должна ли я сразу раскрыть карты, или сначала позволить Марку попасться на крючок? Есть искушение немного его пощекотать, понаблюдать, как он краснеет, пытается сообразить и, конечно, так явно врет, что это само по себе уже будет признанием… Смешно. Подло. Опасно.
– Послушай, это моя рубашка!
Я не заметила, как он вернулся. Он стоит за моей спиной, его руки обвиваются вокруг моих плеч, губы касаются моей шеи. Покрываюсь мурашками, когда он шепчет:
– Как дела, детка?
– Хорошо.
Улыбаюсь. Отодвигаю рукой конверт с чеком, лежащий под кипой каталогов. Марк целует меня. Окидывает взглядом зал.
– Ты теперь выставляешь предметы?
– Что?
– Груда тарелок там, в углу, – это инсталляция?
Тарелки! Я совсем про них забыла. Распакованные, сложенные в кучу, заброшенные. Действительно выглядят как инсталляция, я могла бы назвать их: «Семейная сцена 1». Конечно, была бы еще «Семейная сцена 2» – груда разбитого фаянса. И «Семейная сцена 3» – раздавленный флакончик с успокоительным.
– Это? Я еще не знаю, пока только этюд. – Затем, сделав глубокий вдох: – Что ты думаешь о сумочке?
– Совсем как твоя!
Нагибается посмотреть этикетку.
– Ты сделала орфографическую ошибку.
Хмурю брови.
– В названии. Ты ошиблась: написала «п» в слове «тара»… вместо «т». И потом, что за глупое название. Оно ничего не значит!
– А ты подумай…
Неподвижная, стараюсь уловить его реакцию. Поворачивает голову.
– Я не понимаю…
Еще один не обремененный чувством вины…
– Хорошенько подумай, Марк. Только ты можешь увидеть в этом смысл…
Такой забавный. Чешет голову, вертится вокруг «экспоната» как волчок, потом наконец падает на диван, смеясь:
– Я не могу догадаться, Клео! Я сдаюсь! Иди, сядь рядом… – Хлопает по дивану. – И расскажи. Идея представлять предметы в другом свете, конечно, хороша, но… название, действительно…
– Это – ТВОЯ идея!
Понеслось!
– ТЕБЕ пришла в голову идея подарить этой… этой… этой шлюхе такую же сумочку!
Он подпрыгнул от удивления. Подался назад. Встал. Повернулся. Откашлялся. Руки двинулись вокруг головы, словно одурманенные наркотиком стрекозы. Я дышу. Животом. Чтобы не заплакать. Жду.
– Отвечай, Марк…
Мой голос остается спокойным. Слишком спокойным. На удивление. Но это именно то, что нужно. Только бы остаться на высоте. Быть спокойной. Внешне. Внутри бушует буря – хорошо, что я выпила прозак. Положить пальцы на колени. Контролировать голос.
– Ну что?
Размышляет. Трудно. Зажмуривает глаза, на лбу появляются морщинки. Очень трудно. Не перестает ходить туда– сюда.
– Какая сумочка?
Ну это уж слишком!
– Что за наглость!
Разъяренная, встаю. У него еще хватает хамства мне врать! Одним прыжком оказываюсь у письменного стола, потом опять рядом с ним, с конвертом в руке.
– А это что?
– М– м… Это конверт.
– Естественно, конверт! А в нем…
У него на лбу выступает пот. Интересно, догадывается ли он?
– Чек. На две сумочки: серую, мою, и цвета баклажана. И знаешь, что меня бесит?
Ошарашенный, неожиданно вовлеченный в водоворот страстей из– за женщины, Марк застывает на диванчике.
– Что ты даже не мог выбрать мне нормальный цвет! Я предпочитаю цвет баклажана и ненавижу серый!
Для подтверждения своего бешенства я изо всей силы ударяю ногой по груде тарелок.
– Ай!
Большой палец. Начинаю ковылять по галерее, вся в слезах. Марк идет за мной и пытается обнять, но как только он прикасается ко мне, я удаляюсь, наконец он настигает меня у туалета. Сидя передо мной на корточках, он бормочет скороговоркой, будто сообщает что– то срочное:
– Клянусь, ничего не было… Клянусь, ничего не было… – Затем неожиданно спохватывается, его тон становится агрессивным. – И вообще, ты осточертела мне со своими вопросами… Что хочу – то и делаю!
Встает и идет к письменному столу, оставляя меня в недоумении, полной растерянности. Слышу звон дверного колокольчика. Знакомый голос спрашивает:
– What is this? Это кусочек дома Рэйно?
– Нет, старик, это семейная ссора. Приходите завтра, мы закрыты!
Через несколько минут:
– Эй! Клео! Ты долго собираешься дуться в своем туалете?
