Спрятавшись за щитом своих профессиональных обязанностей, я делаю первый шаг.
– Что насчет картины?
Ральф смеется:
– Ах да, картина…
Еще ни в одном «да» за всю мою жизнь мне столь явно не слышалось «Черт возьми!».
– Риск картину! It's a done deal. Увидимся в двенадцать…
Фраза не заключает в себе ни императива, ни вопроса. Увидимся в двенадцать. Точка. Где?
– В студии.
– Позавтракаем потом?
– У меня мало времени… В постановке кое– что поменяли. Я должен вернуться к двум часам.
Значит, не позавтракаем.
– See you there!
Повесил трубку. Надо же, какая самоуверенность! Можно подумать, что роль переходит в его личную жизнь, или, наоборот, он так хорош в этой роли, потому что таков по сути. Обольстительный мачо. Чувственный диктатор. Дон Жуан собственной персоной покидает сцену и выходит на волю. И это работает!
С неожиданно легким сердцем я, непонятно отчего, порхаю по галерее, убивая тот час, что отделяет меня от свидания. В туалете подвергаю себя драконовскому осмотру, заштукатуривая все, что только можно замазать с помощью косметики. Потом нахожу, что у меня вид старой куклы, и стираю нанесенный с таким усердием макияж, оставив лишь немного пудры, чуть– чуть розовых румян и прозрачного блеска для губ. Мое лицо больше не выносит гламура. Во всяком случае, не среди бела дня.
Включаю автоответчик, сигнализацию, закрываю галерею и бодрым шагом семилетней девчушки направляюсь в сторону Бастилии. Вовсе не для того, чтобы позавтракать или выпить чашку кофе. Без какой– либо иной причины, кроме как броситься в пасть волку, не являющемуся моим мужем.
Невероятное ощущение. Преодолев собственную цензуру, я будто повзрослела.
* * *
Второй раунд с Ральфом оказался более содержательным. Во– первых, он открыл мне дверь в черном шелковом пеньюаре. Во– вторых, даже не поздоровавшись, – впрочем, он сделал это по телефону, – он жадно завладел моими губами, носом, ресницами…
– Ве11е figlia dell'amore!
Влажными губами Ральф шепчет мне на ухо слова, доносящиеся из динамиков музыкального центра:
– Schiavo son de'vezzi tuoi… Растягивает слова. Итальянский заставляет меня трепетать. Его рот. Тише продолжает:
– Con un detto sol tu puoi…
Тише. Еще тише. Прочь от избитых путей.
– Le mie pene consolar…
Представить невозможно, какое это блаженство, когда тебя щекочут языком между пальцами ног. Новая эрогенная зона на большом пальце. Моя рука ползет по его животу вниз.
– vieni et senti del mio cor…
Я сдаюсь.
– Il frequente… Palpitar.
Да. Секс как единственный способ самовыражения. Половые выделения вместо росписи.
Чистокровная лошадь под седлом жокея. Пересекает финишную отметку. Смесь силы и благородства. Мне это нравится. Я не думаю о Марке. Не думаю о Ральфе. И тем более о Верди. Я думаю о себе. О себе. Победительнице.
Когда все заканчивается, Ральф приносит мне стакан сока. В другой руке держит что– то, а после с нежностью кладет мне на живот:
– Возьмите, Клео, я купил вам цветок!
Меня захлестывает волна нежности, он наклоняется и целует меня в подмышку. Оба улыбаемся. Сжимаем руки, и он подносит мою ладонь к губам. Снова улыбаемся.
– I got to go.
Он исчезает в ванной комнате, выходит оттуда одетый и еще мокрый. Я любуюсь лежащим на моем животе розовым бальзамином в крошечном горшочке. Такая хрупкость после столь неистовых перипетий. Ральф льет на него немного минеральной воды и промокает пальцем капельку, смешанную с землей, которая остается на моей коже.
– Чао, Джильда! Когда будете уходить, просто захлопните дверь!
Улетел.
Риголетто тоже замолчал. Невыносимая тишина. Отсутствие Ральфа, который заполнял собой пространство, для меня болезненно. Я принимаю душ и убегаю.
* * *
– Теперь ты разводишь растения?
Марк возникает передо мной, словно статуя Командора. Я не заметила, как он подошел.
– Правда, забавный? Я купила его… на распродаже у набережной.
После виновности, утаивания теперь еще и ложь. Она не уменьшает первой, но служит второму. Но Марк ни о чем не догадывается. Стоя передо мной, он играет прядью моих волос, загибая ее за ухо.
– Знаешь, детка, ты прямо светишься! От тебя исходит… внутренняя радость. Я давно не видел тебя такой!
