Над барами и дискотеками в
интимном ритме каждого заведения пульсировали неоновые огни рекламы и
вывесок. Посреди этого электрического вытканного ковра темнели квадратами
и прямоугольниками парки и кладбища. Гидеон затянулся сигарой, наблюдая,
как светофоры на авеню Фонтана меняют цвет с красного на зеленый.
"Миллионы людей там, внизу, - подумал Гидеон, - сейчас или спят, или
пьют, дерутся, разговаривают, любят друг друга, или ненавидят. И рано или
поздно им всем понадобится то, что я продаю. Эта мысль сразу привела его в
хорошее расположение духа. - Время идет, мир поворачивается, - сказал он
сам себе, - и каждый день кому-то не везет в последний раз. Автомобильные
катастрофы, самоубийства, просто убийства, или мать-природа берет,
наконец, свое. И я знаю, что тебе теперь понадобится, малыш. Тебе
понадоблюсь я!"
Иногда он сам себе казался Богом, когда вот так глядел сверху вниз на
Лос-Анжелес. Иногда ему казалось, что он может протянуть руки к черным
небесам и куском мела начертать на этой школьной доске - Митчел Гидеон.
Чтобы все видели все старые учителишки из его старой публичной школы.
Конечно, они уже давно все умерли. И похоронены, надеюсь, подумал он. Но
все-таки ему хотелось, чтобы все те, кто говорил, будто он кончит плохо,
знали теперь, что Гидеон кончил хорошо, и что он теперь наверху. Что
теперь он курит двухдолларовую сигару и пьет "Шива Регаль" из хрустального
стакана и смотрит, как суетятся внизу, в долине, маленькие человечки.
Теперь он был Митчел Гидеон - погребальный король Лос-Анжелеса.
Вдоль каньона пронесся прохладный ветерок, сбив дюйм пепла с конца
сигары. В порыве ветра Гидеону почудился запах дуба, древесной морилки,
лака, шелка и воска, пыли и жевательного табака - запахи его юности, когда
он проходил период ученичества у старого Джекоба Ичвайна в Бруклине.
Джекоб делал гробы... Да, были времена...
Он швырнул сигару за поручень, глядя вслед уносящимся вниз искрам, и
уже собирался вернуться в тепло кабинета, когда вдруг обнаружил, что
смотрит вправо, мимо световой пыли ночного города, в сторону темных холмов
почти прямо над валом Голливудской Чаши.
Он снова чувствовал на себе магическое притяжение замка Кронстина,
словно сам превратился в стрелку компаса. Он знал, что глаза его
устремлены в точности к нему, через пространство в две мили, через сосны,
каньон, крыши зданий. Замок стоял там, как будто корка, нарост над тем
местом, где в теле земли образовалась ссадина, на вершине холма в конце
Блэквуд Роуд, где он стоял вот уже сорок лет. И в пятый раз за такое же
количество дней Митчел почувствовал желание покинуть дом, залезть в свой
шоколадно-коричневый "мерседес" и по старой, местами требующей ремонта,
дороге добраться к этому огромному готическому замку.
Он подошел к самому концу террасы - дальше двигаться было уже некуда
- и остановился, сжимая в ладони холодный поручень ограждения. В лицо его
снова дунул порыв холодного ветра, вызывая во всем теле неприятные
мурашки, и вместе с этим дуновением до Гидеона как будто донеслось его
собственное имя. Как будто его позвали откуда-то издалека. Он почувствовал
ритм пульса в висках, словно невидимые руки медленно давили по бокам его
головы. И на мгновение Гидеону показалось, что он и в самом деле видит
нависший над ним стокомнатный замок Кронстина, с белой свечой луны над
башней, несущейся сквозь шелк летящих ночных облаков. Пальцы Гидеона
крепче сжали поручень, и теперь перед его глазами возник конвейер, по
которому в его направлении плыли рекой не полностью еще готовые гробовые
крышки. Вокруг него стояли люди: мужчины, женщины, даже дети, но освещение
было плохим, повсюду лежали густые тени, и словно толстая паутина, не
давали ему увидеть лица этих людей. Широкая черная конвейерная лента несла
крышки к погрузочной платформе, где ждали грузовики, рыча моторами.
Казалось, что все здесь хорошо знали друг друга, но почему-то все молчали.
Длинные ряды флюоресцентных ламп над головой горели в половину мощности, и
люди вокруг Гидеона двигались, словно сомнамбулы, подобно теням без лиц.
