Двери лифта бесшумно открылись – перед Джоан лежал просторный холл пентхауса. Джоан наблюдала, как Андерс повелительным кивком головы приказал горничным выметаться из номера, при этом недовольно фыркнув. Подойдя к бару, он плеснул себе виски в стакан, ничего не предложив Джоан. Она укоризненно покачала головой.
– Ты не счел нужным заказать номер заранее, но, тем не менее, хочешь, чтобы все было готово к твоему внезапному появлению, а персонал гостиницы при этом прыгал от радости, что ты удостоил их своим приездом.
– А что я должен делать, по-твоему? – Андерс выпил виски одним махом, с шумом опустил стакан на серебряный поднос и только тогда посмотрел на нее. – Скажи, как, ты считаешь, я должен был вести себя там, внизу?
– Вести себя прилично для начала, – резко ответила Джоан. И, хотя эта перепалка была совершенно пустой и далекой от того, что произошло несколько часов назад, Джоан не остановилась. Возможно, ей было легче разрядиться таким способом, чем думать о том, зачем она пришла сюда. – Швейцар был крайне вежлив с тобой, а ты…
– Ему платят за то, чтобы он был вежливым, – перебил ее Андерс. – Платят за то, что бы он не забывал мое имя, помнил, что мы с братом приходим обедать в ресторан, когда мне позволяет время, помнил, что иногда я ночую здесь, чтобы не ехать домой.
– Может, он и получает за все это деньги, но почему не проявить элементарную вежливость, когда тебя так тепло приветствуют?
– Мой брат погиб сегодня! – рявкнул Андерс.
– Как и моя сестра. Но для меня гибель Нэнси не является поводом для унижения людей. Я не обращалась с медсестрами и с врачами в больнице так, словно они ничтожества и не достойны даже моего мизинца.
– Если бы я не перебил швейцара, он бы спросил меня о Брэндоне, поинтересовался, как он поживает и скоро ли снова появится у них. Ты хотела, чтобы я сказал ему, что мой брат уже никогда не приедет сюда? Хотела, чтобы я сообщил всему миру, что он погиб, когда они и так все узнают через час-другой из новостей?
Андерс посмотрел на растерянное лицо Джоан и покачал головой. Он включил телевизор. Передавали последние новости. Он услышал за спиной всхлип, когда на экране появился искореженный кузов знакомого автомобиля. На фоне этого кадра в верхнем левом углу возникла фотография Брэндона и Нэнси. Диктор за кадром излагал подробности аварии. Этого Джоан уже не могла вынести. Она закрыла ладонями уши и крепко зажмурилась, чтобы не видеть того, что показывали на экране.
– Я просила врачей ничего не сообщать прессе до тех пор, пока мы не уедем отсюда, – с трудом проговорила она.
– Речь идет о погибшем члене семьи Рейнер, – сказал Андерс, удивляясь, очевидно, ее недогадливости.
– О двух членах семьи Рейнер, – поправила его Джоан. – Моя сестра тоже была Рейнер.
– Твоя сестра была вообще никто, – презрительно бросил Андерс. – Но я согласен, формально погибли два члена нашей семьи, и это является новостью. Я не сомневаюсь; что бедный швейцар, о котором ты так беспокоилась, уже звонит журналистам, чтобы сообщить, что я нахожусь здесь. – Он пожал плечами. – Но мне, честно говоря, глубоко безразлично, что он делает.
– С какой стати журналисты захотят говорить с тобой?
– Ты совсем глупая или притворяешься дурочкой?
Но его обидные слова уже не действовали на Джоан. Ей было настолько плохо, что хуже уже быть не могло. Одна боль наслаивалась на другую, и ее нервная система стала невосприимчивой к очередной демонстрации Андерсом презрения к ней.
– Я не глупая, – сказала она, встретившись с ним взглядом. – Я читаю газеты, смотрю новости по телевизору вечером после работы, поэтому знаю, какое место в американском обществе занимает семья Рейнер. Но Брэндон не имел отношения к семейному бизнесу, он за всю свою жизнь и дня не работал. И я действительно не понимаю, почему прессу так взбудоражила эта трагедия.
– Ты думаешь, журналистов волнует такой пустяк, как котировка акций компании? – усмехнувшись, сказал Андерс. – Дело в том, что Брэндон богат и у него есть дочь, поэтому…
– Был богат, – поправила его Джоан. Она вдруг заметила, как в его темных глазах мелькнула боль, и с его лица на мгновение слетела маска надменной светскости. Но она все же добавила: – И имел дочь.
