..
2
Он откупорил банку пива, подошел к окну и уставился вниз, на темную
тихую улицу. Жена и раньше, бывало, задерживалась, но чтобы так... Автобус
никогда так сильно не запаздывал.
Он пробовал дозвониться в гриль, но тот уже закрылся, и к телефону
никто не подходил. Может быть, автобус сломался. Нет, она бы позвонила.
Может быть, она опоздала на последний автобус и пошла пешком. Нет, уж
очень далеко идти. Может быть, с ней что-то случилось. Или нашло затмение,
как в тот раз, когда она не появлялась дома двое суток и в конце концов
нашлась в парке: она сидела там - просто сидела.
Черт. Ну почему она так со мной обращается? Он выпил пиво и поставил
банку на шершавый подоконник. Она должна была вернуться два часа назад.
Больше двух часов... где ее носит в такое время? Ночь на дворе! Он снял
телефонную трубку и начал набирать номер ее родителей в Джерси-Сити, но
вдруг вспомнил тещин писклявый голос и положил трубку на рычаг. Успеется.
Где-то далеко, за плотными рядами грязных прямоугольников - домов -
завыла полицейская сирена. Или это "скорая помощь"? В отличие от
некоторых, он так и не научился различать их. Что-то случилось. Стоя в
маленькой квартирке на пятом этаже, куда втягивало все запахи, ползущие
из-под соседских дверей, он вдруг уверился: что-то произошло.
Он оцепенело ждал. Наконец в дверь постучали. Но он знал - это не
она. Нет. Полицейский с бесстрастным угреватым лицом сказал: "У меня внизу
машина".
В машине, по дороге в больницу, он спросил:
- С ней все в порядке? В смысле...
- Извините, мистер Рейнс, - ответил констебль, - но меня попросили
только привезти вас.
Судорожно стискивая руки, он ждал в стерильно-белой комнате на
восьмом этаже. Ее сбила машина. Вот оно что. О Господи Иисусе, она шла к
автобусной остановке, и ее сбил какой-то пьянчуга.
Даже в столь ранний час "Бельвю" захлестывал лихорадочный ритм жизни
и смерти. Он смотрел, как доктора и медицинские сестры вполголоса, с
серьезными лицами обсуждают записи в больничных картах и назначения. Потом
его до костей пробрал озноб: по больничному коридору, стуча башмаками по
линолеуму, пробежал какой-то мужчина в деловом костюме. Он сидел, наблюдая
чужие драмы, пока наконец не понял, что рядом с ним кто-то стоит.
- Мистер Джозеф Рейнс? - спросил этот кто-то. Высокий, очень худой, с
тугими кольцами седых волос. Он представился: - Лейтенант Хепельман. -
Перед глазами Джо мелькнул жетон нью-йоркского полицейского управления, и
он поднялся с места.
- Нет, нет. Сидите, - Хепельман положил руку ему на плечо, усадил
обратно, сел на соседний стул и придвинулся с ним к Джо, словно был его
другом и хотел дать совет по очень личному делу.
- Я заметил, что она опаздывает, и понял, что наверняка что-то
случилось, - проговорил Джо, разглядывая свои ладони. - Позвонил ей на
работу, но никто не подошел к телефону. - Он поднял голову. - Ее сбила
машина? Водитель, конечно, удрал?
Глубоко посаженные синие глаза Хепельмана оставались спокойными и
непроницаемыми. Он привык к подобным сценам.
- Нет, мистер Рейнс. Не знаю, кто вам сказал, что вашу жену сбила
машина. Нет, мистер Рейнс. На вашу жену... напали. Сейчас она вне
опасности, но шок еще не прошел. Она погибла бы, если бы не какой-то
черномазый. Он спугнул того типа и гнался за ним целый квартал, но подонок
удрал.
- Напали? Что значит - напали?
Хепельман молчал с каменным лицом. Вот он, миг, способный сломить
любого, возникающая перед мысленным взором картина: какой-то субъект
дергается на ней, между бедер сопротивляющейся жертвы.
- Имел место насильственный половой акт, мистер Рейнс, - пояснил он
негромко, словно делился секретом.
Ее изнасиловали. Господи Иисусе. Господи Иисусе. Ее изнасиловали. Джо
свирепо взглянул прямо в глаза Хепельману:
- Вы поймали мерзавца?
- Нет. Нам даже не удалось получить его описание. Возможно, это
очередной маньяк, на котором висит не одно дело об... изнасиловании. Когда
миссис Рейнс придет в себя, мы попросим ее просмотреть нашу картотеку. Мы
непременно найдем этого парня.
