Эгор, не ты? Путана, путана, путана — ночная бабочка, но кто же виноват? — пропел невидимый в бабочном роении Тик-Так.
— Опять пошлишь ты, красный недоумок, — услышал Эгор знакомый гипнотический, чуть скрежещущий голос.
Вмиг на площади снова стало светло. На пылающее разноцветное небо всходило солнце, фрейлины королевы сели на площадь, образовав широкий круг, в центре которого зависла Маргит, вперив зеленые глаза в Эгора и трепеща, как квадратный черный флаг.
— Приветствую тебя, мой юный Эмобой! Как утренние воды, не прохладны? Я слышала, тебя поздравить можно, всех ты победил? Огонь в душе и злобу в сердце в воде фонтана ты надежно дотушил? Я знаю, добрая душа, ты подарил желанье снова жить своей подружке. Что ж, ты — дитя, и я не буду отбирать твои игрушки. Мне главное, чтоб ты со мною был и телом, и душой. Через два дня сольемся мы с тобою. Пока же ты играй в игру свою! Вот только все вокруг крушить не надо, не мной и не тобой небес порядок заведен. Здесь Эмомир, не станет он ни раем и ни адом, оставим все как есть. Согласен, Эмобой?
— Согласен, — сказал Эгор, снова глядя в рот Королеве.
— Так небо потуши. К чему пожар? Остыла вечеринка.
— Так в этом весь прикол? Фигня делов. — Эгор хлопнул в ладоши, и небо стало привычно розовым.
— К чему нам этот штиль, и пафосный, и скучный. Нам в рифму говорить с Эгором — западло. — Клоун поскакал немного на одной ноге. — Кстати, приходить на мальчишник — дурная примета.
— Дурной приметой звали меня в детстве, шут, — зло огрызнулась Маргит. — С тобой потом, сейчас дела не ждут. Я здесь по делу, очень срочному притом. В нем не помогут даже бабочки с Котом. К одной знакомой нашей общей смерть пришла, не без ее, надо сказать, стараний. И я сама б ее, конечно же, спасла, но, к сожаленью, это в области мечтаний. Ведь усыплять — моя стезя, а разбудить — совсем другую силу надо. Мужскую, добрую. Нам нужен тут герой. Пришла пора спасти еще одну подругу, ты помнишь Маргариту, Эмобой?
— Ритку? Риту Белоглазову?
— Да. Она накушалась колес. Снотворного в себя премного закатила.
— Вот дура! Господи! Зачем?
— Она во всем винит себя. Она же познакомила вас с Кити. Тебя она любила очень. И Кити, свою лучшую подругу. Друг к другу ревновала вас. Могла б давно разрушить ваш союз. Но потерять обоих вас боялась. Теперь обоих потеряла навсегда. Одна ушла в себя, другой — в сырую землю. Не выдержала слабая душа своих же обвинений. В Эмомире проще с этим, здесь можешь ты убить сомнения и боль и с чувствами всегда своими разобраться.
— Она еще жива? — спросил Эгор.
— Жива и будет жить, если проснется не позже чем через час. Не хочешь попытаться разбудить ее?
— Хочу.
— А что за трогательная забота о какой-то психованной бабе? — встрял в беседу клоун. — Откуда вдруг такой гуманизм у высшего существа и откуда, о Королева, вы вообще знаете об этой Рите, ее мыслях и делах?
— И правда, Королева, откуда знаете вы Риту?
— Эгор, случилось так, что в этой, прошлой, будущей ли жизни я знаю все, что хоть касается тебя. Частично это здесь, — Маргит потрясла комиксом, с которым не расставалась никогда, — но большей частью здесь. — Она показала лапкой на свои фасетчатые глаза. — А с Ритой у меня давнишняя кармическая связь, астрально связаны мы от ее рожденья. Она тебя и отобрала для меня. Такая вот история любви, — окончательно запутала Эгора королева, — она одна из многочисленных моих проекций, что раскиданы в Реале, как ты — одна из черт Егора Трушина, ты часть его души, его геройство, что с лихвою воплотилось в этом мире. А Рита — часть моей души вселенской, ее один забытый закоулок, но очень трогательный и родной. Так что, оставим умирать ее во сне?
— Нет. Я пойду и разбужу ее! Делов-то.
— Тогда вперед, карета подана!
— Эгор, подумай! Что-то очень гладко стелет Королева! — шепнул на ухо верный клоун.