– Вот поэтому я и привез тебя сюда, – сказал Андерс, воспользовавшись моментом.
– Не ты привез, а я сама согласилась приехать, – возразила Джоан. – Повторяю, Андерс, я не глупая, скорее немного наивная. Мир, наверное, не замрет оттого, что погибли Брэндон и Нэнси, но он наверняка с интересом будет наблюдать за ожесточенными дебатами вокруг будущего Джойс. И дебатировать на эту тему будут люди, которым по существу наплевать на ее судьбу. Но лично меня совершенно не волнует, что напишут газеты, потому что в конце дня каждый займется своими личными делами, забыв обо всем, что не имеет к ним отношения. Это нам некуда деться от трагедии, мы будем жить с ней еще очень долго и расхлебывать ее последствия.
– Мне тоже абсолютно безразлично, что напишут журналисты, – сказал Андерс. – Но газеты не единственные, кому есть что сказать. – Он задумчиво посмотрел на Джоан, как бы решая, продолжать или нет. – Моя мачеха не отдаст тебе Джойс. – Джоан подавила возглас протеста. То, что говорил сейчас Андерс, было слишком важным, чтобы прерывать его. – Я просто ставлю тебя в известность, что она не допустит этого. Она не позволит, чтобы часть состояния семьи уплыла на сторону.
– Почему? – удивленно спросила Джоан. – Я думала, что она не нуждается в деньгах.
– Людям всегда бывает мало, а моя мачеха так любит транжирить деньги, что ни за что не выпустит из рук свалившийся куш. Она будет бороться за него не на жизнь, а на смерть. – Андерс неприязненно усмехнулся. – Моя мачеха – холодная, бессердечная женщина, которых свет еще не видел. Это из-за нее Брэндон сошел с катушек, стал пить.
– Это отговорка, – не согласилась Джоан. – Я много раз спорила на эту тему с Нэнси, которая, попав в очередную переделку, всегда обвиняла в своих бедах наших родителей. Вы с Брэндоном росли в одной семье, но ты смог заниматься семейным бизнесом и продолжаешь это делать с большим успехом, а он нет. Возможно, ваша мачеха не подталкивала его к этому, но все равно у него было полно возможностей сделать себе карьеру, о чем большинство людей могут только мечтать. Ты оказываешь Брэндону плохую услугу, сваливая все на мачеху.
– Может, и так. Но в жизни не все бывает черным и белым. Люди разные. Я более сильный и стойкий, чем он. – В его тоне не было превосходства, просто констатация факта, и Джоан не стала напоминать ему, что о Брэндоне теперь можно говорить только в прошедшем времени. – Эллис та еще штучка, и я до последнего своего дня буду винить ее в том, что она приложила свою руку к тому, чтобы Брэндон лежал сейчас в морге. – Голос Андерса дрогнул, и Джоан была шокирована, увидев блеснувшие в его глазах слезы. Но Андерс быстро взял себя в руки, и его лицо снова стало непроницаемым. – Я не позволю ей сотворить с Джойс то, что она сделала с Брэндоном.
– В таком случае, что означали твои слова в больнице? – Джоан старалась говорить спокойно, не показывать ему, что она чего-то боится. – Судя по тому, что ты сказал только что, я для Джойс лучший вариант. И если ты опять обвинишь меня в том, что я хочу забрать ее себе из-за денег, то знай, ты глубоко ошибаешься. Мне даже мысль в голову не приходила о ее наследстве, пока ты не появился в больнице.
Андерс недоверчиво посмотрел на нее и устало пожал плечами.
– Может, ты хочешь иметь и то, и другое. Я допускаю, что ты действительно любишь Джойс и беспокоишься о ее судьбе, а в желании быть богатой нет ничего зазорного. – Джоан открыла было рот, чтобы возразить, но Андерс перебил ее: – Я не хочу, чтобы Эллис воспитывала Джойс.
– Тогда отдай ее мне.
– Это не так просто. Эллис поднимет на ноги все суды штата, использует любые средства, чтобы дискредитировать тебя. Она наймет самых лучших адвокатов. А ты, Джоан, школьная учительница, живущая на свою небольшую зарплату. Тебе будет трудно тягаться с ней.
Он был прав, и у Джоан появилось плохое предчувствие. Она боялась попросить Андерса о помощи, но слова сами сорвались с языка:
– Ты мог бы помочь мне.
– А зачем? Я могу и сам претендовать на опекунство.
