Из института я
выбрался тихонько, стараясь не попадаться ребятам на глаза. Но на улице
настроение быстро улучшилось. Был легкий морозец. Девушки, попадающиеся
мне навстречу, весело смеялись, обсуждая переменчивую соловецкую погоду и
свежие сплетни. Компания ребят с рыбзавода имени Садко прошла навстречу,
что-то весело напевая под гитару и явно направляясь к ближайшему кафе. На
мгновение мне тоже захотелось устроить маленький загул, выпить легкого
болгарского винца "Монастырская изба", что недавно завезли в Соловец, или
даже дернуть сто грамм грузинского коньячка под бутерброд с балыком. Но я
вовремя сообразил, что в кармане лишь рубль, зарплата будет в четверг, а
Володя мне пятерку завтра никак не отдаст. Пообещав той части своего
сознания, что требовала разгульного образа жизни, реванш в субботу, я
направился в столовую номер 11, где можно было перехватить чего-нибудь на
ужин. Хмурая старушка-уборщица уже бродила между столами со шваброй,
намекая на скорое закрытие столовой. Но я все же успел встать в хвост
маленькой очереди и нахватать с подноса теплых пирожков. Возле кассы меня
поджидала еще одна удача - из недр столовой вынесли остаток молочного, и я
разжился сырком с изюмом и бутылкой кефира.
Обедневший ровно наполовину, но отягощенный грузом продуктов в
авоське, я быстрым шагом направился к общежитию. Морозец крепчал, и
пирожки, утратив остатки тепла, стали гулко постукивать друг о друга,
когда я, потрясая перед лицом вахтерши пропуском, вбежал в вестибюль.
По пути в комнату я забежал на кухню. Там, конечно, никого еще не
было. Может быть, на всем этаже я был один, остальные еще сидели в
институте. Ставя на плиту чайник, я тщетно боролся с чувством стыда.
Нет, и что на меня сегодня накатило?
Я открыл свою комнату, включил свет и собрался было уже выгрузить
продукты на стол, когда за спиной что-то гулко хлопнуло. Обернувшись, я
увидел Корнеева. Корнеев был подозрительно тих и печален. Он парил в
воздухе возле стены, яростными рывками выдирая застрявший в штукатурке
каблук.
Злорадно подумав, что и у магистров не всегда удачно получается
трансгрессироваться, я все же подошел к Витьке, схватил его за плечи и
потащил. Витька сопел, колотя свободной ногой по стене. Наконец штукатурка
не выдержала, и мы полетели на пол.
- Какой ты неуклюжий, Сашка, - вздохнул Корнеев, вставая и поглядывая
на стену. В штукатурке зияла круглая дыра.
От возмущения я поперхнулся, но все же сказал:
- Завтра заделаешь!
- А что? Могу и сейчас... - Витька взмахнул было руками, но под моим
укоризненным взглядом слегка смутился и заклинания не произнес.
- По-нормальному заделаешь, - объяснил я. - Возьмешь в институте
цемента, песочка, и...
- Ладно, - сдался Витька. - Ретроград ты, Привалов... О! Пирожки! Это
ты угадал.
Он уселся за стол, вытряс авоську. Подумал, протянув руку, вытащил из
воздуха кипящий чайник, но заколебался:
- Эй, а может ты его хотел так принести... по-нормальному?
Махнув рукой, я уселся рядом. Спросил:
- Что ты так рано-то?
- А ты?
- Меня Янус напугал. Сказал, что...
- Неделя тяжелая будет, - кивнул Корнеев. - Во-во.
- И тебе тоже?
Витька мрачно откусил половину пирожка. Спросил:
- Чего он темнит, а, Привалов? Может уже про Колесо узнал?
- Не исключено.
- Скандал... - радостно сказал Корнеев. - Нет, не похоже. Сашка,
может, нас на овощную базу отправляют?
С минуту мы обдумывали и эту версию. Но все же решили, что по такому
мелкому поводу директор нас запугивать не стал бы.
- Ладно, нечего гадать, - первым сдался Корнеев. - Слушай, я вот что
подумал - с Колесом...
- Ну? - содрогнувшись спросил я.
- А если его остановить, когда все люди на Земле счастливы? Когда
всем - везет?
- Здорово, - признал я. - Вот только - когда? Разве так бывает?
- Ну, если объявить всему миру, что... э... в двенадцать ноль-ноль по
Гринвичу, например, всем надо быть счастливыми и удачливыми.
Пришлось покрутить пальцем у виска. Корнеев фыркнул.