Но думать не пришлось — быстрые фрейлины подхватили Эгора в уже знакомое ему летучее кресло из собственных тел и унесли с площади, где остались ошарашенные Тик-Так, Кот и Мания, а также вполне довольная собой Королева. Эгора перенесли в Спальный район. Было забавно спускаться сверху на площадь, утыканную спичками фонарей и кукольными кроватями. Эмобоя мягко уложили на розовое покрывало, головой на подушку, и для ускорения процесса погружения в чужой сон фрейлины укутали его сверху донизу легким, но плотным одеялом из собственных тел. Эгор моментально провалился в тягучий и вязкий, как болотная трясина, сон самоубийцы.
ГЛАВА 17
Танцы на грани
В безбрежном, тихом и спокойном океане, мирно освещаемом красным, словно зардевшимся от стыда вечерним солнцем, плыл айсберг, по форме похожий на трон. На его плоском девственно-белом сиденье стояла огромная черная кровать из резного палисандра под темно-синим балдахином. На кровати в любовной схватке сплелись три молодых прекрасных тела, и стоны их и сладостные крики сливались с криком чаек. Эгор уже минут пять стоял как вкопанный у края кровати и абсолютно ничего не предпринимал, только смотрел, вернее, любовался происходящим. Он ожидал увидеть все, что угодно, но это зрелище его просто парализовало. Эгор в полном смятении уставился на троих любовников, в пылу постельной битвы не замечавших ничего вокруг, ведь на смятых простынях лежали Егор Трушин, Рита и Кити, и они были бесконечно счастливы, услаждая друг друга. Три самых близких Эгору тела занимались на его глазах любовью. И это меньше всего походило на порно. Безумный танец и переплетение белых тел на черном атласе завораживали, сила страсти и полное отчуждение вызывали трепет, а красота и грация движений — восхищение.
Эгору в прошлой жизни, конечно, приходилось заниматься любовью во сне, но к нему приходили обычно странные возбуждающие подростковые видения, когда оргазм испытывался от жадного взгляда или полуобнаженной груди, и было так приятно и стыдно непонятно отчего. Или жаркие, душные, влажные, как джунгли, сны предвестья будущих постельных битв, или таинственно-печальные истории с трогательной героиней, которую так томительно хотелось пожалеть, что перехватывало горло, но с ней рядом спалось так хорошо и тепло, что, проснувшись, приходилось бежать в ванную. Поллюционные сны Егоровой молодости абсолютно не походили на зрелую реалистичную и в то же время фантастически красивую сцену, которую Эмобой наблюдал сейчас. В его душе боролись противоречивые чувства, настолько сильные, что он не мог в них разобраться, и ни одно из них не могло победить остальные. Так и стоял истукан Эгор, глядя на свое тело, стонущее и ревущее от переизбытка удовольствия, подаренного ему прекрасной Кити и — о ужас! — не менее прекрасной Ритой. «Это только сон», — пытался пробиться через кордоны рефлексов и гормонов забитый чувствами разум Эгора. Смотреть на себя со стороны — странное испытание, и страшное, и забавное одновременно. В Эгоре клокотали жалость к себе и ненависть и ревность к своему телу, вот нелепость, обнимавшему (и не только) Кити, о девственности которой уже не могло быть и речи. Но в то же время в нем бурлило восхищение собственной мощью и неутомимостью. Он встал так близко, что его обдало жаром любви. Эгор совсем забыл, зачем он здесь. Рассудок провалился вниз и ощутимо выпирал из джинсов. Эгор оказался перед дилеммой — нужно было присоединиться к этому празднику плоти, но как это сделать? И как быть с собственным телом? Конечно, ему, как и любому мужчине, приходилось заниматься сексом с самим собой, любовью это действо назвать язык не поворачивался. Но вот так, вчетвером, с собой и с двумя желанными красавицами, причем одной действительно любимой, и со своим бывшим телом, которому он теперь проигрывал эстетически во всех компонентах, кроме одного, хотя и самого необходимого в данный момент. Нет, пожалуй, эта оргия не для него. Может, выкинуть в море самозваного Егора, а заодно и чересчур красивую Риту и остаться вдвоем с совсем не замечавшей его Кити? Хотя да, Кити же занималась с ним любовью в данный момент. С ним — настоящим Егором, а не жалкой и страшной проекцией-фантомом. Так и не приняв никакого решения, Эгор все-таки сделал шаг навстречу призрачному счастью, прижавшись к кровати, и почти занырнул под балдахин, но в этот момент Егор, решив спонтанно поменять положение жарких тел на кровати, резко развернулся и попал могучей ногой пловца прямехонько Эмобою в грудь. От удара Эгор отлетел, как кегля, и упал головой вниз, в океан.
