– Похоже, родители Пети считают, вы с папой недостойны, чтобы с ними породниться.
– Это сам Петя тебе сказал? Неужели он с ними согласен? – расстроилась Анна Федоровна. – Что за зловредная чушь? Чем же мы им не угодили?
– Если бы Петя сказал подобное, мы бы с ним сразу поссорились, – сумрачно взглянув на нее, покачала головой Даша. – Мне сообщил Кирилл. А он узнал от отца Пети.
Но Анна Федоровна не желала в это поверить.
– Может, он тебе все наврал, доченька, и зря ты расстраиваешься? – с робкой надеждой в голосе произнесла она. – Ведь сама знаешь – Кирилл имел на тебя виды, до сих пор небось ревнует.
– Нет, мама, это правда! Он побоялся бы, – уверенно возразила Даша. – Такими вещами не шутят! – Горестно склонила голову и, не глядя на мать, с трудом выдавила: – Кирилл говорил, родители Пети брезгают нами. Откуда-то узнали, что папа сидел в тюрьме, а ты лечилась в наркологическом. Словом, – Даша тяжело вздохнула, – не желают принимать меня в свою семью.
– Во-от оно, значит, что-о… протянула смертельно оскорбленная Анна Федоровна, – Боятся о нас замараться? А кто они сами-то такие? Бояре?
– Представь, мамочка, ты угадала! – грустно улыбнулась Даша. – Бояре, и не в переносном, а в прямом смысле!
Видя, что мать вытаращила на нее глаза как на ненормальную, торопливо объяснила:
– Петин отец, Михаил Юрьевич, – самый настоящий русский князь, а со стороны матери происходит из старинного боярского рода Стрешневых. Это правда, своими глазами видела их родословную.
– Ну и что из того? – Анна Федоровна опешила от услышанного, но старалась сохранить достоинство. – Это, конечно, как-то объясняет его щепетильность, но не оправдывает высокомерия. В наше время чваниться происхождением просто смешно!
С грустью посмотрела на несчастное лицо дочери.
– Хорошо еще, папа ничего этого не слышит. Он ведь у нас человек военный, характер у него боевой. Боюсь, не поставил бы точку в твоих отношениях с Петей. И прав был бы! Так не поступают добрые люди.
– Ладно, мамочка, не волнуйся! Будем надеяться, не такие они плохие, мы еще поладим, – постаралась успокоить ее Даша. – А так – сама не захочу иметь с ними ничего общего!
– Как хорошо, что тебя застал, Дашенька! – обрадовался Петр, услышав в трубке любимый грудной голос. – Не представляешь, как я по тебе соскучился!
– Отчего же? Представляю, – стараясь справиться с охватившим ее волнением, тихо ответила Даша. – Я тоже соскучилась. А почему ты так долго не звонил?
– Зачеты замучили – так много в эту сессию! Все время занимают. Звонил я тебе несколько раз днем – не заставал. А вечером приходил домой слишком поздно. До смерти хочу тебя видеть!
– Так в чем же дело? Приезжай сейчас! – Даше казалось, что она говорит спокойно, но дрогнувший голос выдал, как она жаждет, чтобы он оказался рядом. – Я дома одна.
– А что? Так и сделаю! – счастливым голосом заявил Петр. – Немедленно еду! Только позвоню домой, чтобы не ждали.
Даша, волнуясь, стала прибирать в квартире, наводя порядок перед его приходом. «Обязательно обо всем с ним поговорю сегодня же! – твердила она себе, далеко не уверенная, что у нее хватит смелости. – Надо выяснить все до конца!»
Петр, как обычно пригнувшись, чтобы не стукнуться о притолоку, вошел в прихожую, сияя радостной улыбкой, лаская горячим взглядом карих глаз, – и у Даши сразу пропали все заранее заготовленные слова. Влюбленные заключили друг друга в объятия и целовались так долго, что едва не задохнулись. Потом, опьянев от соприкосновения друг с другом, молча, тяжело дыша от охватившего их страстного волнения, жадно занялись любовью, вновь и вновь убеждаясь, что они две половинки единого целого.
– Дашенька! Мы с тобой просто сумасшедшие! – первым опомнился Петр, когда полные наслаждения и счастья, они сделали небольшой перерыв. – Ведь в любой момент могут вернуться твои родители!
– Напрасно считаешь меня такой дурочкой, – блаженно улыбнулась ему Даша. – Папа допоздна на семинаре экологов, а мама звонила, что задерживается на работе. А потом… – собралась что-то добавить, но передумала.
– Что «потом»? Договаривай, коли начала! – шутливо потребовал Петр.