Не отвечаю.
– Пойдем, я веду тебя обедать!
Он уже стоит перед дверью с моим пальто в руках. Просто невероятно, эта мужская способность делать вид, будто ничего не произошло.
Он поклялся мне, что ничего не было. Но ведь я даже не упомянула ни о чем конкретном. Он сам все сообразил и связал подарок с интрижкой. Таким образом он доказал, что нет дыма без огня. Или он не знал, о чем я думаю, и хотел сразу положить конец моим предположениям. Но откуда эта внезапная агрессия? Зачем нападать, когда можно сосредоточиться на более убедительной обороне? Он мог быть понежнее… Почему предпочел держать дистанцию?
Я ставлю себя на место Соперницы: хорошо сохранившийся мужчина, даже соблазнительный, дарит мне во время романтического ужина роскошный подарок. И использует весь свой шарм, на который способен, а, как известно, Марк может быть весьма обаятельным. Я представляю, что в голове у него далеко не невинные мысли. Это очевидно. В противном случае почему он так старается? Таким образом, она думает, что ее хотят соблазнить. А так как она приняла подарок и ужинает с ним, можно предположить, что с таким же энтузиазмом она согласится и на остальное. Вывод: тут все шито белыми нитками, а я хочу знать правду.
* * *
Улика № 1. Распечатка остатка на счете на кредитной карточке. Улика № 2. Чек.
Примечание: смешанная реакция на разговор на эту тему – между обороной и нападением. Явное неудобство. Капельки пота. Краснота. Отделывается уверткой.
Помещаю улики в моем новом портфолио.
Марка нет дома, воспользуюсь его отсутствием, чтобы продолжить расследование. Непременно должны быть какие– нибудь следы его отношений с Соперницей. Выворачиваю карманы его костюмов. Ничего. Роюсь в шкафах. Снова ничего. Заглядываю в сложенные рубашки… Ничего подозрительного. Я, конечно, не рассчитывала найти следы губной помады на воротничках, но все– таки. Я почти разочарована. А также встревожена. Возможно ли, что мой муж настолько подкован в искусстве маскировки? Я нюхаю его куртки и чувствую лишь запах осенней листвы, смешанной с цитрусовыми. Ах! Может быть, эта… Я сую свой нос глубже в ткань – красивую, превосходного качества, на сто процентов итальянскую – и пытаюсь отделить нотки, кажущиеся мне женскими. Белый мускус… Сухие духи… С колотящимся сердцем закрываю глаза. Этот аромат что– то напоминает. Я знаю кого– то, кто так пахнет. Но кто? Майя? Нет, она предпочитает пачули и сандал. Белый мускус… Довольно приятный. Теперь запах присутствует везде, я его ощущаю в носу. Даже чувствую его в нашей ванной. В нашей ванной? Он имел наглость привести свою… Соперницу к нам домой? Раздраженная, я открываю все окна и начинаю тщательный осмотр мягкой мебели. Нахожу лишь одну фисташку. И несколько волосков Марка. Ничего. Возвращаюсь в ванную. Запах мускуса бьет мне в нос. Наши кимоно. У нас два юката, которые мы надеваем по утрам, для завтрака. Мой – красный, у Марка – синий. Охваченная внезапным порывом, я раскладываю их на кровати, на ярком свету. И вот между переплетениями листьев и бамбука я обнаруживаю на одеянии моего мужа… превосходный светлый волосок.
Первый рефлекс – кинуться к зеркалу и убедиться, что цвет моих волос не изменился: кто знает, последнее время было такое яркое солнце. Но нет, конечно же, нет. Я остаюсь брюнеткой с несколькими рыжеватыми прядями, если хорошо поискать. Каштановые волосы, как говорила мама. Но уж никак не блондинка.
Хочется пить. Перед тем как направиться на кухню, удостоверяюсь, что мерзкий волосок все еще на месте. Вооружившись пинцетом, аккуратно беру его с ткани, к которой он накрепко прилип из– за статического электричества. Он к тому же упрямый! Наконец кладу его на бумажную салфетку. На белом фоне еще хуже: это золотистый волос! Нувориш. Уношу его с собой, кладу на стол рядом с чайником. Он меня доводит до бешенства. Резким жестом стряхиваю его в прозрачный пакетик и опускаю в сумочку. Чай вдруг кажется горьким.
– Эй, детка! Что это за беспорядок?
Марк. Я опять не слышала, как он пришел. Смотрю на часы. Рано.
– Ты ушел с работы?
– Хотел сделать тебе сюрприз, вернувшись пораньше. Мы сможем вместе провести вечер, только вдвоем… Звонил в галерею, но там не отвечали… теперь понимаю почему.
