— Мне, конечно, жаль, — на удивление спокойно ответил он, — но все равно спасибо за то, что дали мне знать.
— Если помните, такова была наша с вами договоренность. Рад, что сумел оправдать ваши ожидания.
— Наверное, вы понимаете, как жаль мне расставаться с этой работой. Еще раз спасибо за предупреждение. Пока.
Я повесил трубку. Нахмурившись, задумчиво уставился на противоположную стену. Его реакция была слишком спокойной, слишком равнодушной. Значит, он уже все знал, никаких сомнений. Все они знали: и Долсон, и Лестер, и, само собой разумеется, Мотлинг. Вдруг зазвонил телефон. Заставив меня вздрогнуть. Я снял трубку.
— Геван? Это снова Стэнли Мотлинг. Забыл спросить вас, можно ли сообщить об этом миссис Дин? Она очень хотела бы знать.
— Я думал, что попозже сам поеду туда и лично сообщу ей об этом.
— Что ж, неплохая мысль. Увидимся на заседании в понедельник.
Не успел я повесить трубку, как телефон снова зазвонил, и в ней прозвучал голос девушки с коммутатора:
— Я держу на линии для вас срочный звонок, мистер Дин... Соединяй, Пегги.
— Геван?
Я сразу же узнал голос Перри. Она была явно чем-то встревожена.
— Да, Перри?
— Я напротив, в главном офисе. Два раза уже пыталась связаться с вами, Геван. Мне страшно. Вчера вечером или сегодня рано утром до моего прихода кто-то вскрыл мой сейф. Досье «Акме» исчезло. Наверное, из моих рабочих записей я смогу восстановить большую часть конечных цифр, но, боюсь, от них будет мало толку, потому что там не будет разбивки по конкретным статьям расходов.
— Сейф был закрыт?
— Да. Замок с цифровым кодом. Но практически сразу после того, как здесь появился капитан Корнинг, ему тут же дали право по собственному желанию изменять любые комбинации всех сейфов. Их список, естественно, хранится в его кабинете, и полковник Долсон вполне мог ознакомиться с ним. — Она замолчала, но, не услышав моего ответа, неожиданно слабым голосом спросила: — Геван, вы меня слушаете?
— Прости, я просто задумался. Слушай, ведь в сейфах армейского офиса наверняка должны быть дубликаты. Как ты считаешь, не могла бы их достать Альма Брейди? Если, конечно, они уже тоже не исчезли.
— Я подумала об этом, когда не смогла сразу до вас дозвониться. Поэтому под благовидным предлогом пришла сюда. Дело в том, что как раз сегодня утром она вдруг не пришла на работу.
— Может, слишком расстроилась после вчерашнего вечера? У тебя есть ее адрес? Я мог бы съездить к ней. Кажется, ты упоминала какой-то арендный дом, так ведь?
— Проезжайте мимо моего дома на восток, затем сразу же сверните направо. Дом в середине квартала. Зелено-белый на левой стороне. По-моему, номер 881. Извините, Геван, мне надо возвращаться. Мистеру Грэнби о пропавших досье я пока еще не говорила. Может, надо? Он сойдет с ума.
— Нет, не надо. Придержи на некоторое время. Если по этому поводу сразу же не поднимется большой переполох, кое-кто обязательно начнет задумываться, почему бы это. И тогда они занервничают, начнут делать ошибки.
* * *
Было почти одиннадцать, когда я припарковался перед единственным на всей улице бело-зеленым домом в середине квартала, хотя Джоан чуть перепутала номер, медленно поднялся на крыльцо, в левом уголке которого от порывов ветра медленно покачивалось плетеное кресло-качалка, тоже бело-зеленого цвета, чуть поколебался, затем решительно нажал на кнопку звонка. В небольшом проеме между кружевными занавесками на стеклянной двери было видно, как из полумрака прихожей ко мне раскачивающейся походкой приближается женщина поистине огромных размеров.
Ей не хватало, пожалуй, всего килограмм десяти — двенадцати, чтобы с оглушительным успехом исполнять роль супертолстой женщины в любом цирке мира. Милые, симпатичные глаза на огромном, покрытом складками жира лице. Где-то внутри бочкообразных бедер, массивных колышущихся грудей и выпиравшего далеко вперед живота передо мной стояла еще совсем не старая женщина — пленница в своем собственном теле, которая некогда была, наверное, даже весьма привлекательной.
— Доброе утро, сэр, — открыв дверь, произнесла она неожиданно высоким и мелодичным голосом.