Эмобой сидел на кровати ошеломленный, на лбу выступила холодная испарина. Сон ушел. Он тут же вспомнил, где он был и зачем. Рядом с ним, вернее, над ним, освещенная снизу фонарем и от этого демонически страшная, зависла Королева Маргит.
— Ну, как? Удачно, Эмобой?
Эгор молча помотал головой.
— Осталось полчаса. Успеешь?
— Постараюсь.
Эгор уже вжался головой в черную подушку. На этот раз он был готов к тому, что увидит. На айсберге ничего не изменилось, разве что он слегка подтаял снизу и вода казалась ближе. На кровати все полыхало так же жарко. Рита была внизу. Она лежала с закрытыми глазами. Ее губы сверху оказались заняты Кити, а снизу — Егором. Эмобой выключил все чувства и действовал быстро и четко, с холодным разумом и нечеловеческой силой. «Это не Егор и не Кити, это сон умирающей Риты. И я должен ей помочь», — сказал он себе и двумя могучими рывками за плечи скинул в океан псевдо-Егора и псевдо-Кити, даже не проводив их летящие тела взглядом. Открывшая пылающие страстью и затуманенные блаженством глаза Рита машинально прикрыла грудь и межножье руками, насколько это было возможно. Эгор накинул на нее край черной простыни. Рита испугалась:
— Кто ты? Где Егор, где Катя, что случилось?
— Егор и Катя ненастоящие, все вокруг тебя ненастоящее. Это сон. Ты приняла смертельную дозу снотворного, и, если сейчас не проснешься, ты умрешь.
— Какой бред! Кто бы ты ни был, ты только что испортил самое счастливое событие в моей жизни. Я занималась любовью с двумя самыми желанными людьми, и мы могли дать друг другу все счастье мира.
— Ты не поняла? Если ты не проснешься — ты умрешь. — Я умру. Что с того. Все когда-нибудь умрут. Умереть вот так красиво, в океане на закате, что может быть круче?
— Ты не в океане на закате, а в своей кровати, тупо обожравшаяся таблеток, а может, тебя уже нашли и над тобой бьются врачи в больнице.
— Чушь. Если это сон, то, как только я об этом узнала, я сразу бы проснулась. Логично?
— Не совсем. Боюсь, ты слишком крепко спишь и не можешь проснуться.
— Или не хочу.
— Дура, какая же ты дура, Ритка Белоглазова! Что же ты наделала?
— Как ты меня назвал?
— Рита. Ты что, не помнишь, кто ты?
— Я королева Ритуал, это мой айсберг, мой океан, мой закат, мой мир, мой сон. А вот кто ты? Может, ты падший эмо-ангел, который пришел забрать мою душу?
— Еще минут двадцать, и так оно и будет. Просыпайся немедленно!
— А если я боюсь просыпаться?
— Чего тебе бояться, сейчас двадцать первый век — неудавшихся самоубийц больше не вешают вверх ногами и не кидают их трупы на живодерню, как делали в Европе в Средние века.
— В Средние века меня давно бы сожгли на костре как ведьму!
— Хватит болтать, просыпайся!
— Тоже мне, будильник одноглазый. В Индии женщин-самоубийц, между прочим, канонизировали.
— Канонизировали вдов, покончивших с собой, а у тебя нет мужа. Просыпайся.
— Вот пристал. Тебе надо, ты и просыпайся. Может, я буддистка и моя прошлая земная жизнь принесла мне только страдания, а сейчас я жду новой счастливой жизни.
— Ты не буддистка — ты нудистка. — Эгор ткнул пальцем в еле прикрытую наготу Риты, которая продолжала его смущать и сбивать мысли в плохую сторону. — Просыпайся!
— Нет, это ты — нудист. Нудишь и нудишь. А если я не хочу просыпаться? Если я не хочу вспоминать, кто я? Если я, с твоих слов, решила покончить с собой, значит, на это есть очень серьезные причины, и я не хочу их вспоминать и портить окончательно прекрасный вечер.
— Прекрасно. Не хочешь просыпаться? А чего же ты хочешь?
— Тебя.
Рита посмотрела своими ясными, холодными и удивительно прекрасными глазами на Эмобоя, и он тотчас же потерял контроль. Ее тело, едва прикрытое тонкой простыней, притягивало его, как Солнце Землю и все, что есть на ней. Это космическое чувство поглотило его, и он не мог с ним бороться.
