрными цветами на коротких стеблях. Я растерла лист в руке и понюхала его. Запах показался мне грубоватым и необычным, почти неприятным. Но, смешиваясь с тремя другими ароматами, он создавал приятный баланс, добавляя силу и пикантность.
– Я сказала бы, что это корица, но не совсем уверена в этом.
Я открыла глаза и увидела, что Дэвид внимательно смотрит на меня.
– Очень хорошо, – сказал он, кивая. – Очень хорошо, в самом деле. Это многолетнее растение. Оно снимает напряженность.
Теперь чай немного остыл, и я отпила глоток. Я не сразу поняла его вкус. Я больше знала об эссенциях, которые могли бы согреть, вылечить или успокоить человека. Опершись на стул, стоявший возле прилавка, я вдруг, совершенно неожиданно, вспомнила все неприятное, что было в моей жизни. И мне стало так нехорошо, я едва не начала задыхаться. Мэтт и Дженна, Скай, Бри и Рейвин, Хантер, то что я оказалась из клана Вудбейнов, Мэри-Кей и Бэккер – все было ошеломляющим. Единственным безупречным человеком оставался Кэл.
– Временами мне кажется, что я ничего не знаю, – услышала я свой голос. Слова сами собой вырвались у меня. – А мне хотелось бы, чтобы все было простым и понятным. Но события и люди разделены на множество слоев. Как только ты узнаешь про один из них, тут же возникает другой, и тебе приходится все начинать сначала.
– Чем больше учишься, тем больше потребность в учении, – согласился Дэвид. – Такова жизнь. Такова Викка.
Я посмотрела на него:
– Что вы имеете в виду?
– Вы думаете, что познали себя, но тут происходит какое-нибудь событие, которое полностью изменяет ваш взгляд и на саму себя, и на других людей, связанных с вами.
Он говорил очень убедительно.
За окном осеннее солнце проиграло битву с облаками и начало садиться за их темную гряду. Я видела неуклюжий силуэт своей машины, стоявшей перед входом в магазин. Она уже покрылась слоем снега толщиной с большой палец и ледяной корочкой.
– Все люди таковы, – с улыбкой продолжал он. – Но я говорю исключительно о вас.
Я поморгала, не совсем понимая его. Дэвид как-то сказал, что я ведьма, которая притворяется, что она не ведьма.
– Вы продолжаете думать, что я притворяюсь, будто я не ведьма?
Казалось, его не беспокоило то, что я помню его слова.
– Нет, – он помолчал, приводя в порядок мысли, и посмотрел на меня твердым взглядом черных глаз. – Вы не можете судить о себе, потому что не знаете, кто вы такая и что из себя представляете. Вот я, в отличие от вас, знаю, что являюсь ведьмой, всю свою жизнь, все тридцать два года. И еще я знаю… – Он снова сделал паузу, будто что-то обдумывая, а потом тихо сказал: – Я из клана Бурнхайд. И это объясняет не только, кто я есть, но, главное, и то, что я есть. Я такой же внутри, как и снаружи. А вы не такая, потому что только что узнали…
– Что я – Вудбейн? – перебила я его. Он внимательно посмотрел на меня.
– Я хотел сказать, что вы только недавно узнали, что стали ведьмой. А теперь вам стало известно, что вы – Вудбейн. Вы едва ли осознаете, что это значит для вас самой, и вы совершенно не в состоянии предвидеть, что это значит для других людей.
Я кивнула:
– Элис как-то сказала мне, что вы и она сама – кровные ведьмы, но вы не знаете, к какому клану принадлежите. Так вы – Бурнхайд?
– Да. Бурнхайды селились в основном в Германии. Моя семья оттуда. Мы всегда были Бурнхайдами. Многие потомственные ведьмы считают клан Вудбейн несколько закрытым. Сейчас многие не помнят своей родины так же, как большинство не знают своего клана, пока не познакомятся достаточно близко с кем-нибудь из его представителей.
Мне было приятно, что он доверяет мне.
– Ну хорошо, я – Вудбейн, – как-то неуверенно сказала я.
Дэвид улыбнулся безо всякого предубеждения.
