может, еще вернется, – да где там, и след простыл. Сянцзы ухмыльнулся:
– У, проклятая! Попадись еще мне!
– Эй, разве так возят? заворчал пассажир. – Слышишь? Я тебе говорю!
Сердце Сянцзы дрогнуло: голос показался знакомым. Но в переулке было темно, а свет фонаря на коляске падал вниз. Сянцзы не мог разглядеть пассажира, к тому же тот нахлобучил шапку и так закутался шарфом, что виднелись только глаза. Сянцзы напряг память. Но в это время пассажир подал голос:
– Это ты, Сянцзы?
Лю Сые! Сянцзы вздрогнул.
– Где моя дочь? На том свете!
Сянцзы не узнал собственного голоса – таким он был жестким!
– Что? Померла?
– Померла, – зло повторил Сянцзы.
– Будь ты проклят! Да разве с тобой можно жить? Любая околела бы!
Сердце Сянцзы зашлось.
– А ну, слезай! – закричал он. Ты слишком стар и подохнешь от одного моего удара! Неохота руки марать! Слезай!
Лю Сые, дрожа всем телом, вылез из коляски.
– Где хоть она похоронена?
– Не твое собачье дело!
Сянцзы побежал прочь. На углу обернулся: черная тень все еще маячила посреди переулка.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
Сянцзы сам не знал, куда идет. Крепко держа ручки коляски, он шагал и шагал вперед – лишь бы не останавливаться.
Глаза его сверкали, сердце радостно билось, он чувство вал необычайную легкость, словно весь груз невзгод, пережитых им после женитьбы на Хуню, переложил на Лю Сые. Сянцзы позабыл о холоде, о работе, только шел и шел, прибавляя шаг. Теперь к нему непременно вернутся былое упорство, трудолюбие, чистота. Черной тенью остался старик в переулке. Он его победил, а значит, победил всех! Он не ударил эту тварь, даже не пнул. Старик потерял единственную дочь, а Сянцзы стал свободным, как птица. Если старик сразу не умер от злости, все равно смерть его не за горами! Разве это не возмездие?!
У Лю Сые есть все, у Сянцзы – ничего, но Сянцзы с легкой душой везет свою коляску, а старик не знает, где могила родной дочери! Пусть у него куча денег и крутой нрав, ему не совладать с ним, простым рикшей.
Сянцзы хотелось громко петь, чтобы все слышали: он вернулся к жизни, он победил! Вечерний холод щипал лицо, но Сянцзы не чувствовал. Он ликовал! Ему было тепло от света уличных фонарей, казалось, они озаряют его будущее.
Сянцзы не курил целых полдня, и не хотелось. Он больше не притронется ни к табаку, ни к вину. Все начнет заново, будет упорно трудиться, выбьется в люди. Сегодня он победил старика Лю, победил навсегда! Его проклятья сулили Сянцзы успех. Отныне он будет дышать только свежим воздухом. Взгляни на себя, Сянцзы! Ты встанешь на ноги. Ты еще молод! И. еще долго будешь молодым, успеешь проводить Лю Сые в могилу, а сам будешь жить и радоваться. Злые люди получат по заслугам. Солдаты, отнявшие твою коляску, госпожа Ян, морившая тебя голо дом, Лю Сые, обиравший тебя, сыщик Сунь, отнявший твои деньги, обманщица Чэньэр, госпожа Ся, наградившая тебя дурной болезнью, – все умрут, и только честный Сянцзы будет жить! Жить вечно!
«Я должен теперь работать как следует! – говорил он себе. – Отчего же не поработать, когда есть желание, сила, молодость и на сердце легко? И кто помешает мне обзавестись семьей? Если бы на другого обрушились все мои беды, вряд ли он смог бы радоваться жизни. Я и сам было отчаялся, но теперь с прошлым покончено! Завтра все увидят нового Сянцзы, он будет лучше, чем прежний!»
