А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Всех обманешь. Ты это можешь. Духом, я говорю тебе — духом не падай. Встань!» Глаз соскочил с лавочки.
«Погуляй около отряда. Сходи в толчок. Беретку можешь в карман не прятать. Никто с тебя ее сегодня не сорвет. Понял?»
– Понял, — сказал Глаз вслух и тут же посмотрел на другую лавочку.
На ней сидели ребята. Он подумал, не они ли ему сказали «встань», а потом сказали «понял?». Нет, ребята разговаривали между собой и даже не смотрели в его сторону. «Господи, — взмолился Глаз, — кто же мне все это говорил? Не рехнулся ли я? Как сегодня день прошел? Днем работали. Мехля еще дуплил. Потом на обед. На второе плов был, то есть рис без масла и мяса. Потом разучивали строевую. Потом Мехля нас опять дуплил. По грудянке он мне сильно врезал. Потом я вышел на улицу и сел на лавочку. А потом? Потом я с кем-то разговаривал. Но лица я не видел. Может, пока я сидел на лавочке, то уснул и мне приснилось? Наверное, так и было. Но почему же я тогда не упал с лавочки, если уснул? Почему же я не упал? А-а-а, в детстве мне говорили, что я лунатик. Сонный в Падуне я несколько раз на улицу выходил. Сам, значит, спал, а ногами ходил, и не падал, и даже по лестнице спускался. Да, еще я помню, как я встал сонный и пил из кадки квас. Мать с сестрой тогда не спали, и, когда я напился, они стали со мной разговаривать. Я отвечал им. А сам в это время спал. Они поняли, что я сплю, и продолжали со мной разговаривать. Когда я проснулся, то никак не мог понять, как же я очутился в кухне. Неужели я опять, стал лунатиком? Говорят, лунатики могут пройти по гребню крыши и не упасть. Если бы я, сонный, встал, перелез через запретку и ушел из зоны — вот было б здорово! Говорят, лунатиков нельзя окликать, а то они могут проснуться и упасть».
Глаз пошел в толчок. Оправился. Когда шел назад, вспомнил, что голос ему сказал походить около отряда, а потом сходить в толчок и не прятать в карман беретку. Теперь ведь так и вышло. Он, не думая об этом, погулял возле отряда, потом ноги его сами понесли в толчок, и, главное, он даже не думал, что надо спрятать беретку в карман, чтоб ее с головы не стащили.
«Неужели я начал от этого Одляна сходить с ума? Неужели сойду? Нет, с ума сходить нельзя. Ведь если и правда сойду, мне все равно не поверят, скажут, что я кошу. Нет, господи, нет, с ума нельзя сходить. Что угодно только остаться в своем уме. Буду считать, что я пока в своем уме. И это мне все приснилось. Интересно, а я узнаю, что я сошел с ума? Если сошел, то я же не пойму, что я дураком стал. Вот у нас в Падуне Петя Вагай. То ли он дураком родился, то ли потом стал, а если стал, то он же не понял, что теперь он дурак. Нет, если я так рассуждаю, то я, слава богу, еще не дурак».
Глаз сел на лавочку. Скоро объявили построение в столовую. После ужина Мехля собрал обойку в ленинской комнате.
– Ну что, выдры, — начал он, — подборзели. Вас не так давно за работу дуплили, а вы, шкуры, еле шевелитесь. За этот месяц чтоб план перевыполнили. Все необходимое будет. Сейчас малярку дуплят, будут вовремя поставлять локотники, в рот их долбать. В общем, от вас все зависит. — Мехля помолчал. — Ну а сейчас по одному в туалетную комнату.
В туалетной комнате актив пацанам ставил моргушки. Слава богу, Мехля палку с собой не взял. Он стоял у окна и наблюдал. На кого он был зол, ставил моргушки сам. Если парень начинал кайфовать, он отпускал его. Бугры и помогальники били несильно. Понимали они, что Мехля ради досрочки хочет перевыполнить план. А план зависел от поставки другими цехами необходимых деталей. А другие цехи зависели от смежников.
В туалет зашел Глаз. Мехля, увидев его, положил сигарету на подоконник и поставил Глазу несколько моргушек. Видя, что Глаз теряет сознание, пнул его под зад и выгнал.
Глазу надо было идти налево, в спальню или на улицу, но он после моргушек еще не оправился и побрел в ленинскую комнату. Увидев ребят — а они стояли в очереди в туалетную комнату, — пришел в себя. Парни, смеясь, спросили его:
– Что, Глаз, по второму заходу?
Он улыбнулся, но ничего не ответил и вышел на улицу. Сел на лавочку. Сколько сидел — не помнил. Сознание провалилось.