– В таком случае, желаю тебе удачи, – с напускной легкостью сказала Джоан. Она увидела удивление на его лице и порадовалась своей маленькой победе. – Только не надо пугать меня разговорами о деньгах и дорогих адвокатах. Если потребуется, я продам свою квартиру, а когда закончатся деньги, обращусь к общественным юристам за помощью. Говорю тебе сейчас и повторю это каждому Рейнеру: у меня такие же права на Джойс, какие у каждого из вас. Но в отличие от вас я действительно принимала участие в ее жизни. Несмотря на то, что я осуждала Брэндона и Нэнси за их образ жизни, я часто появлялась в их доме, чтобы побыть с Джойс.
– Я не мог этого делать, потому что был постоянно занят на работе, – как бы оправдываясь, сказал Андерс. – И потом… мне было противно смотреть на этих двоих…
– Можешь не говорить мне об этом! – вспылила Джоан. – Расскажешь в суде, как ты не мог выкроить время даже на ее крестины, поведаешь о том, что впервые увидел свою единственную племянницу только через два месяца после ее рождения и что с тех пор ни разу не навещал ее.
– На это есть причины! – выкрикнул Андерс.
– Отговорки, – бросила ему в ответ Джоан. – Все это отговорки и больше ничего! А сейчас ты имеешь наглость заявлять, что хочешь взять опекунство над Джойс, над ребенком, которого видел два раза в жизни. Предупреждаю: я не отдам тебе племянницу. Меня не остановит состояние Рейнеров и не запугает твое влияние. Я буду бороться за нее. Я уверена, ты тоже считаешь, что я для нее буду самым лучшим опекуном.
– Ты?! – презрительно переспросил Андерс.
– Да, я. Я пойду на все, чтобы обеспечить ее будущее. На все, – повторила Джоан, чтобы он понял: она не шутит. – Я знаю, что ты невысокого мнения обо мне. Ты дал мне это понять в ночь свадьбы Брэндона и Нэнси.
– Та ночь не имеет никакого отношения к тому, что мы обсуждаем сейчас.
– Еще как имеет, – возразила Джоан. У нее вспыхнули щеки от стыда, но она не хотела поддаваться смущению. Будущее Джойс было слишком важно для нее, чтобы прятаться за неприятными воспоминаниями. – Ты относился ко мне, как к дешевой проститутке. – Она заметила, как Андерс поморщился при этих словах, но продолжала изливать свою обиду: – Ты вышел из отеля, даже не попрощавшись со мной. – У Джоан уже горело все лицо, но не от стыда. Она выплескивала сейчас на Андерса унижение и злость, которые носила в себе почти целый год. – Я побежала за тобой, Андерс. Подошла к твоей машине и постучала в стекло, но ты даже не захотел посмотреть в мою сторону.
– Ты была противна мне.
Она отскочила, будто он ударил, ее. Пылавшее лицо побелело, глаза наполнились соленой влагой. Но Джоан удержалась от слез, она не хотела, чтобы Андерс видел ее плачущей и окончательно униженной.
– Между прочим, в этом участвуют двое, – произнесла она с достоинством. Губы ее едва двигались, голос был напряжен, но она держалась изо всех сил, чтобы не размякнуть перед Андерсом. – И если ты попытаешься использовать ту ночь, чтобы очернить меня, у тебя ничего не выйдет. Ты был таким же участником, как и я.
– Я не понимаю, о чем ты говоришь. – Андерс презрительно усмехнулся.
– Ты, очевидно, из тех шовинистов, которые считают, что мужчинам это позволительно, а женщинам нет. – Он собрался что-то сказать, но Джоан перебила его, повысив голос: – Возможно, ты прав. Я сама не могу объяснить, как случилось, что я оказалась в номере отеля с мужчиной, которого едва знала. Да, я вела себя, как дешевая проститутка, за что презираю себя. Так что можешь не стараться, твои оскорбительные слова не идут ни в какое сравнение с теми, что я говорю сама себе. Может, я и вызываю у тебя отвращение, но ты даже представить себе не можешь, насколько я сама себе противна.
Повисло напряженное молчание. Джоан поняла, что долго не выдержит. Ее глаза обвели роскошную гостиную пентхауса в поисках выхода из этого роскошного номера. Ее взгляд наткнулся на дверь, ведущую в ванную комнату, и, только когда Джоан закрыла за собой дверь, из ее груди вырвался протяжный выдох, – она невольно сдерживала дыхание, пока высказывала Андерсу наболевшее.