– Слушаюсь, мой господин! – подчинилась Даша. – Хотела сказать, что мои вряд ли нас осудили бы. Они ведь знают, что мы скоро поженимся. Или ты передумал?
– О чем ты говоришь? Конечно, нет! – Петр ласково привлек ее к себе. – Но все же нам с этим придется немного повременить. – И, вновь ощутив страстное влечение, хотел заключить ее в объятия. Однако Даша воспротивилась. «Ну вот, самое время объясниться! – трезво решила она. – Потом ведь снова онемею».
– Ты что это, Дашенька? Устала? – останавливаясь, ласково спросил Петр. – Или что-то не так?
– Все очень хорошо. – Она мягко освободилась из его объятий. – Но нам нужно поговорить.
– А разве нельзя… это отложить… на потом?
– Нет, нельзя! Поговорим сейчас! – твердо потребовала Даша. Он со вздохом повиновался – откинулся на подушки и прикрылся простыней.
Собравшись с мыслями, Даша без предисловий, напрямую попросила:
– Объясни мне, пожалуйста: что имеют твои родители против моего отца и мамы? Неужели правда, что считают зазорным с нами породниться?
Вопрос прозвучал так неожиданно, что Петр растерялся, не зная, что ответить. Все любовное томление вмиг улетучилось; он изумленно произнес:
– Вот чудеса! Как ты об этом узнала? Уж не читаешь ли чужие мысли на расстоянии?
«Кирилл сказать не мог – не знает, – подивился он в уме. – Неужели отец звонил? Не может быть! – сразу отбросил он эту мысль. – Он не способен поступить недостойно!»
– Разве это имеет значение? не стала ничего объяснять Даша. – Ты отвечай прямо на мой вопрос!
– Ладно, скажу, чтобы не думала, будто что-то от тебя скрываю, – нахмурился Петр. – Хотя собирался сам это уладить.
Немного подумав, решил изложить суть дела дипломатично.
– Моим и правда не по вкусу то, что им стало известно о твоих родителях. Но когда узнают все обстоятельства, успокоятся. Проблема в другом.
– В чем же? Интересно! – настороженно отозвалась Даша.
– Требуют, чтобы мы повременили со свадьбой. – Петр осторожно взглянул на Дашу, не без оснований опасаясь ее бурной реакции.
Приподнявшись на подушке она пристально глядя ему в глаза, тихо проговорила:
– Ты, Петя, нужен мне на всю жизнь! На иное я не согласна. Нам надо пожениться!
– Но пойми и меня, Дашенька! Дай время уговорить родителей! – взмолился Петр. – Они хорошие, любят меня и в конце концов уступят.
– Так! Значит, решил идти у них на поводу… – Она с трудом сдерживала слезы, голос срывался. – Тогда лучше все кончить одним ударом! Как это ни тяжело! – Упрямо тряхнув головой, соскочила с постели, быстро оделась, сурово велела:
– Уходи, Петя! Согласишься с родителями – можешь не возвращаться! – Задохнулась от волнения и, уже не в силах сдержать непроизвольно катившиеся из глаз слезы, с гордостью добавила: – Мы люди скромного происхождения, но и у нас есть достоинство!
Глубоко потрясенный, Петр, растерявшись, не зная, что сказать ей в ответ, молча поднялся, точно во сне кое-как оделся и ушел, так и не произнеся ни слова.
Услышав, что открывается входная дверь, Светлана Ивановна поспешила в прихожую – встретить сына. Муж еще накануне отбыл в очередную командировку – прийти больше некому. Взглянув на потемневшее, убитое лицо Пети, встревожилась:
– Что случилось, дорогой? У тебя неприятности?
Петр, не отвечая, пошел к себе, потом в ванную, не объяснив матери причину своего дурного настроения, заперся в своей комнате. «Наверно, с Дашей поссорился. Ни из-за чего другого он не стал бы так расстраиваться», – поняла она. И дочек, как назло, дома нет – отправили с детским садом за город. Не в состоянии больше ни о чем думать и не находя покоя, Светлана Ивановна бродила по квартире, периодически подходя иногда к дверям и прислушиваясь – что делает сын? Но оттуда не доносилось ни звука…
– Петенька! – не выдержала она наконец. – Ты же с утра ничего толком не ел. Давай я тебя покормлю.
Петр лежал на диване, мрачно уставившись в потолок, вдруг неожиданно почувствовал острый голод; очнулся, встал, крикнул матери:
– Спасибо, сейчас приду!
Обрадованная, Светлана Ивановна устремилась на кухню разогревать обед. Дав сыну утолить голод, она осторожно спросила:
– Ты, Петенька, такой грустный из-за того, что поссорился с Дашей? Разве я не права? Неужели ты ей рассказал о нашем споре? Этого нельзя было делать!
