– Надо все сделать до конца, – произнес он слабым голосом. – Шприц выбросить. Смыть герб, стереть отпечатки пальцев.
Я спешил как мог. На тротуаре стоял мальчик, внимательно посматривая в мою сторону. Я оставил ключ в зажигании – хорошо бы лимузин украли. Флакон с остатками бензина я вышвырнул в канаву на обочине. Шоферскую фуражку взял, сел с ней в свою машину и помчался к северу, к 92-й дороге.
– Как? Выдержишь?
В зеркале я видел, как он скривился.
– Езжай… Езжай поскорее!
Дорога № 301, на которую мы наконец свернули, вскоре вывела нас из густонаселенных районов. Я взглянул на часы. Почти четыре. А Винса ранили в 15.10. Он скверно выглядит. Я повернул еще раз и остановился в распадке между двумя невысокими холмами. Машину я поставил так, чтобы Винса не было видно тем, кто проезжает мимо. Он выбрался наружу и лег на землю. Я стянул с него брюки. Из круглой ранки на левом бедре и из выходного отверстия, неправильного и рваного, беспрерывно текла кровь. Я открыл чемодан, разорвал на полосы белую сорочку и наложил жгут на обе раны. У меня оставалось еще почти пол-литра коньяка. Я обработал им раны и смочил свернутую в несколько слоев ткань. Разорвав рукава сорочки, я закрепил ими оба жгута.
– Божественный запах, – сказал он.
– Помолчи! Сядь так, чтобы я мог с тебя снять рубашку.
Плечо не так кровоточило, зато рана выглядела еще ужасней. Я думаю, пуля задела ключицу и вышла наискосок. Плечевые мышцы оказались разорваны. Я повторил свои прежние действия, достал из его чемодана чистую сорочку, рукава старой разорвал и устроил перевязь для раненой руки. Затем я натянул на него темно-синие брюки. С помощью домкрата я вырыл в песке неглубокую яму, сунул туда окровавленные тряпки и засыпал землей. После того как Винс дважды глотнул «бурбона» прямо из горлышка, цвет его лица несколько изменился к лучшему.
– Благодарю вас, доктор Джеймсон, – сказал он церемонно.
– Тебе нужен настоящий врач.
– Всему свое время.
– А что нам теперь делать, Винс?
– Забраться куда-нибудь, где можно хоть одним глазком взглянуть на деньги.
– Такая любознательность – хороший признак.
– Твоими бы устами…
– Тогда двинулись.
Я помог ему вернуться в машину, и мы снова выехали на дорогу № 301. Я готов был сделать привал при первой же возможности, но Винс не соглашался: нужно отъехать от Тампы как можно дальше, настаивал он. Шоферская фуражка вдруг вспомнилась мне, – я опустил боковое стекло и выбросил ее в кусты, бежавшие вдоль дороги.
В пять часов я поймал по приемнику передачу из Тампы. Секунд в двенадцать они управились с международными событиями и делами у нас в стране, после чего перешли прямо к тому, что нас интересовало. Шум, оказалось, был поднят ужасный. Скучно они тут жили, видать, до нашего прибытия.
Сеньор Сарагоса мертв, он получил пулю в сердце. Убийцы напали на дипломата, когда тот беседовал с неким незнакомцем у выхода из международного аэропорта, рядом с ожидавшим его лимузином. Незнакомец под градом пуль добрался до машины, и шофер увез его с места происшествия. Убийцы в сине-белом «форде» с местным номером скрылись. Погибший дипломат должен был доставить служебные бумаги консулу своей страны. Убийцы оставили нетронутыми чемоданчик и папку с документами. Человек, подвергшийся нападению вместе с покойным дипломатом, описывался как смуглый, высокий мужчина крепкого телосложения в темно-коричневом костюме, соломенной шляпе и солнцезащитных очках. Предполагалось, что он не говорит по-английски. Консул, с которым удалось между тем связаться, отказался комментировать событие. Полиция взяла под контроль все выезды из города. Разыскивается черный «крайслер» и сине-белый «форд». Затем следовало весьма приблизительное описание убийц, способное скорее ввести в заблуждение, чем навести кого-либо на след.
Когда диктор перешел к новостям спорта, я выключил радио.
– Мы проскочили раньше, чем они заперли все входы и выходы, – сказал Винс.
– Да, похоже на то.
– Держу пари, что консул изображает недоумение. А может быть, ему и притворяться не понадобилось.
– Как так?
– Видишь ли, Сарагоса был ничто, нуль. Думаю, они подозревали, что курьер замешан в каких-то темных делишках. Они вполне могли решить, что тут была стычка между своими. Вор у вора дубинку украл. А нарушение дипломатического этикета с их стороны никто не хочет афишировать. Киодос – другое дело, тот должен быть порядком разочарован. Но и он шума подымать не станет.