Осторожно! Тело выдает меня. Лицо. Поведение. Я знаю Марка. Он сейчас спросит, что повлекло за собой такие изменения.
– Это пчелиное молочко. Я была такая измотанная, что решила принимать витамины.
Обнимая Марка за плечи, я одариваю его лучезарной улыбкой.
– Ты действительно находишь, что я стала лучше? Это так приятно!
Сколько времени он не делал мне комплименты? Марк замечает волоски в подмышках, целлюлит, обвисший живот, это да. А еще прыщи. Но до сих пор мое внутреннее сияние было ему безразлично. И тем не менее муж хвалит мою внешность после двенадцати лет совместной жизни! Я польщена. Счастлива.
– Ты с кем– нибудь встречаешься?
Вздрагиваю.
– Да нет же, ни с кем я не встречаюсь!
Теперь удивлен он. Бросает на меня странный взгляд.
– Я по поводу витаминов: ты встречаешься с доктором, диетологом?
Идиотка. Сумасшедшая. Такими вот поспешными ответами и выдают себя.
– Нет, зачем?
Глажу его по спине. Нужно установить физический контакт. Поддерживать связь. Сделать усилие.
– Знаешь, детка… У тебя вроде бы получается, но… Лучше все– таки, чтобы этим занимался профессионал.
Я смотрю ему в глаза. Не могу определить, поверил он или начинает в чем– то сомневаться. Марк улыбается, прижимает меня к себе, целует. Нежно. Чувствуя себя комфортно в его теплых объятиях, я испытываю отвращение к собственной двуличности.
– Пойдем ужинать?
Я чувствую зверский аппетит. Ничего за день не съела.
– Мне нужно кое– что закончить, а потом… я не очень голодна.
Не осмелюсь провести пару часов с ним вдвоем в ресторане. Еще слишком рано. Пребывая во власти воспоминаний о Ральфе, которые я хочу удержать, сберечь и лелеять в полном душевном спокойствии, я ощущаю потребность в одиночестве. Необходимо дать рассудку время на то, чтобы переключиться с одного объекта на другой, при этом никого не предав. Марк имеет законное право на мое внимание, но на данный момент я не готова ему его предоставить.
Мне нужен промежуток в несколько часов между близостью с двумя мужчинами.
– Ладно. – Огорченный голос, плечи опущены. Он раздосадован. – Тогда я иду домой. Встретимся там.
Чтобы загладить свою вину, я целую его.
– До скорого, Марк! Я люблю тебя.
Он почти восторженно смотрит на меня, вдохновленный. Улыбается.
Я с удивлением ловлю себя на мысли: насколько же легко быть стервой!
Через час я уже вхожу в квартиру. Час – это компромисс, который я себе позволила, чтобы дать флюидам моего любовника испариться, и в то же время не насторожить мужа. Прийти позже было бы неблагоразумным. Оставаясь один слишком долго, Марк начнет задумываться, задаваться вопросами. Однако у него есть особенность, которая сегодня сослужит мне неплохую службу: Марк абсолютно уверен в себе, у него никогда не было и намека на ревность. И мне совсем не хочется ее вызывать.
Не успеваю вставить в дверь ключ, а Марк уже открывает ее. Протягиваю ему бутылку калифорнийского шардоннэ, купленного в винном магазине рядом с домом. Он улыбается. Забавно. Будто я, придя в гости, приношу вино. Я так никогда не делала – обычно мы заказываем вино у производителей напрямую. Секунду я раздумываю, не совершила ли ошибку: не добавила ли я своим спонтанным жестом уверенной в себе женщины новых подозрений? К счастью, нет. Марк снова улыбается, довольный моей инициативой. Она внесла некоторую пикантность в нашу повседневную жизнь.
– Как вкусно пахнет!
– Спагетти вонголе. Я не сомневался, что их запах заманит тебя домой!
Открываю вино и протягиваю ему бокал. Наши пальцы встречаются.
Во время ужина Марк рассказывает мне, как провел день. Когда мы едим десерт, он расспрашивает меня о том же, я сажусь к нему на колени. Видя, что он смотрит на меня с вожделением, я расстегиваю платье, не мешая ему упасть на пол.
Потрясающий эффект от пчелиного молочка.
Лежа в постели, я пишу эсэмэску Ральфу с пожеланием спокойной ночи.
Как в машине, так и пешком все дороги ведут меня к Бастилии. На улицу Турнель. В половине случаев я делаю крюк. В надежде увидеть Ральфа. Я не наивная дурочка. И не собираюсь обманываться. Он начинает занимать слишком много места в моей жизни.
– Ты меня слушаешь?
Стоящая передо мной Майя выражает нетерпение.
– Что?