Петр отодвинул пустую тарелку и мрачно взглянул на мать.
– Неприятно об этом говорить, но из-за глупых предрассудков вы с отцом, похоже, все испортите нам с Дашей! Ну скажи мне: зачем вам это надо? У вас своя жизнь, у нас своя!
– Ты ведь знаешь: для меня все люди равны, независимо от происхождения. Но я разделяю гордость твоего отца за ваш славный род, и я тоже за ответственное отношение к его продолжению.
– Да я не о том, мама… Мне тоже дороги традиции нашего рода – надеюсь, что его не посрамлю. Но я считаю глупым и несправедливым презирать людей, попавших в беду или совершивших ошибки из-за неудачных обстоятельств!
– Ты имеешь в виду родителей Даши?
– Вот именно! Очень симпатичные люди! Сама убедишься, когда с ними познакомишься.
– Но… хотелось бы знать: что такое у них произошло? – Светлана Ивановна вопросительно подняла на сына синие глаза.
Петр, хоть и не горел желанием, решил вкратце посвятить мать в семейные неприятности Волошиных:
– Если в двух словах: Василия Савельевича, отца Даши, оклеветали и посадили в тюрьму, дабы наказать за то, что разоблачил большое начальство. Если б не был честным человеком – не выпустили бы! За что его стыдиться?
– Ну а что за история с Дашиной мамой?
– Когда незаконно лишили свободы ее мужа, Анна Федоровна нашла утешение в вине. – И возмущенно добавил: – А что, разве никто из знатных дам не грешил этим? Почему отец так беспощаден к женщине – она ведь сумела справиться со своей слабостью!
Встал из-за стола, подошел к матери и нежно ее обнял.
– Мамочка, я так люблю Дашу! – прошептал он, целуя ее в ухо. – По-другому, чем тебя, но тоже очень сильно. Ну скажи мне: она-то почему должна страдать, даже если ее родители провинились?
– Ты прав, дорогой! Ты у меня умница и великодушный, – растрогалась Светлана Ивановна и, едва дотянувшись на цыпочках, чмокнула сына в губы. – Не волнуйся и успокой Дашеньку! Я объясню отцу, что он ошибается.
Встав по привычке ранним утром, чтобы погулять с собакой, Анна Федоровна удивилась, не найдя любимца семьи, малого пуделя Кузю, на обычном месте. Разыскивая его, заметила полоску света, выбивавшегося из-под закрытой двери Дашиной комнаты.
Почему не спит? Может, забыла выключить бра? Решив проверить, заглянула в комнату; картина, которая ей предстала, умилила и растревожила материнское сердце. Высоко взбив подушки и обнимая шоколадного красавца Кузю, Даша сидела на постели, глядя невидящими глазами прямо перед собой, на вошедшую мать не обратила внимания. Лицо бледное, опухшее, – видно, слезы лила.
– Ты что же, всю ночь не спала? Что случилось? – Испуганная Анна Федоровна подсела к дочери. – Уж не заболела ли?
– С Петей… вчера… поссорились… навсегда… – Даша давилась слезами. – Он… ушел, мамочка, и не вернется… никогда! – Выпустив Кузю, порывисто прильнула к матери и разрыдалась у нее на груди.
Анна Федоровна молча гладила дочь по голове, не находя слов утешения. Любящим женским сердцем понимала всю глубину ее горя.
– Не убивайся так, доченька! Жизнь на этом не кончается. Даст Бог, Петя к тебе вернется.
– Нет, мамочка, не вернется! – с безнадежностью отчаяния замотала головой Даша. – Ушел, слова не сказав на прощание! Но я сама виновата! – всхлипнула она. – Сказала ему: не женимся – не приходи! Может, зря я так? Вопрос потонул в новом потоке слез.
Возникла тяжелая пауза. Анна Федоровна подождала, пока дочь выплачется, а потом с печальной уверенностью сказала:
– Не казни себя понапрасну! Ты у меня умница, правильно поступила. Если Петя твой согласен, что с нами нельзя породниться… – она прервалась, сдерживая вспыхнувший гнев, – так у вас нет будущего! Хоть уважать тебя будет.
Да, для любящей женщины утешение слабое, – надо ей помочь, пусть поверит в лучшее.
– А вообще, доченька, я уверена – Петя одумается! Ты недооцениваешь себя, Дашенька! Да таких, как ты, сейчас днем с огнем не сыщешь! – горячо убеждала она дочь. – Красивых много, но чтобы притом и умная, и сердечная, как ты, – это редкость!