Как объяснить ему, что до своего самого последнего вздоха она не сможет понять, как позволила ему столь бесстыдно ласкать ее? Что даже год спустя она с трудом верит в то, что происходило в ту ночь между ней и практически незнакомым ей мужчиной? Но тогда Андерс не казался ей незнакомцем. Джоан скрипнула зубами, вспомнив о том, как она сгорала от страсти, которая лишила ее благоразумия и взяла верх над обычной сдержанностью.
Как объяснить Андерсу то, чего она сама не могла осознать?
Джоан разделась и встала под душ. Теплые струи воды немного успокоили ее и позволили привести мысли в относительный порядок. Она бы с радостью осталась в ванной навсегда, спряталась бы от всего мира, но она понимала, что ей надо быть сильной, надо вернуться в гостиную и снова общаться с Андерсом. Ради Джойс.
Она надела махровый белый халат, висевший на вешалке, туго завязала пояс, постирала в раковине чулки и трусики. Джоан была рада побыть в одиночестве еще несколько минут.
– Что ты делаешь?
Джоан резко обернулась, не веря своим глазам.
– Как ты посмел войти сюда без стука?! – возмутилась она. – Как ты вообще посмел войти сюда?! Я могла быть раздетой!
– Но ты же в халате, – спокойно возразил Андерс. – Нам надо поговорить, а ты прячешься здесь.
– Я не прячусь, – солгала она, но Андерс покачал головой.
– Почему ты тогда стираешь здесь свою одежду, как какой-то бродяга в реке? Ты меня удивляешь, Джоан.
– Ты действительно невыносим. К твоему сведению, у меня не было времени собрать дорожную сумку, когда меня ждала полиция около дверей моей квартиры.
– Отдай свои вещи в прачечную отеля, – сказал Андерс тоном, подразумевающим, что другого и быть не может.
– Еще чего не хватало! У меня еще сохранилось немного гордости, несмотря на то что ты стремился растоптать ее. Если ты думаешь, что я отдам свое белье кому-то в стирку, то ты глубоко ошибаешься.
Вздернув подбородок, Джоан отвернулась и повесила белье сушиться на планку, с которой свисала полиэтиленовая занавеска. Джоан делала это неторопливо, хотя слышала за спиной нетерпеливое пыхтение. И, когда Андерс снова продолжил их незаконченный разговор, она не повернулась к нему – пусть не думает, что она встанет перед ним по стойке смирно по первому его слову.
– Если бы Джойс была старше, мы могли бы спросить у нее, чего она хочет. Но она и говорить-то еще не умеет, а уж об остальном и думать нечего.
Джоан ощущала спиной его взгляд, но по-прежнему не поворачивалась к Андерсу лицом. Она лишь коротко кивнула, дав понять, что слушает его. И Андерс продолжил:
– Так что, может, мы спросим у самих себя, чего бы хотели для нее ее родители?
Андерс говорил разумные вещи, поэтому Джоан медленно повернулась к нему.
– Мы с Брэндоном ссорились периодически, и я, возможно, сам отдалился от него, потому что мне не нравился его образ жизни, но мы все равно продолжали регулярно встречаться. Как я уже говорил, мы часто приезжали обедать в ресторан этого отеля, и, в какой бы переплет ни попадал мой младший брат, он знал, что всегда может рассчитывать на мою помощь. Он относился ко мне с уважением. – Андерс судорожно сглотнул. – В глубине души я знаю, что Брэндон любил меня, и я не сомневаюсь, что он согласился бы на то, чтобы я растил его дочь. Теперь твоя очередь, Джоан. Что ты можешь сказать о Нэнси? – Андерс пристально вглядывался в ее лицо, словно боялся пропустить малейшее изменение в выражении ее глаз. – Кому бы Нэнси отдала свою дочь?
– Я думаю, что мне… – неуверенно произнесла Джоан, и Андерс тотчас воспользовался ее замешательством.
– Потому что она любила тебя? – спросил он медовым голосом, но Джоан безошибочно уловила в нем насмешливые нотки. – Нэнси отдала бы тебе Джойс на воспитание, потому что она обожала свою старшую сестричку Джоан? – повторил он с едкой иронией.
– Она любила меня, – твердо сказала Джоан, – я была ее сестрой.
Она провела языком по сухим губам. У нее уже кружилась голова от его безжалостных слов.
– Она не обязана была любить свою сестру, Джоан, – жестко произнес он. – Она даже могла не любить своего мужа. Ведь Нэнси не любила Брэндона, не так ли? Не любила? – громко повторил он свой вопрос. Это был рык льва, защищающего свою территорию. – По сути, Брэндон был для твоей сестрицы ходячей чековой книжкой.