— Мне кажется, что я тебя хорошо знаю, хотя не могу вспомнить. К тому же я вижу, что ты тоже весь дрожишь от желания. Ну а если мне действительно суждено сейчас умереть, я хотела бы, чтобы это произошло в твоих объятиях. Поцелуй меня. Нет, вижу, ты не ангел — ангелы бесполы.
Рита откинула простыню, обняла замершего и вконец утратившего разум Эгора за шею и потянула к себе. Вкус ее сладких губ наполнил голову Эмобоя, как веселящий газ, и он покорно провалился в черную дыру любовного водоворота. Тело Риты плавилось под его руками, одежда Эмобоя сгорела от соприкосновения с ее пылающей кожей, а все его тощее жилистое и костистое тело превратилось в единый орган — генератор удовольствия госпожи Ритуал. Он даже не заметил, как оказался в ней, и айсберг заходил ходуном вместе с кроватью, а балдахин сорвало от немыслимой амплитуды, и он улетел в океан. Хорошо хоть кровать прочно вплавилась в лед из-за жара их тел, которые сплелись, как гуттаперчевые плети. Их стоны лились ариями адских опер страсти, они сливались в поцелуях каждой порой тел. Эгор, о миссии своей подспудно помня, пытался Риту разбудить могучими ударами о лоно изнутри, но в результате он забылся сам, опомнившись от страшного рычания, сопровождавшего теперь его оргазм. Конвульсии под ним вдруг прекратились, он руки расцепил и в ужасе смотрел на бледное и мертвое лицо. «Убил ее, — подумал он. — И Ритку я не спас, и Кити изменил. Но это ж только сон». И сразу вспомнил, что кульминация у Риты и раньше завершалась только так. Из глаза Риты побежала по бледному лицу ее предательская жалкая слеза. «Жива! — возликовал Эгор. — Еще минуток десять есть у нас. Успею разбудить во что бы то ни стало!»
— Егор, — не открывая глаз, сказала грустно Рита, — спасибо, что пришел. Спасибо за любовь. Теперь могу уйти от вас спокойно.
— Нет, только не теперь! О чем ты говоришь! Так ты меня узнала, Рита?
— Сразу! Я ждала тебя. Хотела еще раз хотя бы я с тобой побыть. И ты пришел, и, значит, ты простил! — сказала Рита, все так же не открывая глаз, из которых бежали медленные круглые слезы. Она положила бледную ладонь на руку Эмобоя и крепко стиснула ее.
— За что тебя прощать мне, что за бред? Рита открыла глаза, села и отвернулась от Эгора, не отпуская его руки.
— Ты погиб из-за меня! Из-за моей жадности, трусости и похоти. Я давно должна была сказать Кити про нас. Вы поссорились бы, и ты не пошел бы встречать ее после этого чертова концерта. Ты был бы жив, а Кити поревела бы немного, но пережила и не превратилась бы в немого овоща, как сейчас. Мое сердце разрывается, когда я вижу свою веселушку Кити безмолвной старушкой, оно обливается слезами, когда я вспоминаю тебя, твою дурацкую улыбку и белый ежик. Я одна во всем виновата, и я себя наказала, свершила правосудие. Я очень сильная, но жить без вас, с разбитым сердцем и чувством вины не хочу.
— Отлично. А теперь послушай меня. Да, Егора Трушина убили, и его действительно не вернуть. Но ты передо мной ни в чем не виновата. Вот если б ты меня спалила Кити, я бы тебя никогда не простил, а она тем более. Уж я-то ее знаю. Я спас ее, и она больше не овощ. И думаю, сейчас она названивает тебе. Говорить тебе, какую страшную глупость ты совершила, я не буду, некогда. Ты думаешь, я тебе снюсь?
— Да, конечно, так же как и все. — Рита повернулась к Эгору и покачала головой с жалостью.
— А вот и нет. Я настоящий, просто теперь я в другом мире и по-другому выгляжу, но это я. И я вытащу тебя отсюда, даю слово. Потому что, если ты умрешь, я никогда себя не прощу. Веришь? — Эгор с силой сжал ее белые плечи и встряхнул, глядя в глаза.
— Уже почти верю. А что за другой мир? Там хорошо?
— Ага, офигительно. Меня принуждает к сожительству здоровенная бабочка, которая хочет поработить Вселенную.
— Большая черная бабочка. — Рита встала на колени, в глазах ее проснулся страх. — Я видела ее сегодня во сне, она так странно посмотрела на меня и что-то говорила, но что — я не могу вспомнить, а потом я проснулась, взяла таблетки… О господи, я и правда это сделала. — Рита заревела и прижалась к груди Эмобоя.