Слова матери ложились бальзамом на свежую рану Даши – она перестала плакать и немного приободрилась. Заметив благую перемену, Анна Федоровна с энтузиазмом продолжала:
– Хочешь убедиться, что я права? Заглянуть в будущее? – лукаво взглянула она на дочь и, увидев, что та проявляет интерес, предложила: – Ты не против, если я цыганку Лену приведу? Отлично гадает на картах – у нее все сбывается!
– Ну что ж, давай… Все равно из дома не выйду, – слабым голосом отозвалась Даша. – Заглянем в будущее, что ж… – Поднялась с постели и пошла умыться.
Успокоенная Анна Федоровна, надев на Кузю ошейник, повела его гулять. После работы она вернулась домой вместе с цыганкой Леной. Даша с обычным трудолюбием корпела над учебниками. Все вместе женщины уселись вокруг стола на кухне, и цыганка, красивая, смуглая, принялась с привычной ловкостью тасовать и раскидывать карты.
– Любит тебя желанный… но, вот видишь… ждет вас удар, – приговаривала гостья. – А вот это… выпадает ему дальняя дорога… Еще раз, в последний разложила карты. – А теперь посмотрим, голубка, чем твое сердечко успокоится. – И стала с таинственным видом разглядывать выпавшие карты. – Вот что, счастливая твоя судьба, соединит тебя с желанным!
Лена и Анна Федоровна занялись чаепитием, а Даша ушла к себе заниматься. Однако учение что-то не лезло в голову. Верить ли цыганке?.. Предсказание обнадеживает, но сомнения истерзали ее сердце…
Кирилл в сопровождении Петра вышел из центральной проходной института и направился к своей машине. Пребывая в хорошем настроении, он посвистывал и посмеивался, искоса наблюдая, как его друг молча шагает с каменным выражением лица.
– Стоит ли так расстраиваться из-за одного несданного зачета? – небрежно бросил он Петру, когда забрались в машину. – Вот уж не думал, что ты способен раскиснуть!
– Да разве дело в зачете! – вырвалось у Петра. – Вообще, наверно, сессию завалю!
«Неужели так переживает из-за Дашки? Эк его разобрало!»
– С чего это ты впал в панику? Разве не выучил все назубок?
– Материал знаю, а сосредоточиться не могу, думаю о другом, – угрюмо признался Петр. – Никак не могу взять себя в руки…
«Подходящий момент, чтобы подкинуть в костер дровишек!»
– Это ты по Дашке, что ли, все страдаешь? – насмешливо взглянул он на друга. – Нестоящее дело!
– Почему? Ты сам-то давно перестал по ней страдать?
– Вот уж никогда не страдал! – разозлился Кирилл. – Трахнуть, признаюсь, очень хотелось. Но чтоб по-серьезному – ни-ни!
Я на тебя до сих пор удивляюсь, Петька, что ты на такой… – он нарочито сделал паузу, – жениться собирался.
– Интересные вещи говоришь. – Побледнев, еле сдерживаясь, Петр повернулся к нему. – Что же ты раньше молчал? Помнится, благословлял даже нас!
«Хорошо подзавелся – то, что надо».
– Чего тут не понять? Ты так этого хотел, что я не посмел вмешаться. Мы бы только поссорились – счел бы, что завидую твоему счастью. А теперь – другое дело!
– Это почему же?
– Да потому, что ты сам опомнился и я могу открыть тебе правду.
– Какую еще правду? – насторожился Петр, инстинктивно чувствуя, что сейчас последует удар.
– Ты не все знаешь о Даше… А я раньше не говорил, чтоб не подумал, что наговариваю на нее из ревности.
Предвидя, что услышит одни гадости, Петр хотел прекратить тягостный для него разговор, но желание знать все о Даше взяло верх.
– Так что же такое ты можешь о ней сказать, чего я не знаю? – Он жестко глядел в глаза Кириллу. – Но предупреждаю: если врешь – не прощу!
«Ну прямо застращал! Лишь бы Даша принадлежала ему».
– Само собой, Петя! Скажу только то, что знаю. Немного, но… пожалуй, достаточно. – И после многозначительной паузы нанес точно рассчитанный удар: – Возможно, она перед тобой и разыгрывала недотрогу, но мне Алик такое о ней рассказывал! Ему верить можно – знаешь, наверное, как на нем девки виснут. Ну сам посуди: с чего бы такая красотка полгода с этим карликом встречалась?
Петр угрюмо молчал, и Кирилл стал входить в раж.
– Но главная твоя беда не в том, что она такая развратная. Подлецу Алику и ее удалось посадить на иглу. Да-да! Тоже сделалась наркоманкой. Это ведь неизлечимо, ты же понимаешь.
Такого выдержать Петр не мог.