— Доброе утро. Скажите, не мог бы я повидать мисс Альму Брейди?
— Вы легко можете найти ее в «Дин продактс». Она работает там в отделе полковника Долсона.
— Спасибо, но дело в том, что сегодня утром она не вышла на работу.
— Не вышла на работу? Это забавно. Обычно, если кто-нибудь заболевает, другие девушки сразу же мне об этом говорят. Сама я практически не могу подниматься к ним наверх по лестнице, поэтому точно не знаю, там она или нет. Хотя... хотя вообще-то сегодня утром я на самом деле не видела, как она выходила.
Она сделала несколько шагов к лестнице. Под тяжестью ее веса пол жалобно заскрипел.
— Альма! Альма, дорогая!
Мы оба внимательно прислушались, затем она громко позвала еще раз, но, поскольку никакого ответа не последовало, я сказал:
— Возможно, она еще не проснулась. Если бы вы сказали мне, в какой она комнате, я мог бы сходить и проверить.
— Ну... видите ли, мы здесь стараемся не нарушать правил, а это как раз одно из самых главных: никаких мужчин на втором этаже.
Пришлось снова попробовать применить мое арландское волшебство.
— Меня зовут Геван. Геван Дин. «Дин продактс». Если хотите, могу показать вам мое удостоверение.
— То-то мне сразу показалось, я где-то вас уже видела. Теперь знаю. В газетах. Ну, раз такое дело, думаю, в порядке исключения вам можно разрешить подняться туда, мистер Дин. Ну надо же, я и не подозревала, что Альма с вами знакома. Значит, так: поднимайтесь наверх, идите прямо по коридору в самую заднюю часть дома, последняя дверь налево. А знаете, забавно, но в последнее время я часто о ней думала. Обычно всегда такая веселая, вся светилась, а совсем недавно вроде как потускнела, стала как в воду опущенная.
Я быстро, перешагивая через ступени, поднялся на второй этаж. Там отчетливо ощущались различные девичьи запахи — духов и лосьонов, кремов и бальзамов... А также будто наяву звучали приглушенные ночные хихиканья, шепот близких подруг, доверительно делящихся друг с другом самыми сокровенными тайнами...
На мой стук в дверь комнаты Альмы ответа не последовало. Немного подождав, я осторожно открыл ее, обвел взглядом вокруг и, убедившись, что в комнате никого нет, тихо вошел внутрь. Этой ночью в ее постели явно никто не спал. Скорее всего, Альма провела бурную ночь где-то еще. Что совсем не удивительно, особенно учитывая ее нынешнее состояние. Я вспомнил, что там, у меня в отеле, она держала в руках красное пальто. Я открыл платяной шкаф. Красного пальто в нем не было. Да, похоже, вчера вечером она сюда вообще не приходила. На туалетном столике у постели стояла какая-то фотография. Цветная фотография молодого человека в купальных трусах. Он напряженно смотрел прямо в объектив фотоаппарата, не улыбаясь, неуклюже сложив руки так, что мышцы непроизвольно набухли.
Спустившись вниз, я обнадеживающе улыбнулся ожидавшей меня толстухе:
— Похоже, вчера вечером она вообще там не появлялась.
— Нет-нет, приходила, это точно.
— Вы ее видели?
— Нет, но поскольку моя комната прямо под ее, я слышала, как она там ходила. Ее шаги разбудили меня. Я вообще сплю очень чутко, и к тому же у меня часы со светящимися стрелками. Было чуть после трех.
— Наверное, она пришла, побыла там, а затем снова ушла, потому что постель осталась совершенно нетронутой.
— Знаете, помню, той ночью мне еще подумалось: хорошо, что она опять с кем-то встречается. Раньше Альма частенько приходила поздно ночью, иногда на рассвете, усталая, еле волоча ноги, немного спала, вскакивала и тут же снова на работу. Счастливая, искрящаяся радостью и весельем. В ее возрасте только так и должно быть, а как же иначе? Тогда она, как я уже говорила, была бодрой и жизнерадостной, а вот когда начала проводить вечера у себя в комнате, то стала непривычно задумчивой, даже мрачной. Ни улыбки, ни приятного слова. А ведь она была одной из моих самых приветливых, самых любимых девушек! На неделе, кроме, конечно, субботы с воскресеньем, они обычно редко ходят на поздние свидания, потому что многие из них готовятся к экзаменам в колледже.