- О Боже. О Боже Боже Боже.
- Послушайте, может, кофе? А, вот. Курите.
Джо взял предложенную ему лейтенантом сигарету.
- Боже, - слабым голосом проговорил он. - Но с ней все в порядке, да?
Я хочу сказать, никаких переломов или чего-нибудь в этом роде?
- Нет, переломов нет. - Хепельман наклонился вперед и зашептал прямо
в ухо молодому человеку: - Мистер Рейнс, у меня было много подобных дел.
Такое случается сотни раз на дню. Да, это тяжело. Но вы, я думаю,
переживете это. А женщины, как правило, приходят в себя быстрее мужчин.
Теперь уже все в порядке. Все позади.
Однако Джо реагировал не так, как привык Хепельман. Он сидел и курил,
неподвижно глядя куда-то в глубь похожего на тоннель больничного коридора.
Кто-то вызывал по внутренней связи доктора Холланда.
- Некоторые люди просто сущие звери, - заметил Хепельман. - Взбредет
что-нибудь в голову - значит, вынь да положь. Им, черт возьми, наплевать,
кто это будет. Я расследовал дела, где жертвами насилия становились
восьмидесятилетние бабули! А этим гадам плевать. У них крыша давно
съехала.
Джо сидел тихо и неподвижно.
- Знаете, как с ними следует поступать? У меня есть на этот счет
твердое мнение. Подонкам надо отрезать яйца. Серьезно.
Кто-то шел к ним по коридору. Джо смотрел, как он подходит. В руках у
него был блокнот, и Джо рассудил, что это либо другой полицейский, либо
врач.
Хепельман поднялся и поздоровался с пришедшим за руку.
- Доктор Винтер, это мистер Рейнс. Я сказал ему, что все обойдется.
- Верно, мистер Рейнс, - сказал врач. Усталость проложила вокруг его
глаз глубокие морщины. - Ваша жена отделалась незначительными
повреждениями. Сейчас она в состоянии легкого шока; это естественное
следствие того, что ей пришлось пережить, так что не тревожьтесь. Далее:
от вас потребуется большое присутствие духа. Когда ваша жена начнет
приходить в себя, она будет воспринимать окружающий мир несколько
неадекватно. И, возможно, решит, что вы стали прохладнее относиться к ней
- проблема, с которой сталкиваются многие жертвы сексуального насилия.
Джо кивал.
- Можно ее увидеть?
Взгляд доктора метнулся к Хепельману, потом вернулся к Джо.
- Я бы предпочел, чтобы это произошло не сейчас. Мы пытаемся
удерживать ее в состоянии искусственного сна, используя седативные
средства. Завтра вы сможете увидеться с ней на несколько минут.
- Я бы хотел увидеть ее сейчас...
Доктор Винтер моргнул.
- Доктор абсолютно прав, - заметил Хепельман, крепко взяв Джо за
локоть. - Послушайте. Была трудная ночь. Отправляйтесь домой и поспите.
Хорошо? Я готов вас подвезти.
- Завтра, - сказал доктор Винтер. - Свяжитесь со мной завтра.
Джо провел рукой по лицу. Они правы. Ей нужен сон, а кроме того, он
все равно ничем не может помочь. Он сказал:
- Ладно.
- Вот и хорошо, - Хепельман подошел к лифтам на другой стороне
коридора. - Я отвезу вас домой.
Прежде чем за Рейнсом и полицейским закрылись двери лифта, доктор
Винтер успел сказать:
- C ней все будет в полном порядке.
Лифт поехал вниз. Винтер еще некоторое время стоял без движения.
Внутри у него все дрожало после встречи с Рейнсом. Кто он? Таксист, сказал
Хепельман? А с виду интеллигент: высокий лоб, глаза, которые потеплеют и
станут добрыми, когда из них уйдет холодный страх, завитки в меру длинных
волос над воротником. Умный парень. Слава Богу, не стал настаивать на том,
чтобы увидеть жену.
Доктор Винтер вернулся к сестринскому посту и спросил:
- Миссис Рейнс сейчас отдыхает?
- Да, сэр. Теперь она некоторое время проспит.
- Очень хорошо. А теперь послушайте внимательно. И внушите остальным.
- Он понизил голос: - На других этажах о ее состоянии ни гу-гу. Это наша
проблема. Договорились?
- Да, сэр.
Винтер кивнул и пошел по коридору к палате, где лежала Мэри Кейт. Уже
протянув руку к ручке двери, он вдруг передумал: незачем еще раз
заглядывать к ней, незачем разглядывать ее тело и спрашивать себя и
дерматолога доктора Бертрама, что это, черт побери, такое. Он знал ответ.