– Вот что, Кир! Ты слишком испытываешь мое терпение! Чем можешь это подтвердить? – Потемнев лицом, он повернулся к нему. – Сам, что ли, вместе с ними кололся?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
– Это сам Петя тебе сказал? Неужели он с ними согласен? – расстроилась Анна Федоровна. – Что за зловредная чушь? Чем же мы им не угодили?
– Если бы Петя сказал подобное, мы бы с ним сразу поссорились, – сумрачно взглянув на нее, покачала головой Даша. – Мне сообщил Кирилл. А он узнал от отца Пети.
Но Анна Федоровна не желала в это поверить.
– Может, он тебе все наврал, доченька, и зря ты расстраиваешься? – с робкой надеждой в голосе произнесла она. – Ведь сама знаешь – Кирилл имел на тебя виды, до сих пор небось ревнует.
– Нет, мама, это правда! Он побоялся бы, – уверенно возразила Даша. – Такими вещами не шутят! – Горестно склонила голову и, не глядя на мать, с трудом выдавила: – Кирилл говорил, родители Пети брезгают нами. Откуда-то узнали, что папа сидел в тюрьме, а ты лечилась в наркологическом. Словом, – Даша тяжело вздохнула, – не желают принимать меня в свою семью.
– Во-от оно, значит, что-о… протянула смертельно оскорбленная Анна Федоровна, – Боятся о нас замараться? А кто они сами-то такие? Бояре?
– Представь, мамочка, ты угадала! – грустно улыбнулась Даша. – Бояре, и не в переносном, а в прямом смысле!
Видя, что мать вытаращила на нее глаза как на ненормальную, торопливо объяснила:
– Петин отец, Михаил Юрьевич, – самый настоящий русский князь, а со стороны матери происходит из старинного боярского рода Стрешневых. Это правда, своими глазами видела их родословную.
– Ну и что из того? – Анна Федоровна опешила от услышанного, но старалась сохранить достоинство. – Это, конечно, как-то объясняет его щепетильность, но не оправдывает высокомерия. В наше время чваниться происхождением просто смешно!
С грустью посмотрела на несчастное лицо дочери.
– Хорошо еще, папа ничего этого не слышит. Он ведь у нас человек военный, характер у него боевой. Боюсь, не поставил бы точку в твоих отношениях с Петей. И прав был бы! Так не поступают добрые люди.
– Ладно, мамочка, не волнуйся! Будем надеяться, не такие они плохие, мы еще поладим, – постаралась успокоить ее Даша. – А так – сама не захочу иметь с ними ничего общего!
– Как хорошо, что тебя застал, Дашенька! – обрадовался Петр, услышав в трубке любимый грудной голос. – Не представляешь, как я по тебе соскучился!
– Отчего же? Представляю, – стараясь справиться с охватившим ее волнением, тихо ответила Даша. – Я тоже соскучилась. А почему ты так долго не звонил?
– Зачеты замучили – так много в эту сессию! Все время занимают. Звонил я тебе несколько раз днем – не заставал. А вечером приходил домой слишком поздно. До смерти хочу тебя видеть!
– Так в чем же дело? Приезжай сейчас! – Даше казалось, что она говорит спокойно, но дрогнувший голос выдал, как она жаждет, чтобы он оказался рядом. – Я дома одна.
– А что? Так и сделаю! – счастливым голосом заявил Петр. – Немедленно еду! Только позвоню домой, чтобы не ждали.
Даша, волнуясь, стала прибирать в квартире, наводя порядок перед его приходом. «Обязательно обо всем с ним поговорю сегодня же! – твердила она себе, далеко не уверенная, что у нее хватит смелости. – Надо выяснить все до конца!»
Петр, как обычно пригнувшись, чтобы не стукнуться о притолоку, вошел в прихожую, сияя радостной улыбкой, лаская горячим взглядом карих глаз, – и у Даши сразу пропали все заранее заготовленные слова. Влюбленные заключили друг друга в объятия и целовались так долго, что едва не задохнулись. Потом, опьянев от соприкосновения друг с другом, молча, тяжело дыша от охватившего их страстного волнения, жадно занялись любовью, вновь и вновь убеждаясь, что они две половинки единого целого.
– Дашенька! Мы с тобой просто сумасшедшие! – первым опомнился Петр, когда полные наслаждения и счастья, они сделали небольшой перерыв. – Ведь в любой момент могут вернуться твои родители!
– Напрасно считаешь меня такой дурочкой, – блаженно улыбнулась ему Даша. – Папа допоздна на семинаре экологов, а мама звонила, что задерживается на работе. А потом… – собралась что-то добавить, но передумала.
– Что «потом»? Договаривай, коли начала! – шутливо потребовал Петр.
– Слушаюсь, мой господин! – подчинилась Даша. – Хотела сказать, что мои вряд ли нас осудили бы. Они ведь знают, что мы скоро поженимся. Или ты передумал?