Ноги бежали все быстрее, в такт словам: «Так будет, так будет, так будет! Не беда, что я перенес дурную, болезнь. Силы вновь возвратятся, как только возьмусь за дело!»
Сянцзы вспотел, и ему захотелось пить.
Только теперь он увидел, что добежал до северных ворот. В чайную Сянцзы решил не заходить, поставил коляску на стоянку и подозвал мальчика, торгующего чаем вразнос. Тот подбежал с большим чайником и глиняными чашками в руках. Сянцзы выпил две чашки безвкусного, похожего на помои чая. Теперь он будет пить только такой – нечего зря тратить деньги. Как бы в ознаменование новой суровой жизни Сянцзы купил десяток полусырых пирожков с начинкой из полугнилой капусты. С трудом их сжевал, вытер ладонью рот и задумался: куда же идти?
Людей, которым можно довериться, всего двое. Сяо Фуцзы и господин Цао. Господин Цао – мудрый, он простит его и даст хороший совет. Сянцзы во всем будет его слушаться. А Сяо Фуцзы поможет ему добиться своего! И он непременно добьется!
Но вернулся ли господин Цао, кто знает? Завтра же он пойдет на улицу Бэйчанцзе, а если в доме никого нет, сходит к господину Цзоу. Только бы найти господина Цао, тогда все уладится. Сегодня он будет работать весь вечер, завтра разыщет господина Цао, а затем пойдет к Сяо Фуцзы, принесет ей добрую весть: «Я хочу наладить свою жизнь. Давай будем вместе!»
Глаза его светились радостью. Завидев пассажира, он словно на крыльях подлетел к нему и, не договариваясь о цене, сразу сбросил ватный халат.
Бежал он, правда, не так, как раньше, но душевный подъем придавал силы. Это был почти прежний Сянцзы, не знавший равных. Он мчался, не сбавляя хода, весь в поту. Доставив пассажира на место, Сянцзы почувствовал, что тело его стало намного легче, в ногах появилась упругость. Ему захотелось снова бежать, хоть на край света. Его можно было сравнить с хорошим скакуном, который нетерпеливо бьет копытом. В контору Сянцзы вернулся лишь к часу ночи, уплатил за аренду коляски, после чего осталось еще девять мао.
Проснулся Сянцзы поздно, повернулся на другой бок и открыл глаза, когда солнце было уже высоко. Сегодня отдых казался особенно приятным. Сянцзы встал, лениво потянулся, суставы легонько хрустнули. Хотелось есть, в животе урчало. Наскоро перекусив, он с улыбкой сказал хозяину конторы:
– Отдохну денек. Дело есть.
А сам подумал: «Сегодня же все устрою, а завтра начну новую жизнь». Первым делом Сянцзы устремился на улицу Бэйчанцзе. Шел и про себя молился: «О, если бы господин Цао вернулся! Если бы сбылись мои надежды! Не повезет с самого начала – не жди удачи! Но ведь я стал другим, неужели Небо не будет ко мне милостиво?»
Подойдя к дому Цао, он позвонил дрожащей рукой. Сердце готово было выпрыгнуть из груди. Стоя перед дверью, Сянцзы хотел только одного: чтобы она открылась и показалось знакомое лицо. Но дверь не открывали. Неужели в доме никого нет? Почему так тихо? Это пугало. Вдруг за дверью послышались шаги. Сянцзы отпрянул, но тут же услышал самый родной, самый желанный в этот миг голос:
– О! Сянцзы! Давненько не виделись. Что с тобой? Ты так похудел!
Это была Гаома: она стала еще полнее.
– Господин дома? – с трудом проговорил Сянцзы.
– Дома. Но ты-то хорош, нечего сказать! Сразу – дома ли господин? Словно мы с тобой незнакомы! Даже не поздоровался! Такой же тюфяк, как и прежде. Входи! Как живешь-то?
– Да так себе! – пробормотал Сянцзы, улыбаясь.
– Господин! – крикнула Гаома. – Сянцзы пришел!