Но что, объясните Христа ради, сказать Рейнсу? Чем, с точки зрения логики,
объяснить ожоги на теле его жены? Не трением об асфальт, на который ее
повалили, это уж точно.
Ожоги повторяли очертания человеческой руки.
Ожоги первой степени, ничего серьезного, но...
Следы ладоней там, где насильник хватал ее. На животе, предплечьях,
бедрах горели отпечатки рук, такие четкие, словно насильник сперва окунул
их в красную краску, а потом с размаха прижал к гладкой белой коже
девушки.
И два отпечатка пальцев.
По одному на каждом веке.
3
В предрассветный час жара высоко поднялась над крышами - и вновь
камнем упала вниз, как канатами опутав гранитные глыбы зданий. И стала
ждать восхода, чтобы выжечь и иссушить город.
Джо так и не сомкнул глаз. Опухший от пива, он сидел на треснутом
пластиковом стуле у открытого окна и смотрел на далекие, никогда не
тускнеющие огни центра.
Боже мой, твердил он про себя, пока ему не начало казаться, что это
говорит кто-то другой, стоящий рядом, Боже мой. Как можно допускать такое?
Воспаленным внутренним оком он видел - вот пьяный грязный бродяга
подстерегает в темноте приближающуюся Мэри Кейт. Потом выскакивает из
своего укрытия и, точно тяжелый мешок с дерьмом, сбивает ее с ног. И
дергается на ней, дергается, дергается... пока Джо не становится
невыносима эта мысль.
С некоторых пор жизнь на планете была не столь уж прекрасна и
удивительна; Джо знал это даже слишком хорошо. И вот _э_т_о_; оно
ворочалось у Джо внутри, пытаясь вырваться из-за решетки его зубов,
заставить Джо схватить револьвер и бешеным псом ринуться на улицы.
Вернувшись, он позвонил ее родителям. Мать Мэри с трудом сдерживала
крик. "А ты где был? Только не там, где надо было! Там тебя не было! Нет,
ты дома штаны протирал! Ее же могли убить!"
- Виноват ты, Джо, так и знай! - рявкнул отец Мэри, отнимая у жены
трубку. - Так хоть сейчас будь мужчиной! В какую больницу ее отвезли?
- К ней не пускают, - тихо сказал он. - Даже меня не пустили.
- Наплевать! Адрес больницы?
Джо осторожно положил трубку на рычаг, оборвав возмущенную тираду
тестя. Он ждал сердитого стука в дверь, но они так и не приехали.
Возможно, они обзвонили все больницы и нашли ее или, быть может, решили
заявиться к нему с утра. Сейчас это его не заботило: он был рад, что не
нужно ни с кем объясняться.
Он приехал сюда два года назад со Среднего Запада, стремясь получить
образование и набраться "полезного жизненного опыта". Джо вырос в семье,
"привязанной к земле", по выражению его отца. Им хотелось, чтобы и он,
Джо, пустил корни в родных местах и рос, наливался соками, как пшеничный
колос на черноземе. Но такая жизнь была не по нему; Джо давным-давно понял
это. Ему хотелось стать учителем, преподавать Шекспира или литературу
эпохи Возрождения, но прежде всего ему хотелось жить, вырваться из плена
степи, где он появился на свет, и, может быть, обрести второе рождение в
каком-нибудь крупном городе - так ему нашептывал юношеский идеализм.
Джо нашел работу - неполную ставку водителя такси; это вместе с
ежемесячной помощью из дома давало ему возможность не только существовать,
но и учиться по вечерам. Было время, он даже позволял себе насладиться то
"Отелло", то концертом в Центральном Парке, то сладкой властью марихуаны.
Потом он повстречал Мэри Кейт. Зашел в первую попавшуюся забегаловку
и там вдруг понял, что всерьез заинтересовался тоненькой большеглазой
девушкой, которая с грохотом поставила перед ним тарелки и торопливо
выписала счет неуклюжим крупным почерком малообразованного человека. Их
объединяло только одно - раннее, незрелое сексуальное томление; после ласк
Мэри нравилось читать любовные романы. Родители Джо, узнав о его грядущей
женитьбе, энергично воспротивились ей. Сын, написали они ему, если ты это
сделаешь, не рассчитывай, что мы по-прежнему будем каждый месяц высылать
тебе деньги. Помни, тебе нужно образование. Джо ответил: "Идите к черту".