- Что смеешься? Ну немножко-то можно потерпеть? Сесть с хорошей
книжкой у окна, смотреть на красивых девушек. Или собраться большими
компаниями, комплименты друг другу говорить, подарки делать!
- А тебя в этот момент комар укусит. Или у соседа труба лопнет, и
потолок зальет.
- Полагаешь - никак? - серьезно спросил Витька.
- Угу. Нереально. Обязательно кому-нибудь да не повезет.
- Потерпели бы ради большинства! - уже отступая высказался Корнеев. -
Такая идея славная!
- Глупая твоя идея, Витька.
- Ладно. Допускаю - преждевременная! - Корнеев выхватил из-под моих
пальцев последний пирожок и в запале помахал им перед моим лицом. Я с
трудом удержался от того, чтобы облизнуться. - А если - не сейчас? Через
десять лет, через двадцать? Когда уж точно можно будет добиться всеобщего
счастья?
- А зачем тогда еще и Колесо останавливать? Масло масляным делать?
Знаешь... если уж люди станут счастливы, то мелкое невезение их не
расстроит.
Это был еще тот удар! Корнеев запнулся на полуслове, глотнул воздуха
и скис. Положил пирожок на стол, поднялся, и, смерив меня обиженным
взглядом, провалился на первый этаж.
- Витька, брось дурить, - позвал я. Но Корнеев не появился.
Обиделся...
Вздохнув, я налил себе хорошего, грузинского чая. Съел оставшийся
пирожок и пошел в холл. Телевизор был выключен... значит точно, один я на
этаже. Включив новенький "Огонек" и устроившись на продавленном кресле, я
приготовился наслаждаться зрелищами.
Но знатоки меня разочаровали. Минут двадцать я смотрел, как
Знаменский с Томиным расследовали кражу двух рулонов ситца на фабрике.
Вроде бы всем уже было ясно, что главная воровка - замдиректора по
хозяйственной части, женщина умная, но с большими пережитками в сознании,
однако знатоки упорно это не замечали. Сообразив, что поймут они это лишь
к концу второй серии, я тихонько выбрался из кресла, выключил телевизор,
сполоснул кефирную бутылку и отправился спать.
Минут двадцать я честно пытался заснуть. Считал в двоичном коде от
нуля до тысячи, вспоминал всякие забавные, хорошие истории, случавшиеся в
институте на моей памяти - как Ойра-Ойра помогал Магнусу Федоровичу
испытывать джинсы-невидимки, и какой конфуз из этого вышел, или как
Кристобаль Хозевич решил-таки на "Алдане" принципиально нерешаемую задачу,
но результат оказался принципиально непостижимым...
Подумав об "Алдане" и двух своих неумело сделанных дублях, шатающихся
сейчас возле пульта, я загрустил. Они Володьке насчитают... так насчитают,
что извиняться устану. А ведь можно часам к десяти все закончить, а потом
повозиться в свое удовольствие...
Додумывая эту мысль, я поймал себя на том, что уже не лежу в кровати,
а приплясываю посреди темной комнаты, одеваясь. Ну и ладно. Нечего
бездельничать. Не запугает меня Янус...

...Вахтерша приоткрыла окошечко, когда я сбежал в вестибюль, и с
легкой надеждой спросила:
- В кино пошел, Саша?
- Нет, на работу... забежать надо на минутку... - виновато ответил я.
Вахтерша наша, Лидия Петровна, словно поставила своей основной целью
следить за соблюдением трудового законодательства сотрудниками института.
На улице было холодно и пустынно. Чтобы не замерзнуть, я пробежался
до института и влетел в двери так энергично, что какой-то домовой,
вытирающий пыль с прикованного у двери скелета, испуганно шарахнулся в
сторону, а скелет попытался зажмуриться. Мне стало немножко стыдно, и я
перешел на шаг. Работа кипела вовсю. По второму этажу десяток лаборантов
тащили самое настоящее бревно, облепив его, словно муравьи спичку. Я
секунду постоял, соображая, не нужна ли ребятам помощь, как они собираются
протащить бревно в узкую дверь, и зачем им это самое бревно нужно. Но
лаборанты были такими шумными и энергичными, что я не рискнул вмешиваться
и пошел к себе, на четвертый. У дверей электронного зала я секунду
постоял, вслушиваясь, потом резко вошел. Как ни странно, все было в полном
порядке. Первый дубль сидел за столом и что-то писал на бумажке. Второй,
пристроившись у него за спиной, бормотал:
- Запятую, запятую не туда поставил...
Я подошел и глянул. Дубль самонадеянно проверял мою программу.