Лента конвейера жужжала все громче и громче, наращивая скорость, принося
все больше и больше гробов, которые нужно было грузить на машины. В руках
у Гидеона была лопата. Стоявший перед ним рабочий откидывал крышку
очередного гроба и Гидеон бросал внутрь полную лопату коричневой песчаной
земли. Следующий рабочий у конвейера делал то же самое, следующий - тоже.
В конце конвейера крышку закрывали и транспортер-погрузчик спешил
установить очередной гроб в кузов грузовика. Гидеон увидел, что рубашка у
него впереди вся грязная.
Почти у самого уха чей-то голос произнес:
- Митч!
Он услышал стук падения на бетон какого-то предмета, и в первую
секунду подумал, что это его лопата. "Я отстану! Скорее!" - подумал он.
Потом он почувствовал запах "шанели". Набросив свитер поверх своего халата
цвета серебра, который, к сожалению, не совсем скрывал ее живот и
раздавшиеся бедра, приобретенные за годы гурманского отношения к еде,
рядом стояла его жена, Эстелл Гидеон. Ее темно-коричневые глаза были
слегка припухшими после сна, лицо было покрыто бело-зелеными слоями
специальных кремов, поставляемых самой Элизабет Арден на Родео-драйв.
Гидеон моргнул, посмотрел себе под ноги. На полу террасы лежали осколки
разбившегося хрустального стакана. "Гм, - тихо сказал Гидеон. - Кажется, я
его уронил".
- Что ты здесь делаешь, дорогой? - спросила его жена. - Так холодно!
- Я... - Он замолчал. "Что же я тут делаю?" - Я работал, - вспомнил
он, - у себя в кабинете. - Он потер глаза, посмотрел туда, где тьма
скрывала взобравшийся на вершину холма замок Кронстина. По позвоночнику
пробежала холодная дрожь и он быстро отвел взгляд в сторону. - Я просто
вышел подышать свежим воздухом. Ты не можешь заснуть?
- Я спала, но проснулась, - сказала она, зевнув. - Когда ты думаешь
ложиться?
- Еще несколько минут. Я проверял кое-какие счета. Этот кровопийца
Вонг опять сидит на моей шее. - Он посмотрел на мерцающие ночные огни
города и подумал: "Там кто-то умирает как раз сейчас. И вот что я
сделаю... Я обслужу вас по специальной таксе... За тенистый участок на
кладбище, за дубовый гроб с шелковой обивкой в стиле "Конкистадор"..." Он
почувствовал запах воска, слабый, сладкий и одновременно кисловатый. Он
посмотрел на руку, которая только что сжимала рукоять лопаты.
- Как ты здесь насорил, - сказала жена, неодобрительно цокая языком.
- Сколько стаканов ты выпил?
- Что? А, всего один, не больше. Осторожней, дорогая, смотри под
ноги. Нет, оставь, пускай этим займется Натали утром. Ей все равно нечего
делать, кроме как вытряхивать пепельницы и смотреть оперы по телевизору.
Эстелл молча смотрела на него несколько секунд:
- Ты странно выглядишь, Митч. У тебя все в порядке?
- Странно. В каком смысле?
- Обеспокоенный, встревоженный... не знаю. Если вдруг плохо будет с
делами, ты же мне скажешь, правда?
- Конечно, скажу...
"Черта лысого я скажу, - подумал при этом Гидеон. - В последний раз,
когда я пытался рассказать тебе о положении дел, ты заснула и только
продолжала для вида кивать головой".
Казалось, теперь никакие проблемы Гидеона больше не интересуют, за
исключением Карен, его двадцатилетней любовницы, которая жила на Марина
дель Рей. С ней он снова чувствовал себя молодым, хотя многие ночи они
проводили только разговаривая, вместо того, чтобы заниматься любовью. У
Эстелл тоже любовники. Митчел всегда мог определить, когда у нее
вспыхивало новое увлечение, потому что тогда она снова принималась усердно
посещать занятия в клубе здоровья Беверли-Хиллз. Как правило, это были
здоровенные молодые парни с загаром. Теннисисты, телохранители, пляжные
завсегдатаи. Он ничего не имел против, потому что знал Эстелл достаточно
хорошо. Она была умна, чтобы не допустить не одного из них слишком близко
к своему кошельку. Это было нечто вроде твердого соглашения. У него свои,
у нее - свои. Но по-своему они друг друга любили, пусть и не физически.