– Андерс, прошу тебя, хватит! – взмолилась Джоан.
Она хотела, чтобы он не портил ей те несколько добрых воспоминаний о сестре, которые сохранились в ее памяти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
– Ты не счел нужным заказать номер заранее, но, тем не менее, хочешь, чтобы все было готово к твоему внезапному появлению, а персонал гостиницы при этом прыгал от радости, что ты удостоил их своим приездом.
– А что я должен делать, по-твоему? – Андерс выпил виски одним махом, с шумом опустил стакан на серебряный поднос и только тогда посмотрел на нее. – Скажи, как, ты считаешь, я должен был вести себя там, внизу?
– Вести себя прилично для начала, – резко ответила Джоан. И, хотя эта перепалка была совершенно пустой и далекой от того, что произошло несколько часов назад, Джоан не остановилась. Возможно, ей было легче разрядиться таким способом, чем думать о том, зачем она пришла сюда. – Швейцар был крайне вежлив с тобой, а ты…
– Ему платят за то, чтобы он был вежливым, – перебил ее Андерс. – Платят за то, что бы он не забывал мое имя, помнил, что мы с братом приходим обедать в ресторан, когда мне позволяет время, помнил, что иногда я ночую здесь, чтобы не ехать домой.
– Может, он и получает за все это деньги, но почему не проявить элементарную вежливость, когда тебя так тепло приветствуют?
– Мой брат погиб сегодня! – рявкнул Андерс.
– Как и моя сестра. Но для меня гибель Нэнси не является поводом для унижения людей. Я не обращалась с медсестрами и с врачами в больнице так, словно они ничтожества и не достойны даже моего мизинца.
– Если бы я не перебил швейцара, он бы спросил меня о Брэндоне, поинтересовался, как он поживает и скоро ли снова появится у них. Ты хотела, чтобы я сказал ему, что мой брат уже никогда не приедет сюда? Хотела, чтобы я сообщил всему миру, что он погиб, когда они и так все узнают через час-другой из новостей?
Андерс посмотрел на растерянное лицо Джоан и покачал головой. Он включил телевизор. Передавали последние новости. Он услышал за спиной всхлип, когда на экране появился искореженный кузов знакомого автомобиля. На фоне этого кадра в верхнем левом углу возникла фотография Брэндона и Нэнси. Диктор за кадром излагал подробности аварии. Этого Джоан уже не могла вынести. Она закрыла ладонями уши и крепко зажмурилась, чтобы не видеть того, что показывали на экране.
– Я просила врачей ничего не сообщать прессе до тех пор, пока мы не уедем отсюда, – с трудом проговорила она.
– Речь идет о погибшем члене семьи Рейнер, – сказал Андерс, удивляясь, очевидно, ее недогадливости.
– О двух членах семьи Рейнер, – поправила его Джоан. – Моя сестра тоже была Рейнер.
– Твоя сестра была вообще никто, – презрительно бросил Андерс. – Но я согласен, формально погибли два члена нашей семьи, и это является новостью. Я не сомневаюсь; что бедный швейцар, о котором ты так беспокоилась, уже звонит журналистам, чтобы сообщить, что я нахожусь здесь. – Он пожал плечами. – Но мне, честно говоря, глубоко безразлично, что он делает.
– С какой стати журналисты захотят говорить с тобой?
– Ты совсем глупая или притворяешься дурочкой?
Но его обидные слова уже не действовали на Джоан. Ей было настолько плохо, что хуже уже быть не могло. Одна боль наслаивалась на другую, и ее нервная система стала невосприимчивой к очередной демонстрации Андерсом презрения к ней.
– Я не глупая, – сказала она, встретившись с ним взглядом. – Я читаю газеты, смотрю новости по телевизору вечером после работы, поэтому знаю, какое место в американском обществе занимает семья Рейнер. Но Брэндон не имел отношения к семейному бизнесу, он за всю свою жизнь и дня не работал. И я действительно не понимаю, почему прессу так взбудоражила эта трагедия.
– Ты думаешь, журналистов волнует такой пустяк, как котировка акций компании? – усмехнувшись, сказал Андерс. – Дело в том, что Брэндон богат и у него есть дочь, поэтому…
– Был богат, – поправила его Джоан. Она вдруг заметила, как в его темных глазах мелькнула боль, и с его лица на мгновение слетела маска надменной светскости. Но она все же добавила: – И имел дочь.
– Вот поэтому я и привез тебя сюда, – сказал Андерс, воспользовавшись моментом.