Улыбаясь, он вешает пиджак на стул и развязывает галстук. Принес цветы.
– Чем ты занималась? Грабила собственную квартиру?
Быстро. Думай. Отвечай…
– Нет…
Его глаза не удовлетворяются ответом. Объяснение, срочно!
– Я решила немного прибраться. В шкафах такой бардак! Мне вдруг захотелось…
Наливает себе чаю и берет меня за руки. Не знаю, верит ли мне.
– Руки мокрые.
– Что?
– Я говорю о твоих руках. Они влажные…
Глаза в глаза. Как такой открытый взгляд может прятать столь двуличную душу?
– Ты уверена, что все в порядке?
У него мягкий, глубокий, нежный голос. По виду кажется, будто он действительно обеспокоен моим состоянием. Когда он обнимает меня, я даю себе слово, что не скажу ему о моих находках.
– Сходи прими ванну, это тебя успокоит. А я тем временем приготовлю ужин.
Вливая ароматические масла в ванную, я понимаю свою ошибку. Белый мускус. Это мой запах! Вспыхивает надежда. Голая, я бегу к Марку на кухню.
– Марк, посмотри на меня повнимательнее! Тебе не кажется, что у меня отросли белые пряди?
Смеется.
– Блондинка? Но ты черненькая, детка моя. И я люблю тебя именно такой.
Смачно шлепает меня пониже спины.
– Давай скорее! А то все будет пережаренным!
Перед тем как залезть обратно в ванную, я вытаскиваю волосок и вновь убираю, он по– прежнему будет храниться в моем портфолио.
Улика № 3. Светлый волос. Примечание: реакция нулевая. Я пока не упомянула о нем.
С тех пор как Марк обзавелся ноутбуком и последней моделью телефона «Нокиа», который, помимо звонков, еще и находит адреса, отправляет факсы, е– мейлы и планирует рабочий день, у него больше нет ассистентки. Зато он нанял целую банду девушек– стажеров с кукольными личиками, втиснутых в черные костюмчики. Чем они только не занимаются в офисе: кофе, ксерокопии, бронирование билетов, реклама, публикации… и, по неизменно циничному мнению Майи, далее по списку. Раньше мне казалось забавным представлять, как эти «барби» рискуют своими прическами и макияжем ради всяких выкрутасов – такие картины заставляли меня стонать от хохота. Теперь я больше не нахожу это смешным. Потому что, как сказала бы упомянутая Майя, я не могу не думать: «А что, если это правда? Какую из этих блондиночек мой муж брал с собой в Лондон?» Единственный способ узнать – спросить у них. Они так ненавидят друг друга, что если одна приобрела какие– нибудь привилегии, подружки не преминут подложить ей свинью.
– Издательство «Лафлер», добрый день!
Узнаю голос Виржини, она у них постарше, довольно милая девушка. Всегда готова оказать услугу и достаточно сообразительна, чтобы не задавать много вопросов. Повезло.
– Виржини! Здравствуй, это Клео. Скажи… ты не знаешь, с кем Марк был в Лондоне последний раз?
– Подожди, пойду поищу его органайзер.
Шорох бумаги и неопределенный звук. Виржини из тех девушек, которым нужно послюнявить палец, чтобы перевернуть страницу.
– Никого! Все присутствовали в офисе, нужно было закончить каталог. Нет, судя по всему, он ездил один.
– Вот как? А… Ты, случайно, не знаешь, с кем он мог там ужинать?
– Никто не записан. Посмотрю примечание…
Может, цель уже близка… Чувствую жар, волнение. Безмолвная, я даю ей возможность подумать.
– Он был там по поводу Клазена. Логично предположить, что он ужинал с агентом.
– Ты его знаешь?
Чересчур быстро. Не смогла удержаться, вопрос вырвался из моего рта с обескураживающей поспешностью. Если Виржини и удивилась, то виду не подала.
– Я много раз говорила с ней по телефону, но… Нет, я ее не знаю.
ЕЕ?! Мои сомнения, мои страхи – все разом возродилось к жизни. Неужели я с первого раза попала в десятку? Неуверенным голосом, больше похожим на карканье, чем на мое обычное сопрано, задаю ЭТОТ вопрос, который уже заключает в себе ответ.
– Этот агент – женского пола?
Я не решилась сказать «женщина», это слишком болезненно. «Девица» – совсем неподобающе. Хотя говорят же: «девица легкого поведения»… Пф– ф… Устарело. «Баба» не входит в мой лексикон, а «шлюха» – слишком лично. Виржини бы не поняла. «Женского пола» – то, что надо. Это придает небольшой физиологический оттенок, внушающий доверие. Тут хотя бы нет намека на любовные отношения.