– Слушаешь, что я тебе говорю в данный момент? Готова поспорить, ты не сможешь повторить! – Зеленые глаза мечут молнии. Она ненавидит рассеянных собеседников. – К тому же ты ничего не ешь.
Я неубедительно перебираю листья шпината в тарелке. Дверь ресторана открывается, я оглядываюсь. Черный силуэт высокого мужчины. Мне кажется, что это Ральф. Но я ошиблась.
– Хочешь, повторю свои слова: «Ты влюбилась».
– Да нет…
Почему я отрицаю очевидное?
– Точно тебе говорю!
– Неправда. И вообще я не понимаю, как ты можешь это утверждать, если ничего не смыслишь в людях!
Напрасная агрессия. Досадую на себя. Но Майя хорошо держится.
– Может, и так, но это не важно. Ты, девочка моя, ведешь себя как животное!
Она с ума сошла. Я смотрю на часы. Через тридцать пять минут я буду с Ральфом.
– Ты слушаешь меня?
Я спрашиваю себя, как меня угораздило пригласить ее позавтракать.
– Ты ведешь себя как самка ньюфаундленда в горячке.
Хочет задеть меня.
– Гормональный взрыв виден невооруженным глазом.
Не хватало только, чтобы меня накручивали. Осталось двадцать девять минут. Вытаращенные глаза подруги требуют ответа.
– Ну и что?
Смеется:
– Ничего. Просто смешно видеть тебя такой, вот и все.
Смешно? Это словечко, вылетевшее из круглого оранжевого ротика, заставляет меня улыбнуться. Она продолжает говорить, смакуя обидные эпитеты. Взволнованная, потряхивая длинными кудрями, она легонько хлопает меня по плечу:
– Ну, иди. Пора. Я заплачу по счету.
Под столом надеваю туфли. Встаю. Чмокаю Майю в лоб и убегаю.
– Береги себя!
Звоня в дверь Ральфа, я успеваю забыть о ее последнем наставлении.
Тело и душа. В этом вся проблема. Я бросилась и душой и телом в объятия Ральфа. Неспособная, как любая женщина, отделить секс от рассудка, который приводит в движение сердце, заставляя его уступить под напором любви. Изобретая такие доводы, чтобы оно не смогло устоять. И вот я уже пленница своих ощущений, которые мой мозг квалифицирует как любовь со все большей настойчивостью.
Так, значит, Майя права? Наверное, я действительно влюблена. Я смотрю на мужчину, спящего рядом. Да. Скорее всего. По моей шее стекает слезинка.
– Are you crying, Клео?
Глядя на меня, даже не открыв глаз, Ральф почувствовал, что я плачу. Может, по вздрагиванию моего тела за его спиной. Я кручу головой в знак отрицания, но слезы наплывают безудержно. Он опять растрогал меня.
– No, no, no, no…
Опершись на локоть, он вбирает губами влагу моих глаз.
– I love you, Клео.
Заключив меня в объятия, он вновь овладевает мной. Раздавленная тяжестью его тела, почти отделившись от своей плоти, я продолжаю лить слезы.
«I love you, Клео».
Нужно уходить. Вернуться к супружескому очагу, к Марку. Жаль, что мы не можем больше времени проводить вместе. И никогда не сможем. Наши четко организованные жизни не оставляют места для отклонений. Взаимные обязательства, распорядок. Есть мужчина, который меня ждет. Я в большей степени, чем Ральф, остаюсь недоступной. И мне приходится отчитываться.
Шесть часов. Марк скорее всего уже начал меня искать. Ральфу через полтора часа предстоит петь.
– Придете послушать?
– Куда?
– В «Оперу». Хотите побывать на сегодняшнем спектакле? – Мне бы очень хотелось. Но как украсть этот вечер, не встревожив или не ранив мужа? Догадавшись о причине моих колебаний, Ральф добавляет: – Вы можете прийти с ним.
Лицо, по которому ничего невозможно понять. Почувствует ли он себя неловко, увидев меня рядом с Марком – живым доказательством непрочности нашего союза? Мне не по себе, и я пытаюсь по его глазам угадать смысл его предложения. Равнодушие? Нет, в это я поверить не могу, особенно после сегодняшнего дня. Значит, вызов. Склонность к риску. Примерить себя к другому самцу, чтобы заполучить сердце самки. Очевидно, в роли соблазнителя, имея за плечами сценический опыт, он может быть весьма убедительным. От Марка останется горстка праха. Но пожалуй, время для таких битв еще не пришло.
– Спасибо, нет. – Пытаюсь улыбнуться. Покорная. Домохозяйка. – Я не могу… Не сегодня. – Ненавижу себя. Какая дура! Пытаюсь лукавить: – Может быть, в другой раз.