Его товар всегда имеет спрос. Он свяжет все это происшествие с поражением заговора Мелендеса. Восстание против Пераля уже провалилось. Странно, что они об этом до сих пор не сказали. Все складывается совсем неплохо, Джерри.
– М-да. Все прямо-таки великолепно складывается! У тебя в шкуре две дырки, человек убит, а эти две гориллы наверняка гонятся за нами. Все хорошо, прекрасная маркиза.
– Ничего, Джерри, ты знай верти баранку. Лишь бы лошадка бежала…
Наигранная бодрость его тона прямо-таки резала слух. Я хотел сказать ему об этом, но не сказал.
Когда начались шестичасовые новости, мы проехали Окалу. Я немного опоздал, и маслянистый голос вступил на полуфразе:
« ..из страны поступают отрывочные известия, однако уже известно, что генерал Пераль с помощью войск, верных режиму, одерживает верх над повстанцами. В столице сегодня вечером объявлено чрезвычайное положение, жителям запрещено покидать свои дома. Из достоверных источников получены сведения, что группа заговорщиков во главе с Мелендесом арестована и брошена в тюрьму. Штаб-квартира повстанцев, расположенная на отдаленной гасиенде Мелендеса, хотя и не захвачена еще, но полностью окружена, и капитуляция если не произошла, то ожидается с минуты на минуту. Мы не раз говорили об опасностях, которыми чреваты подобные беспорядки для свободного мира. Видимо, и здесь имели место козни коммунистов, инспирировавших попытку переворота в дружественной нам стране. Стало известно, что группа Мелендеса на протяжении многих месяцев готовила оружие для нападения, и только благодаря случайности правительство было своевременно извещено о грозящей опасности».
– Вот ведь как можно заблуждаться, – заметил Винс. « ..только что нами получено еще одно известие – о личной секретарше Мелендеса, Кармеле де ла Вега. По-видимому, узнав о готовящемся разгроме восстания, она сегодня утром вылетела на одномоторном самолете из поместья Мелендеса. Не имея пилотских прав, она сделала отчаянную попытку перелететь через границу и приземлиться в городке Виадиад, расположенном двумястами милями южнее. Высказывается предположение, что именно она, будучи лояльной гражданкой своей страны, сообщила генералу Пералю о заговоре, а затем бежала, опасаясь победы Мелендеса и последующей расправы. Или же она рассчитывала просто исчезнуть? Теперь уже никто не ответит на эти вопросы, так как самолет потерпел аварию, а Кармела де ла Вега найдена мертвой».
Сразу вслед за этими словами на нас обрушили рекламу новой зубной пасты. Я выключил радио и украдкой взглянул на Винса. Лицо его точно окаменело. На нем совершенно ничего не выражалось.
– Поскользнулась на ровном месте, – произнес он наконец. – Она всегда была склонна к тому. И ощущения высоты у нее не было. Всегда или слишком снижалась или пыталась садиться, когда еще оставалось метров десять до земли.
– Как долго ты еще сможешь продержаться? – спросил я.
– Ну, теперь уже не очень-то… Недолго, Джерри. Я слишком много крови потерял. И пить хочется.
Остановиться мы решили в Старке, Флорида. Мотель был новый, с иголочки. Уже стемнело. Полная женщина, встретившая нас очень радушно, сообщила, что одна двухместная комната свободна. Я объявил, что тогда мы с другом займем ее. Она ответила, что очень рада. Мальчик покажет нам, где поставить машину, и принесет нам льда.
Я последовал за мальчуганом; он остановился возле двадцатого номера. Мальчик отомкнул дверь, отдал мне ключ и пошел за обещанным льдом. Как только он скрылся с глаз, я помог Винсу перебраться в комнату. Лед, вскоре принесенный мальчиком, я взял в дверях, сунув ему чаевые. Я внес багаж, запер дверь, опустил жалюзи и задернул занавески. В кондиционере что-то жужжало. Винс сидел в единственном кресле. Он выпил подряд пять стаканов воды, и ему как будто полегчало.
– Что будем делать?
– Как договорились.
– Тебе нужно лечь.
– Сначала я хочу видеть, что там у нас. Убедиться, что чемодан набит не булыжниками.
– Ну ладно. Кто бы спорил…
Я опустил чемодан с табуретки на пол. Он был заперт. Я сходил за домкратом, снова изнутри закрыл комнату на ключ, взломал домкратом оба замка и поднял крышку. Содержимое чемодана было прикрыто белой тряпицей. Я сорвал и ее, и тогда мы увидели, что там было.