— Так просыпайся! — Эгор опять тряхнул ее за плечи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
— Опять пошлишь ты, красный недоумок, — услышал Эгор знакомый гипнотический, чуть скрежещущий голос.
Вмиг на площади снова стало светло. На пылающее разноцветное небо всходило солнце, фрейлины королевы сели на площадь, образовав широкий круг, в центре которого зависла Маргит, вперив зеленые глаза в Эгора и трепеща, как квадратный черный флаг.
— Приветствую тебя, мой юный Эмобой! Как утренние воды, не прохладны? Я слышала, тебя поздравить можно, всех ты победил? Огонь в душе и злобу в сердце в воде фонтана ты надежно дотушил? Я знаю, добрая душа, ты подарил желанье снова жить своей подружке. Что ж, ты — дитя, и я не буду отбирать твои игрушки. Мне главное, чтоб ты со мною был и телом, и душой. Через два дня сольемся мы с тобою. Пока же ты играй в игру свою! Вот только все вокруг крушить не надо, не мной и не тобой небес порядок заведен. Здесь Эмомир, не станет он ни раем и ни адом, оставим все как есть. Согласен, Эмобой?
— Согласен, — сказал Эгор, снова глядя в рот Королеве.
— Так небо потуши. К чему пожар? Остыла вечеринка.
— Так в этом весь прикол? Фигня делов. — Эгор хлопнул в ладоши, и небо стало привычно розовым.
— К чему нам этот штиль, и пафосный, и скучный. Нам в рифму говорить с Эгором — западло. — Клоун поскакал немного на одной ноге. — Кстати, приходить на мальчишник — дурная примета.
— Дурной приметой звали меня в детстве, шут, — зло огрызнулась Маргит. — С тобой потом, сейчас дела не ждут. Я здесь по делу, очень срочному притом. В нем не помогут даже бабочки с Котом. К одной знакомой нашей общей смерть пришла, не без ее, надо сказать, стараний. И я сама б ее, конечно же, спасла, но, к сожаленью, это в области мечтаний. Ведь усыплять — моя стезя, а разбудить — совсем другую силу надо. Мужскую, добрую. Нам нужен тут герой. Пришла пора спасти еще одну подругу, ты помнишь Маргариту, Эмобой?
— Ритку? Риту Белоглазову?
— Да. Она накушалась колес. Снотворного в себя премного закатила.
— Вот дура! Господи! Зачем?
— Она во всем винит себя. Она же познакомила вас с Кити. Тебя она любила очень. И Кити, свою лучшую подругу. Друг к другу ревновала вас. Могла б давно разрушить ваш союз. Но потерять обоих вас боялась. Теперь обоих потеряла навсегда. Одна ушла в себя, другой — в сырую землю. Не выдержала слабая душа своих же обвинений. В Эмомире проще с этим, здесь можешь ты убить сомнения и боль и с чувствами всегда своими разобраться.
— Она еще жива? — спросил Эгор.
— Жива и будет жить, если проснется не позже чем через час. Не хочешь попытаться разбудить ее?
— Хочу.
— А что за трогательная забота о какой-то психованной бабе? — встрял в беседу клоун. — Откуда вдруг такой гуманизм у высшего существа и откуда, о Королева, вы вообще знаете об этой Рите, ее мыслях и делах?
— И правда, Королева, откуда знаете вы Риту?
— Эгор, случилось так, что в этой, прошлой, будущей ли жизни я знаю все, что хоть касается тебя. Частично это здесь, — Маргит потрясла комиксом, с которым не расставалась никогда, — но большей частью здесь. — Она показала лапкой на свои фасетчатые глаза. — А с Ритой у меня давнишняя кармическая связь, астрально связаны мы от ее рожденья. Она тебя и отобрала для меня. Такая вот история любви, — окончательно запутала Эгора королева, — она одна из многочисленных моих проекций, что раскиданы в Реале, как ты — одна из черт Егора Трушина, ты часть его души, его геройство, что с лихвою воплотилось в этом мире. А Рита — часть моей души вселенской, ее один забытый закоулок, но очень трогательный и родной. Так что, оставим умирать ее во сне?
— Нет. Я пойду и разбужу ее! Делов-то.
— Тогда вперед, карета подана!
— Эгор, подумай! Что-то очень гладко стелет Королева! — шепнул на ухо верный клоун.