Я ищу его руку и сжимаю ее. Только бы он не оскорбился, только бы не стал требовать большего. Без грубости, но твердо Ральф убирает руку. Расстроен?
– As you like, Elizabeth.
Элизабет – это любовница и мачеха Дона Карлоса, жена короля Испании. Невероятная история. Я не люблю намеков, но он, должно быть, действительно разочарован. Целует мои волосы.
– So long, my angel…
Он быстро прижимает меня к себе. Я снова завладеваю его рукой, когда мы прощаемся у дверей.
– Я… я…
– Скажите!
Его глаза умоляют. Приходится закончить фразу:
– Я люблю вас, Ральф.
– I know…
– Сейчас… больше всего на свете.
* * *
По дороге домой я продолжаю осмысливать все те слова, которые мы успели сказать друг другу. «I love you, Клео». Так по– детски, и в то же время если это признание сделано зрелым человеком, оно содержит целую гамму чувств. Потому что взрослому приходится наступать на свое «я», превозмогать страх оказаться смешным, брать на себя риск одностороннего признания. Ребенку на это наплевать! В нашем возрасте отмеряешь семь раз, прежде чем отрезать. Во всяком случае, со мной это так.
Я решаю заскочить в галерею и прийти в себя среди полотен. Выпить чаю или пропустить стаканчик? Часок, чтобы перейти от одного к другому, мне не помешает. Войдя, я обнаруживаю на автоответчике сообщение от Марка: «Привет, детка, твой мобильный не отвечает, хочу предупредить тебя, чтобы ты не ждала меня к ужину – я встречаюсь со швейцарцем. Увидимся дома. Чао!»
Я отказала Дон Жуану, хотя и умирала от желания. Из уважения к браку. И все для того, чтобы в очередной раз убедиться: Марк не утруждает себя излишней щепетильностью! Я в бешенстве. Хватаю телефон.
– А, детка! Наконец– то, где ты пропадала?
– Нигде. Мог бы предупреждать, когда не приходишь ужинать!
Задыхаюсь от ненависти.
– Что я и сделал. Жаль, не смог связаться с тобой пораньше.
– Ты же понимаешь, я могла иначе распорядиться своим временем! – Мой голос дрожит от ярости. – Мне тоже нужно встречаться с людьми… с коллегами…
– Я никогда не запрещал тебе видеться с коллегами!
Тон становится напряженным. Следует сбавить обороты.
– Из уважения к тебе я этим не злоупотребляю, потому что для супружеской пары очень важно проводить больше времени вместе. Иначе зачем все это?
Рыдаю. Ситуация выходит из– под контроля. Голос Марка становится мягче. Спокойнее.
– Перестань, детка. Ты слишком нервничаешь, должно быть, устала… Возвращайся домой, прими теплую ванну, выпей стаканчик вина. Можешь поставить диск с «Дон Жуаном»…
Ненавижу его! Из вежливости даю ему закончить фразу и кладу трубку. Не сказав ни слова. Пытаюсь дозвониться до Ральфа, но без особой надежды. В это время он уже гримируется. Десять гудков, он не отвечает. Естественно. Приговорена провести вечер у телевизора. Я действительно очень глупа.
Кстати, я замечаю, что я ни на миг не задумалась о том, чем же на самом деле будет заниматься Марк сегодня вечером. Я ни на секунду не усомнилась в его объяснении, впрочем, довольно невразумительном: «Я встречаюсь со швейцарцем». Было время, когда я не только потребовала бы больше информации, но и мучилась бы всю ночь, воображая наихудшие варианты. Но тут… ничего.
Никаких расспросов. Никакой ревности. Будто распорядок дня мужа стал мне абсолютно безразличен. Действительно ли это доверие? Или новая форма равнодушия?
Марк больше не интересует меня.
Но я не собираюсь его бросать.
И вот теперь– то, кажется, он начинает любить меня все сильнее и сильнее.
Цветы. Каждые два дня я получаю по букету. Их приносят в галерею. Фиалки, ромашки, маргаритки. И без имени отправителя. Будто и без того ясно, кто он. В первый раз я подумала, что речь идет о Ральфе, и это доставило мне огромное удовольствие. Новая тайна завораживает меня. Но когда я у него спросила, выяснилось, что он здесь ни при чем. Поскольку я имела дело с артистом, я стала настаивать – вдруг он меня разыгрывает? Смеялась, подтрунивала над ним. Тут, мол, нечего стесняться: цветы дарить – верх галантности и это ни в коей мере не уменьшает его мужественности. Но он разозлился. Попросил прекратить расспросы. Это не он. И точка.
Я совершила двойную ошибку. Настаивая, я в самом деле его рассердила и к тому же подняла неприятную для него тему: кто– то другой посылает мне цветы.