Они были хорошими друзьями. И развод бы обошелся Митчелу дорого - ведь он
построил свое дело на те средства, что получил от отца Эстелл еще тогда, в
Нью-Йорке.
- Здесь так холодно, - сказала Эстелл, - пойдем спать.
- Да-да, сейчас. - Он стоял неподвижно, ощущая спиной массу замка
Кронстина, который притягивал его, будто магнит. - Что-то потустороннее, -
прошептал он.
- Что потустороннее, Митч? Ты услышал что-то по радио о новом
преступлении этого ужасного Таракана?
- Нет, не это. Проклятье, что произошло с Митци? Нам уже давно должны
были что-то сообщить.
Она пожала плечами:
- Иногда собаки просто убегают от хозяев.
- Сторожевые собаки не должны убегать просто так. За эту суку я
выложил три сотни зеленых. И ты говоришь, что четыре года спустя она может
просто сбежать?
- Может, кто-то ее украл? Я уже слышала о таких случаях. Похищение
собак. Они особо охотятся за доберманами.
- Как же, похищение! Попробовал бы только кто-нибудь сунуть Митци в
машину! Она бы ему обе руки откусила! Просто, в проклятом городе нет
больше безопасного места. В дома врываются квартирные воры, по всему
каньону всякий ненормальный, вроде Таракана, гуляет на свободе, и полиция
не знает, в какую сторону смотреть. - Его взгляд потемнел. - А ты помнишь,
что случилось в замке Кронстина?
- Это было одиннадцать лет назад, - напомнила ему жена.
- Одиннадцать лет или одиннадцать дней, все равно это произошло,
верно? Боже, мне-то положено знать! Я видел тело бедного старика... то,
что от него осталось. - Во рту у Гидеона стало сухо, вдруг появился
привкус чего-то напоминающего бальзамирующую жидкость. Эх, зря он разбил
тот стакан, сейчас ему срочно необходим еще один глоток "Шива". Он подавил
желание повернуть голову и посмотреть в ночь, туда, где огромной горой
камня и бетона поднимался в двух милях от него замок. Если здесь и есть
место с лучшим видом на Лос-Анжелес, чем его терраса, подумал Митч Гидеон,
то это замок. Копы так и не нашли тех маньяков, которые совершили
преступление. Наверное, никогда уже не найдут.
- Вот тебе и Калифорния, - тихо и назидательно сказала Эстелл. - Край
экзотических фруктов.
- Край маньяков и убийц. Не знаю, дорогая, что происходит, но в
последние дни я страшно необычно чувствую себя. Я словно напуган или
что-то в этом роде. - Он провел ладонью по лбу и волосам. Кончики пальцев
были совершенно онемевшими, как в той игре в "руку мертвеца", когда ты
сжимаешь большой палец до тех пор, пока не побелеет полностью, не станет
холодным и словно мертвым. Как будто совсем не человеческим. - С нами
может случиться примерно то же, что случилось со стариком Кронстином.
Что-либо подобное может случиться с кем угодно в любой момент.
- Но он был ненормальный, - сказала жена и зябко поежилась. -
Какой-то ненормальный убил другого ненормального. Пойдем в дом. Сильный
ветер.
- Митци, - прошептал Гидеон. - Что за дьявол, что случилось с моей
собакой?
- Ты можешь купить себе другую. - Жена протянула руку и взяла его за
локоть. - Пойдем, ляжем спать.
Ее рука показалась Гидеону восхитительно теплой. Он взглянул на нее,
открыл было рот, чтобы рассказать о том странном чувстве, которое
испытывал в последнее время... о жутком видении, в котором он сам работал
лопатой у конвейера, по которому один за другим двигались гробы... о том,
как ему показалось, будто бы его имя прошептал холодный ветер, воющий в
каньоне, или о том, что даже днем, находясь в одном из своих шести моргов,
разбросанных по всему Лос-Анжелесу, он вдруг ловил себя на том, что, стоя
у окна, не отрывал глаз от холма, где молча и бесстрастно в лучах осеннего
солнца стоял замок известного актера, исполнителя ролей в фильмах ужасов.
Он хотел рассказать жене о том, как он напуган, больше, чем когда-либо за
всю свою жизнь, больше...
Но глаза Эстелл уже почти закрывались, веки опустились, словно
мясистые дверки. Она сонно улыбнулась и сказала бледным на фоне
бело-зеленого лица ртом:
- Пойдем, дорогой, давно пора спать.
- Ага, - сказал он, кивая. - Ладно.