Но думать не пришлось — быстрые фрейлины подхватили Эгора в уже знакомое ему летучее кресло из собственных тел и унесли с площади, где остались ошарашенные Тик-Так, Кот и Мания, а также вполне довольная собой Королева. Эгора перенесли в Спальный район. Было забавно спускаться сверху на площадь, утыканную спичками фонарей и кукольными кроватями. Эмобоя мягко уложили на розовое покрывало, головой на подушку, и для ускорения процесса погружения в чужой сон фрейлины укутали его сверху донизу легким, но плотным одеялом из собственных тел. Эгор моментально провалился в тягучий и вязкий, как болотная трясина, сон самоубийцы.
ГЛАВА 17
Танцы на грани
В безбрежном, тихом и спокойном океане, мирно освещаемом красным, словно зардевшимся от стыда вечерним солнцем, плыл айсберг, по форме похожий на трон. На его плоском девственно-белом сиденье стояла огромная черная кровать из резного палисандра под темно-синим балдахином. На кровати в любовной схватке сплелись три молодых прекрасных тела, и стоны их и сладостные крики сливались с криком чаек. Эгор уже минут пять стоял как вкопанный у края кровати и абсолютно ничего не предпринимал, только смотрел, вернее, любовался происходящим. Он ожидал увидеть все, что угодно, но это зрелище его просто парализовало. Эгор в полном смятении уставился на троих любовников, в пылу постельной битвы не замечавших ничего вокруг, ведь на смятых простынях лежали Егор Трушин, Рита и Кити, и они были бесконечно счастливы, услаждая друг друга. Три самых близких Эгору тела занимались на его глазах любовью. И это меньше всего походило на порно. Безумный танец и переплетение белых тел на черном атласе завораживали, сила страсти и полное отчуждение вызывали трепет, а красота и грация движений — восхищение.
Эгору в прошлой жизни, конечно, приходилось заниматься любовью во сне, но к нему приходили обычно странные возбуждающие подростковые видения, когда оргазм испытывался от жадного взгляда или полуобнаженной груди, и было так приятно и стыдно непонятно отчего. Или жаркие, душные, влажные, как джунгли, сны предвестья будущих постельных битв, или таинственно-печальные истории с трогательной героиней, которую так томительно хотелось пожалеть, что перехватывало горло, но с ней рядом спалось так хорошо и тепло, что, проснувшись, приходилось бежать в ванную. Поллюционные сны Егоровой молодости абсолютно не походили на зрелую реалистичную и в то же время фантастически красивую сцену, которую Эмобой наблюдал сейчас. В его душе боролись противоречивые чувства, настолько сильные, что он не мог в них разобраться, и ни одно из них не могло победить остальные. Так и стоял истукан Эгор, глядя на свое тело, стонущее и ревущее от переизбытка удовольствия, подаренного ему прекрасной Кити и — о ужас! — не менее прекрасной Ритой. «Это только сон», — пытался пробиться через кордоны рефлексов и гормонов забитый чувствами разум Эгора. Смотреть на себя со стороны — странное испытание, и страшное, и забавное одновременно. В Эгоре клокотали жалость к себе и ненависть и ревность к своему телу, вот нелепость, обнимавшему (и не только) Кити, о девственности которой уже не могло быть и речи. Но в то же время в нем бурлило восхищение собственной мощью и неутомимостью. Он встал так близко, что его обдало жаром любви. Эгор совсем забыл, зачем он здесь. Рассудок провалился вниз и ощутимо выпирал из джинсов. Эгор оказался перед дилеммой — нужно было присоединиться к этому празднику плоти, но как это сделать? И как быть с собственным телом? Конечно, ему, как и любому мужчине, приходилось заниматься сексом с самим собой, любовью это действо назвать язык не поворачивался. Но вот так, вчетвером, с собой и с двумя желанными красавицами, причем одной действительно любимой, и со своим бывшим телом, которому он теперь проигрывал эстетически во всех компонентах, кроме одного, хотя и самого необходимого в данный момент. Нет, пожалуй, эта оргия не для него. Может, выкинуть в море самозваного Егора, а заодно и чересчур красивую Риту и остаться вдвоем с совсем не замечавшей его Кити? Хотя да, Кити же занималась с ним любовью в данный момент. С ним — настоящим Егором, а не жалкой и страшной проекцией-фантомом. Так и не приняв никакого решения, Эгор все-таки сделал шаг навстречу призрачному счастью, прижавшись к кровати, и почти занырнул под балдахин, но в этот момент Егор, решив спонтанно поменять положение жарких тел на кровати, резко развернулся и попал могучей ногой пловца прямехонько Эмобою в грудь. От удара Эгор отлетел, как кегля, и упал головой вниз, в океан.