В постели мы больше об этом не говорим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12
– Что насчет картины?
Ральф смеется:
– Ах да, картина…
Еще ни в одном «да» за всю мою жизнь мне столь явно не слышалось «Черт возьми!».
– Риск картину! It's a done deal. Увидимся в двенадцать…
Фраза не заключает в себе ни императива, ни вопроса. Увидимся в двенадцать. Точка. Где?
– В студии.
– Позавтракаем потом?
– У меня мало времени… В постановке кое– что поменяли. Я должен вернуться к двум часам.
Значит, не позавтракаем.
– See you there!
Повесил трубку. Надо же, какая самоуверенность! Можно подумать, что роль переходит в его личную жизнь, или, наоборот, он так хорош в этой роли, потому что таков по сути. Обольстительный мачо. Чувственный диктатор. Дон Жуан собственной персоной покидает сцену и выходит на волю. И это работает!
С неожиданно легким сердцем я, непонятно отчего, порхаю по галерее, убивая тот час, что отделяет меня от свидания. В туалете подвергаю себя драконовскому осмотру, заштукатуривая все, что только можно замазать с помощью косметики. Потом нахожу, что у меня вид старой куклы, и стираю нанесенный с таким усердием макияж, оставив лишь немного пудры, чуть– чуть розовых румян и прозрачного блеска для губ. Мое лицо больше не выносит гламура. Во всяком случае, не среди бела дня.
Включаю автоответчик, сигнализацию, закрываю галерею и бодрым шагом семилетней девчушки направляюсь в сторону Бастилии. Вовсе не для того, чтобы позавтракать или выпить чашку кофе. Без какой– либо иной причины, кроме как броситься в пасть волку, не являющемуся моим мужем.
Невероятное ощущение. Преодолев собственную цензуру, я будто повзрослела.
* * *
Второй раунд с Ральфом оказался более содержательным. Во– первых, он открыл мне дверь в черном шелковом пеньюаре. Во– вторых, даже не поздоровавшись, – впрочем, он сделал это по телефону, – он жадно завладел моими губами, носом, ресницами…
– Ве11е figlia dell'amore!
Влажными губами Ральф шепчет мне на ухо слова, доносящиеся из динамиков музыкального центра:
– Schiavo son de'vezzi tuoi… Растягивает слова. Итальянский заставляет меня трепетать. Его рот. Тише продолжает:
– Con un detto sol tu puoi…
Тише. Еще тише. Прочь от избитых путей.
– Le mie pene consolar…
Представить невозможно, какое это блаженство, когда тебя щекочут языком между пальцами ног. Новая эрогенная зона на большом пальце. Моя рука ползет по его животу вниз.
– vieni et senti del mio cor…
Я сдаюсь.
– Il frequente… Palpitar.
Да. Секс как единственный способ самовыражения. Половые выделения вместо росписи.
Чистокровная лошадь под седлом жокея. Пересекает финишную отметку. Смесь силы и благородства. Мне это нравится. Я не думаю о Марке. Не думаю о Ральфе. И тем более о Верди. Я думаю о себе. О себе. Победительнице.
Когда все заканчивается, Ральф приносит мне стакан сока. В другой руке держит что– то, а после с нежностью кладет мне на живот:
– Возьмите, Клео, я купил вам цветок!
Меня захлестывает волна нежности, он наклоняется и целует меня в подмышку. Оба улыбаемся. Сжимаем руки, и он подносит мою ладонь к губам. Снова улыбаемся.
– I got to go.
Он исчезает в ванной комнате, выходит оттуда одетый и еще мокрый. Я любуюсь лежащим на моем животе розовым бальзамином в крошечном горшочке. Такая хрупкость после столь неистовых перипетий. Ральф льет на него немного минеральной воды и промокает пальцем капельку, смешанную с землей, которая остается на моей коже.
– Чао, Джильда! Когда будете уходить, просто захлопните дверь!
Улетел.
Риголетто тоже замолчал. Невыносимая тишина. Отсутствие Ральфа, который заполнял собой пространство, для меня болезненно. Я принимаю душ и убегаю.
* * *
– Теперь ты разводишь растения?
Марк возникает передо мной, словно статуя Командора. Я не заметила, как он подошел.
– Правда, забавный? Я купила его… на распродаже у набережной.
После виновности, утаивания теперь еще и ложь. Она не уменьшает первой, но служит второму. Но Марк ни о чем не догадывается. Стоя передо мной, он играет прядью моих волос, загибая ее за ухо.
– Знаешь, детка, ты прямо светишься! От тебя исходит… внутренняя радость. Я давно не видел тебя такой!
Осторожно! Тело выдает меня. Лицо. Поведение. Я знаю Марка. Он сейчас спросит, что повлекло за собой такие изменения.