– О чем ты говоришь? Конечно, нет! – Петр ласково привлек ее к себе. – Но все же нам с этим придется немного повременить. – И, вновь ощутив страстное влечение, хотел заключить ее в объятия. Однако Даша воспротивилась. «Ну вот, самое время объясниться! – трезво решила она. – Потом ведь снова онемею».
– Ты что это, Дашенька? Устала? – останавливаясь, ласково спросил Петр. – Или что-то не так?
– Все очень хорошо. – Она мягко освободилась из его объятий. – Но нам нужно поговорить.
– А разве нельзя… это отложить… на потом?
– Нет, нельзя! Поговорим сейчас! – твердо потребовала Даша. Он со вздохом повиновался – откинулся на подушки и прикрылся простыней.
Собравшись с мыслями, Даша без предисловий, напрямую попросила:
– Объясни мне, пожалуйста: что имеют твои родители против моего отца и мамы? Неужели правда, что считают зазорным с нами породниться?
Вопрос прозвучал так неожиданно, что Петр растерялся, не зная, что ответить. Все любовное томление вмиг улетучилось; он изумленно произнес:
– Вот чудеса! Как ты об этом узнала? Уж не читаешь ли чужие мысли на расстоянии?
«Кирилл сказать не мог – не знает, – подивился он в уме. – Неужели отец звонил? Не может быть! – сразу отбросил он эту мысль. – Он не способен поступить недостойно!»
– Разве это имеет значение? не стала ничего объяснять Даша. – Ты отвечай прямо на мой вопрос!
– Ладно, скажу, чтобы не думала, будто что-то от тебя скрываю, – нахмурился Петр. – Хотя собирался сам это уладить.
Немного подумав, решил изложить суть дела дипломатично.
– Моим и правда не по вкусу то, что им стало известно о твоих родителях. Но когда узнают все обстоятельства, успокоятся. Проблема в другом.
– В чем же? Интересно! – настороженно отозвалась Даша.
– Требуют, чтобы мы повременили со свадьбой. – Петр осторожно взглянул на Дашу, не без оснований опасаясь ее бурной реакции.
Приподнявшись на подушке она пристально глядя ему в глаза, тихо проговорила:
– Ты, Петя, нужен мне на всю жизнь! На иное я не согласна. Нам надо пожениться!
– Но пойми и меня, Дашенька! Дай время уговорить родителей! – взмолился Петр. – Они хорошие, любят меня и в конце концов уступят.
– Так! Значит, решил идти у них на поводу… – Она с трудом сдерживала слезы, голос срывался. – Тогда лучше все кончить одним ударом! Как это ни тяжело! – Упрямо тряхнув головой, соскочила с постели, быстро оделась, сурово велела:
– Уходи, Петя! Согласишься с родителями – можешь не возвращаться! – Задохнулась от волнения и, уже не в силах сдержать непроизвольно катившиеся из глаз слезы, с гордостью добавила: – Мы люди скромного происхождения, но и у нас есть достоинство!
Глубоко потрясенный, Петр, растерявшись, не зная, что сказать ей в ответ, молча поднялся, точно во сне кое-как оделся и ушел, так и не произнеся ни слова.
Услышав, что открывается входная дверь, Светлана Ивановна поспешила в прихожую – встретить сына. Муж еще накануне отбыл в очередную командировку – прийти больше некому. Взглянув на потемневшее, убитое лицо Пети, встревожилась:
– Что случилось, дорогой? У тебя неприятности?
Петр, не отвечая, пошел к себе, потом в ванную, не объяснив матери причину своего дурного настроения, заперся в своей комнате. «Наверно, с Дашей поссорился. Ни из-за чего другого он не стал бы так расстраиваться», – поняла она. И дочек, как назло, дома нет – отправили с детским садом за город. Не в состоянии больше ни о чем думать и не находя покоя, Светлана Ивановна бродила по квартире, периодически подходя иногда к дверям и прислушиваясь – что делает сын? Но оттуда не доносилось ни звука…
– Петенька! – не выдержала она наконец. – Ты же с утра ничего толком не ел. Давай я тебя покормлю.
Петр лежал на диване, мрачно уставившись в потолок, вдруг неожиданно почувствовал острый голод; очнулся, встал, крикнул матери:
– Спасибо, сейчас приду!
Обрадованная, Светлана Ивановна устремилась на кухню разогревать обед. Дав сыну утолить голод, она осторожно спросила:
– Ты, Петенька, такой грустный из-за того, что поссорился с Дашей? Разве я не права? Неужели ты ей рассказал о нашем споре? Этого нельзя было делать!
Петр отодвинул пустую тарелку и мрачно взглянул на мать.