Господин Цао у себя в кабинете переставлял на солнечную сторону горшки с нарциссами.
– Пусть войдет!
– Иди, иди! – тараторила Гаома. – Мы с тобой еще потолкуем, а я пойду скажу госпоже. Мы частенько тебя вспоминали! Нескладно тогда все получилось. Да что поделаешь? Бывает и хуже.
Сянцзы вошел в кабинет:
– Господин, это я! – Сянцзы почему-то не посмел осведомиться о здоровье господина.
– Присаживайся, – пригласил Цао/ Он стоял в домашней короткой куртке и улыбался. – А мы давно уже вернулись… Лао Чэн сказал, что ты ушел в «Жэньхэчан». Гаома ходила туда, но тебя не нашла. Да садись же! Как живешь? Как дела?
Сянцзы готов был заплакать. Как рассказать о своих страданиях, если каждое воспоминание рана в сердце? Хотелось излить душу, но с чего начать? Он ничего не забыл, ни одну обиду, хотя и не до конца понимал, что с ним произошло Придется, видно, рассказать всю свою жизнь.
Господин Цао, видя, что Сянцзы никак не может собраться с мыслями, сел и стал ждать, когда он заговорит. Сянцзы долго молчал. Наконец поднял глаза на господина Цао. Тот ласково кивнул и приободрил его:
– Говори, не стесняйся!
И Сянцзы заговорил. Он не собирался вспоминать все подробности, но затем решил, что это принесет ему облегчение и поможет самому во всем разобраться Каждый шаг доставался ему дорогой ценой, поэтому рассказывать нужно было по порядку, не перескакивая с одного на другое. Каждая капля пота, каждая капля крови были частицами его жизни, и не следовало ничего упускать
Он рассказал о том, как, приехав в город, брался за любую работу, как стал рикшей, накопил денег и приобрел коляску – и как потерял ее; рассказал все, вплоть до последних событий. Он сам удивился тому, как долго и с какой охотой он говорит.
Речь Сянцзы лилась свободно, словно сами события помогали находить нужные слова, полные искренности и печали, и каждое из них было ему необычайно дорого В памяти Сянцзы встало все его прошлое, и он говорил, говорил, не в силах остановиться. Ему хотелось раскрыть свое сердце. И чем дальше он рассказывал, тем легче становилось! Он говорил о своей мечте выбиться в люди и о своих злоключениях, о том, как он жил последнее время, обиженный, несчастный, опустившийся. Когда, наконец, он умолк, голова его была мокрой от пота, на сердце стало пусто, но это было приятно: он словно оправился после долгой болезни.
– Ты спрашиваешь моего совета? Сянцзы кивнул. Говорить он больше не мог
Собираешься снова возить коляску? Сянцзы опять кивнул.
– Выход у тебя один – скопить денег и снова купить коляску, а пока брать напрокат. Это, пожалуй, разумнее, чем занимать деньги под проценты. Но еще лучше жить у одного хозяина: еда и жилье обеспечены. Думаю, тебе стоит вернуться ко мне Правда, свою коляску я продал господину Цзоу, но можно взять коляску в аренду Согласен?
– Конечно! – Сянцзы встал. – А вы помните, что тогда случилось?
– О чем ты?
– Ну, когда вы уехали к господину Цзоу…
– А! – Цао улыбнулся. – Как можно об этом забыть! Зря я тогда всполошился. Уехали с госпожой на несколько месяцев в Шанхай, а можно было тут остаться; господин Цзоу все уладил. Впрочем, это в прошлом. Давай поговорим о другом: как быть с Сяо Фуцзы, о которой ты говорил?
– Еще не знаю…
Я вот что думаю: если ты женишься на ней, снимать комнату вам нет расчета; освещение, отопление на все денег не хватит. Лучше всего вместе устроиться на работу: ты – рикшей, она – прислугой! Но такое место трудно найти. Не обижайся, но сам скажи, можно на нее положиться?