Когда он вошел обратно в комнату и, повернувшись, начал запирать
скользящую по направляющим стеклянную дверь, он подумал: "Представить
только - я, погребальный король Митчел Гидеон, порчу добрый товар,
собственноручно швыряя в него лопатами грязь. Боже, это же грех!"
Он задернул шторы и последовал за женой в дом. Золотые цепочки у нее
на шее поблескивали, словно высохшие кости.
Темная фигура, которая сидела на корточках точно над тем местом, где
стоял на террасе Митчел Гидеон, взлетела в струях ветра, развернув большие
глянцевые кожаные крылья.

4
- О-о-о-о-х, - простонала Гейл Кларк, глядя прямо вверх, на потолок,
ощущая, как бурлит в ее жилах сладостный огонь. - Это было о-о-очень
хорошо!
- Я знал, что тебе понравится, - сказал мужчина, лежавший на
пересечении двух сторон буквы "Y", которую образовывали бедра лежавшей на
спине Гейл. Он некоторое время ласкал ее живот, потом наклонился вперед и
продолжил то, что делал до этого. Его язык нападал, дразнил, отступал и
ласкал. Гейл все крепче и крепче сжимала его плечи, ногти ее впились в
кожу. Он в буквальном смысле слова кончил ее, выписав потрясающую
медленную восьмерку. Она задрожала в судороге чистейшего наслаждения,
когда третий за эту ночь оргазм, подобный приливной волне, прогремел
сквозь каждую клетку ее тела.
- Боже... - прошептала она. - Это... это... - и в следующую секунду
она уже ничего не могла больше сказать, потому что по всему ее телу
разлилась слабость усталости, и она почувствовала себя сорванной с ветки,
осенним листком, который порывом ветра занесен в эту постель.
Секунду спустя рядом с ней опустился на простыни Джек Кидд и заключил
Гейл в крепкие объятия своих сильных худощавых рук. Гейл уткнулась носом
ему в грудь, пододвинулась поближе, как это она всегда делала после того,
как их занятие любовью пройдет свой пик. Теплые жесткие волосы щекотали ей
нос.
Джек поцеловал ее в лоб, потом перегнулся через край кровати,
потянувшись к бутылке "Шабли" в пластиковом охладителе. Он налил в стакан
вино, отпил, потом начал тихо лизать ухо Гейл, пока она не зашевелилась.
- Что ты задумал?
- Вино и мочка уха. Грандиозная комбинация!
- Не сомневаюсь. - Она протянула руку за стаканом и отпила. - Ух, я
устала. Большое спасибо.
- К вашим услугам. Всегда готов.
- Отмечено, зарегистрировано, отклонено. - Она зевнула и потянулась
до хруста в суставах. У нее было гибкое податливое тело, хотя ее можно
было назвать маленькой - ростом всего пять футов - к тому же она иногда
испытывала непреодолимое влечение к пирожным "Ореко" и шоколадкам "Марс".
Она много играла в теннис, нерегулярно бегала трусцой и, будучи в
одиночестве, проводила время, слушая записи группы "Звездолет Джефферсона"
или читая Франца Кафку. В сентябре ей исполнилось двадцать два, и если ее
нельзя было с полным правом назвать калифорнийской красавицей - из-за
слишком широкого рта и темно-карих глаз, в которых постоянно, казалось,
таилась искра сердитости - то по крайней мере, ее можно было назвать очень
привлекательной и живой. Длинные каштановые волосы, отблескивающие
золотом, клубились вокруг плеч.
- Который час? - спросила она.
- Еще не было полуночи, - ответил Джек.
- Но восемь часов утра наступает чертовски рано.
Они долго лежали в молчании, касаясь друг друга, потом Джек тихо
сказал:
- Для меня это очень важно... то, что тебе понравился "Китовый ус". В
самом деле.
Она приподняла голову и провела пальцем, очерчивая контур его головы
и темноволосой бороды.
- Да, мне нравится. Плотная редактура, хорошая техника рассказа... Ты
не слишком волнуешься, верно?
- Нет, но.. если бы удалось добиться включения в сеть
всенационального распространения... это был бы тот счастливый случай,
который мне так необходим сейчас. Эх, если бы можно было продать его на
телевидение! Я был бы счастлив - Он немного нахмурился. - Нет, отставить.
Они бы сделали из "Гринписа" скопище фанатиков или что-нибудь в этом роде.
Я не хочу, чтобы кто-то резал мой родимый фильм.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11