Но вскоре все его планы рухнули. Очень нужны были деньги; теперь Джо
крутил баранку полный день, а курсы английской словесности пошли псу под
хвост. Стало мучительно ясно: они с Мэри Кейт не пара, ее безграмотность и
невежество заставляли его брезгливо морщиться. Так они и жили, словно
соседи по комнате в общежитии, которые вдруг поняли, что мешают друг
другу, жили, едва сводя концы с концами и не помышляя о таком дорогом
удовольствии как развод.
Но выпадали и хорошие минуты, минуты близости и нежности. Однажды во
время медового месяца они пошли в кино на программу из двух фильмов
ужасов; они сидели на балконе и бросали воздушной кукурузой в хищные,
перемазанные кровью лица на экране, а потом соскользнули вниз, в проход
между рядами, и целовались - громко, как старшеклассники. И у них были
общие друзья - беззаботные хиппи, снабжавшие их за бесценок первоклассным
зельем, и несколько супружеских пар, с которыми Джо познакомился на
курсах. Иногда забегали и парни с работы Джо, выпить пива и поиграть в
покер; тогда Мэри Кейт подавала им сэндвичи и выписывала счета на бумажных
салфетках: шутка, которая пользовалась неизменным успехом.
Сидя на стуле в окружении пустых банок из-под пива, он неожиданно
понял, что квартира без Мэри стала совсем другой. В этот утренний час Мэри
Кейт обычно будила его тем, что металась во сне, сражаясь с призраками из
своей забегаловки. Порой он садился в постели и смотрел, как бегают под
закрытыми веками глаза Мэри Кейт. Что ей снилось? Час пик? Обеденная
суматоха? Гамбургер пятьдесят футов в поперечнике?
Он нес ответственность за нее, "в горе и в радости", как гласили
венчальные обеты. Кому же, как не ему, помогать ей пройти через _э_т_о_?
Он собрал банки и высыпал в мусорное ведро. За окном сквозь серую вуаль
утренних сумерек пробивался рассвет. Странно, подумал он, до чего небо в
это время суток бледное и блеклое - не угадаешь, чего ждать, дождя или
солнца. Пустое, словно чье-то бесстрастное лицо, неподвижно взирающее на
тебя.
Дождавшись часов посещений, он сел на автобус, который через весь
город доставил его в больницу "Бельвю".
На восьмом этаже он остановил медсестру и спросил о жене.
- Извините, сэр, - последовал ответ, - но я не могу пустить вас к
миссис Рейнс без официального разрешения доктора Винтера или доктора
Бертрама.
- Что? Послушайте, я ее муж. Я имею право увидеться с ней. В какой
она палате?
- Извините, сэр, - повторила сестра и пошла к посту в конце коридора.
Что-то тут не то. Он уже почувствовал это раньше и теперь убедился:
что-то случилось. Он поймал медсестру за запястье.
- Я намерен немедленно увидеться с женой, - сказал он, глядя ей прямо
в глаза. - _Н_е_м_е_д_л_е_н_н_о_, и вы сейчас же отведете меня к ней.
- Хотите, чтобы я вызвала охранника? Сейчас вызову.
- Хорошо, черт подери, валяйте, зовите своего паршивого охранника, но
все равно: вы отведете меня к ней в палату. - Это прозвучало неожиданно
жестко. Краешком глаза он заметил, как пялились на него медсестры у поста.
Одна из них взяла телефонную трубку и нажала какую-то кнопку.
Угроза сработала.
- Палата 712, - сказала медсестра и вырвалась.
Джо прошагал по коридору к палате 712 и не колеблясь вошел.
Мэри Кейт спала. Ее поместили в отдельную палату с серовато-белыми
стенами. Окна были наполовину закрыты белыми занавесками; солнце,
пробиваясь сквозь жалюзи, ложилось на кровать тремя полосками.
Он закрыл дверь и приблизился. Мэри Кейт лежала, укрытая одеялом по
шею. Бледная, изможденная, хрупкая, она казалась потерявшейся в этом мире.
Ее веки были странно красными и припухшими (вероятно, подумал Джо, от
слез). Здесь, среди облачно-белых стен, Мэри казалась очень далекой и от
аляповатых, кричащих неоновых красок гриль-бара, и от их опустевшей
квартиры.
Он приподнял одеяло, чтобы взять ее за руку.
И отшатнулся.
Рука Мэри была покрыта красными пятипалыми следами. Впиваясь в ее
тело, царапая его, они ползли вверх по предплечью и исчезали под
больничной рубашкой.