Запятая и впрямь была не на месте. Я вздохнул. Первый дубль покосился на
меня и быстро исправился.
- Работать-работать, - сурово велел я, отходя к "Алдану".
Машина работала вовсю. Гудели ферритовые накопители, щелкали реле,
перемигивались лампочки. Я погрозил дублям пальцем и величественно вышел.
Меня посетила хорошая мысль.
Безалаберный Витька, конечно же, и не подумает взять цемент для
ремонта. Следовало запастись им самому, а завтра поутру принудить Корнеева
к трудотерапии. Ухмыльнувшись, я поднялся на пятый этаж и подошел к
кабинету Камноедова.
Кабинет, конечно же, был закрыт и охранялся суровыми ифритами. Модест
Матвеевич трудовую дисциплину никогда не нарушал...
Я быстренько прошел мимо стражей и свернул в маленький темный
коридорчик. Вел он в казармы домовых, у которых всегда можно было
раздобыть известки, гвоздей или шпингалеты. Домовые - существа крайне
запасливые, и все сотрудники по мелочам пользовались их услугами.
Дверца, ведущая в казармы, была замаскирована под картину,
изображавшую бревенчатый домик на краю пшеничного поля. Домовых, похоже,
частенько одолевала ностальгия, ибо картину эту, по слухам, нарисовал
кто-то из них. Я постучал пальцем по нарисованному домику, пытаясь попасть
по крошечной двери, и картина плавно повернулась, пропуская меня в
казарму.
Здесь было темно и тихо. Впрочем, тишина казалась ненатуральной,
словно только что шел галдеж и веселье, а теперь остались лишь шорохи по
углам. Открыв рот, я уже собрался было гаркнуть, подзывая дневального,
когда кто-то подскочил ко мне из темноты.
- О, кто пришел...
Онемев от такого панибратского тона, я оглянулся и увидел домового.
Знакомого по утреннему падению...
- Давай, не смущайся, проходи, - домовой цепко схватил меня за рукав
и крикнул: - Мужики, это свой!
Сразу же где-то в глубине казармы вспыхнул свет, и домовой потащил
меня туда, тихонько напутствуя:
- Ниче, не робей. Держись спокойно, сам не груби, но ежели кто начнет
подсмеиваться - ответь достойно.
- Э... Кеша... - с трудом вспомнив имя домового ответил я. - Мне бы
цемента немножко...
- Ладно, остынь! - домовой замахал волосатой лапкой. - Подождет твой
Привалов, не сахарный. Посидишь у огонька...
Огибая двухъярусные железные койки, мы вышли в центр казармы, где
высилась самая настоящая русская печь. Вокруг нее на полу сидело десятка
два домовых, подозрительно оглядывая меня. Я лишь покачал головой, при
виде такого нарушения правил пожарной безопасности, но решил, что домовые
в русских печах толк знают.
- Свой он, свой, Гена! - сообщил Кеша. - Приваловский дубль, мы
утречком познакомились!
- Компанейский ты мужик, Иннокентий, - сурово ответил один из
домовых, разлегшийся у самого огня и помешивающий угли босой ногой. - Всех
к нам тянешь. Отвел бы дубля куда следует...
Кеша немного скис. Видимо, Гена был поглавнее его.
- Ладно, - сменил гнев на милость домовой у печки. - Пущай посидит...
Заинтригованный до последней степени, я присел рядом с Кешей. Мало
кто мог похвастаться тем, что знает детали жизни домовых. Пожалуй, любой
из магистров не отказался бы побыть на моем месте.
Внимания особого на меня не обращали. Домовые, рассевшись и
разлегшись поудобнее, уставились на Гену.
- Ну, значит, - продолжил тот рассказ, очевидно прерванный моим
появлением, - стоит Васек у почетного вымпела победителей соцсоревнования,
а смены все нет и нет. Захотелось ему... на минутку... а как вымпел-то
оставить? Взял он его под мышку, и в туалет...
Домовые тихонько засмеялись.
- А тут, как на грех, Модесту Матвеевичу, - без особой почтительности
сказал Гена, - вздумалось проверку учинить. Заглянул он в кабинет, глядь,
а вымпела, инвентарный номер триста шестьдесят пять - дробь двенадцать, и
нету! Ну, паника, сами понимаете, завопил он, побежал, позвал меня,
Тихона. Ифритов своих прихватил... тьфу, нечисть заморская! А Васек-то все
слышал, соображает, что делать? Бросился опять на пост, вымпел расправил,
и стоит, в носу ковыряет... Домовые начали хохотать.