– Эй, Глаз, — услышал он. За рукав его тряс земляк Дима Нинин. — Что, спишь?
Глаз пришел в себя и, не зная, что ответить, сказал:
– Да.
Дима поговорил с Глазом и ушел. Глаз остался. Ему захотелось в толчок. Перед толчком он сунул беретку в карман. Сел на отверстие посредине туалета. В воровской угол или ближе к нему садиться не стал. Придет сейчас какой-нибудь рог или вор и прогонит его ближе к выходу. Не занимай не свое место. Бывало, рог или вор, зайдя в туалет, выгоняли пацанов. И кряхтели в одиночестве.
У Глаза в кармане был довольно жирный бычок, и он прикурил его. Единственный кайф в зоне — посидеть в толчке и покурить. Чем сильнее он затягивался, иногда всасывая дым с воздухом, чтоб покрепче было, тем больше понимал, что начинает терять сознание. «Что за черт, — подумал Глаз, — надо оправиться побыстрей и выйти, а то потеряю сознание и упаду. Сам себя заминирую». Перестал курить — ему стало легче. Вот он еще несколько раз затянулся с воздушком — уж так хотелось кайфануть, и стало тяжело дышать, и опять начал терять сознание. Глаз бросил окурок. Попробовал вдохнуть глубже, но у него не получилось. В груди слышен хрип. Потом пошли красные и оранжевые круги в глазах, и он, боясь упасть на мокрый пол, встал и пошел. «Что это такое? — думал он. — Как затянусь, так плохо становится. Не легкие ли отбили? А может, воспаление легких? Но у меня нет температуры. — Глаз потрогал лоб.— А может, только начинается, и совсем плохо я почувствую позже. Вот бы с воспалением легких попасть в больничку! Недельки на две! Ладно. Будет видно».
Вместо своей спальни Глаз попал к букварям. Оглядев чужую спальню и делая вид, что кого-то ищет, развернулся и зашел в туалетную комнату. Умылся. Пополоскал во рту. Попил холодной воды. Вытерся робой и двинул в свою спальню.
Только вошел, как ему помрог сказал:
– Глаз, сходи к Трохе за гитарой. Если не даст, пусть хоть перед отбоем принесут.
Глаз вышел на улицу. Пройдя немного, подумал: «А куда я иду? Мне же в другую сторону». Он остановился, постоял и пошел во второй отряд.
Троха сидел на кровати.
– Лебедь гитару просит, — сказал Глаз.
– Бери, — Троха кивнул на второй ярус кровати.
Глаз отнес гитару, а после отбоя мучительно думал, как вырваться из зоны.
До родительской — меньше месяца. Рог зоны бросил запрет на кулак: ни одного пацана до родительской не избивать. Если какой пацан борзеет и не выполняет команды, поставить несколько моргушек или разок-другой стукнуть по грудянке. Для профилактики. Но чтоб массовых избиений не было. Ведь надо показать родителям сыновей неизбитыми. Не дай бог, если кому-нибудь выбьют жевалку, тогда такому бугру не миновать гнева рога зоны.
Теперь по цехам рог зоны ходил часто. Завидев его, мелкие воришки разбегались, а ребята работали проворнее.
План июля выполнялся внатяжку. Поставщики недодавали необходимый материал. Хозяин приказал работать в три смены — материал пришел с опозданием. Надо наверстывать план.
Ребята любили третью смену. Если не было никаких ЧП, их не били, а воспитанники, многим из которых не было и шестнадцати, в день работали по восемь и более часов и были рады. В отряде в эти часы приходилось шестерить, исполняя разные прихоти бугров, рогов, воров.
Третья смена закончила работу, и отрядам объявили съём.
Они построились, их пересчитали, а в пятом не оказалось парня. Разбежались по отделениям, выяснилось — нет Скоки. Жил он в колонии третий месяц и успел побывать на толчке. Били его, говорят, несильно и не заминировали.
Дали указание искать пацана. Заглядывали во все дыры, куда мог куркануться Скока.
В Одляне и месяца не проходило, чтоб какой-нибудь воспитанник, доведенный до отчаяния, не спрятался в промзоне. И Антон, кент Глаза, тоже курковался, еще до больнички, в вытяжную трубу. Но его скоро нашли — в трубах проверяли в первую очередь.
Актив рыскал по куркам. Были проверены все чердаки, штабеля лесоматериала и куча металлолома. Скока как сквозь землю провалился.
Охрана заволновалась — не смылся ли за зону? В запретке проверили следы, пока не стемнело. Но следов не было. Через забор дернуть он никак не мог: на вышках охранники. А вдруг проглядели? Нет, следов не было. Скоку продолжали искать около ста человек.