– Не ты привез, а я сама согласилась приехать, – возразила Джоан. – Повторяю, Андерс, я не глупая, скорее немного наивная. Мир, наверное, не замрет оттого, что погибли Брэндон и Нэнси, но он наверняка с интересом будет наблюдать за ожесточенными дебатами вокруг будущего Джойс. И дебатировать на эту тему будут люди, которым по существу наплевать на ее судьбу. Но лично меня совершенно не волнует, что напишут газеты, потому что в конце дня каждый займется своими личными делами, забыв обо всем, что не имеет к ним отношения. Это нам некуда деться от трагедии, мы будем жить с ней еще очень долго и расхлебывать ее последствия.
– Мне тоже абсолютно безразлично, что напишут журналисты, – сказал Андерс. – Но газеты не единственные, кому есть что сказать. – Он задумчиво посмотрел на Джоан, как бы решая, продолжать или нет. – Моя мачеха не отдаст тебе Джойс. – Джоан подавила возглас протеста. То, что говорил сейчас Андерс, было слишком важным, чтобы прерывать его. – Я просто ставлю тебя в известность, что она не допустит этого. Она не позволит, чтобы часть состояния семьи уплыла на сторону.
– Почему? – удивленно спросила Джоан. – Я думала, что она не нуждается в деньгах.
– Людям всегда бывает мало, а моя мачеха так любит транжирить деньги, что ни за что не выпустит из рук свалившийся куш. Она будет бороться за него не на жизнь, а на смерть. – Андерс неприязненно усмехнулся. – Моя мачеха – холодная, бессердечная женщина, которых свет еще не видел. Это из-за нее Брэндон сошел с катушек, стал пить.
– Это отговорка, – не согласилась Джоан. – Я много раз спорила на эту тему с Нэнси, которая, попав в очередную переделку, всегда обвиняла в своих бедах наших родителей. Вы с Брэндоном росли в одной семье, но ты смог заниматься семейным бизнесом и продолжаешь это делать с большим успехом, а он нет. Возможно, ваша мачеха не подталкивала его к этому, но все равно у него было полно возможностей сделать себе карьеру, о чем большинство людей могут только мечтать. Ты оказываешь Брэндону плохую услугу, сваливая все на мачеху.
– Может, и так. Но в жизни не все бывает черным и белым. Люди разные. Я более сильный и стойкий, чем он. – В его тоне не было превосходства, просто констатация факта, и Джоан не стала напоминать ему, что о Брэндоне теперь можно говорить только в прошедшем времени. – Эллис та еще штучка, и я до последнего своего дня буду винить ее в том, что она приложила свою руку к тому, чтобы Брэндон лежал сейчас в морге. – Голос Андерса дрогнул, и Джоан была шокирована, увидев блеснувшие в его глазах слезы. Но Андерс быстро взял себя в руки, и его лицо снова стало непроницаемым. – Я не позволю ей сотворить с Джойс то, что она сделала с Брэндоном.
– В таком случае, что означали твои слова в больнице? – Джоан старалась говорить спокойно, не показывать ему, что она чего-то боится. – Судя по тому, что ты сказал только что, я для Джойс лучший вариант. И если ты опять обвинишь меня в том, что я хочу забрать ее себе из-за денег, то знай, ты глубоко ошибаешься. Мне даже мысль в голову не приходила о ее наследстве, пока ты не появился в больнице.
Андерс недоверчиво посмотрел на нее и устало пожал плечами.
– Может, ты хочешь иметь и то, и другое. Я допускаю, что ты действительно любишь Джойс и беспокоишься о ее судьбе, а в желании быть богатой нет ничего зазорного. – Джоан открыла было рот, чтобы возразить, но Андерс перебил ее: – Я не хочу, чтобы Эллис воспитывала Джойс.
– Тогда отдай ее мне.
– Это не так просто. Эллис поднимет на ноги все суды штата, использует любые средства, чтобы дискредитировать тебя. Она наймет самых лучших адвокатов. А ты, Джоан, школьная учительница, живущая на свою небольшую зарплату. Тебе будет трудно тягаться с ней.
Он был прав, и у Джоан появилось плохое предчувствие. Она боялась попросить Андерса о помощи, но слова сами сорвались с языка:
– Ты мог бы помочь мне.
– А зачем? Я могу и сам претендовать на опекунство.
