Ленка о матери боялась спросить. Особенно, почему она двоиться опять начала. Молчала она за столом больше, торопясь наесться после ночной, Да и на сытый желудок все воспринимается не в таком черном свете.
А дело было в следующем. Шли Макаровны домой, никуда не сворачивали. По дороге одна другой всю правду о подмене внуков выложила, прям, как в ГПУ на допросе. Потом они поганую жизнь вспомнили и областной слет доярок-трехтысячниц, на котором обе были, оказывается, делегатками от своих районов. И что-то выпить им захотелось по такому случаю. Глядят, на углу баба торгует тушенкой и питьевым спиртом «Рояль» иностранного производства.
Та Макаровна, которая в больнице все ускоренные перестроечные изменения внешней среды пропустила, даже начала что-то положительное в окружающей действительности находить. Скинулись они, значит, купили себе бутылку этого спирта, тушенки пару банок, и на душе сразу как-то стало легче значительно. Пришли домой, поели, выпили… Только песни заиграли, как глянь! У обоих пламя изо рта пышет, а из ушей дым валит! Чо ни скажешь — прям, огнемет да и только! Занавески полахают, фикус скукожился!.. Неужели, думают, это их Господь за тот несчастный слет доярок покарал! Да было-то там всех делов на копейку!
Коля вовремя со смены в котельной к Ленке ломиться начал. Никогда еще ему так одна из Макаровн не радовалась! Отпереться не смогли, все металлические предметы от их дыхания докрасна накалились, но отверстие для его кулака ему все же возле замка дыханием прожгли. А он как в дырку пламя увидел, так дверь с петель сорвал и побежал к Эмилии Фабрициевне по телефону вызывать скорую и пожарных. Скорая как раз перед Ленкой подъехала.
Врач объяснил, что с «Рояля», да если еще с тушенкой его перемешать, — и не такое бывает! Но у них в стационаре для алкашей уже ко всему притерпелись, всего навидались, так что с двумя старухами справятся с Божьей помощью! А две огнедышащие Ленкины мамки, как услышали слово про Господа нашего, бухнулись на колени, стали себя в грудь бить, высекая фиолетовые искры, и чуть на весь подъезд пожар не устроили! Матери еще называются! А пожарные, между прочим, до сих пор едут!
Лене почему-то еще хуже стало от такого утешения, пошла она к себе в обгоревшую конуру. Только прилечь хотела, как Колькины пожарные приехали. Долго ругались на Лену, на Кольку вообще касками замахивались, потом взяли остатки «Рояля» на экспертизу и убрались, наконец.
Колька лег на Женькиной койке, а Лена на диване прилегла и провалилась куда-то в гулкую пустоту…
* * *
«Да за что же это за жизнь такая блядская пошла?» — думал дусик, отжимаясь от пола по зычной команде Елены Матвеевны. Фенька обиженно пыхтела рядом. Но они еще не знали, что впереди их ожидают водные процедуры с обливанием ледяной водой. «Щас вспомните у меня генерала Карбышева и всех героев революции! Ух-ха!» — вместо предупреждения заорала Елена Матвеевна, поливая их с Фенькой, скукожившихся душевой кабине в одних трусах. Лучше бы сразу убила. А лучше бы он Феньку все-таки ночью послушался.
«Как мы ее, Фенечка, через вахту перенесем!.. Мудак!» — зло шипела Фенька синими губами, давясь перловой кашей и киселем из черноплодной рябины за завтраком.
С небывалой радостью выскочил дусик из дому при первом же гудке служебной «Волги». Закрывая дверь за ним, Фенька шепотом показала ему петлю на шее, высунув набок фиолетовый от киселя язык. Мол, сейчас удавлю эту суку, а ты мне под руку тапереча даже не крякнешь!
На работе Валентин Борисович мысленно готовился к тяжелой домашней работе, надеясь, что у Феньки все-таки хватит ума выполнить намеченное в ванной комнате. Взять, так сказать, намеченные рубежи.
Сосредоточенный и отрешенный он вошел в квартиру, а там его встретила услужливая доброжелательная Фенька с какими странными пустыми глазенками, какие были у нее когда-то давно, когда она к ним еще только устроилась, приехав в город после деревенской десятилетки.
— Проходи, Валя, коли пришел! — просто, но веско сказала ему Елена Матвеевна, неожиданно появляясь в кухонном проеме. — Тут Феня немного перенервничала, пришлось ей таблеточку для спокойствия дать. Ничего, все будет хорошо. А будешь переживать — ты сразу скажи, у меня еще таблетки есть. Так! Всем мыть руки! Сегодня у нас праздничный ужин в честь моего прибытия — макароны по-флотски и по два стакана компота. А еще!.. Творожная запеканка тому, кто раньше всех макароны скушает и руки чище вымоет! Засекаю время, говны собачьи!..