Эмобой сидел на кровати ошеломленный, на лбу выступила холодная испарина. Сон ушел. Он тут же вспомнил, где он был и зачем. Рядом с ним, вернее, над ним, освещенная снизу фонарем и от этого демонически страшная, зависла Королева Маргит.
— Ну, как? Удачно, Эмобой?
Эгор молча помотал головой.
— Осталось полчаса. Успеешь?
— Постараюсь.
Эгор уже вжался головой в черную подушку. На этот раз он был готов к тому, что увидит. На айсберге ничего не изменилось, разве что он слегка подтаял снизу и вода казалась ближе. На кровати все полыхало так же жарко. Рита была внизу. Она лежала с закрытыми глазами. Ее губы сверху оказались заняты Кити, а снизу — Егором. Эмобой выключил все чувства и действовал быстро и четко, с холодным разумом и нечеловеческой силой. «Это не Егор и не Кити, это сон умирающей Риты. И я должен ей помочь», — сказал он себе и двумя могучими рывками за плечи скинул в океан псевдо-Егора и псевдо-Кити, даже не проводив их летящие тела взглядом. Открывшая пылающие страстью и затуманенные блаженством глаза Рита машинально прикрыла грудь и межножье руками, насколько это было возможно. Эгор накинул на нее край черной простыни. Рита испугалась:
— Кто ты? Где Егор, где Катя, что случилось?
— Егор и Катя ненастоящие, все вокруг тебя ненастоящее. Это сон. Ты приняла смертельную дозу снотворного, и, если сейчас не проснешься, ты умрешь.
— Какой бред! Кто бы ты ни был, ты только что испортил самое счастливое событие в моей жизни. Я занималась любовью с двумя самыми желанными людьми, и мы могли дать друг другу все счастье мира.
— Ты не поняла? Если ты не проснешься — ты умрешь. — Я умру. Что с того. Все когда-нибудь умрут. Умереть вот так красиво, в океане на закате, что может быть круче?
— Ты не в океане на закате, а в своей кровати, тупо обожравшаяся таблеток, а может, тебя уже нашли и над тобой бьются врачи в больнице.
— Чушь. Если это сон, то, как только я об этом узнала, я сразу бы проснулась. Логично?
— Не совсем. Боюсь, ты слишком крепко спишь и не можешь проснуться.
— Или не хочу.
— Дура, какая же ты дура, Ритка Белоглазова! Что же ты наделала?
— Как ты меня назвал?
— Рита. Ты что, не помнишь, кто ты?
— Я королева Ритуал, это мой айсберг, мой океан, мой закат, мой мир, мой сон. А вот кто ты? Может, ты падший эмо-ангел, который пришел забрать мою душу?
— Еще минут двадцать, и так оно и будет. Просыпайся немедленно!
— А если я боюсь просыпаться?
— Чего тебе бояться, сейчас двадцать первый век — неудавшихся самоубийц больше не вешают вверх ногами и не кидают их трупы на живодерню, как делали в Европе в Средние века.
— В Средние века меня давно бы сожгли на костре как ведьму!
— Хватит болтать, просыпайся!
— Тоже мне, будильник одноглазый. В Индии женщин-самоубийц, между прочим, канонизировали.
— Канонизировали вдов, покончивших с собой, а у тебя нет мужа. Просыпайся.
— Вот пристал. Тебе надо, ты и просыпайся. Может, я буддистка и моя прошлая земная жизнь принесла мне только страдания, а сейчас я жду новой счастливой жизни.
— Ты не буддистка — ты нудистка. — Эгор ткнул пальцем в еле прикрытую наготу Риты, которая продолжала его смущать и сбивать мысли в плохую сторону. — Просыпайся!
— Нет, это ты — нудист. Нудишь и нудишь. А если я не хочу просыпаться? Если я не хочу вспоминать, кто я? Если я, с твоих слов, решила покончить с собой, значит, на это есть очень серьезные причины, и я не хочу их вспоминать и портить окончательно прекрасный вечер.
— Прекрасно. Не хочешь просыпаться? А чего же ты хочешь?
— Тебя.
Рита посмотрела своими ясными, холодными и удивительно прекрасными глазами на Эмобоя, и он тотчас же потерял контроль. Ее тело, едва прикрытое тонкой простыней, притягивало его, как Солнце Землю и все, что есть на ней. Это космическое чувство поглотило его, и он не мог с ним бороться.
— Мне кажется, что я тебя хорошо знаю, хотя не могу вспомнить. К тому же я вижу, что ты тоже весь дрожишь от желания. Ну а если мне действительно суждено сейчас умереть, я хотела бы, чтобы это произошло в твоих объятиях. Поцелуй меня. Нет, вижу, ты не ангел — ангелы бесполы.