– В таком случае, желаю тебе удачи, – с напускной легкостью сказала Джоан. Она увидела удивление на его лице и порадовалась своей маленькой победе. – Только не надо пугать меня разговорами о деньгах и дорогих адвокатах. Если потребуется, я продам свою квартиру, а когда закончатся деньги, обращусь к общественным юристам за помощью. Говорю тебе сейчас и повторю это каждому Рейнеру: у меня такие же права на Джойс, какие у каждого из вас. Но в отличие от вас я действительно принимала участие в ее жизни. Несмотря на то, что я осуждала Брэндона и Нэнси за их образ жизни, я часто появлялась в их доме, чтобы побыть с Джойс.
– Я не мог этого делать, потому что был постоянно занят на работе, – как бы оправдываясь, сказал Андерс. – И потом… мне было противно смотреть на этих двоих…
– Можешь не говорить мне об этом! – вспылила Джоан. – Расскажешь в суде, как ты не мог выкроить время даже на ее крестины, поведаешь о том, что впервые увидел свою единственную племянницу только через два месяца после ее рождения и что с тех пор ни разу не навещал ее.
– На это есть причины! – выкрикнул Андерс.
– Отговорки, – бросила ему в ответ Джоан. – Все это отговорки и больше ничего! А сейчас ты имеешь наглость заявлять, что хочешь взять опекунство над Джойс, над ребенком, которого видел два раза в жизни. Предупреждаю: я не отдам тебе племянницу. Меня не остановит состояние Рейнеров и не запугает твое влияние. Я буду бороться за нее. Я уверена, ты тоже считаешь, что я для нее буду самым лучшим опекуном.
– Ты?! – презрительно переспросил Андерс.
– Да, я. Я пойду на все, чтобы обеспечить ее будущее. На все, – повторила Джоан, чтобы он понял: она не шутит. – Я знаю, что ты невысокого мнения обо мне. Ты дал мне это понять в ночь свадьбы Брэндона и Нэнси.
– Та ночь не имеет никакого отношения к тому, что мы обсуждаем сейчас.
– Еще как имеет, – возразила Джоан. У нее вспыхнули щеки от стыда, но она не хотела поддаваться смущению. Будущее Джойс было слишком важно для нее, чтобы прятаться за неприятными воспоминаниями. – Ты относился ко мне, как к дешевой проститутке. – Она заметила, как Андерс поморщился при этих словах, но продолжала изливать свою обиду: – Ты вышел из отеля, даже не попрощавшись со мной. – У Джоан уже горело все лицо, но не от стыда. Она выплескивала сейчас на Андерса унижение и злость, которые носила в себе почти целый год. – Я побежала за тобой, Андерс. Подошла к твоей машине и постучала в стекло, но ты даже не захотел посмотреть в мою сторону.
– Ты была противна мне.
Она отскочила, будто он ударил, ее. Пылавшее лицо побелело, глаза наполнились соленой влагой. Но Джоан удержалась от слез, она не хотела, чтобы Андерс видел ее плачущей и окончательно униженной.
– Между прочим, в этом участвуют двое, – произнесла она с достоинством. Губы ее едва двигались, голос был напряжен, но она держалась изо всех сил, чтобы не размякнуть перед Андерсом. – И если ты попытаешься использовать ту ночь, чтобы очернить меня, у тебя ничего не выйдет. Ты был таким же участником, как и я.
– Я не понимаю, о чем ты говоришь. – Андерс презрительно усмехнулся.
– Ты, очевидно, из тех шовинистов, которые считают, что мужчинам это позволительно, а женщинам нет. – Он собрался что-то сказать, но Джоан перебила его, повысив голос: – Возможно, ты прав. Я сама не могу объяснить, как случилось, что я оказалась в номере отеля с мужчиной, которого едва знала. Да, я вела себя, как дешевая проститутка, за что презираю себя. Так что можешь не стараться, твои оскорбительные слова не идут ни в какое сравнение с теми, что я говорю сама себе. Может, я и вызываю у тебя отвращение, но ты даже представить себе не можешь, насколько я сама себе противна.
Повисло напряженное молчание. Джоан поняла, что долго не выдержит. Ее глаза обвели роскошную гостиную пентхауса в поисках выхода из этого роскошного номера. Ее взгляд наткнулся на дверь, ведущую в ванную комнату, и, только когда Джоан закрыла за собой дверь, из ее груди вырвался протяжный выдох, – она невольно сдерживала дыхание, пока высказывала Андерсу наболевшее.
Как объяснить ему, что до своего самого последнего вздоха она не сможет понять, как позволила ему столь бесстыдно ласкать ее? Что даже год спустя она с трудом верит в то, что происходило в ту ночь между ней и практически незнакомым ей мужчиной? Но тогда Андерс не казался ей незнакомцем. Джоан скрипнула зубами, вспомнив о том, как она сгорала от страсти, которая лишила ее благоразумия и взяла верх над обычной сдержанностью.
