Здесь выложена электронная книга Повесть о человеке автора по имени Андерсон Шервуд. На этой вкладке сайта web-lit.net вы можете скачать бесплатно или прочитать онлайн электронную книгу Андерсон Шервуд - Повесть о человеке.
Размер архива с книгой Повесть о человеке равняется 17.73 KB
Повесть о человеке - Андерсон Шервуд => скачать бесплатную электронную книгу
Андерсон Шервуд
Повесть о человеке
Шервуд Андерсон
Повесть о человеке
Перевод А.Шадрина
Во время заседания суда, на котором его сперва обвиняли в убийстве, а потом оправдали - после того как тот странный плешивый человечек с трясущимися руками признал себя виновным, - я не спускал с него глаз; меня поражало упорство, с которым он, казалось, непрерывно что-то перебирал в уме.
Мысли его все время были сосредоточены на чем-то, что не имело никакого отношения к обвинению его в убийстве женщины. Ему как будто вовсе было безразлично, признают его виновным или нет, оправдают или приговорят к смертной казни через повешение. Весь суд был для него чем-то далеким, как бы лежащим вне его жизни, и он отрицал свою виновность так, как отказываются от предложенной папиросы. "Спасибо, я не курю: заключил пари с одним приятелем, что месяц не буду курить!"
Вот так он себя вел. И этим всех сбивал с толку. В самом деле, если бы он был действительно виновен и стремился спасти свою шкуру, он ничего лучшего не мог бы придумать. Надо сказать, вначале каждый ив нас считал, что убийца - именно он, все мы были в этом просто убеждены. Но потом своим поразительным спокойствием он привлек симпатии всех на свою сторону. И когда узнали, что маленький, придурковатый механик сцены признал себя виновным, зал разразился аплодисментами.
Суд оправдал его, но он продолжал вести себя все так же странно. Казалось, где-то есть человек, с которым он мог бы найти общий язык, и важнее всего ему было разыскать этого человека, поговорить с ним. Во время суда и сразу же после него были минуты, когда я мог достаточно хорошо разглядеть обвиняемого. Мне врезалось в память, что он как бы всматривался в темноту, стараясь обнаружить на полу иголку или булавку. Так вот какой-нибудь близорукий старик ищет потерянные очки; обшарив карманы, он беспомощно озирается по сторонам.
У меня, да и у каждого из присутствующих, возник еще один вопрос: "Можно ли казаться внешне и равнодушным и грубым в ту минуту, когда умирает самый близкий человек, и одновременно какой-то другой частью своего Я быть к нему же и чутким и нежным?"
Но ведь это истинное происшествие, а когда-нибудь хочется же рассказать то, что было в действительности, не сдабривая ничего словечками из газетного лексикона, не выдумывая никаких богатых красавиц, жестокосердых убийц и тому подобного вздора.
Суть дела сводится к следующему.
Человека этого звали Уилсон, Эдгар Уилсон. Он приехал в Чикаго откуда-то с Запада, может быть с гор. Возможно, что там, в горах Дальнего Запада, он был когда-то или пастухом, или чем-нибудь в этом роде, потому что у него был особый задумчивый взгляд, свойственный людям, которым приходится много времени проводить в одиночестве. Рассказы его о себе и о своем прошлом были полны противоречий. Поэтому достаточно было провести с ним некоторое время, чтобы убедиться в бесплодности всех разговоров на эту тему.
"Черт знает, что за человек! Правды от него, видно, не добиться", говорили люди, послушав его россказни. Известно было только, что в Чикаго он приехал из городка в Канзасе, - и не один, а с чужой женой. Об этой женщине я мало что знал. Когда-то она, по-видимому, была хороша собой высокая, крепкая, статная, но до встречи с Уилсоном она жила скучной, безотрадной жизнью. В этих сонных городках Канзаса человеческая жизнь часто ни с того ни с сего становится тяжелой и безотрадной. Почему так получается, никто не знает. Так уж повелось. Такова действительность, и никогда не следует верить сочинителям разных ковбойских рассказов о жизни в Канзасе.
Еще несколько слов об этой женщине: когда она была совсем молоденькой девушкой, с ее отцом приключилась беда. Он был самым обыкновенным служащим, агентом транспортной конторы. В связи с пропажей каких-то денег его арестовали. В тюрьме, незадолго до суда он покончил с собой. Мать девушки умерла еще раньше.
Через год или два девушка вышла замуж за человека вполне порядочного, но очень недалекого. Он был фармацевт; бережливость помогла ему вскоре завести собственную аптеку.