1 2 3 4 5
2
Он откупорил банку пива, подошел к окну и уставился вниз, на темную
тихую улицу. Жена и раньше, бывало, задерживалась, но чтобы так... Автобус
никогда так сильно не запаздывал.
Он пробовал дозвониться в гриль, но тот уже закрылся, и к телефону
никто не подходил. Может быть, автобус сломался. Нет, она бы позвонила.
Может быть, она опоздала на последний автобус и пошла пешком. Нет, уж
очень далеко идти. Может быть, с ней что-то случилось. Или нашло затмение,
как в тот раз, когда она не появлялась дома двое суток и в конце концов
нашлась в парке: она сидела там - просто сидела.
Черт. Ну почему она так со мной обращается? Он выпил пиво и поставил
банку на шершавый подоконник. Она должна была вернуться два часа назад.
Больше двух часов... где ее носит в такое время? Ночь на дворе! Он снял
телефонную трубку и начал набирать номер ее родителей в Джерси-Сити, но
вдруг вспомнил тещин писклявый голос и положил трубку на рычаг. Успеется.
Где-то далеко, за плотными рядами грязных прямоугольников - домов -
завыла полицейская сирена. Или это "скорая помощь"? В отличие от
некоторых, он так и не научился различать их. Что-то случилось. Стоя в
маленькой квартирке на пятом этаже, куда втягивало все запахи, ползущие
из-под соседских дверей, он вдруг уверился: что-то произошло.
Он оцепенело ждал. Наконец в дверь постучали. Но он знал - это не
она. Нет. Полицейский с бесстрастным угреватым лицом сказал: "У меня внизу
машина".
В машине, по дороге в больницу, он спросил:
- С ней все в порядке? В смысле...
- Извините, мистер Рейнс, - ответил констебль, - но меня попросили
только привезти вас.
Судорожно стискивая руки, он ждал в стерильно-белой комнате на
восьмом этаже. Ее сбила машина. Вот оно что. О Господи Иисусе, она шла к
автобусной остановке, и ее сбил какой-то пьянчуга.
Даже в столь ранний час "Бельвю" захлестывал лихорадочный ритм жизни
и смерти. Он смотрел, как доктора и медицинские сестры вполголоса, с
серьезными лицами обсуждают записи в больничных картах и назначения. Потом
его до костей пробрал озноб: по больничному коридору, стуча башмаками по
линолеуму, пробежал какой-то мужчина в деловом костюме. Он сидел, наблюдая
чужие драмы, пока наконец не понял, что рядом с ним кто-то стоит.
- Мистер Джозеф Рейнс? - спросил этот кто-то. Высокий, очень худой, с
тугими кольцами седых волос. Он представился: - Лейтенант Хепельман. -
Перед глазами Джо мелькнул жетон нью-йоркского полицейского управления, и
он поднялся с места.
- Нет, нет. Сидите, - Хепельман положил руку ему на плечо, усадил
обратно, сел на соседний стул и придвинулся с ним к Джо, словно был его
другом и хотел дать совет по очень личному делу.
- Я заметил, что она опаздывает, и понял, что наверняка что-то
случилось, - проговорил Джо, разглядывая свои ладони. - Позвонил ей на
работу, но никто не подошел к телефону. - Он поднял голову. - Ее сбила
машина? Водитель, конечно, удрал?
Глубоко посаженные синие глаза Хепельмана оставались спокойными и
непроницаемыми. Он привык к подобным сценам.
- Нет, мистер Рейнс. Не знаю, кто вам сказал, что вашу жену сбила
машина. Нет, мистер Рейнс. На вашу жену... напали. Сейчас она вне
опасности, но шок еще не прошел. Она погибла бы, если бы не какой-то
черномазый. Он спугнул того типа и гнался за ним целый квартал, но подонок
удрал.
- Напали? Что значит - напали?
Хепельман молчал с каменным лицом. Вот он, миг, способный сломить
любого, возникающая перед мысленным взором картина: какой-то субъект
дергается на ней, между бедер сопротивляющейся жертвы.
- Имел место насильственный половой акт, мистер Рейнс, - пояснил он
негромко, словно делился секретом.
Ее изнасиловали. Господи Иисусе. Господи Иисусе. Ее изнасиловали. Джо
свирепо взглянул прямо в глаза Хепельману:
- Вы поймали мерзавца?
- Нет. Нам даже не удалось получить его описание. Возможно, это
очередной маньяк, на котором висит не одно дело об... изнасиловании. Когда
миссис Рейнс придет в себя, мы попросим ее просмотреть нашу картотеку. Мы
непременно найдем этого парня.