– Да. Ее зовут… погоди, дай подумать… – Слышу, как она кого– то спрашивает: – Мелани, как зовут ту мымру– климактеричку, что работает с Сержем? Ну, у нее еще фамилия как название пива…
– Стефани! Стефани Фостер. И она не мымра, а амеба!
– Да, спасибо! Клео, ты слушаешь? Это Стефани. Стефани Фостер!
– Да, слышала!
– О черт!
Бедняжка Виржини! Она, должно быть, испугалась, что я скажу Марку о ее неподобающем поведении. Если бы она знала, как я с ней солидарна!
– Ничего страшного. Я никому не скажу.
– Спасибо! Ты великодушна, Клео. Знаешь, Марк не переносит такие выражения!
– Знаю. И ты помалкивай, о'кей? Муж ненавидит, когда я задаю вопросы о том, как он проводит свое рабочее время!
Небольшой смешок. Она меня понимает. Женская солидарность.
– Обещаю! И еще, Клео, не найдется ли у тебя в галерее какая– нибудь работа для меня?
Вот уж удивила так удивила. Что я найду для стажера? Хотя… Виржини умна, расторопна… Она могла бы мне помогать устраивать проекты. Я никогда об этом не задумывалась, но, в сущности, почему бы нет?
– Послушай… У меня есть кое– что в голове, нечто очень личное… Если тебя устроит над этим поработать…
В моей голове действительно зарождается план.
– А что конкретно?
Я готовлю выставку с инсталляциями. Сумочка. Тарелки.
– Инсталляции, выражающие разные чувства, например, ревность… Скорее концептуально, понимаешь… только инсталляции…
– Ух ты… Это круто! Хоть что– то новое, неординарное.
Да нет же! Это, напротив, так банально!
– Вообще– то обычные предметы, передающие сомнение, боль, гнев.
Я уже вижу мою выставку. Чувствую ее. Это будет убийственно! Она произведет настоящий фурор. Нечто грандиозное. Я непроизвольно сжимаю кулаки и начинаю колотить по полу каблуком.
– Гениально! А кто автор?
– Я!
– О!
Неуверенность, которую я почувствовала в голосе Виржини, спускает меня с небес на землю. Художником внезапно не становятся. Уж кому, как не мне, это знать. Папа делал превосходные фотографии, у меня же никогда ничего не получалось. Мой конек – тонкое чутье, но отнюдь не творчество.
– Удачно придумано… С твоим опытом… твой отец, галерея… ты известна в этих кругах… может выйти…
Она подала мне идею.
– Если найдешь опытного помощника…
Конечно. Мне нужен агент.
– Послушай, Клео. Меня цепляет твоя затея. Между нами, мне уже порядком надоело играть девчонку на ресепшн для твоего мужа. Если согласишься, я готова попытать удачу вместе с тобой. Надо только найти хорошего агента…
– Амебу?
– А! Фостер! Неплохо! Очень даже неплохо. Такая стерва способна луну с неба достать!
Решено.
– Вот, записывай ее номер. Когда мне можно приступить к работе?
– Дай мне неделю – время на то, чтобы с ней связаться. А пока… Ни слова Марку, ладно?
– Обещаю. Ни единого словечка!
Повесив трубку, я осознаю, что мне необходимы еще пять минут глубокого дыхания, чтобы вернуться к нормальному сердечному ритму. Затем кладу в свой портфолио тетрадный лист, на котором я нацарапала: «"Ловушка для однолюбов". Стефани Фостер». И номер телефона.
Чувствую, что я в отличной форме.
Броситься в пучину. Нажать на эти чертовы телефонные клавиши, набрать десять цифр, отделяющих меня от правды. Это, по сути, оказалось так просто – найти ее. Если бы она была из совсем других кругов, тогда не знаю, но в моем случае… Эта Стефани Фостер на самом виду, как чучело посреди поля. Стоит протянуть руку, и попадешь в ее когтистые объятия проголодавшейся фурии. Близость. Несомненно, именно по этой причине я какое– то время и не подозревала о происходящем. Какая дура!
Ноль – один… У нее волосы на голове встанут дыбом, когда я скажу, кто я. А вообще нет. Ничего ей не скажу. Так будет забавнее. Сорок восемь… В любом случае она должна догадываться, что Марк женат… В его– то возрасте… пятьдесят один… Правда, он не носит кольцо, говорит, что у него артрит… Ну да! Так легче клеить других девиц. Двадцать два… Впрочем, большинство подобных женщин предпочитают женатых. От колец они просто тают… Как снежинки… Пятьдесят пять… Без риска, без привязанности… Пару раз, и разбежались…
– Слушаю?