Жена его, как я уже сказал, была женщиной хорошо сложенной и крепкой. А тут она как-то осунулась и стала раздражительной. Но держалась она по-прежнему с достоинством, и в ней было что-то такое, что действовало на мужчин. Некоторые из жителей этого горе-городка совсем потеряли голову. Они писали ей письма, назначая где-нибудь свидание. Знаете, как это делается? Пишут без подписи: "Приходите в пятницу вечером туда-то и туда-то. Если вы не прочь со мной встретиться, пусть у вас в руках будет книга".
Об одном из таких писем женщина неосторожно сказала мужу, и тот пришел в ярость. Схватив ружье, он кинулся вечером к назначенному месту, но там никого не оказалось. Вернувшись домой, он устроил жене сцену. Он говорил ей разные мерзости, всячески оскорблял ее.
- Ты, наверное, когда встретилась с ним на улице, как-нибудь особенно на него посмотрела. Никто ведь не решится приставать к замужней женщине, если она сама не заигрывает!
После этого случая муж ее непрестанно возвращался все к той же теме, и жизнь у них пошла не очень веселая. Жена привыкла на все отвечать молчанием, а когда она молчала, то молчал и весь дом, - детей у них не было.
В это время и появился Эдгар Уилсон; проездом на Восток он задержался на несколько дней в городке. У него тогда были кое-какие деньги, и он снял комнату в небольшой скромной гостинице у самого вокзала.
Однажды он встретил жену аптекаря где-то на улице и пошел за ней следом до самого дома. Соседи видели, как они целый час стояли у калитки и разговаривали; на следующий день он явился снова.
На этот раз они проговорили около двух часов, а потом она вошла в дом, собрала кое-какие вещи, и оба они отправились на вокзал. Они уехали в Чикаго, жили там вдвоем и были, по-видимому, счастливы до самого дня ее смерти. О том, как она умерла, я и собираюсь вам рассказать. Пожениться, конечно, они не могли, я за все три пода жизни в Чикаго он палец о палец не ударил, чтобы хоть что-нибудь заработать. А так как денег у него было очень мало - их едва хватило на то, чтобы доехать сюда из Канзаса, - жить им пришлось о большой нужде.
В то время, когда я впервые услышал о них, они жили в северной части города, в квартале, состоявшем из трех- и четырехэтажных каменных домов. Раньше дома эти были населены людьми состоятельными, но потом все изменилось. Сейчас этот квартал как будто возрождается, а тогда год за годом он просто приходил в упадок. Среди таких вот старых зданий, занятых под меблированные комнаты, с неимоверно грязными кружевными занавесками на окнах, иногда попадались и полуразвалившиеся деревянные дома. В одном из этих домов и поселился Уилсон со своей любовницей
Это были настоящие трущобы! Владелец, наверное, хорошо понимал, что в таком огромном городе, как Чикаго, в конце концов, ни один район зря не пропадет. Он рассуждал примерно так: "Ладно, черт с ним, с домом. Земля когда-нибудь непременно будет в цене, а дом-то сам по себе ведь ничего не стоит. С жильцов я буду брать подешевле, зато никакого ремонта делать не стану. Тогда мне, пожалуй, хватит денег, чтобы платить налоги, а там будем ждать, пока цены поднимутся!"
Дом так и стоял год за годом некрашеный; окна покосились, и почти все черепицы с крыши попадали. На второй этаж надо было подниматься по наружной лестнице с темными, лоснящимися перилами. Так почернеть дерево могло только в городе, где топят жирным углем, вроде Чикаго или Питтсбурга. Стоило только дотронуться до перил, как руки становились черными. Квартиры наверху были холодные и неприветливые. Каждая квартира состояла из большой комнаты с полуразвалившимся камином и двух маленьких спален.
Такую вот квартиру и занимал Уилсон со своей любовницей в то время, к которому относится, мой рассказ. Сняли они ее в мае, и, мне кажется, их не слишком беспокоило, что большая комната, где они жили, была пустынной и холодной. Обставлена эта комната была скудно: шаткая деревянная кровать с отломанной ножкой, которую хозяйка заменила планкой от упаковочного ящика, кухонный стол, за которым Уилсон писал, и несколько дешевых табуреток.
Подруге Уилсона удалось устроиться на работу: она поступила гардеробщицей в театр на улице Рэндолфа, и они жили на ее заработок. Говорили, что это место ей нашел не то какой-то актер, не то еще кто-то из имеющих отношение к театру людей, которому она нравилась. Но ведь стоит какой-нибудь женщине начать работать в театре, как про нее, сейчас же распустят сплетни, будь она знаменитой актрисой или простой уборщицей.
На работе ее знали как человека исполнительного и выдержанного.
Уилсон писал стихи. Ничего подобного я никогда не читал, хотя, как все почти журналисты в свое время отдали дань поэзии, и сам когда-то писал как рифмованным, так и модным в наше время белым стихом. Но меня больше привлекали темы классические.