– Хорошо, когда знаешь, кто ты такой, – заключил он. – Чем больше знаешь, тем больше узнаешь.
Я засмеялась его шутке и отпила еще немного чаю.
– А есть способы точно установить, к какому клану принадлежит ведьма? – спросила я, немного погодя. – Я читала, что в клане Липваун только рыжие.
– Это не так уж невероятно, – ответил Дэвид.
Зазвонил телефон, он приподнял голову, прислушиваясь, но не поднял трубку. Я услышала, как в задней комнате сработал автоответчик.
– Например, большинство Бурнхайдов имеют черные глаза, и многие из них рано седеют. – Он показал на свои серебристые волосы. – Но это не значит, что каждый черноглазый и седой человек принадлежит клану Бурнхайд, так же как совсем не обязательно, что все Бурнхайды должны выглядеть именно так.
У меня вдруг возникла странная мысль.
– А что насчет вот этого? – Я подняла рубашку и показала ему родимое пятно на боку под правой рукой.
Мое стремление узнать истину победило мою застенчивость.
– Да, это знак Вудбейнов, – сказал Дэвид уверенным тоном. – Тот самый знак. Не у всех он есть.
Просто удивительно, что я как бы случайно узнала о том, что всю жизнь носила отличие своего клана и даже не подозревала об этом.
– А что… вы знаете о Международном совете ведьм? – спросила я, чувствуя, что мысли проносятся вихрем.
Зазвенел медный колокольчик над дверью, и в магазин вошли две девушки примерно моего возраста. Не делая этого намеренно, я послала мысленный сигнал и поняла, что они не обладают знаниями магии, это были обычные девушки. Они медленно прошли по магазину, перешептываясь, смеясь и разглядывая витрины.
– Это независимый совет, – тихо ответил Дэвид. – Он представляет все современные кланы. Но есть сотни и сотни людей, не принадлежащих ни к одному из семи кланов. Совет должен наблюдать за ними и пресекать незаконное применение магии… например, для того, чтобы получить власть над людьми или вторгаться в их внутренний мир без их ведома или согласия. То есть применение любой магии, которая приносит вред.
Я нахмурилась:
– Выходит, это что-то вроде викканской полиции.
Дэвид поднял брови:
– Они так видят свои обязанности.
– А как они узнают, что магия используется во вред? – спросила я.
Позади нас две девушки вышли из книжного отдела и теперь ахали и охали, рассматривая свечи ручной работы. Я ждала, когда они подойдут к полке, где выставлены свечи в виде пениса.
– О боже! – прошептала одна из них, и я усмехнулась.
– В составе совета есть ведьмы, которые специально наблюдают за этим, – объяснил Дэвид. – Мы называем их сиккерами, то есть искателями. Это их работа – расследовать жалобы на черную магию и выявлять злоупотребления магической силой.
– Сиккеры? – переспросила я.
– Ну да. Подождите секунду. Я могу рассказать вам еще кое-что об этом. – Дэвид поднырнул под прилавок и направился к проходу, где были выставлены книги. Он на момент задержался у одного из шкафов и вытащил старый потрепанный том. Направляясь ко мне, он на ходу отыскал нужную страницу. – Вот, послушайте. – Он начал читать, а я смотрела на него и продолжала пить чай. – «Мне грустно говорить о том, что некоторые из нас не согласны с мудростью и целями Высшего Совета. Есть кланы, которые хотят оставаться обособленными, тайными и отделенными от других. Разумеется, никто не обвиняет кланы в том, что они защищают свои личные знания. Все мы согласны с тем, что заговоры клана, его история и ритуалы только в его компетенции. Но мы видим, что наступили новые времена и нам следует поступить умно и объединиться, чтобы действовать совместно, насколько это возможно, создать общество, в котором все смогут с пользой работать и отмечать наши праздники. Вот цель Международного сообщества ведьм».
Дэвид сделал паузу и посмотрел на меня.
– Все это звучит совсем неплохо, – сказала я.
– Да, – согласился он, но в его голосе я услышала какую-то странную нотку. Он снова обратился к книге. – «Никто не должен помогать тем, кто отказывается сотрудничать с нами, кто работает против наших целей и использует такую магию, которую порицает совет. В прошлом было бесчисленное множество таких случаев. Быть одному – значит иметь мало силы. Использование черной магии тоже не приносит радости. Вот почему мы имеем сиккеров».