Смеркалось. Отрядам приказали построиться: боялись, что под шумок кто-нибудь в темноте намылится. Скоку продолжали искать активисты и шустряки — они улизнуть не могли.
Стемнело. Найти пацана теперь труднее. Поговаривали, что отряды уведут в жилую зону и пацаны спать лягут. Скоку останутся искать одни активисты.
Но вот со стороны туалета послышались крики: «Нашли, нашли!»
Ребята задвигались и зашептались. Всем интересно было, кто нашел Скоку и, главное, куда он курканулся.
Воспитатели подали команду идти на вахту, чтоб не терять времени, и колонны малолеток двинулись, оглядываясь назад и стараясь увидеть пропавшего парня. Но так и не увидели. На вахте парней не шмонали.
Скоро в отряды пришли бугры и роги. Курок, оказывается, Скока нашел себе такой, что его бы ни за что не нашли. Он пролез в отверстие туалета и стоял в испражнениях, слушая, как его ищут. Шустряк какой-то, а не бугор вовсе, догадался в туалете в отверстие заглянуть и чиркнул спичкой.
Били Скоку несильно. Как-никак скоро родительская конференция, и к нему приезжают родители. Если избить, родители могут увидеть синяки. Не дай бог, писать начнут, жаловаться. И рог зоны в честь родительской конференции простил Скоку, и тот, искупавшись под краном, пошел спать в отряд. Но Скока и так себя наказал: он — заминировался.
Приближалась родительская конференция, и отряды в зоне гоняли строевой. Каждому начальнику хотелось, чтоб его воспитанники на смотре прошагали по стадиону с песней лучше всех. В седьмом строевой подготовкой занимался воспитатель Карухин: Вот и сейчас, построив отряд, капитан Карухин медленно проходил перед строем, оглядывая ребят. В строю все должны стоять с застегнутыми пуговками и начищенными ботинками. Он зорким взглядом скользил по воспитанникам.
Осмотрев ребят, Карухин остался доволен. Став перед отрядом, он скомандовал:
– Отряд! Равняйсь! Смир-р-но!
Посмотрев на ребят, он подал команду «вольно».
– Команду «смирно» плохо выполняете, — начал Карухин. — Каждый воспитанник должен видеть грудь четвертого человека. Грудь надо вперед выпятить. Сейчас повторим. Отряд! Рав-няйсь! Смир-р-но! Вот, сейчас лучше. Нале-во! Раз-два. Неплохо. Отряд, шагом марш!
Ребята затопали по бетонке.
– Запевай! — скомандовал Карухин, и парни запели «Порядок в танковых войсках».
Воспитанники пели неплохо. Карухин шел рядом с Мехлей и — видно было — доволен. Сейчас отрядом командовал Мехля. Карухин шел сзади.
– Раз-два, араз-два, араз-два-три, — считал Мехля. — От-ряд!
На слове «отряд» воспитанники должны тянуть ноги и сильнее опускать на бетонку, четче печатать шаг. Ребята, чтоб сильнее слышался топот, в момент соприкосновения ноги с бетонкой хлопали в ладоши. Топот разносился по всей колонии. В середине строя ноги никто не тянул, а лишь усиленно топали. По лицу Карухина скользила чуть заметная улыбка.
Мехля подал команду «отставить», и топанье прекратилось.
Парней гоняли около часа. Еще несколько отрядов вышло заниматься строевой. И слышались в разных концах зоны песни. По песням ребята узнавали, какой отряд марширует вместе с ними. Иногда отряды встречались. Если не было воспитателя, роги пускали отряд на отряд. Кто кого. Никто из рогов не хотел уступать дорогу.
Карухин ушел в отряд, и Мехля муштровал ребят.
Все шустряки сегодня были в строю, за исключением вора отряда.
Навстречу седьмому, печатая шаг, шел первый. С ними тоже нет воспитателя.
– Воры! — закричал Мехля. — Нам навстречу первый. Дорогу не уступим! Приготовиться! Не дай бог, кто очконет. Драться всем. Марехи, разрешаю бить любого вора. Воры поддержим честь седьмого отряда.
И два отряда сошлись. Роги, бугры и шустряки стояли в первых четверках и приняли удар. Замелькали кулаки. Ворье и актив одного отряда били себе подобных другого. Некоторые от сильных ударов падали, но тут же вскакивали и наносили удары противнику. Медленно, очень медленно первый расчищал дорогу и, сминая седьмой, проходил все дальше и дальше.
Мехля встал в строй и принял удар на себя. Но толку — шиш. Первый раскидал седьмой.