сказ девятый
О ТЯЖЕЛОЙ ВОИНСКОЙ СЛУЖБЕ, РАТНЫХ ПОДВИГАХ И ЗАСЛУЖЕННЫХ УВОЛЬНИТЕЛЬНЫХ
После зимы опять придет весна,
Потянет дев в леса, в тенек, под елку…
И, с птичьим гамом вспрянув ото сна,
Уйдут бойцы с позиций в самоволку!
Понедельник — день тяжелый. По понедельникам под начало к Егору Марковичу иногда ставили стажеров. Будто бы мало ему было своих забот, недостаточно ему было мудотни с этим пополнением. Залезут, главное, либо на озеро под лед, либо на дне бассейна укроются от него — и в карты режутся! Он это точно знает! Пользуются, что ему в воду никак нельзя, заржавеет. Но ведь совесть-то должна быть! Будто он не видит, как потом пятьдесят второй всем шалбаны раздает и по шесть компотов за обедом трескает! И нарочно даже акваланги не надевают! Чтобы он им крантик не перекрыл. Анфибии сраные! Имфузории-туфельки!
С присягой опять-таки сколь переживал, сколь метался! Думал, как мамки эти выскочат из укрытия, как начнут своих сыночков тискать!.. Копец всей военной педагогике! Только со стальными нервами такое напряжение перенести можно.
А тут — сразу двоих прислали. Одного из Академии Генштаба — сопляка еще совсем, а второго — из гвардейской школы денщиков, в одном возрасте с первым. Ни до преж, ни после таких придурков Франкенштейну обучать не доводилось.
Егор Маркович, когда перед построением вещи ихние проверял, и так, и эдак с ними пытался контакт установить — ни чо! Стоят оба навытяжку, глазами круглыми хлопают и молчат. Причем возле узких безгубых ртов даже морщинок нет, будто они такие молчуны с самого младенчества. Ну, прикрикнул на них товарищ Франкенштейн, слегка обматерил даже — ни чо! Молчат на своем, суки!
Кросс хорошо отбегали, с полной выкладкой. Обед скушали, после на полигоне отстрелялись — опять хорошо! Егор Маркович даже проникаться к ним начал душевно. А тут училка немецкого, по фамилии Барамзян, прибегает вся в слезах. «Сколько, — говорит, — дураков и отморозков выучила «Ненде хох!» кричать, таких еще не видела! Молчат суки — и хоть тресни! Нихт ферштейн!»
Потом в бассейне шестнадцать кругов всем подразделением дали. Егор Маркович время засекал — снова хорошо! А как дошли до испанского и основ конспирации в латиноамериканских странах, так ведь опять довели преподавателя! Конечно, он — натуральный испанец с острова Свободы, горячий, вспыльчивый человек. Он орать на них долго не стал! Он достал мачете и попер на этих двух! Едва его Жеки с тридцать пятого по сорок восьмой номер разоружили. Два пальца сломали своему любимому преподавателю. Отломили, короче.
А этим двум — хоть бы хны! Хлопают только на всех круглыми глазенками, рты открывают и закрывают, как рыба сонная! И какое-то бесстрастное выражение написано на их лицах, будто не нормальная горячая кровь струится у них по жилам, как у всех орущих на испанца Женек, а холодная рыбья сукровица.
Вечером пришла спецмашина даже не за стажерами, а за двумя старослужащими Жеками. Но, в нарушение Устава, Егор Маркович этих двух назад сплавил. И, глядя вслед спецмашине, думал, почесывая молибденовый затылок, что херовую смену готовит нынче генштаб… Где-то ведь это еще аукнется!..
* * *
Отделение для алкашей городской психушки, как назло, располагалось в бывших кельях и трапезной старинного мужского монастыря. Ленка вначале всего прикола не поняла. Сидя в сводчатом коридорчике в ожидании лечащего врача с обхода, она в умилении пялилась на суровые глазастые лики святых, проступавшие из-под известковой побелки. Наконец, из отделения к Лене вышел испуганный мужчина средних лет в сером халате с опаленными бровями и ресницами. Гостеприимным жестом он пригласил ее в кабинет.
Убирая на край большого письменного стола обгоревшие папки, он с нервным смешком произнес фразу, окончательно поставившую Лену в тупик: «А-а… Стал быть, эти горячие, блин, старушки — ваши родственницы непосредственные? Учтите, если я с этим Змеем-Горынычем двухголовым не шизнусь, если эти суки старые со мной писец до выписки не сделают, то я на сестре-хозяйке Ларисе Андриановне сам, добровольно женюсь, а Петьку за сына признаю! Господь свидетель!»