Он сказал о сиккерах так, что меня охватила дрожь.
– А чем они занимаются на самом деле? – настойчиво спросила я.
– «Сиккеры – это члены совета, которые избраны для того, чтобы выявлять таких ведьм, которые переходят установленные границы действий. Если они находят ведьм, которые активно работают против совета, наносят вред себе или другим, то пользуются особой лицензией, чтобы предпринять меры против них. Лучше организовать свою собственную полицию, прежде чем мир сам начнет принимать против нас свои меры ».
Дэвид закрыл книгу и снова посмотрел на меня.
– Эти слова принадлежат Бриджит Фэллон О'Рурк. Она была верховной правительницей совета с 1820 по 1860 год.
Мой чай почти остыл. Я выпила его одним глотком и поставила чашку на прилавок.
– А что делает сиккер, если находит ведьму, которая работает против совета? – спросила я.
– Обычно он посылает ей запретные заклинания, – ответил Дэвид. Он показался мне немного обеспокоенным. Его голос напрягся, будто ему было больно произносить эти слова. – И эти ведьмы уже больше не могут использовать свою магию. Есть растения, минералы, которые их заставляют проглотить… и эти ведьмы теряют свою внутреннюю силу.
Надо мной словно пронесся холодный ветер, и свело желудок.
– Это плохо? – спросила я.
– Очень плохо, – многозначительно произнес Дэвид. – Быть ведьмой и не иметь возможности воспользоваться магией – это подобно смерти от удушья. Все равно что быть погребенным заживо. Этого достаточно, чтобы лишиться рассудка.
Я подумала о Мейв и Ангусе, которые много лет жили в Америке, лишенные своего могущества. Как они могли перенести это? Что с ними сделали? Я вспомнила свой удушающий сон – как он был невыносим. Чем же была их жизнь изо дня в день без Викки?
– Если злоупотреблять своим могуществом, сиккер рано или поздно явится к тебе, – сказал будто бы самому себе Дэвид, покачивая головой.
Его лицо казалось старше, на нем отразились воспоминания, о которых мне не хотелось бы знать.
На улице уже стемнело. Мне было интересно, с кем планировал встретиться Кэл и позвонит ли он мне сегодня вечером. Я сомневалась, что Хантер на самом деле послан советом. Он казался мне одним из тех ведьм, за которыми совет послал следить сиккера.
Я сомневалась, что Мейв и остальным из ковена Белвикет удалось отделаться от своей темной стороны. И может ли вообще эта темная сторона позволить освободиться от себя?
– Это и есть темная сторона? – неуверенно спросила я Дэвида и увидела, что он смутился.
– О да, – тихо ответил он. – Это темная сторона.
Я вздохнула, подумав о Кэле.
– Кто-то сказал мне, что там нет темной стороны, что Викка – это круг, где все связано между собой, все является частью другого. Значит, не может быть двух разных частей, светлой и темной.
– Это тоже верно, – задумчиво ответил Дэвид. – Мы говорим о светлой и темной стороне, когда магия применяется либо для добра, либо для зла, чтобы дать ей общее название.
– Так, значит, это две разные вещи? – настаивала я.
Дэвид медленно провел пальцем по краю чашки.
– Да, они разные, но не противоречивые. Часто они очень близки и очень похожи. Это философский вопрос, люди по-разному интерпретируют действия. В этом дух магии, ее воля и цель. – Он поднял на меня взор и улыбнулся. – Все это очень сложно. Вот почему нам приходится изучать Викку всю жизнь.
– Но можно ли сказать о ком-то, что он на темной стороне и надо держаться от него подальше?
Дэвид выглядел обеспокоенным.
– Можно. Но трудно получить полную картину. Существуют ли ведьмы, которые используют магию в дурных целях? Да. Есть ли ведьмы, которые приносят вред, чтобы достичь своей собственной цели? Да. Значит, некоторых ведьм надо остановить? Да. Но, как правило, это сделать совсем непросто.