– Это пчелиное молочко. Я была такая измотанная, что решила принимать витамины.
Обнимая Марка за плечи, я одариваю его лучезарной улыбкой.
– Ты действительно находишь, что я стала лучше? Это так приятно!
Сколько времени он не делал мне комплименты? Марк замечает волоски в подмышках, целлюлит, обвисший живот, это да. А еще прыщи. Но до сих пор мое внутреннее сияние было ему безразлично. И тем не менее муж хвалит мою внешность после двенадцати лет совместной жизни! Я польщена. Счастлива.
– Ты с кем– нибудь встречаешься?
Вздрагиваю.
– Да нет же, ни с кем я не встречаюсь!
Теперь удивлен он. Бросает на меня странный взгляд.
– Я по поводу витаминов: ты встречаешься с доктором, диетологом?
Идиотка. Сумасшедшая. Такими вот поспешными ответами и выдают себя.
– Нет, зачем?
Глажу его по спине. Нужно установить физический контакт. Поддерживать связь. Сделать усилие.
– Знаешь, детка… У тебя вроде бы получается, но… Лучше все– таки, чтобы этим занимался профессионал.
Я смотрю ему в глаза. Не могу определить, поверил он или начинает в чем– то сомневаться. Марк улыбается, прижимает меня к себе, целует. Нежно. Чувствуя себя комфортно в его теплых объятиях, я испытываю отвращение к собственной двуличности.
– Пойдем ужинать?
Я чувствую зверский аппетит. Ничего за день не съела.
– Мне нужно кое– что закончить, а потом… я не очень голодна.
Не осмелюсь провести пару часов с ним вдвоем в ресторане. Еще слишком рано. Пребывая во власти воспоминаний о Ральфе, которые я хочу удержать, сберечь и лелеять в полном душевном спокойствии, я ощущаю потребность в одиночестве. Необходимо дать рассудку время на то, чтобы переключиться с одного объекта на другой, при этом никого не предав. Марк имеет законное право на мое внимание, но на данный момент я не готова ему его предоставить.
Мне нужен промежуток в несколько часов между близостью с двумя мужчинами.
– Ладно. – Огорченный голос, плечи опущены. Он раздосадован. – Тогда я иду домой. Встретимся там.
Чтобы загладить свою вину, я целую его.
– До скорого, Марк! Я люблю тебя.
Он почти восторженно смотрит на меня, вдохновленный. Улыбается.
Я с удивлением ловлю себя на мысли: насколько же легко быть стервой!
Через час я уже вхожу в квартиру. Час – это компромисс, который я себе позволила, чтобы дать флюидам моего любовника испариться, и в то же время не насторожить мужа. Прийти позже было бы неблагоразумным. Оставаясь один слишком долго, Марк начнет задумываться, задаваться вопросами. Однако у него есть особенность, которая сегодня сослужит мне неплохую службу: Марк абсолютно уверен в себе, у него никогда не было и намека на ревность. И мне совсем не хочется ее вызывать.
Не успеваю вставить в дверь ключ, а Марк уже открывает ее. Протягиваю ему бутылку калифорнийского шардоннэ, купленного в винном магазине рядом с домом. Он улыбается. Забавно. Будто я, придя в гости, приношу вино. Я так никогда не делала – обычно мы заказываем вино у производителей напрямую. Секунду я раздумываю, не совершила ли ошибку: не добавила ли я своим спонтанным жестом уверенной в себе женщины новых подозрений? К счастью, нет. Марк снова улыбается, довольный моей инициативой. Она внесла некоторую пикантность в нашу повседневную жизнь.
– Как вкусно пахнет!
– Спагетти вонголе. Я не сомневался, что их запах заманит тебя домой!
Открываю вино и протягиваю ему бокал. Наши пальцы встречаются.
Во время ужина Марк рассказывает мне, как провел день. Когда мы едим десерт, он расспрашивает меня о том же, я сажусь к нему на колени. Видя, что он смотрит на меня с вожделением, я расстегиваю платье, не мешая ему упасть на пол.
Потрясающий эффект от пчелиного молочка.
Лежа в постели, я пишу эсэмэску Ральфу с пожеланием спокойной ночи.
Как в машине, так и пешком все дороги ведут меня к Бастилии. На улицу Турнель. В половине случаев я делаю крюк. В надежде увидеть Ральфа. Я не наивная дурочка. И не собираюсь обманываться. Он начинает занимать слишком много места в моей жизни.
– Ты меня слушаешь?
Стоящая передо мной Майя выражает нетерпение.
– Что?
– Слушаешь, что я тебе говорю в данный момент? Готова поспорить, ты не сможешь повторить! – Зеленые глаза мечут молнии. Она ненавидит рассеянных собеседников. – К тому же ты ничего не ешь.