Стихи же Уилсона казались мне просто китайской грамотой. Впрочем, уж если говорить правду, это было не совсем так.
Когда, взяв целую пачку его стихов, я стал их читать один у себя в комнате, я поддался их дурману. В них говорилось о каких-то стенах, о глубоких колодцах, о высоких кадках с посаженными в них молодыми деревьями, которые все время тянутся вверх к воздуху и свету. Это были какие-то странные, с начала до конца безумные произведения, но в них было и свое, особое обаяние. Они уводили в какой-то невиданный мир, где все имело иное значение, чем в нашем, а, по-моему, этим-то и отличается настоящая поэзия,
Существует реальный мир, который мы все знаем, иди нам кажется, что знаем, - мир низеньких домиков и ферм среднезападных штатов, с проволочными изгородями, окаймляющими поля, и фордовскимм тракторами снующими взад и вперед, мир городов с их университетами, расклеенными всюду рекламами и всем, из чего состоят наша жизнь, или нам кажется, что состоит.
Словом, есть мир, с которым все мы неразлучны, но есть, еще и другой мир - мне хочется назвать его миром Уилсона, - какой-то полный тумана мир, мир, где все близкие предметы кажутся далекими, принимают новые удивительные формы, где человеческая душа вывернута наизнанку, где глаза начинают видеть что-то новое, где пальцы нащупывают необычные, странные предметы.
Все в этом мире загромождено стенами.
Мне посчастливилось завладеть всеми стихами Уилсона. Случилось так, что я был первым репортером, который вошел в комнату той ночью, когда обнаружили труп женщины. Все его стихи лежали там, переписанные аккуратным почерком в ученическую тетрадь, и тут же стояли прибывшие на место происшествия туповатые полисмены.
Воспользовавшись тем, что они на миг отвернулись, я сунул тетрадь себе под пальто. Пока шел разбор дела Уилсона, мы напечатали в нашей газете кое-что из его наиболее понятных стихов. Получился совсем неплохой материал для газеты - "поэт, который убил свою любовницу".
Он больше не был в ярко-красном,
Красны вино и кровь...*
*Строки из "Баллады Редингской тюрьмы". О.Уайльда
Чикагские читатели им заинтересовались.
Но вернемся на минуту к самим стихам. Сквозь весь сборник отчетливо проходит мысль о том, что люди воздвигли между собою степы и теперь, может быть, обречены всю жизнь томиться за этими стенами, неустанно стучась в них кулаками, всем, что попадется под руку, день и ночь стремясь пробиться на волю. Трудно было понять, шла ли речь об одной огромной стене или об отдельных перегородках вокруг каждого человека. Иногда Уилсон писал об этом так, иногда иначе. Люди сами построили вокруг себя эти стены и теперь томятся за ними, лишь смутно угадывая, что там, по ту сторону, - тепло, свет, воздух, красота, настоящая жизнь. Но в то же время, из-за собственного их безумия, стены эти становятся все крепче, поднимаются все выше. У меня от этих образов просто голова кружилась. Не знаю, какими они покажутся вам.
В других стихах говорилось о глубоких колодцах - люди повсюду их для себя роют и все глубже и глубже закапываются в землю. Они, само собой разумеется, совсем этого не хотят, и никто их к тому не принуждает, но из года в год они продолжают делать одно и то же, колодцы становятся все глубже и глубже, голоса, удаляясь, звучат все глуше и глуше, и снова свет и тепло уходят куда-то дальше и дальше, и все это - из-за слепого упрямства людей, из-за их нежелания понять друг друга.
Все эти стихи Уилсона, с которыми, я столкнулся, показались мне очень странными. Вот одно из его стихотворений. В нем, правда, как раз ничего не говорится ни о высоких стенах, ни о кадках, ни о глубоких колодцах. Мы напечатали его в газете во время следствия, и многим оно понравилось. Должен признаться, что и мне тоже. Я привожу его здесь для того, чтобы моя повесть звучала убедительнее, чтобы вы увидели яснее, каким странным человеком был мой герой. Стихотворение это озаглавлено просто - номер девяносто седьмой. Вот оно:
"Пальцы мои твердо сжимают сейчас папиросу. Это говорит о том, что я совершенно спокоен. Не всегда я бываю таким. Иногда я волнуюсь, и это значит, что я слаб, но когда я спокоен, как сейчас, я очень силен.