- О Боже. О Боже Боже Боже.
- Послушайте, может, кофе? А, вот. Курите.
Джо взял предложенную ему лейтенантом сигарету.
- Боже, - слабым голосом проговорил он. - Но с ней все в порядке, да?
Я хочу сказать, никаких переломов или чего-нибудь в этом роде?
- Нет, переломов нет. - Хепельман наклонился вперед и зашептал прямо
в ухо молодому человеку: - Мистер Рейнс, у меня было много подобных дел.
Такое случается сотни раз на дню. Да, это тяжело. Но вы, я думаю,
переживете это. А женщины, как правило, приходят в себя быстрее мужчин.
Теперь уже все в порядке. Все позади.
Однако Джо реагировал не так, как привык Хепельман. Он сидел и курил,
неподвижно глядя куда-то в глубь похожего на тоннель больничного коридора.
Кто-то вызывал по внутренней связи доктора Холланда.
- Некоторые люди просто сущие звери, - заметил Хепельман. - Взбредет
что-нибудь в голову - значит, вынь да положь. Им, черт возьми, наплевать,
кто это будет. Я расследовал дела, где жертвами насилия становились
восьмидесятилетние бабули! А этим гадам плевать. У них крыша давно
съехала.
Джо сидел тихо и неподвижно.
- Знаете, как с ними следует поступать? У меня есть на этот счет
твердое мнение. Подонкам надо отрезать яйца. Серьезно.
Кто-то шел к ним по коридору. Джо смотрел, как он подходит. В руках у
него был блокнот, и Джо рассудил, что это либо другой полицейский, либо
врач.
Хепельман поднялся и поздоровался с пришедшим за руку.
- Доктор Винтер, это мистер Рейнс. Я сказал ему, что все обойдется.
- Верно, мистер Рейнс, - сказал врач. Усталость проложила вокруг его
глаз глубокие морщины. - Ваша жена отделалась незначительными
повреждениями. Сейчас она в состоянии легкого шока; это естественное
следствие того, что ей пришлось пережить, так что не тревожьтесь. Далее:
от вас потребуется большое присутствие духа. Когда ваша жена начнет
приходить в себя, она будет воспринимать окружающий мир несколько
неадекватно. И, возможно, решит, что вы стали прохладнее относиться к ней
- проблема, с которой сталкиваются многие жертвы сексуального насилия.
Джо кивал.
- Можно ее увидеть?
Взгляд доктора метнулся к Хепельману, потом вернулся к Джо.
- Я бы предпочел, чтобы это произошло не сейчас. Мы пытаемся
удерживать ее в состоянии искусственного сна, используя седативные
средства. Завтра вы сможете увидеться с ней на несколько минут.
- Я бы хотел увидеть ее сейчас...
Доктор Винтер моргнул.
- Доктор абсолютно прав, - заметил Хепельман, крепко взяв Джо за
локоть. - Послушайте. Была трудная ночь. Отправляйтесь домой и поспите.
Хорошо? Я готов вас подвезти.
- Завтра, - сказал доктор Винтер. - Свяжитесь со мной завтра.
Джо провел рукой по лицу. Они правы. Ей нужен сон, а кроме того, он
все равно ничем не может помочь. Он сказал:
- Ладно.
- Вот и хорошо, - Хепельман подошел к лифтам на другой стороне
коридора. - Я отвезу вас домой.
Прежде чем за Рейнсом и полицейским закрылись двери лифта, доктор
Винтер успел сказать:
- C ней все будет в полном порядке.
Лифт поехал вниз. Винтер еще некоторое время стоял без движения.
Внутри у него все дрожало после встречи с Рейнсом. Кто он? Таксист, сказал
Хепельман? А с виду интеллигент: высокий лоб, глаза, которые потеплеют и
станут добрыми, когда из них уйдет холодный страх, завитки в меру длинных
волос над воротником. Умный парень. Слава Богу, не стал настаивать на том,
чтобы увидеть жену.
Доктор Винтер вернулся к сестринскому посту и спросил:
- Миссис Рейнс сейчас отдыхает?
- Да, сэр. Теперь она некоторое время проспит.
- Очень хорошо. А теперь послушайте внимательно. И внушите остальным.
- Он понизил голос: - На других этажах о ее состоянии ни гу-гу. Это наша
проблема. Договорились?
- Да, сэр.
Винтер кивнул и пошел по коридору к палате, где лежала Мэри Кейт. Уже
протянув руку к ручке двери, он вдруг передумал: незачем еще раз
заглядывать к ней, незачем разглядывать ее тело и спрашивать себя и
дерматолога доктора Бертрама, что это, черт побери, такое. Он знал ответ.