Седьмой строился. Мехля не кричал на ребят. Он вмазал нескольким из первого, но и ему попало. Седьмой отряд на зоне — самый мареный [9] , и никогда другого отряда не сминал. Обидно было Мехле, активу и шустрякам, что их раскидали.
Сейчас ребята шли строем, но вразвалку и обсуждали, кто перед чужим рогом или вором не сконил и нанес удар.
Колония готовилась к родительской конференции. Участники художественной самодеятельности провели последнюю репетицию. В отрядах сделали генеральную уборку. Воры и актив заставляли ребят гладить им брюки и сатинки.
У всех настроение приподнятое. Завтра родительская конференция.
А сегодня прошла свиданка. Глаз написал письмо, и отец к нему приехал. Войдя в производственную зону, где возле вахты были расставлены столы, ребята сели за них. Через ворота впустили родителей. Отец Глазу привез различных лакомств. Поев и поговорив с родителями, парни разошлись по отрядам.
Седьмому наряд в столовую. Глаз со свиданки пошел в наряд. Раз к нему приехал отец, бугор направил его на кухню. И он чистил рыбу и мыл котел.
Ребят в столовой не дуплили. Активу хотелось денег у пацанов выпросить.
11
Долгожданная родительская конференция настала. Несколько сот родителей вошли в зону. В течение целого дня им можно находиться с сыновьями. Родители собрались на стадионе. С песнями, печатая шаг, отряды прошли вокруг футбольного поля,
Когда смотр закончился, родителей пригласили в отряды.
Глаз с отцом гуляли по зоне. На этот раз отец не плакал. Смирился ли он с тем, что его сын сидит в зоне, или сдерживал себя?
– А тебе что,— спросил отец,— досрочно не освободиться?
– Нет,— ответил Глаз,— придется сидеть все три года.
Кум так и не вызвал Глаза. Надежда, что из заводоуковской милиции придет ответ и его заберут на этап, рухнула.
– Бородин так и работает начальником уголовного розыска?
– Работает.
– Ты его часто видишь?
– Да нет.
– Если увидишь, скажи, что был у меня на свидании. Дела, мол, идут хорошо. А главное, скажи ему, что я знаю одно нераскрытое преступление — убийство — и я бы мог им кое в чем помочь. Скажешь?
– Скажу.
– Скажи обязательно.
И Глаз с отцом стали говорить о зоне. Глаз рассказал кой-какие тонкости, но о том, что пацанов чуть ли не каждый день зашибают, — промолчал.
На летней площадке шел концерт. Воспитанники пели песни, танцевали, и многим родителям казалось, что в зоне царит благополучие, что их детей воспитывают, ставят на правильный путь.
Многие парни о кулаке родителям не говорили.
Глаз с отцом проходили мимо сцены, и оттуда неслась частушка про Антона — Раба КПСС, и одну строчку: «То куркуется, то мочит», Глаз запомнил.
Антон с месяц назад хотел замочить Томильца, но тот узнал и обломал об него две палки.
День подходил к концу. Скоро родителям выходить. Глаз с отцом в последний раз пошли к отряду. Около входа стоял Мехля. Он подозвал Глаза.
– Глаз, возьми у отца денег.
Мехля на освобождение деньги собирал.
Глаз говорил с отцом. Мехля наблюдал.
Глаз и не думал просить денег, а говорил о другом. Потом, повернувшись, развел руками: мол, не дает.
Мехля пошел искать другого парня. Родители к нему не приехали, и он ходил по зоне, выжимая из парней деньги.
Деньги у ребят просил не один Мехля. Воры не дремали и бугры тоже. Деньги нужны всем.
Вечером родители вышли из зоны. Глаз попрощался с отцом. Тот заплакал.
Некоторые ребята рассказывали родителям, как здесь воспитывают. И родители слали слезные письма в Москву. Но Москва слезам не верила. А Глаз и большинство воспитанников считали, что Одлян — вечен, все так должно и быть.
Родители принесли в зону много еды. Еду разрешали приносить в неограниченном количестве. Воры и актив набили свои тумбочки банками. Завтра они прихватят их на работу и курканут. На черный день.
Назавтра в толчке все места были заняты. Пацаны месяцами недоедали, а тут нажрались вволю.
Ротан метал все подряд, приговаривая: «Бац-бац — и шлюмка». И, странное дело, в толчке его никто не видел.
Мест в Доме колхозника всем родителям не хватало. Алексей Яковлевич снимал угол у работницы производственной зоны. По совету сына он договорился с ней, чтоб она приносила Глазу на работу сгущенного молока. Отец оставил ей пять банок сгущенки и денег, чтоб, когда кончится молоко, она бы еще купила.
Воры и актив гужевали целую неделю. У пацанов еда давно кончилась, а у них запасы были неистощимы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47