Вот и она. Жуткий голос курильщицы. И это «Слушаю»… Вульгарно. Не могла, что ли, сказать «Алло», как все нормальные люди? Любезнейшим тоном приветствую:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12
– Послушай, это моя рубашка!
Я не заметила, как он вернулся. Он стоит за моей спиной, его руки обвиваются вокруг моих плеч, губы касаются моей шеи. Покрываюсь мурашками, когда он шепчет:
– Как дела, детка?
– Хорошо.
Улыбаюсь. Отодвигаю рукой конверт с чеком, лежащий под кипой каталогов. Марк целует меня. Окидывает взглядом зал.
– Ты теперь выставляешь предметы?
– Что?
– Груда тарелок там, в углу, – это инсталляция?
Тарелки! Я совсем про них забыла. Распакованные, сложенные в кучу, заброшенные. Действительно выглядят как инсталляция, я могла бы назвать их: «Семейная сцена 1». Конечно, была бы еще «Семейная сцена 2» – груда разбитого фаянса. И «Семейная сцена 3» – раздавленный флакончик с успокоительным.
– Это? Я еще не знаю, пока только этюд. – Затем, сделав глубокий вдох: – Что ты думаешь о сумочке?
– Совсем как твоя!
Нагибается посмотреть этикетку.
– Ты сделала орфографическую ошибку.
Хмурю брови.
– В названии. Ты ошиблась: написала «п» в слове «тара»… вместо «т». И потом, что за глупое название. Оно ничего не значит!
– А ты подумай…
Неподвижная, стараюсь уловить его реакцию. Поворачивает голову.
– Я не понимаю…
Еще один не обремененный чувством вины…
– Хорошенько подумай, Марк. Только ты можешь увидеть в этом смысл…
Такой забавный. Чешет голову, вертится вокруг «экспоната» как волчок, потом наконец падает на диван, смеясь:
– Я не могу догадаться, Клео! Я сдаюсь! Иди, сядь рядом… – Хлопает по дивану. – И расскажи. Идея представлять предметы в другом свете, конечно, хороша, но… название, действительно…
– Это – ТВОЯ идея!
Понеслось!
– ТЕБЕ пришла в голову идея подарить этой… этой… этой шлюхе такую же сумочку!
Он подпрыгнул от удивления. Подался назад. Встал. Повернулся. Откашлялся. Руки двинулись вокруг головы, словно одурманенные наркотиком стрекозы. Я дышу. Животом. Чтобы не заплакать. Жду.
– Отвечай, Марк…
Мой голос остается спокойным. Слишком спокойным. На удивление. Но это именно то, что нужно. Только бы остаться на высоте. Быть спокойной. Внешне. Внутри бушует буря – хорошо, что я выпила прозак. Положить пальцы на колени. Контролировать голос.
– Ну что?
Размышляет. Трудно. Зажмуривает глаза, на лбу появляются морщинки. Очень трудно. Не перестает ходить туда– сюда.
– Какая сумочка?
Ну это уж слишком!
– Что за наглость!
Разъяренная, встаю. У него еще хватает хамства мне врать! Одним прыжком оказываюсь у письменного стола, потом опять рядом с ним, с конвертом в руке.
– А это что?
– М– м… Это конверт.
– Естественно, конверт! А в нем…
У него на лбу выступает пот. Интересно, догадывается ли он?
– Чек. На две сумочки: серую, мою, и цвета баклажана. И знаешь, что меня бесит?
Ошарашенный, неожиданно вовлеченный в водоворот страстей из– за женщины, Марк застывает на диванчике.
– Что ты даже не мог выбрать мне нормальный цвет! Я предпочитаю цвет баклажана и ненавижу серый!
Для подтверждения своего бешенства я изо всей силы ударяю ногой по груде тарелок.
– Ай!
Большой палец. Начинаю ковылять по галерее, вся в слезах. Марк идет за мной и пытается обнять, но как только он прикасается ко мне, я удаляюсь, наконец он настигает меня у туалета. Сидя передо мной на корточках, он бормочет скороговоркой, будто сообщает что– то срочное:
– Клянусь, ничего не было… Клянусь, ничего не было… – Затем неожиданно спохватывается, его тон становится агрессивным. – И вообще, ты осточертела мне со своими вопросами… Что хочу – то и делаю!
Встает и идет к письменному столу, оставляя меня в недоумении, полной растерянности. Слышу звон дверного колокольчика. Знакомый голос спрашивает:
– What is this? Это кусочек дома Рэйно?
– Нет, старик, это семейная ссора. Приходите завтра, мы закрыты!
Через несколько минут:
– Эй! Клео! Ты долго собираешься дуться в своем туалете?
Не отвечаю.
– Пойдем, я веду тебя обедать!