Но что, объясните Христа ради, сказать Рейнсу? Чем, с точки зрения логики,
объяснить ожоги на теле его жены? Не трением об асфальт, на который ее
повалили, это уж точно.
Ожоги повторяли очертания человеческой руки.
Ожоги первой степени, ничего серьезного, но...
Следы ладоней там, где насильник хватал ее. На животе, предплечьях,
бедрах горели отпечатки рук, такие четкие, словно насильник сперва окунул
их в красную краску, а потом с размаха прижал к гладкой белой коже
девушки.
И два отпечатка пальцев.
По одному на каждом веке.
3
В предрассветный час жара высоко поднялась над крышами - и вновь
камнем упала вниз, как канатами опутав гранитные глыбы зданий. И стала
ждать восхода, чтобы выжечь и иссушить город.
Джо так и не сомкнул глаз. Опухший от пива, он сидел на треснутом
пластиковом стуле у открытого окна и смотрел на далекие, никогда не
тускнеющие огни центра.
Боже мой, твердил он про себя, пока ему не начало казаться, что это
говорит кто-то другой, стоящий рядом, Боже мой. Как можно допускать такое?
Воспаленным внутренним оком он видел - вот пьяный грязный бродяга
подстерегает в темноте приближающуюся Мэри Кейт. Потом выскакивает из
своего укрытия и, точно тяжелый мешок с дерьмом, сбивает ее с ног. И
дергается на ней, дергается, дергается... пока Джо не становится
невыносима эта мысль.
С некоторых пор жизнь на планете была не столь уж прекрасна и
удивительна; Джо знал это даже слишком хорошо. И вот _э_т_о_; оно
ворочалось у Джо внутри, пытаясь вырваться из-за решетки его зубов,
заставить Джо схватить револьвер и бешеным псом ринуться на улицы.
Вернувшись, он позвонил ее родителям. Мать Мэри с трудом сдерживала
крик. "А ты где был? Только не там, где надо было! Там тебя не было! Нет,
ты дома штаны протирал! Ее же могли убить!"
- Виноват ты, Джо, так и знай! - рявкнул отец Мэри, отнимая у жены
трубку. - Так хоть сейчас будь мужчиной! В какую больницу ее отвезли?
- К ней не пускают, - тихо сказал он. - Даже меня не пустили.
- Наплевать! Адрес больницы?
Джо осторожно положил трубку на рычаг, оборвав возмущенную тираду
тестя. Он ждал сердитого стука в дверь, но они так и не приехали.
Возможно, они обзвонили все больницы и нашли ее или, быть может, решили
заявиться к нему с утра. Сейчас это его не заботило: он был рад, что не
нужно ни с кем объясняться.
Он приехал сюда два года назад со Среднего Запада, стремясь получить
образование и набраться "полезного жизненного опыта". Джо вырос в семье,
"привязанной к земле", по выражению его отца. Им хотелось, чтобы и он,
Джо, пустил корни в родных местах и рос, наливался соками, как пшеничный
колос на черноземе. Но такая жизнь была не по нему; Джо давным-давно понял
это. Ему хотелось стать учителем, преподавать Шекспира или литературу
эпохи Возрождения, но прежде всего ему хотелось жить, вырваться из плена
степи, где он появился на свет, и, может быть, обрести второе рождение в
каком-нибудь крупном городе - так ему нашептывал юношеский идеализм.
Джо нашел работу - неполную ставку водителя такси; это вместе с
ежемесячной помощью из дома давало ему возможность не только существовать,
но и учиться по вечерам. Было время, он даже позволял себе насладиться то
"Отелло", то концертом в Центральном Парке, то сладкой властью марихуаны.
Потом он повстречал Мэри Кейт. Зашел в первую попавшуюся забегаловку
и там вдруг понял, что всерьез заинтересовался тоненькой большеглазой
девушкой, которая с грохотом поставила перед ним тарелки и торопливо
выписала счет неуклюжим крупным почерком малообразованного человека. Их
объединяло только одно - раннее, незрелое сексуальное томление; после ласк
Мэри нравилось читать любовные романы. Родители Джо, узнав о его грядущей
женитьбе, энергично воспротивились ей. Сын, написали они ему, если ты это
сделаешь, не рассчитывай, что мы по-прежнему будем каждый месяц высылать
тебе деньги. Помни, тебе нужно образование. Джо ответил: "Идите к черту".