Я неубедительно перебираю листья шпината в тарелке. Дверь ресторана открывается, я оглядываюсь. Черный силуэт высокого мужчины. Мне кажется, что это Ральф. Но я ошиблась.
– Хочешь, повторю свои слова: «Ты влюбилась».
– Да нет…
Почему я отрицаю очевидное?
– Точно тебе говорю!
– Неправда. И вообще я не понимаю, как ты можешь это утверждать, если ничего не смыслишь в людях!
Напрасная агрессия. Досадую на себя. Но Майя хорошо держится.
– Может, и так, но это не важно. Ты, девочка моя, ведешь себя как животное!
Она с ума сошла. Я смотрю на часы. Через тридцать пять минут я буду с Ральфом.
– Ты слушаешь меня?
Я спрашиваю себя, как меня угораздило пригласить ее позавтракать.
– Ты ведешь себя как самка ньюфаундленда в горячке.
Хочет задеть меня.
– Гормональный взрыв виден невооруженным глазом.
Не хватало только, чтобы меня накручивали. Осталось двадцать девять минут. Вытаращенные глаза подруги требуют ответа.
– Ну и что?
Смеется:
– Ничего. Просто смешно видеть тебя такой, вот и все.
Смешно? Это словечко, вылетевшее из круглого оранжевого ротика, заставляет меня улыбнуться. Она продолжает говорить, смакуя обидные эпитеты. Взволнованная, потряхивая длинными кудрями, она легонько хлопает меня по плечу:
– Ну, иди. Пора. Я заплачу по счету.
Под столом надеваю туфли. Встаю. Чмокаю Майю в лоб и убегаю.
– Береги себя!
Звоня в дверь Ральфа, я успеваю забыть о ее последнем наставлении.
Тело и душа. В этом вся проблема. Я бросилась и душой и телом в объятия Ральфа. Неспособная, как любая женщина, отделить секс от рассудка, который приводит в движение сердце, заставляя его уступить под напором любви. Изобретая такие доводы, чтобы оно не смогло устоять. И вот я уже пленница своих ощущений, которые мой мозг квалифицирует как любовь со все большей настойчивостью.
Так, значит, Майя права? Наверное, я действительно влюблена. Я смотрю на мужчину, спящего рядом. Да. Скорее всего. По моей шее стекает слезинка.
– Are you crying, Клео?
Глядя на меня, даже не открыв глаз, Ральф почувствовал, что я плачу. Может, по вздрагиванию моего тела за его спиной. Я кручу головой в знак отрицания, но слезы наплывают безудержно. Он опять растрогал меня.
– No, no, no, no…
Опершись на локоть, он вбирает губами влагу моих глаз.
– I love you, Клео.
Заключив меня в объятия, он вновь овладевает мной. Раздавленная тяжестью его тела, почти отделившись от своей плоти, я продолжаю лить слезы.
«I love you, Клео».
Нужно уходить. Вернуться к супружескому очагу, к Марку. Жаль, что мы не можем больше времени проводить вместе. И никогда не сможем. Наши четко организованные жизни не оставляют места для отклонений. Взаимные обязательства, распорядок. Есть мужчина, который меня ждет. Я в большей степени, чем Ральф, остаюсь недоступной. И мне приходится отчитываться.
Шесть часов. Марк скорее всего уже начал меня искать. Ральфу через полтора часа предстоит петь.
– Придете послушать?
– Куда?
– В «Оперу». Хотите побывать на сегодняшнем спектакле? – Мне бы очень хотелось. Но как украсть этот вечер, не встревожив или не ранив мужа? Догадавшись о причине моих колебаний, Ральф добавляет: – Вы можете прийти с ним.
Лицо, по которому ничего невозможно понять. Почувствует ли он себя неловко, увидев меня рядом с Марком – живым доказательством непрочности нашего союза? Мне не по себе, и я пытаюсь по его глазам угадать смысл его предложения. Равнодушие? Нет, в это я поверить не могу, особенно после сегодняшнего дня. Значит, вызов. Склонность к риску. Примерить себя к другому самцу, чтобы заполучить сердце самки. Очевидно, в роли соблазнителя, имея за плечами сценический опыт, он может быть весьма убедительным. От Марка останется горстка праха. Но пожалуй, время для таких битв еще не пришло.
– Спасибо, нет. – Пытаюсь улыбнуться. Покорная. Домохозяйка. – Я не могу… Не сегодня. – Ненавижу себя. Какая дура! Пытаюсь лукавить: – Может быть, в другой раз.
Я ищу его руку и сжимаю ее. Только бы он не оскорбился, только бы не стал требовать большего. Без грубости, но твердо Ральф убирает руку. Расстроен?