Я только что шел по одной из улиц моего города, потом открыл дверь, поднялся к себе наверх и вот, лежа здесь на кровати, смотрю в окно. Как-то сразу и очень ясно я понял, что мог бы сдавить высокие стены домов так же легко, как сдавил сейчас папиросу. Я мог бы держать между пальцами целый дом, поднести его к губам и пустить сквозь него дым. Я мог бы пустить так по ветру все мое смятение. Я мог бы выдуть тысячную толпу сквозь трубу на крыше - ввысь, в Неведомое. Я мог бы испепелить одно здание за другим, как папиросу за папиросой, и выкинуть дымящиеся окурки целых городов через плечо в окно,
Не часто мне удается быть в таком состоянии духа, как сейчас, - таким спокойным, таким уверенным в себе. А когда такое вот спокойствие приходит ко мне, я становлюсь проще, я начинаю говорить с собой прямее. Я тогда даже нравлюсь себе. В такие минуты я говорю себе твердые и ласковые слова.
Я лежу здесь у окна и мог бы позвать сюда женщину, чтобы она легла рядом со мной, или даже мужчину.
Я мог бы взять с улицы длинный ряд домов, опрокинуть их, высыпать из них людей, сжать их всех вместе в одного человека и полюбить этого человека.
Видишь эту руку? Что, если бы в ней оказался нож, которым я распорол бы всю фальшь, накопившуюся в тебе, что, если бы я мог распороть им стены всех домов, где спят сейчас тысячи людей?
Было бы над чем призадуматься, если бы в пальцах этой руки оказался нож, который бы распарывал и вскрывал всю эту отвратительную кожуру, облегающую миллионы человеческих жизней".
Как видите, и здесь говорится о какой-то силе, которая может сочетаться с нежностью. Я процитирую еще одно из его произведений, более кроткое по духу. В сборнике оно носит название - номер восемьдесят третий:
"Я дерево, которое растет у стены. Я поднимаюсь все выше и выше. Тело мое покрыто рубцами, оно уже состарилось, но я пробиваюсь кверху, чтобы только добраться до края стены.
Пусть лепестки мои, а потом и плоды, падают туда, по ту сторону стены.
Мне хотелось бы увлажнить чьи-то пересохшие губы.
Мне хотелось бы оттуда, сверху, осыпать лепестками детские головы.
Пусть лепестки мои, падая, обласкают тех, кто живет по, ту сторону стены.
Ветки мои тянутся кверху, и свежие соки поят меня. Они приходят ко мне из темных глубин земли, над которыми высится стена.
Плоды мои до тех пор не станут настоящими плодами, пока из рук моих не попадут в чьи-то другие руки, там, по ту сторону стены".
Но как же все-таки жили Уилсон и его подруга в своей полупустой комнате, в верхнем этаже старого деревянного дома? Недавно мне посчастливилось, сделать одно открытие и таким путем кое-что узнать о них.
После того как они переехали в этот дом, - а это случилось только прошлой весной, - театр, в котором служила женщина, надолго закрылся, и жить им стало еще труднее. Тогда она решила пустить жильцов в обе маленькие комнаты, считая, что получаемые с них деньги помогут ей платить за квартиру.
Жильцы в этих тесных, темных каморках менялись. Мне не совсем понятно, как они вообще умудрялись там жить, потому что там не было ни стола, ни стула. Но в Чикаго существуют еще так называемые ночлежки, где за пять десять центов можно переспать ночь на полу, и в таких местах бывает больше народа, чем это принято думать в кругу порядочных людей.
Мне удалось разыскать одну жилицу из их квартиры. Она была горбата и настолько мала ростом, что издали ее можно было принять за девочку. Несколько недель она жила там, в одной из комнат. Она работала гладильщицей в маленькой прачечной. Кто-то дал ей на время дешевую раскладную кровать.
Это было странное, на редкость сентиментальное существо, с затаенной обидой в глазах, как это часто бывает у калек, и, мне думается, она сама была неравнодушна к Уилсону.
Повесть о человеке - Андерсон Шервуд => читать онлайн электронную книгу дальше
Было бы хорошо, чтобы книга Повесть о человеке автора Андерсон Шервуд дала бы вам то, что вы хотите!
Отзывы и коментарии к книге Повесть о человеке у нас на сайте не предусмотрены. Если так и окажется, тогда вы можете порекомендовать эту книгу Повесть о человеке своим друзьям, проставив гиперссылку на данную страницу с книгой: Андерсон Шервуд - Повесть о человеке.
Если после завершения чтения книги Повесть о человеке вы захотите почитать и другие книги Андерсон Шервуд, тогда зайдите на страницу писателя Андерсон Шервуд - возможно там есть книги, которые вас заинтересуют. Если вы хотите узнать больше о книге Повесть о человеке, то воспользуйтесь поисковой системой или же зайдите в Википедию.
Биографии автора Андерсон Шервуд, написавшего книгу Повесть о человеке, к сожалению, на данном сайте нет. Ключевые слова страницы: Повесть о человеке; Андерсон Шервуд, скачать, бесплатно, читать, книга, электронная, онлайн