Но вскоре все его планы рухнули. Очень нужны были деньги; теперь Джо
крутил баранку полный день, а курсы английской словесности пошли псу под
хвост. Стало мучительно ясно: они с Мэри Кейт не пара, ее безграмотность и
невежество заставляли его брезгливо морщиться. Так они и жили, словно
соседи по комнате в общежитии, которые вдруг поняли, что мешают друг
другу, жили, едва сводя концы с концами и не помышляя о таком дорогом
удовольствии как развод.
Но выпадали и хорошие минуты, минуты близости и нежности. Однажды во
время медового месяца они пошли в кино на программу из двух фильмов
ужасов; они сидели на балконе и бросали воздушной кукурузой в хищные,
перемазанные кровью лица на экране, а потом соскользнули вниз, в проход
между рядами, и целовались - громко, как старшеклассники. И у них были
общие друзья - беззаботные хиппи, снабжавшие их за бесценок первоклассным
зельем, и несколько супружеских пар, с которыми Джо познакомился на
курсах. Иногда забегали и парни с работы Джо, выпить пива и поиграть в
покер; тогда Мэри Кейт подавала им сэндвичи и выписывала счета на бумажных
салфетках: шутка, которая пользовалась неизменным успехом.
Сидя на стуле в окружении пустых банок из-под пива, он неожиданно
понял, что квартира без Мэри стала совсем другой. В этот утренний час Мэри
Кейт обычно будила его тем, что металась во сне, сражаясь с призраками из
своей забегаловки. Порой он садился в постели и смотрел, как бегают под
закрытыми веками глаза Мэри Кейт. Что ей снилось? Час пик? Обеденная
суматоха? Гамбургер пятьдесят футов в поперечнике?
Он нес ответственность за нее, "в горе и в радости", как гласили
венчальные обеты. Кому же, как не ему, помогать ей пройти через _э_т_о_?
Он собрал банки и высыпал в мусорное ведро. За окном сквозь серую вуаль
утренних сумерек пробивался рассвет. Странно, подумал он, до чего небо в
это время суток бледное и блеклое - не угадаешь, чего ждать, дождя или
солнца. Пустое, словно чье-то бесстрастное лицо, неподвижно взирающее на
тебя.
Дождавшись часов посещений, он сел на автобус, который через весь
город доставил его в больницу "Бельвю".
На восьмом этаже он остановил медсестру и спросил о жене.
- Извините, сэр, - последовал ответ, - но я не могу пустить вас к
миссис Рейнс без официального разрешения доктора Винтера или доктора
Бертрама.
- Что? Послушайте, я ее муж. Я имею право увидеться с ней. В какой
она палате?
- Извините, сэр, - повторила сестра и пошла к посту в конце коридора.
Что-то тут не то. Он уже почувствовал это раньше и теперь убедился:
что-то случилось. Он поймал медсестру за запястье.
- Я намерен немедленно увидеться с женой, - сказал он, глядя ей прямо
в глаза. - _Н_е_м_е_д_л_е_н_н_о_, и вы сейчас же отведете меня к ней.
- Хотите, чтобы я вызвала охранника? Сейчас вызову.
- Хорошо, черт подери, валяйте, зовите своего паршивого охранника, но
все равно: вы отведете меня к ней в палату. - Это прозвучало неожиданно
жестко. Краешком глаза он заметил, как пялились на него медсестры у поста.
Одна из них взяла телефонную трубку и нажала какую-то кнопку.
Угроза сработала.
- Палата 712, - сказала медсестра и вырвалась.
Джо прошагал по коридору к палате 712 и не колеблясь вошел.
Мэри Кейт спала. Ее поместили в отдельную палату с серовато-белыми
стенами. Окна были наполовину закрыты белыми занавесками; солнце,
пробиваясь сквозь жалюзи, ложилось на кровать тремя полосками.
Он закрыл дверь и приблизился. Мэри Кейт лежала, укрытая одеялом по
шею. Бледная, изможденная, хрупкая, она казалась потерявшейся в этом мире.
Ее веки были странно красными и припухшими (вероятно, подумал Джо, от
слез). Здесь, среди облачно-белых стен, Мэри казалась очень далекой и от
аляповатых, кричащих неоновых красок гриль-бара, и от их опустевшей
квартиры.
Он приподнял одеяло, чтобы взять ее за руку.
И отшатнулся.
Рука Мэри была покрыта красными пятипалыми следами. Впиваясь в ее
тело, царапая его, они ползли вверх по предплечью и исчезали под
больничной рубашкой.
1 2 3 4 5