Он уже стоит перед дверью с моим пальто в руках. Просто невероятно, эта мужская способность делать вид, будто ничего не произошло.
Он поклялся мне, что ничего не было. Но ведь я даже не упомянула ни о чем конкретном. Он сам все сообразил и связал подарок с интрижкой. Таким образом он доказал, что нет дыма без огня. Или он не знал, о чем я думаю, и хотел сразу положить конец моим предположениям. Но откуда эта внезапная агрессия? Зачем нападать, когда можно сосредоточиться на более убедительной обороне? Он мог быть понежнее… Почему предпочел держать дистанцию?
Я ставлю себя на место Соперницы: хорошо сохранившийся мужчина, даже соблазнительный, дарит мне во время романтического ужина роскошный подарок. И использует весь свой шарм, на который способен, а, как известно, Марк может быть весьма обаятельным. Я представляю, что в голове у него далеко не невинные мысли. Это очевидно. В противном случае почему он так старается? Таким образом, она думает, что ее хотят соблазнить. А так как она приняла подарок и ужинает с ним, можно предположить, что с таким же энтузиазмом она согласится и на остальное. Вывод: тут все шито белыми нитками, а я хочу знать правду.
* * *
Улика № 1. Распечатка остатка на счете на кредитной карточке. Улика № 2. Чек.
Примечание: смешанная реакция на разговор на эту тему – между обороной и нападением. Явное неудобство. Капельки пота. Краснота. Отделывается уверткой.
Помещаю улики в моем новом портфолио.
Марка нет дома, воспользуюсь его отсутствием, чтобы продолжить расследование. Непременно должны быть какие– нибудь следы его отношений с Соперницей. Выворачиваю карманы его костюмов. Ничего. Роюсь в шкафах. Снова ничего. Заглядываю в сложенные рубашки… Ничего подозрительного. Я, конечно, не рассчитывала найти следы губной помады на воротничках, но все– таки. Я почти разочарована. А также встревожена. Возможно ли, что мой муж настолько подкован в искусстве маскировки? Я нюхаю его куртки и чувствую лишь запах осенней листвы, смешанной с цитрусовыми. Ах! Может быть, эта… Я сую свой нос глубже в ткань – красивую, превосходного качества, на сто процентов итальянскую – и пытаюсь отделить нотки, кажущиеся мне женскими. Белый мускус… Сухие духи… С колотящимся сердцем закрываю глаза. Этот аромат что– то напоминает. Я знаю кого– то, кто так пахнет. Но кто? Майя? Нет, она предпочитает пачули и сандал. Белый мускус… Довольно приятный. Теперь запах присутствует везде, я его ощущаю в носу. Даже чувствую его в нашей ванной. В нашей ванной? Он имел наглость привести свою… Соперницу к нам домой? Раздраженная, я открываю все окна и начинаю тщательный осмотр мягкой мебели. Нахожу лишь одну фисташку. И несколько волосков Марка. Ничего. Возвращаюсь в ванную. Запах мускуса бьет мне в нос. Наши кимоно. У нас два юката, которые мы надеваем по утрам, для завтрака. Мой – красный, у Марка – синий. Охваченная внезапным порывом, я раскладываю их на кровати, на ярком свету. И вот между переплетениями листьев и бамбука я обнаруживаю на одеянии моего мужа… превосходный светлый волосок.
Первый рефлекс – кинуться к зеркалу и убедиться, что цвет моих волос не изменился: кто знает, последнее время было такое яркое солнце. Но нет, конечно же, нет. Я остаюсь брюнеткой с несколькими рыжеватыми прядями, если хорошо поискать. Каштановые волосы, как говорила мама. Но уж никак не блондинка.
Хочется пить. Перед тем как направиться на кухню, удостоверяюсь, что мерзкий волосок все еще на месте. Вооружившись пинцетом, аккуратно беру его с ткани, к которой он накрепко прилип из– за статического электричества. Он к тому же упрямый! Наконец кладу его на бумажную салфетку. На белом фоне еще хуже: это золотистый волос! Нувориш. Уношу его с собой, кладу на стол рядом с чайником. Он меня доводит до бешенства. Резким жестом стряхиваю его в прозрачный пакетик и опускаю в сумочку. Чай вдруг кажется горьким.
– Эй, детка! Что это за беспорядок?
Марк. Я опять не слышала, как он пришел. Смотрю на часы. Рано.
– Ты ушел с работы?
– Хотел сделать тебе сюрприз, вернувшись пораньше. Мы сможем вместе провести вечер, только вдвоем… Звонил в галерею, но там не отвечали… теперь понимаю почему.
Улыбаясь, он вешает пиджак на стул и развязывает галстук. Принес цветы.
– Чем ты занималась? Грабила собственную квартиру?