И размашисто перекрестился на икону Николы-Чудотворца со следами недавних подпалин.
— Впрочем, должен предупредить строго, — сурово добавил врач, глядя Елене прямо в глаза. — Не знаю, конечно, как вам удалось двух мамаш на один паспорт записать, мне это, в сущности, по хрену, но не от Бога все это! Власть обманите, а Бога — фигушки! — поднес он к Лениному лицу запачканный копотью кукиш. — Только не вздумайте только при них имя Спасителя нашего поминать! Будет тогда вам — пламя гнева Всевышнего!..
Дальше врач для алкашей стал слегка заговариваться, лег головой на стол и заплакал, закрыв лысину руками.
— За что, Господи? За что? — натужно спрашивал он Ленку сквозь слезы.
— Дык, чо случилось-то? Мамаша-то моя при чем? — возмутилась Ленка.
— Подите все прочь от меня! — высокомерно ответил ей врач, отхлебывая осторожными аккуратными глотками медицинский спирт из небольшого пузырька, запивая его водой из графина. — Подите-подите! Повидайтеся с мамочками! Потом только претензии ко мне не предъявляйте! Катитесь, кому говорят? Санитар! Выведите посетительницу на свиданку к тем, которые… ну, мамы это ее… Срочно!
Макаровны сидели в больничном скверике на заметенной снегом скамейке, тесно прижавшись друг к другу. На авоську с яблоками, которую Ленка стала со слезами совать им в руки, реагировали слабо, как-то виновато улыбаясь.
— Да что же это, Го..? — спросила было их Ленка, но Макаровны испуганно замахали на нее руками.
— Тише, Лена, тише, мила дочь! Отвернулся Он от нас нынче! Прогневили мы Его! Выпишемся, по святым местам двинем! Вишь, чуть протезы зубные к едрене фене не спалили!..
Из корпуса к ним направился скорым шагом давешний врач в одном халате, без шапки.
— Знаете, что я подумал? Чего эту волынку-то тянуть? Тут дело не медицинское — зуб даю! Такое, понимаете ли, не лечится, бессильна здесь медицина, поверьте. Забирайте-ка, своих мамаш отсель на хрен! Все пациенты у меня нынче в монастыри заяву накатали. Еще в Минздраве надо будет объясняться, как убежденных алкоголиков довел до такой полной ручки за три дня. Валите, бабушки, валите! Пока я добрый! Вместо телогреек обгорелых халаты забирайте и валите!..
…И притихшая Лена повела домой двух Макаровн, плохо соображая сама, которая же из них ее мамка.
* * *
Женьку теперь почти каждый день ужина лишали. Да он приспособился после отбоя к тете Лене в пищеблок с заднего двора в стенку три раза стучать. Кормила она его, конечно, но переживала, что с учебой у него что-то не клеится. Товарищ Франкенштейн так просто ведь тоже не станет бойца бета-гаммы протеинов и микроэлементов лишать.
А какая теперь у Женьки учеба была в голове? Он теперь только думал, как ему в дырку в заборе шмыгнуть, во рвы с крокодилами плюхнуться, на караул возле черномазого матюкнуться и в окошко к своей Женьке биться начать… Распорядочек дня у него стал, как у какого-нибудь Финиста, ети его, Сокола.
Заколебались его отлучки всем подразделением покрывать. Женька похудел, осунулся. И не май все-таки месяц был для свиданок. Потом ему пятьдесят первый Жека выход подсказал. Взял по его наводке Женька у тети Лены пару разносов оцинкованных из пищеблока, в сопле дирижабля две борозды рашпилем пропилил, да и заклинил там эти разносы намертво. В сопле можно было разместиться вдвоем, только тесно прижавшись друг к другу. Обнявшись. Ну, и пока остывали сопла дирижабля прапорщиц, они там, внутри до самого отбоя разговоры свои разговаривали… Да какие там разговоры!..
— Женя!..
— Женечка!..
— Женька!
— Ой! Ты чего? Женя, не надо! Не на…
— Я серьезно, Жень! Я эта… женюсь… потом! Пусти, Женька!..
— Женя!..
— Женечка!..
— Женя-а-а… Не на…
Ну, сами знаете чего от разговоров в сопле дирижаблей случается. Не Женьки были первые, и дай Бо…, или еще кто там, не последние.