- Мы с Модестом, - Гена вытащил ногу из огня, засунул другую, -
прибегаем - а Васек на посту! И вымпел цел. Камноедов как закричит - мол,
"службу не знаешь, куда уходил, негодник!" А Вася, не будь дураком, и
отвечает: "Стоял на посту, охранял вымпел. Подошли вы, посмотрели сквозь
меня, за голову схватились, заорали, и бежать..."
Хохот перешел в настоящее ржание. Двое домовых от смеха свернулись в
мохнатые комки и стали кататься по полу. Даже я не удержался и хихикнул,
представив растерянное лицо Камноедова, одураченного хитрым домовым.
Единственное, что меня смущало - история эта казалась смутно знакомой...
- Ну, значит, три дня Камноедов на больничном провел, - продолжал
довольный Гена. - Окулиста посетил, валерьянку попил, потом отошел. Но в
одиночку больше проверок не учиняет!
- Извините, - не выдержал я, - по-моему, вы придумываете, все-таки. Я
уже слышал такую историю, только не про Камноедова...
Гена окинул меня гневным взглядом, и я осекся.
- Кеша, кого ты привел, а? Ишь ты, говорливый какой дубль... День как
от роду, а уже спорит!
Кеша пихнул меня в бок.
- Отведи его к дружкам, пусть культуре поучится, - распорядился Гена,
и утратил ко мне всякий интерес. - А вот, еще раз такое было, мужики...
Устроил Янус наш, который А-Янус, большущую...
Вслед за Кешей я отошел от печи, виновато посмотрел на домового.
- Ладно, ничего, - буркнул Кеша. - Молод ты еще... Что там Привалову
надо, цемента?
- Угу.
- Пойдем...
Из какого-то шкафа Кеша кряхтя достал мешок с цементом, кадку с
песком, отсыпал мне в крепкие бумажные пакеты и того, и другого.
- Во, нормалек... К своим-то заглянешь?
- К кому?
- Ой, совсем ты теленок... - Кеша привстал на цыпочки и
снисходительно похлопал меня по плечу. - К дублям, вольноотпущенным...
Я хлопал глазами, ничего не понимая.
- Пошли, - решил Кеша. - Провожу попервости.
Раздвинув стену, он двинулся по какому-то узкому и сырому коридору.
Опасливо озираясь, я пошел следом.
- Ты того... как почуешь, что Привалов тебя распылять собрался, сразу
линяй, - поучал меня Кеша. - Нечего дожидаться... придешь ко мне, или к
своим, сразу...
Конечно, знатоком института я себя не считаю. Куда мне до Корнеева
или Ойры-Ойры! И все же шли мы путями такими удивительными, что порой у
меня глаза на лоб лезли. То узкий коридор, по бокам которого текли
булькающие огненные ручейки, то зал, заполненный зелеными пупыристыми
пузырями, упругими как резиновые мячи. Среди них приходилось
проталкиваться, причем, по словам Кеши, делать это следовало осторожно,
"чтоб не взорвались". Какое-то время я тешил себя гордой мыслью, что
первым посещаю эти катакомбы, но потом обнаружил на попавшемся под ноги
зеленом кристалле бирку с инвентарным номером и надписью "Ключ, зеленый",
и загрустил.
Коридор, наконец, кончился, и мы вышли в большую, гулкую пещеру,
видимо, где-то глубоко под фундаментом НИИЧАВО. Здесь, как ни странно,
пахло обжитостью и каким-то уютом. Вдоль стен тянулись делянки какого-то
мха, перемежаемые маленькими хижинами, грубо сколоченными из досок и
кусков картона. Стены их были испещрены непонятными картинками. Над дверью
одной я с удивлением обнаружил надпись "Машина вычислительная электронная,
"Алдан", и на мгновение замер. Присмотревшись, однако, я понял, что хижины
сооружены из пустых упаковочных ящиков.
С каждой минутой происходящее становилось все интереснее.
- Вот тут лифт, обратно на нем поднимешься, - ткнув пальцем в ржавую
железную дверь в стене, сказал Кеша. - Через казармы не ходи,
заплутаешь... Во! Твои сидят, пошли!
В дальнем углу пещеры и впрямь горел небольшой костер, возле которого
сидела кучка людей. Вслед за Кешей я двинулся к ним... и остановился, как
громом пораженный. Здесь были все наши! Витька Корнеев, Роман, Володька...
ой... А-Янус и У-Янус! И Кристобаль Хозевич, и Федор Симеонович!
Самым удивительным мне показалось даже не их странное собрание, а то,
как бесцеремонно себя вели Витька и Роман.
1 2 3 4 5 6 7 8