— Вас не очень затруднит узнать у других девушек, не видел ли кто ее вчера вечером или сегодня утром, миссис...
— Колсингер. Марта Колсингер, мистер Дин. Конечно же. Куда мне позвонить вам, если что-нибудь узнаю? Или вы сами приедете еще раз?
— Можете звонить мне в «Гарленд». Если меня там вдруг не окажется, то оставьте, пожалуйста, ваше имя, и я при первой же возможности вам перезвоню. Надеюсь, это не доставит вам слишком много хлопот.
— Нет-нет, абсолютно никаких, потому что я все равно хочу сама лично во всем убедиться. Знаете, у меня какое-то неприятное предчувствие. С ней не могло что-нибудь случиться, как вы думаете?
— Вряд ли. Искренне надеюсь, нет.
Поблагодарив ее, я вышел из дома и сел в машину. Теперь мне прежде всего надо было увидеться с Ники, посмотреть на ее реакцию на мое решение поддержать Уолтера Грэнби. Конечно же решение совсем не было окончательным. Это был чистой воды блеф, не более того. Настоящее решение мне надо принять не раньше следующего понедельника. Так что времени было более чем достаточно.
Слава богу, еще по дороге туда у меня хватило по крайней мере частичной порядочности быть условно честным с самим собой. Я хотел ее увидеть. Наша бурная оргия чувств на залитой солнцем террасе почему-то казалась мне уже не совсем реальной, так сказать лишенной материальной основы, и, значит, возможно, ее вообще никогда не было. Всего лишь незначительный эпизод, который надо изо всех сил постараться как можно скорее забыть. И тем не менее мне страстно хотелось получить от нее подтверждение, что это был не сон, а реальная явь. Это было, было, было! Было на самом деле.
Когда человек спит, даже если его, как меня вчера ночью, мучают кошмарные сны, в его мозгу возникает любопытный барьер сознания. Сумасшедшие воспоминания такого рода очень напоминают состояние после очень сильной попойки, когда мало что толком помнишь, когда туманные воспоминания о том, что сказал и сотворил, отнюдь не делают тебе чести. В таких случаях начинаешь сам себя убеждать: «Это не мог быть я. Я совсем не такой. Это какое-то недоразумение. Я наверняка забыл что-то очень и очень важное, что, безусловно, полностью оправдывает мое поведение».
Мимо стремительно проносились низкие туманные облака, время от времени почти касавшиеся вершин многочисленных холмов. Насыщенный влагой воздух становился все теплее и теплее.
Открывшая мне дверь Виктория, как всегда, приветливо улыбнулась и попросила немного подождать в гостиной, пока она сходит за хозяйкой. Я внимательно наблюдал за ней, стараясь заметить хоть какой-нибудь признак, хоть малейший намек на то, что она каким-то, пусть даже самым неведомым образом узнала о случившемся. Прислуга всегда способна сделать весьма ненужные выводы даже из-за самой незначительной небрежности хозяев. Интересно, достаточно ли осторожно Ники распорядилась моей запачканной одеждой? Не допустила ли случайной оплошности? Надеюсь, нет. И хотя обычно мне практически наплевать на то, кто и как думает о моем образе жизни или поступках, на этот раз я с удивлением обнаружил, что, оказывается, мнение Виктории обо всем этом мне далеко не безразлично. Если она узнала, то сам факт внезапного и бурного совокупления свежеиспеченной вдовы с родным братом совсем недавно погибшего человека может показаться ей самой отвратительной мерзостью на свете. Каковой она, собственно, и была. Иначе, как ни старайся, не назовешь.
Но никаких изменений в ее явно дружелюбной вежливости не наблюдалось. Во всяком случае, пока. Когда Виктория, грациозно повернувшись, ушла за Ники, до меня вдруг дошло: ведь если бы горничная так или иначе догадалась о том, что тут произошло после ее ухода, ее бы давно здесь не было. Похоже, она была именно таким человеком. И значит, Ники, независимо от каких-либо иных соображений, наверняка приняла все необходимые меры предосторожности, чтобы, упаси господь, не потерять такую на редкость хорошую прислугу.
Я напряженно ждал, молча сидя в гостиной. Большая, красивая, но неестественно стерильная комната. Никаких признаков, ни пятнышка, ни даже намека на то, что в ней могут обитать живые существа. (Перед вами элемент образцового дома стоимостью свыше ста пятидесяти тысяч долларов. Профессионально и со вкусом подобранные цвета. Маленькие таблички с точным указанием, где можно купить каждый предмет обстановки, и с небольшим добавлением: «Убедительно просим руками ничего не трогать».)