Быстро. Думай. Отвечай…
– Нет…
Его глаза не удовлетворяются ответом. Объяснение, срочно!
– Я решила немного прибраться. В шкафах такой бардак! Мне вдруг захотелось…
Наливает себе чаю и берет меня за руки. Не знаю, верит ли мне.
– Руки мокрые.
– Что?
– Я говорю о твоих руках. Они влажные…
Глаза в глаза. Как такой открытый взгляд может прятать столь двуличную душу?
– Ты уверена, что все в порядке?
У него мягкий, глубокий, нежный голос. По виду кажется, будто он действительно обеспокоен моим состоянием. Когда он обнимает меня, я даю себе слово, что не скажу ему о моих находках.
– Сходи прими ванну, это тебя успокоит. А я тем временем приготовлю ужин.
Вливая ароматические масла в ванную, я понимаю свою ошибку. Белый мускус. Это мой запах! Вспыхивает надежда. Голая, я бегу к Марку на кухню.
– Марк, посмотри на меня повнимательнее! Тебе не кажется, что у меня отросли белые пряди?
Смеется.
– Блондинка? Но ты черненькая, детка моя. И я люблю тебя именно такой.
Смачно шлепает меня пониже спины.
– Давай скорее! А то все будет пережаренным!
Перед тем как залезть обратно в ванную, я вытаскиваю волосок и вновь убираю, он по– прежнему будет храниться в моем портфолио.
Улика № 3. Светлый волос. Примечание: реакция нулевая. Я пока не упомянула о нем.
С тех пор как Марк обзавелся ноутбуком и последней моделью телефона «Нокиа», который, помимо звонков, еще и находит адреса, отправляет факсы, е– мейлы и планирует рабочий день, у него больше нет ассистентки. Зато он нанял целую банду девушек– стажеров с кукольными личиками, втиснутых в черные костюмчики. Чем они только не занимаются в офисе: кофе, ксерокопии, бронирование билетов, реклама, публикации… и, по неизменно циничному мнению Майи, далее по списку. Раньше мне казалось забавным представлять, как эти «барби» рискуют своими прическами и макияжем ради всяких выкрутасов – такие картины заставляли меня стонать от хохота. Теперь я больше не нахожу это смешным. Потому что, как сказала бы упомянутая Майя, я не могу не думать: «А что, если это правда? Какую из этих блондиночек мой муж брал с собой в Лондон?» Единственный способ узнать – спросить у них. Они так ненавидят друг друга, что если одна приобрела какие– нибудь привилегии, подружки не преминут подложить ей свинью.
– Издательство «Лафлер», добрый день!
Узнаю голос Виржини, она у них постарше, довольно милая девушка. Всегда готова оказать услугу и достаточно сообразительна, чтобы не задавать много вопросов. Повезло.
– Виржини! Здравствуй, это Клео. Скажи… ты не знаешь, с кем Марк был в Лондоне последний раз?
– Подожди, пойду поищу его органайзер.
Шорох бумаги и неопределенный звук. Виржини из тех девушек, которым нужно послюнявить палец, чтобы перевернуть страницу.
– Никого! Все присутствовали в офисе, нужно было закончить каталог. Нет, судя по всему, он ездил один.
– Вот как? А… Ты, случайно, не знаешь, с кем он мог там ужинать?
– Никто не записан. Посмотрю примечание…
Может, цель уже близка… Чувствую жар, волнение. Безмолвная, я даю ей возможность подумать.
– Он был там по поводу Клазена. Логично предположить, что он ужинал с агентом.
– Ты его знаешь?
Чересчур быстро. Не смогла удержаться, вопрос вырвался из моего рта с обескураживающей поспешностью. Если Виржини и удивилась, то виду не подала.
– Я много раз говорила с ней по телефону, но… Нет, я ее не знаю.
ЕЕ?! Мои сомнения, мои страхи – все разом возродилось к жизни. Неужели я с первого раза попала в десятку? Неуверенным голосом, больше похожим на карканье, чем на мое обычное сопрано, задаю ЭТОТ вопрос, который уже заключает в себе ответ.
– Этот агент – женского пола?
Я не решилась сказать «женщина», это слишком болезненно. «Девица» – совсем неподобающе. Хотя говорят же: «девица легкого поведения»… Пф– ф… Устарело. «Баба» не входит в мой лексикон, а «шлюха» – слишком лично. Виржини бы не поняла. «Женского пола» – то, что надо. Это придает небольшой физиологический оттенок, внушающий доверие. Тут хотя бы нет намека на любовные отношения.