– Неприятно об этом говорить, но из-за глупых предрассудков вы с отцом, похоже, все испортите нам с Дашей! Ну скажи мне: зачем вам это надо? У вас своя жизнь, у нас своя!
– Ты ведь знаешь: для меня все люди равны, независимо от происхождения. Но я разделяю гордость твоего отца за ваш славный род, и я тоже за ответственное отношение к его продолжению.
– Да я не о том, мама… Мне тоже дороги традиции нашего рода – надеюсь, что его не посрамлю. Но я считаю глупым и несправедливым презирать людей, попавших в беду или совершивших ошибки из-за неудачных обстоятельств!
– Ты имеешь в виду родителей Даши?
– Вот именно! Очень симпатичные люди! Сама убедишься, когда с ними познакомишься.
– Но… хотелось бы знать: что такое у них произошло? – Светлана Ивановна вопросительно подняла на сына синие глаза.
Петр, хоть и не горел желанием, решил вкратце посвятить мать в семейные неприятности Волошиных:
– Если в двух словах: Василия Савельевича, отца Даши, оклеветали и посадили в тюрьму, дабы наказать за то, что разоблачил большое начальство. Если б не был честным человеком – не выпустили бы! За что его стыдиться?
– Ну а что за история с Дашиной мамой?
– Когда незаконно лишили свободы ее мужа, Анна Федоровна нашла утешение в вине. – И возмущенно добавил: – А что, разве никто из знатных дам не грешил этим? Почему отец так беспощаден к женщине – она ведь сумела справиться со своей слабостью!
Встал из-за стола, подошел к матери и нежно ее обнял.
– Мамочка, я так люблю Дашу! – прошептал он, целуя ее в ухо. – По-другому, чем тебя, но тоже очень сильно. Ну скажи мне: она-то почему должна страдать, даже если ее родители провинились?
– Ты прав, дорогой! Ты у меня умница и великодушный, – растрогалась Светлана Ивановна и, едва дотянувшись на цыпочках, чмокнула сына в губы. – Не волнуйся и успокой Дашеньку! Я объясню отцу, что он ошибается.
Встав по привычке ранним утром, чтобы погулять с собакой, Анна Федоровна удивилась, не найдя любимца семьи, малого пуделя Кузю, на обычном месте. Разыскивая его, заметила полоску света, выбивавшегося из-под закрытой двери Дашиной комнаты.
Почему не спит? Может, забыла выключить бра? Решив проверить, заглянула в комнату; картина, которая ей предстала, умилила и растревожила материнское сердце. Высоко взбив подушки и обнимая шоколадного красавца Кузю, Даша сидела на постели, глядя невидящими глазами прямо перед собой, на вошедшую мать не обратила внимания. Лицо бледное, опухшее, – видно, слезы лила.
– Ты что же, всю ночь не спала? Что случилось? – Испуганная Анна Федоровна подсела к дочери. – Уж не заболела ли?
– С Петей… вчера… поссорились… навсегда… – Даша давилась слезами. – Он… ушел, мамочка, и не вернется… никогда! – Выпустив Кузю, порывисто прильнула к матери и разрыдалась у нее на груди.
Анна Федоровна молча гладила дочь по голове, не находя слов утешения. Любящим женским сердцем понимала всю глубину ее горя.
– Не убивайся так, доченька! Жизнь на этом не кончается. Даст Бог, Петя к тебе вернется.
– Нет, мамочка, не вернется! – с безнадежностью отчаяния замотала головой Даша. – Ушел, слова не сказав на прощание! Но я сама виновата! – всхлипнула она. – Сказала ему: не женимся – не приходи! Может, зря я так? Вопрос потонул в новом потоке слез.
Возникла тяжелая пауза. Анна Федоровна подождала, пока дочь выплачется, а потом с печальной уверенностью сказала:
– Не казни себя понапрасну! Ты у меня умница, правильно поступила. Если Петя твой согласен, что с нами нельзя породниться… – она прервалась, сдерживая вспыхнувший гнев, – так у вас нет будущего! Хоть уважать тебя будет.
Да, для любящей женщины утешение слабое, – надо ей помочь, пусть поверит в лучшее.
– А вообще, доченька, я уверена – Петя одумается! Ты недооцениваешь себя, Дашенька! Да таких, как ты, сейчас днем с огнем не сыщешь! – горячо убеждала она дочь. – Красивых много, но чтобы притом и умная, и сердечная, как ты, – это редкость!
Слова матери ложились бальзамом на свежую рану Даши – она перестала плакать и немного приободрилась. Заметив благую перемену, Анна Федоровна с энтузиазмом продолжала:
– Хочешь убедиться, что я права? Заглянуть в будущее? – лукаво взглянула она на дочь и, увидев, что та проявляет интерес, предложила: – Ты не против, если я цыганку Лену приведу? Отлично гадает на картах – у нее все сбывается!