Рита откинула простыню, обняла замершего и вконец утратившего разум Эгора за шею и потянула к себе. Вкус ее сладких губ наполнил голову Эмобоя, как веселящий газ, и он покорно провалился в черную дыру любовного водоворота. Тело Риты плавилось под его руками, одежда Эмобоя сгорела от соприкосновения с ее пылающей кожей, а все его тощее жилистое и костистое тело превратилось в единый орган — генератор удовольствия госпожи Ритуал. Он даже не заметил, как оказался в ней, и айсберг заходил ходуном вместе с кроватью, а балдахин сорвало от немыслимой амплитуды, и он улетел в океан. Хорошо хоть кровать прочно вплавилась в лед из-за жара их тел, которые сплелись, как гуттаперчевые плети. Их стоны лились ариями адских опер страсти, они сливались в поцелуях каждой порой тел. Эгор, о миссии своей подспудно помня, пытался Риту разбудить могучими ударами о лоно изнутри, но в результате он забылся сам, опомнившись от страшного рычания, сопровождавшего теперь его оргазм. Конвульсии под ним вдруг прекратились, он руки расцепил и в ужасе смотрел на бледное и мертвое лицо. «Убил ее, — подумал он. — И Ритку я не спас, и Кити изменил. Но это ж только сон». И сразу вспомнил, что кульминация у Риты и раньше завершалась только так. Из глаза Риты побежала по бледному лицу ее предательская жалкая слеза. «Жива! — возликовал Эгор. — Еще минуток десять есть у нас. Успею разбудить во что бы то ни стало!»
— Егор, — не открывая глаз, сказала грустно Рита, — спасибо, что пришел. Спасибо за любовь. Теперь могу уйти от вас спокойно.
— Нет, только не теперь! О чем ты говоришь! Так ты меня узнала, Рита?
— Сразу! Я ждала тебя. Хотела еще раз хотя бы я с тобой побыть. И ты пришел, и, значит, ты простил! — сказала Рита, все так же не открывая глаз, из которых бежали медленные круглые слезы. Она положила бледную ладонь на руку Эмобоя и крепко стиснула ее.
— За что тебя прощать мне, что за бред? Рита открыла глаза, села и отвернулась от Эгора, не отпуская его руки.
— Ты погиб из-за меня! Из-за моей жадности, трусости и похоти. Я давно должна была сказать Кити про нас. Вы поссорились бы, и ты не пошел бы встречать ее после этого чертова концерта. Ты был бы жив, а Кити поревела бы немного, но пережила и не превратилась бы в немого овоща, как сейчас. Мое сердце разрывается, когда я вижу свою веселушку Кити безмолвной старушкой, оно обливается слезами, когда я вспоминаю тебя, твою дурацкую улыбку и белый ежик. Я одна во всем виновата, и я себя наказала, свершила правосудие. Я очень сильная, но жить без вас, с разбитым сердцем и чувством вины не хочу.
— Отлично. А теперь послушай меня. Да, Егора Трушина убили, и его действительно не вернуть. Но ты передо мной ни в чем не виновата. Вот если б ты меня спалила Кити, я бы тебя никогда не простил, а она тем более. Уж я-то ее знаю. Я спас ее, и она больше не овощ. И думаю, сейчас она названивает тебе. Говорить тебе, какую страшную глупость ты совершила, я не буду, некогда. Ты думаешь, я тебе снюсь?
— Да, конечно, так же как и все. — Рита повернулась к Эгору и покачала головой с жалостью.
— А вот и нет. Я настоящий, просто теперь я в другом мире и по-другому выгляжу, но это я. И я вытащу тебя отсюда, даю слово. Потому что, если ты умрешь, я никогда себя не прощу. Веришь? — Эгор с силой сжал ее белые плечи и встряхнул, глядя в глаза.
— Уже почти верю. А что за другой мир? Там хорошо?
— Ага, офигительно. Меня принуждает к сожительству здоровенная бабочка, которая хочет поработить Вселенную.
— Большая черная бабочка. — Рита встала на колени, в глазах ее проснулся страх. — Я видела ее сегодня во сне, она так странно посмотрела на меня и что-то говорила, но что — я не могу вспомнить, а потом я проснулась, взяла таблетки… О господи, я и правда это сделала. — Рита заревела и прижалась к груди Эмобоя.
— Так просыпайся! — Эгор опять тряхнул ее за плечи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23