Приехал, короче с Атлантиды тот котик морской, про которого в такой горячке все уже и думать позабыли. И что, подлец, удумал, знаете? Что на задание теперь справки фельдшерицы недействительны, а пускай теперь прапорщицам военврач Пластюкова все справки подписывает! И через знакомого писаря быстренько такой приказ у генерала подмахнул! И давай опять нашу Женьку в Гренландию сманивать. Ну, есть у человека совесть? Женечка только со справкой в отдел по Гренландии сунулась, ее тут же с дежурным по штабу к Пластюковой отправили.
Женька ревет дорогой, едва ноги переставляет. Никого это не канает! А чо ревет-то? Знамо дело, видать, не впустую наши Жени всю зиму упорно по дирижаблям прятались. Э-эх!..
* * *
Как это ни странно, но систематическое обливание холодной водой, зарядка и здоровый рацион, способствующий правильному пищеварению, благотворно сказывались на служебных успехах Валентина Борисовича.
Но в целом время наступало неспокойное, переменчивое, поэтому сослуживцы дусика перестраивали свои ряды почти боевым порядком. День у них был расписан по минутам.
С утра все заезжали в разные закрытые комитеты охраны безопасности. Там, в закрытых безопасных помещениях с центральным отоплением они запасались справками, о которых еще полгода назад без дрожи подумать не могли. Ну, что дедушку у них, к примеру, раскулачили, что папу своего, как его на десять лет права переписки лишили, так и в глаза не видели, что… Много чего в тех справках они про себя написали нехорошего, подтверждая огромными страшными печатями у мрачного дежурного в окошечке.
Под влиянием налаженного Еленой Матвеевной семейного быта, дусик стал собранным и решительным. Он сообразил, что ведь и на Женьку, который жил под чужими документами в институте, надо бы пару справок подмахнуть. Ну, написал тоже, что папа покойный у Женечки был летчиком-испытателем, что сам Женя будто бы окончил школу милиции, что имеет, дескать, награды за перестрелки с бандитами. Даже звание майора ему самолично присвоил.
Потом, когда справки из окошечка получил вместе с офицерской книжкой на Женьку, то пожалел даже, что полковника сыну не подмахнул. Но делать нечего, у окошка уже следующий толкался, а второй раз в одну очередь вставать запрещали. И за порядком в тот день противный такой старшина наблюдал, сразу к выходу за локоток подталкивал.
После утренних походов за разными справками все собирались в огромном конференц-зале с портретами вождей, повернутыми, на всякий случай, к стенке лицом. Не надо было видеть вождям всего, что были вынуждены делать их верные соратники. В принципе, не для себя ведь старались. У каждого на кармане висели гроздьями родственники и близкие друзья. И не радостное это было занятие. Хотя и азартное. Но в целом, по печальному поводу они в конференц-зале собирались, чувствуя себя в полном смысле наследниками, ети его, Октября.
В узком партийном кругу они там устраивали честные товарищеские лотереи — кому и куда за год перед акционированием стропы тянуть.
И все не везло нашему дусику. Вот уж на родное сталелитейное производство скинули парашютистом знакомого инструктора, а дусик и сам бы с удовольствием поучаствовал в акционировании родного предприятия. Да, все мало-мальские совхозы пригородные и производственные участки были дружески разыграны, когда дусику неожиданно достались шесть ветхих рыночных павильонов.
Даже здорово позеленевшая Вилена Рэмовна над ним в зеркале санузла только весело рассмеялась. Мол, на тебе боже, что всем нам не гоже! Валентин Борисович только стиснул зубы и решил, что докажет еще всем этим подлецам, что не близость к орудиям, блин, производства определяет революционность сознания, а сам индивид! Он им еще выдаст мозговой штурм — бурю и натиск! Но маненько притормозил с бурей, а в особенности с натиском, вспомнив, что, начитавшись старых медицинских журналов, Фенька и Елена Матвеевна перешли исключительно на винегрет и морковную запеканку. На такой жрачке долго не поштурмуешь…
Да и Женечка обещался на побывку приехать. И этот момент Валентин Борисович совершенно упустил из виду, обдумывая по ночам, как раздобудет молоток, как… Мало ли что по ночам в голову придет? Надо же было что-то решать с этим филиалом бета-гаммы на дому!
Поэтому дусик рационально выделил для себя приоритет семейного вопроса из всех, что ставила перед ним жизнь, стремительно набиравшая свинцовые грозовые оттенки…
сказ десятый
ОБ ИЗВРАЩЕННЫХ ПОВЕДЕНЧЕСКИХ МОТИВАЦИЯХ, ПРИВИВАЕМЫХ В СПЕЦИАЛЬНЫХ ВОЕННЫХ ПОДРАЗДЕЛЕНИЯХ
Мужчины вызывают, вне сомненья,
Всех точек бытия преображенья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10