– Ну что ж, давай… Все равно из дома не выйду, – слабым голосом отозвалась Даша. – Заглянем в будущее, что ж… – Поднялась с постели и пошла умыться.
Успокоенная Анна Федоровна, надев на Кузю ошейник, повела его гулять. После работы она вернулась домой вместе с цыганкой Леной. Даша с обычным трудолюбием корпела над учебниками. Все вместе женщины уселись вокруг стола на кухне, и цыганка, красивая, смуглая, принялась с привычной ловкостью тасовать и раскидывать карты.
– Любит тебя желанный… но, вот видишь… ждет вас удар, – приговаривала гостья. – А вот это… выпадает ему дальняя дорога… Еще раз, в последний разложила карты. – А теперь посмотрим, голубка, чем твое сердечко успокоится. – И стала с таинственным видом разглядывать выпавшие карты. – Вот что, счастливая твоя судьба, соединит тебя с желанным!
Лена и Анна Федоровна занялись чаепитием, а Даша ушла к себе заниматься. Однако учение что-то не лезло в голову. Верить ли цыганке?.. Предсказание обнадеживает, но сомнения истерзали ее сердце…
Кирилл в сопровождении Петра вышел из центральной проходной института и направился к своей машине. Пребывая в хорошем настроении, он посвистывал и посмеивался, искоса наблюдая, как его друг молча шагает с каменным выражением лица.
– Стоит ли так расстраиваться из-за одного несданного зачета? – небрежно бросил он Петру, когда забрались в машину. – Вот уж не думал, что ты способен раскиснуть!
– Да разве дело в зачете! – вырвалось у Петра. – Вообще, наверно, сессию завалю!
«Неужели так переживает из-за Дашки? Эк его разобрало!»
– С чего это ты впал в панику? Разве не выучил все назубок?
– Материал знаю, а сосредоточиться не могу, думаю о другом, – угрюмо признался Петр. – Никак не могу взять себя в руки…
«Подходящий момент, чтобы подкинуть в костер дровишек!»
– Это ты по Дашке, что ли, все страдаешь? – насмешливо взглянул он на друга. – Нестоящее дело!
– Почему? Ты сам-то давно перестал по ней страдать?
– Вот уж никогда не страдал! – разозлился Кирилл. – Трахнуть, признаюсь, очень хотелось. Но чтоб по-серьезному – ни-ни!
Я на тебя до сих пор удивляюсь, Петька, что ты на такой… – он нарочито сделал паузу, – жениться собирался.
– Интересные вещи говоришь. – Побледнев, еле сдерживаясь, Петр повернулся к нему. – Что же ты раньше молчал? Помнится, благословлял даже нас!
«Хорошо подзавелся – то, что надо».
– Чего тут не понять? Ты так этого хотел, что я не посмел вмешаться. Мы бы только поссорились – счел бы, что завидую твоему счастью. А теперь – другое дело!
– Это почему же?
– Да потому, что ты сам опомнился и я могу открыть тебе правду.
– Какую еще правду? – насторожился Петр, инстинктивно чувствуя, что сейчас последует удар.
– Ты не все знаешь о Даше… А я раньше не говорил, чтоб не подумал, что наговариваю на нее из ревности.
Предвидя, что услышит одни гадости, Петр хотел прекратить тягостный для него разговор, но желание знать все о Даше взяло верх.
– Так что же такое ты можешь о ней сказать, чего я не знаю? – Он жестко глядел в глаза Кириллу. – Но предупреждаю: если врешь – не прощу!
«Ну прямо застращал! Лишь бы Даша принадлежала ему».
– Само собой, Петя! Скажу только то, что знаю. Немного, но… пожалуй, достаточно. – И после многозначительной паузы нанес точно рассчитанный удар: – Возможно, она перед тобой и разыгрывала недотрогу, но мне Алик такое о ней рассказывал! Ему верить можно – знаешь, наверное, как на нем девки виснут. Ну сам посуди: с чего бы такая красотка полгода с этим карликом встречалась?
Петр угрюмо молчал, и Кирилл стал входить в раж.
– Но главная твоя беда не в том, что она такая развратная. Подлецу Алику и ее удалось посадить на иглу. Да-да! Тоже сделалась наркоманкой. Это ведь неизлечимо, ты же понимаешь.
Такого выдержать Петр не мог.
– Вот что, Кир! Ты слишком испытываешь мое терпение! Чем можешь это подтвердить? – Потемнев лицом, он повернулся к нему. – Сам, что ли, вместе с ними кололся?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47