«Похоже, Викка – сложная вещь», – подумала я.
– Ну, мне пора домой, – сказала я, передвигая чашку по прилавку. – Спасибо вам за беседу. И за чай.
– Не стоит благодарности, – сказал Дэвид. – Пожалуйста, приезжайте, когда вам нужно будет поговорить. Иногда мы с Элис… тревожимся за вас.
– За меня? Почему?
Легкая улыбка появилась в уголках губ Дэвида.
– Потому что вы в самой середине того пути, который должны пройти, – мягко сказал он. – А этот путь не так уж прост. Вам может понадобиться помощь. Поэтому не стесняйтесь и спрашивайте нас.
– Благодарю, – повторила я с некоторым облегчением, хотя не до конца понимала, что он хочет сказать.
Слегка махнув рукой на прощание, я вышла из теплого магазина и направилась к машине. Мои шины пробуксовали, когда я сдавала назад, но скоро я попала на дорогу, которая вела в Видоуз-Вэйл.
14. Гадание
Лита, 1996 год
В то утро, рано, мы с дядей Беком сидели на краю скалы и смотрели, как встает солнце. Это был мой первый восход после того, как я стал ведьмой. И он рассказал мне всю правду о маме и папе. Все эти годы, после того как они исчезли, я старался сдерживать слезы и не поддаваться этому детскому проявлению горя.
Но сегодня я дал волю слезам, и это очень странно, потому что теперь я мужчина. И все же я плакал. Плакал о них, но главным образом, о себе, о той напрасной злости. Я понимал, что у дяди Бека были веские причины скрывать от меня правду о том, как исчезли мама и папа, он делал это, чтобы защитить меня, Линдена и Элвин. Он слышал о них только раз, два года назад. И он даже не пытался связаться с ними.
И я знал, почему.
Знал, что мне теперь делать, куда идти, кем стать, и все это отражалось в моем имени. Я хочу выследить тех, кто разрушил нашу семью, и не успокоюсь, пока не нарисую кровью знак Ир у них на лбу.
Джиоманах
Мне оставалось километра два до дома, когда я заметила сзади свет фар. Никакого автомобиля я не видела, но когда проехала поворот, то свет отразился в зеркале заднего вида и чуть не ослепил меня. Он был так ярок, что казалось, источник света находится совсем рядом, в салоне моей машины. Я покосилась назад и несколько раз нажала на педаль тормоза, чтобы дать знать о себе красными вспышками задних фонарей. Но свет фар только приблизился.
Я снизила скорость, чтобы дать возможность обогнать меня, но та машина так и оставалась позади, словно приклеенная к моему заднему бамперу. Я начала злиться. Кто мог преследовать меня? Какой-то дорожный шутник? Или мальчишка-подонок на папиной машине? Я нажала на педаль газа, но и тот автомобиль тоже прибавил скорость. На следующем повороте мою машину немного занесло. Тот автомобиль повторил мой путь. Нервная дрожь пробежала у меня по спине. Снегоочистители мерно двигались в такт моему пульсу, сбрасывая снег с ветрового стекла. Я не видела на дороге света других фар. Мы были одни.
Ладно. Что-то здесь не так. Я слышала истории про похитителей автомобилей… Но у меня только старый «Валиант» выпуска 1971 года. Я его очень любила, но сомневалась, что кто-то может позариться на него и силой отобрать, особенно в такую метель. Тогда что же делает этот идиот?
Я посмотрела в зеркало заднего вида. Свет фар ударил прямо мне в зрачки. Я заморгала, стараясь восстановить зрение и избавиться от пурпурных точек в глазах. Злость начала уступать место страху. Я едва различала предметы в темноте, не видела ничего, кроме этих фар, свет которых, казалось, становился все ярче с каждой секундой. Но я по какой-то странной причине не слышала звука мотора того автомобиля. Это похоже на… магию.
Это слово вползло в мое сознание, как змея.
Я закусила губу. Может быть, это вовсе не автомобиль позади меня. Может быть, эти два огня – просто проявление магической силы. Я вдруг вспомнила, как Хантер Найэл заглядывал под автомобиль Кэла и как Кэл показал мне исписанный рунами камень.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17