– Да. Ее зовут… погоди, дай подумать… – Слышу, как она кого– то спрашивает: – Мелани, как зовут ту мымру– климактеричку, что работает с Сержем? Ну, у нее еще фамилия как название пива…
– Стефани! Стефани Фостер. И она не мымра, а амеба!
– Да, спасибо! Клео, ты слушаешь? Это Стефани. Стефани Фостер!
– Да, слышала!
– О черт!
Бедняжка Виржини! Она, должно быть, испугалась, что я скажу Марку о ее неподобающем поведении. Если бы она знала, как я с ней солидарна!
– Ничего страшного. Я никому не скажу.
– Спасибо! Ты великодушна, Клео. Знаешь, Марк не переносит такие выражения!
– Знаю. И ты помалкивай, о'кей? Муж ненавидит, когда я задаю вопросы о том, как он проводит свое рабочее время!
Небольшой смешок. Она меня понимает. Женская солидарность.
– Обещаю! И еще, Клео, не найдется ли у тебя в галерее какая– нибудь работа для меня?
Вот уж удивила так удивила. Что я найду для стажера? Хотя… Виржини умна, расторопна… Она могла бы мне помогать устраивать проекты. Я никогда об этом не задумывалась, но, в сущности, почему бы нет?
– Послушай… У меня есть кое– что в голове, нечто очень личное… Если тебя устроит над этим поработать…
В моей голове действительно зарождается план.
– А что конкретно?
Я готовлю выставку с инсталляциями. Сумочка. Тарелки.
– Инсталляции, выражающие разные чувства, например, ревность… Скорее концептуально, понимаешь… только инсталляции…
– Ух ты… Это круто! Хоть что– то новое, неординарное.
Да нет же! Это, напротив, так банально!
– Вообще– то обычные предметы, передающие сомнение, боль, гнев.
Я уже вижу мою выставку. Чувствую ее. Это будет убийственно! Она произведет настоящий фурор. Нечто грандиозное. Я непроизвольно сжимаю кулаки и начинаю колотить по полу каблуком.
– Гениально! А кто автор?
– Я!
– О!
Неуверенность, которую я почувствовала в голосе Виржини, спускает меня с небес на землю. Художником внезапно не становятся. Уж кому, как не мне, это знать. Папа делал превосходные фотографии, у меня же никогда ничего не получалось. Мой конек – тонкое чутье, но отнюдь не творчество.
– Удачно придумано… С твоим опытом… твой отец, галерея… ты известна в этих кругах… может выйти…
Она подала мне идею.
– Если найдешь опытного помощника…
Конечно. Мне нужен агент.
– Послушай, Клео. Меня цепляет твоя затея. Между нами, мне уже порядком надоело играть девчонку на ресепшн для твоего мужа. Если согласишься, я готова попытать удачу вместе с тобой. Надо только найти хорошего агента…
– Амебу?
– А! Фостер! Неплохо! Очень даже неплохо. Такая стерва способна луну с неба достать!
Решено.
– Вот, записывай ее номер. Когда мне можно приступить к работе?
– Дай мне неделю – время на то, чтобы с ней связаться. А пока… Ни слова Марку, ладно?
– Обещаю. Ни единого словечка!
Повесив трубку, я осознаю, что мне необходимы еще пять минут глубокого дыхания, чтобы вернуться к нормальному сердечному ритму. Затем кладу в свой портфолио тетрадный лист, на котором я нацарапала: «"Ловушка для однолюбов". Стефани Фостер». И номер телефона.
Чувствую, что я в отличной форме.
Броситься в пучину. Нажать на эти чертовы телефонные клавиши, набрать десять цифр, отделяющих меня от правды. Это, по сути, оказалось так просто – найти ее. Если бы она была из совсем других кругов, тогда не знаю, но в моем случае… Эта Стефани Фостер на самом виду, как чучело посреди поля. Стоит протянуть руку, и попадешь в ее когтистые объятия проголодавшейся фурии. Близость. Несомненно, именно по этой причине я какое– то время и не подозревала о происходящем. Какая дура!
Ноль – один… У нее волосы на голове встанут дыбом, когда я скажу, кто я. А вообще нет. Ничего ей не скажу. Так будет забавнее. Сорок восемь… В любом случае она должна догадываться, что Марк женат… В его– то возрасте… пятьдесят один… Правда, он не носит кольцо, говорит, что у него артрит… Ну да! Так легче клеить других девиц. Двадцать два… Впрочем, большинство подобных женщин предпочитают женатых. От колец они просто тают… Как снежинки… Пятьдесят пять… Без риска, без привязанности… Пару раз, и разбежались…
– Слушаю?
Вот и она. Жуткий голос курильщицы. И это «Слушаю»… Вульгарно. Не могла, что ли, сказать «Алло», как все нормальные люди? Любезнейшим тоном приветствую:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12