– As you like, Elizabeth.
Элизабет – это любовница и мачеха Дона Карлоса, жена короля Испании. Невероятная история. Я не люблю намеков, но он, должно быть, действительно разочарован. Целует мои волосы.
– So long, my angel…
Он быстро прижимает меня к себе. Я снова завладеваю его рукой, когда мы прощаемся у дверей.
– Я… я…
– Скажите!
Его глаза умоляют. Приходится закончить фразу:
– Я люблю вас, Ральф.
– I know…
– Сейчас… больше всего на свете.
* * *
По дороге домой я продолжаю осмысливать все те слова, которые мы успели сказать друг другу. «I love you, Клео». Так по– детски, и в то же время если это признание сделано зрелым человеком, оно содержит целую гамму чувств. Потому что взрослому приходится наступать на свое «я», превозмогать страх оказаться смешным, брать на себя риск одностороннего признания. Ребенку на это наплевать! В нашем возрасте отмеряешь семь раз, прежде чем отрезать. Во всяком случае, со мной это так.
Я решаю заскочить в галерею и прийти в себя среди полотен. Выпить чаю или пропустить стаканчик? Часок, чтобы перейти от одного к другому, мне не помешает. Войдя, я обнаруживаю на автоответчике сообщение от Марка: «Привет, детка, твой мобильный не отвечает, хочу предупредить тебя, чтобы ты не ждала меня к ужину – я встречаюсь со швейцарцем. Увидимся дома. Чао!»
Я отказала Дон Жуану, хотя и умирала от желания. Из уважения к браку. И все для того, чтобы в очередной раз убедиться: Марк не утруждает себя излишней щепетильностью! Я в бешенстве. Хватаю телефон.
– А, детка! Наконец– то, где ты пропадала?
– Нигде. Мог бы предупреждать, когда не приходишь ужинать!
Задыхаюсь от ненависти.
– Что я и сделал. Жаль, не смог связаться с тобой пораньше.
– Ты же понимаешь, я могла иначе распорядиться своим временем! – Мой голос дрожит от ярости. – Мне тоже нужно встречаться с людьми… с коллегами…
– Я никогда не запрещал тебе видеться с коллегами!
Тон становится напряженным. Следует сбавить обороты.
– Из уважения к тебе я этим не злоупотребляю, потому что для супружеской пары очень важно проводить больше времени вместе. Иначе зачем все это?
Рыдаю. Ситуация выходит из– под контроля. Голос Марка становится мягче. Спокойнее.
– Перестань, детка. Ты слишком нервничаешь, должно быть, устала… Возвращайся домой, прими теплую ванну, выпей стаканчик вина. Можешь поставить диск с «Дон Жуаном»…
Ненавижу его! Из вежливости даю ему закончить фразу и кладу трубку. Не сказав ни слова. Пытаюсь дозвониться до Ральфа, но без особой надежды. В это время он уже гримируется. Десять гудков, он не отвечает. Естественно. Приговорена провести вечер у телевизора. Я действительно очень глупа.
Кстати, я замечаю, что я ни на миг не задумалась о том, чем же на самом деле будет заниматься Марк сегодня вечером. Я ни на секунду не усомнилась в его объяснении, впрочем, довольно невразумительном: «Я встречаюсь со швейцарцем». Было время, когда я не только потребовала бы больше информации, но и мучилась бы всю ночь, воображая наихудшие варианты. Но тут… ничего.
Никаких расспросов. Никакой ревности. Будто распорядок дня мужа стал мне абсолютно безразличен. Действительно ли это доверие? Или новая форма равнодушия?
Марк больше не интересует меня.
Но я не собираюсь его бросать.
И вот теперь– то, кажется, он начинает любить меня все сильнее и сильнее.
Цветы. Каждые два дня я получаю по букету. Их приносят в галерею. Фиалки, ромашки, маргаритки. И без имени отправителя. Будто и без того ясно, кто он. В первый раз я подумала, что речь идет о Ральфе, и это доставило мне огромное удовольствие. Новая тайна завораживает меня. Но когда я у него спросила, выяснилось, что он здесь ни при чем. Поскольку я имела дело с артистом, я стала настаивать – вдруг он меня разыгрывает? Смеялась, подтрунивала над ним. Тут, мол, нечего стесняться: цветы дарить – верх галантности и это ни в коей мере не уменьшает его мужественности. Но он разозлился. Попросил прекратить расспросы. Это не он. И точка.
Я совершила двойную ошибку. Настаивая, я в самом деле его рассердила и к тому же подняла неприятную для него тему: кто– то другой посылает мне цветы.
В постели мы больше об этом не говорим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12