Как объяснить Андерсу то, чего она сама не могла осознать?
Джоан разделась и встала под душ. Теплые струи воды немного успокоили ее и позволили привести мысли в относительный порядок. Она бы с радостью осталась в ванной навсегда, спряталась бы от всего мира, но она понимала, что ей надо быть сильной, надо вернуться в гостиную и снова общаться с Андерсом. Ради Джойс.
Она надела махровый белый халат, висевший на вешалке, туго завязала пояс, постирала в раковине чулки и трусики. Джоан была рада побыть в одиночестве еще несколько минут.
– Что ты делаешь?
Джоан резко обернулась, не веря своим глазам.
– Как ты посмел войти сюда без стука?! – возмутилась она. – Как ты вообще посмел войти сюда?! Я могла быть раздетой!
– Но ты же в халате, – спокойно возразил Андерс. – Нам надо поговорить, а ты прячешься здесь.
– Я не прячусь, – солгала она, но Андерс покачал головой.
– Почему ты тогда стираешь здесь свою одежду, как какой-то бродяга в реке? Ты меня удивляешь, Джоан.
– Ты действительно невыносим. К твоему сведению, у меня не было времени собрать дорожную сумку, когда меня ждала полиция около дверей моей квартиры.
– Отдай свои вещи в прачечную отеля, – сказал Андерс тоном, подразумевающим, что другого и быть не может.
– Еще чего не хватало! У меня еще сохранилось немного гордости, несмотря на то что ты стремился растоптать ее. Если ты думаешь, что я отдам свое белье кому-то в стирку, то ты глубоко ошибаешься.
Вздернув подбородок, Джоан отвернулась и повесила белье сушиться на планку, с которой свисала полиэтиленовая занавеска. Джоан делала это неторопливо, хотя слышала за спиной нетерпеливое пыхтение. И, когда Андерс снова продолжил их незаконченный разговор, она не повернулась к нему – пусть не думает, что она встанет перед ним по стойке смирно по первому его слову.
– Если бы Джойс была старше, мы могли бы спросить у нее, чего она хочет. Но она и говорить-то еще не умеет, а уж об остальном и думать нечего.
Джоан ощущала спиной его взгляд, но по-прежнему не поворачивалась к Андерсу лицом. Она лишь коротко кивнула, дав понять, что слушает его. И Андерс продолжил:
– Так что, может, мы спросим у самих себя, чего бы хотели для нее ее родители?
Андерс говорил разумные вещи, поэтому Джоан медленно повернулась к нему.
– Мы с Брэндоном ссорились периодически, и я, возможно, сам отдалился от него, потому что мне не нравился его образ жизни, но мы все равно продолжали регулярно встречаться. Как я уже говорил, мы часто приезжали обедать в ресторан этого отеля, и, в какой бы переплет ни попадал мой младший брат, он знал, что всегда может рассчитывать на мою помощь. Он относился ко мне с уважением. – Андерс судорожно сглотнул. – В глубине души я знаю, что Брэндон любил меня, и я не сомневаюсь, что он согласился бы на то, чтобы я растил его дочь. Теперь твоя очередь, Джоан. Что ты можешь сказать о Нэнси? – Андерс пристально вглядывался в ее лицо, словно боялся пропустить малейшее изменение в выражении ее глаз. – Кому бы Нэнси отдала свою дочь?
– Я думаю, что мне… – неуверенно произнесла Джоан, и Андерс тотчас воспользовался ее замешательством.
– Потому что она любила тебя? – спросил он медовым голосом, но Джоан безошибочно уловила в нем насмешливые нотки. – Нэнси отдала бы тебе Джойс на воспитание, потому что она обожала свою старшую сестричку Джоан? – повторил он с едкой иронией.
– Она любила меня, – твердо сказала Джоан, – я была ее сестрой.
Она провела языком по сухим губам. У нее уже кружилась голова от его безжалостных слов.
– Она не обязана была любить свою сестру, Джоан, – жестко произнес он. – Она даже могла не любить своего мужа. Ведь Нэнси не любила Брэндона, не так ли? Не любила? – громко повторил он свой вопрос. Это был рык льва, защищающего свою территорию. – По сути, Брэндон был для твоей сестрицы ходячей чековой книжкой.
– Андерс, прошу тебя, хватит! – взмолилась Джоан.
Она хотела, чтобы он не портил ей те несколько добрых воспоминаний о сестре, которые сохранились в ее памяти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16