Глава 5

Однодолларовая бумажка скромна и выглядит бедновато. Пятерка задирает нос повыше. Десятка поигрывает мускулами, все в ней надежно и честно. Двадцатидолларовая банкнота шелестит, как музыка в хорошем баре, тихая и волнующая. Пятьдесят? Тут уж в ушах словно бы раздается отдаленный рев публики на конных скачках. Полтинник – удачливый игрок, уверенный в себе; ему не мешало бы побриться; на мизинце у него – видите? – посверкивает желтоватый бриллиант. Ну а стольник, – что говорить, в нем проглядывает уже порода, чувство достоинства, истинного, а не напускного.
А теперь о количестве. Несколько мелких купюр на дне грязного кармана или веер долларовых бумажек в верткой руке шулера где-нибудь в глухом закоулке. Или три пятерки, захватанные и сальные, старательно запечатанные в дешевом конверте. А теперь представим себе солидный портфель, набитый пятерками, десятками, двадцатками. Увидели? Следующей ступенькой в этой иерархии стал бы неброский портфель с банковскими пачками, почти плоский, одними сотнями, – вот он украдкой меняет хозяина где-нибудь в коридоре помпезного правительственного здания.
И все это – ничто в сравнении с увиденным нами. Ничто. После того, что открылось нашим глазам, я был уже другим человеком. И я знал, что мне уже никогда не сделаться прежним, таким, каков я был еще минуту назад. Перед тем как замки черного металлического кейса были взломаны.
Я присел перед ним на корточки. Посмотрел на Винсента. Наши глаза встретились, и около секунды мы смотрели друг на друга так странно – растерянные, объятые неясным чувством то ли стыда, то ли вины, то ли тревоги. И мы сконфуженно отвели глаза в сторону.
– Да-а… – протянул Винс. – Что, собственно, принято говорить в таких случаях?
Деньги были сложены в пакеты высотою около четырех дюймов, каждый пакет перевязан крепко-накрепко проволокой. Пачки лежали плотно, впритирку. Я вытащил одну. Верхняя и нижняя купюры были по сто долларов, и ни та, ни другая не была новой. Взвешивая пачку на руке, я рассматривал ее. Винс тоже хотел увидеть деньги поближе. Я взял второй пакет, передал ему. Он зажал пачку между колен и провел большим пальцем по боковой поверхности, состоящей из краешков множества банкнот.
– Должно быть, пятьсот, – сказал он.
– Это по пятьдесят тысяч в пачке.
– А сколько тут пачек?
Я стал вынимать по одной, считая.
– Хотел в уме сосчитать – не получается, – сказал Винс.
– Минуточку!
На дне кейса лежала записка. Деньги закрывали ее. Тут были цифры, напечатанные слепо, нечисто, – видно, лента была старая, а в шрифт набилась краска. Я взглянул на записку, потом протянул ее Винсу.
34000 х S 100 = S 3400000
500 x S 500 = S 250000
S 3650000
– Кармела не в счет? – спросил я.
– Ты же сам слышал.
Итак, мне принадлежит миллион триста двадцать пять тысяч долларов. Мне лично, одному мне. Я смотрел на всю эту кучу денег.
– Одну пачку придется раздраконить.
– Давай.
Когда я развязал пакет, одна банкнота порвалась. В разъятом виде деньги занимали гораздо больше места. Я на глазок разделил развязанную пачку пополам. И ближнюю ко мне половину сосчитал. Двести шестьдесят две банкноты. Двенадцать штук я переложил в оставшуюся часть. Мои двести пятьдесят сотенных я сунул в свой чемодан, под белье. Карманные деньги. Каких-то двадцать пять тысяч долларов. Порванная сотняга лежала сверху. Я помахал ею Винсу.
– Эту мы, пожалуй, выбросим?
– Бога ради! Давай ее сюда и возьми из моих другую.
– И ты жертвуешь ею с легким сердцем?
– Для надежного друга – да.
Я достал сигареты и зажигалку. Он держал разорванную купюру. Я поджег ее. Он поднес горящую сотню сначала к моей, потом к своей сигарете. Он держал купюру за уголок, пока не обжег себе пальцы.
– Никогда не думал, что когда-нибудь смогу себе это позволить, – сказал он.
И вдруг мы начали хохотать как безумные, задыхаясь от смеха и кашля.