Ники вошла стремительной и, как всегда, грациозной походкой. Нежно поцеловала меня в уголок губ и с приветливой улыбкой хозяйки дома сказала:
— Привет, мой любимый. Я по тебе уже соскучилась.
На ней была белая мужская рубашка с высоко засученными рукавами и плотно облегающие светло-голубые джинсы. Закинутые назад волосы перевязывал шерстяной шнурок, тоже светло-голубого цвета. На правом колене засыхал кусочек садовой грязи, в руках рабочие рукавицы и какой-то инструмент, который выглядел как хищная лапа с когтями вместо пальцев. (А эта модель не менее достойно представляла владелицу образцового американского дома стоимостью в сто пятьдесят тысяч долларов, которая весенним чудесным утром просто обожает работать в своем любимом саду.)
— Если тебе так уж нужна здесь садовая утварь, ты вполне могла бы вкатить сюда тачку или что-нибудь еще в этом роде.
Ники бросила взгляд на рукавицы и инструмент:
— Действительно. Знаешь, я даже не заметила, что держу их в руках. Вообще-то мне тоже позволено нервничать, разве нет, Геван? Позволь мне хоть это, любимый.
Она отошла, чтобы положить рукавицы и садовый инструмент на каминную полку. Кусочек бледной засохшей грязи отвалился с правого колена ее бледно-голубых джинсов и упал на ковер, испортив его безупречную чистоту. Она, спиной ко мне, присела на корточки и тщательно собрала все до мельчайшего кусочка. При этом грубая ткань стала такой же туго натянутой, как и ее кожа. Никаких мешочков жира, никаких провисающих мест выше элегантного темно-синего кожаного ремешка на талии. Только извивающаяся линия молодого тела, безукоризненно прямая спина и эффектно выделяющиеся упругие, округлые ягодицы. Особенно когда она сидела на корточках спиной ко мне. Ее фигура вообще была до странности обманчивой: казалось бы, и снизу и сверху всего более чем достаточно, а общее впечатление все равно — изящная субтильность. Наверное, оно создавалось из-за ее высокого роста, удлиненного овала лица, которое, по идее, должно бы принадлежать несколько более хрупкой женщине, стремительной походки, длинных ног и практически полного отсутствия каких-либо жировых отложений. Ники была будто специально, экономно и без каких-либо излишеств создана для совершенного исполнения одной только ей известной функции — стать оружием, при помощи которого безжалостно убивают. Таких в мире в принципе всегда крайне мало, а уж как Ники, выполненных в духе абсолютного совершенства, может быть, вообще нет.
Весь ее вид наглядно и безошибочно подтверждал каждую частичку, каждый детальный эпизод моих мучительных воспоминаний о вчерашнем дне, искренне заставляя меня желать простить прежде всего самого себя. Ее земная, требовательная плотская натура и абсолютная готовность вызывали настолько мощную атавистическую реакцию, что весь интеллект и моральные основы современного человека отлетали от него, словно пыль от бешено вращающегося колеса.
Собрав все крошки грязи, она аккуратно сложила их в пепельницу, подошла к столу, присела на подлокотник одного из стоящих рядом по-настоящему дорогих и красивых кожаных кресел, устремила на меня изучающий взгляд:
— Вчера вечером я думала, что ты вернешься. Даже придумывала разные маленькие женские хитрости, чтобы тебе легче это было сделать.
— Полагаешь, они бы сработали?
— Скорее всего, нет. Но через пять минут после твоего появления это уже не имело бы никакого значения, так ведь?
— Я почти вернулся.
— Ты был бы набитым дураком, не сделав этого. — Она внимательно осмотрела свои ногти. — Хотя время ты выбрал, боюсь, не совсем удачное. Ее, конечно, можно было бы отправить по каким-нибудь срочным делам, причем надолго, но, мне кажется, это было бы слишком очевидным. Как считаешь?
— Я приехал сюда не для...
— Не так громко, дорогой! — вставая, перебила она меня. — Я пойду переоденусь. Виктория сейчас принесет лед. Ты приготовишь нам выпить, а затем мы вместе пообедаем.
— У меня нет времени на обед.
Изобразив обиженный вид, она не без нотки язвительности заметила:
— Знаешь, дорогой, ты, будто нарочно, стараешься заставить меня забыть, что мне предстоит провести с тобой всю оставшуюся жизнь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34