Отсмеявшись, мы разделили всю эту уйму денег. Я получил двадцать шесть пачек сотенных. Винс сказал, что хотел бы взять себе купюры по пятьсот долларов. Там, куда он направляется, их легче сбыть. Я полюбовался своей горой денег, развалил ее и сложил заново. Потом взглянул на ту, на чужую груду денег. И внезапно почувствовал, как злость шевельнулась во мне. Та груда была выше, она и выглядела значительней, да что там – она внушала трепет. Однако тут же я одернул себя: ребенок ты, что ли?
Итак, мы определились с тем, что и кому принадлежит. Я сложил все купюры обратно в кейс. И похвалил себя: взламывая замки, я обошелся с ними достаточно деликатно, они и теперь не отскакивали, и кейс был снова благополучно закрыт (хотя и не заперт). Я поставил его в большой шкаф, запер дверцу на ключ. Принес Винсу еще воды, потом помог ему пройти в ванную и обратно, раздеться, лечь в постель. Я успокоил его: мне знакомо это ощущение, оно пройдет.
Я вышел, сел в машину, отыскал первый попавшийся ресторан, поел и взял для Винса два гамбургера; мне нашли даже какой-то сосуд и дали с собой кофе. Когда я отпирал дверь, во мне вдруг вспыхнула дурацкая мысль – а не смылся ли тем временем Винс со всеми деньгами?
Но он спал. Я считал, что ему необходимо поесть, и потому разбудил его. Он съел гамбургер и выпил половину кофе.
– Что дальше? – поинтересовался я.
– Дальше? Подождем, пока заживут мои раны.
– Это будет не так скоро.
– Это ты так думаешь. И ошибаешься. Если заражения не будет, мне понадобится дней десять, не больше. Я выкарабкаюсь! А потом уеду.
– Куда?
– Это мое дело. Я знаю, куда мне нужно и как туда добраться. После того что произошло с Кармелой, мне уже не придется никуда заезжать по пути.
– Хочешь сказать – то, чего я не знаю, тебе не повредит?
– Вот именно.
– А эти десять дней?
– Самым надежным и удобным местом из всех я считаю твои дом, Джерри. У него есть свои недостатки, но подумай сам и поймешь, что достоинства перевешивают.
Я задумался. Он был прав, но для меня тут возникали проблемы.
– Слушай, а ты легально въехал в страну?
– На сей раз – да.
– Но если ты остановишься у нас, риск возрастает. Чем больше риска, тем это дороже стоит, Винс.
Он бросил на меня долгий взгляд. Потом зевнул и спросил:
– Сколько?
– Еще одну пачку тех, что помельче.
– Чертовски дорогая цена. Ни один квартиросъемщик не платил таких денег ни одному хозяину.
Вот уж не думал, что мы будем этак торговаться. Но ведь, кажется, не я начал?
– Есть еще вариант. Найти уединенное место, где ты спокойно залечишь свои раны. Раз в день я доставлял бы тебе провизию. Между прочим, одно такое место я, кажется, знаю. Можешь поверить, там тебе было бы неплохо.
– А сколько это стоит?
– Это было бы бесплатно.
Он прикрыл глаза. Я решил было, что он уснул, когда раздался его голос:
– О'кей. Ваш дом. Теперь у тебя будет двадцать семь кубиков, поиграться, – ведь ты строитель. Может быть, ты и еще пару вытащишь из меня.
– А, иди ты к дьяволу, Бискай. С голоду не помрешь. Пять пачек сотенных ты бы отдал Кармеле, так ведь? У тебя и теперь остается четыре пачки сверх твоей доли. А потом, дорогой друг мой, я ведь и вообще мог исчезнуть со всей добычей, пока ты играл в волейбол сеньором Сарагосой.
Он опять прикрыл глаза и сказал, помолчав:
– Спокойной ночи, приятель. Я потому и разыскивал тебя. Потому что знал, что ты не исчезнешь.
На следующий день каждое движение доставляло ему страшную боль. Только после десяти мы отправились в путь. Он почти всю дорогу спал и громко стонал во сне. В обед он не мог проглотить ни куска.
Часам к пяти вечера его глаза приобрели странный, не-, натуральный блеск. Я положил ему на лоб ладонь.
– У меня жар? – спросил он.
– Парень, ты весь горишь.
– Это нога.
– Надо искать врача.
– А, ладно. Потерплю. Поехали дальше, лейтенант.
Но еще через час, недалеко от Бирмингема, он начал бредить по-испански и пытался на полном ходу открыть дверцу. Кажется, он уже не осознавал, что с ним, но продолжал что-то бормотать про себя.
В первом же мотеле за Бирмингемом я оплатил комнату и с превеликим трудом затащил туда моего товарища. Домик оказался с краю, на отшибе, и я вдруг подумал – как легко было бы сейчас взять да испариться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17