Сянцзы покраснел, затем смущенно проговорил:
– Ей тогда некуда было деться. Вот и пришлось заняться этим делом. Но клянусь вам, она хорошая! Она не такая…
Его терзали самые противоречивые чувства, только он не мог их выразить. Многое хотелось сказать – не хватало слов.
– В таком случае, – нерешительно проговорил господин Цао, – придется устроить вас у себя. Все равно ты занимаешь целую комнату, так что с жильем вопрос решен. Не знаю только, умеет ли она стирать и готовить. Если умеет, будет помогать Гаома. У нас скоро появится еще ребенок, Гаома одной не справиться. Сяо Фуцзы я платить не буду, зато она сможет здесь столоваться. Как ты на это смотришь?
– Чего же лучше! – Сянцзы радостно улыбнулся.
– Но я должен прежде посоветоваться с госпожой…
– Будьте спокойны! Если госпожа станет сомневаться, я приведу Сяо Фуцзы, пусть госпожа на нее посмотрит!
– Вот и хорошо! Господин Цао тоже улыбнулся;
ему было приятно, что, несмотря на все злоключения, Сянцзы сумел сохранить благородство души. Я переговорю с госпожой, а через несколько дней ты приведешь Сяо Фуцзы. Если госпожа согласится, считай дело улаженным.
– Так я пойду, господин?
Сянцзы торопился сообщить Сяо Фуцзы радостную весть: на такую удачу он не смел и рассчитывать.
Сянцзы вышел от господина Цао часов в одиннадцать. Зимой это самое хорошее время дня. Погода была солнечная, на небе ни облачка. В сухом холодном воздухе далеко разносились выкрики торговцев, пение петухов, лай собак и еще какие-то высокие, тонкие звуки, похожие на крик журавля. Солнце пригревало, несмотря на мороз. Навстречу Сянцзы торопились пешеходы, пробегали рикши, подняв верх колясок, медные части их отливали золотом, медленно и важно шествовали верблюды, неслись машины, трамваи, а в небе кружили белые голуби; лишь деревья неподвижно стояли, словно замерли. Вокруг было оживленно и в то же время спокойно. Древний город шумел, жил своей жизнью, а над ним простиралось голубое небо, умиротворенное и приветливое.
Сердце Сянцзы от радости готово было выпрыгнуть из груди и взмыть, словно голубь, ввысь. Теперь у него будет все: работа, жилье, Сяо Фуцзы. Сбудется его заветная мечта.
День выдался веселый и ясный – только житель севера способен оценить такой денек. А когда человек счастлив, все окружающее кажется ему прекрасным. Сянцзы никогда прежде не видел такого ласкового зимнего солнца. Для полноты счастья он купил затвердевшую на морозе хурму. Откусил – и зубы заломило! Холод проник в грудь, успокоил. Когда Сянцзы доел хурму, язык его одеревенел, зато мысли словно освободились от пут. Ему казалось, что он уже видит свой прежний двор и бедную комнатушку, озаренную милой улыбкой Сяо Фуцзы. Будь у него крылья, он полетел бы к ней! Только бы увидеть ее – все прошлое будет разом зачеркнуто, и перед ним откроется новый мир!
Он спешил еще больше, чем когда шел к господину Цао. Тот относился к Сянцзы по-дружески. А Сяо Фуцзы доверила ему свою жизнь. Словно узники, освободившиеся из неволи, они смахнут слезы и, смеясь, пойдут по жизни рука об руку. Господин Цао взволновал Сянцзы добрыми словами, но Сяо Фуцзы для этого не нужно никаких слов. Он рассказал господину Цао всю правду, но Сяо Фуцзы он скажет то, чего не говорил никому. Она – его жизнь, без нее не может быть счастья! Стоит ли трудиться, чтобы есть и пить одному? Он должен вытащить Сяо Фуцзы из тесной каморки, они будут жить вместе весело и дружно, в теплой,, сухой комнате. Ради Сянцзы она оставит отца и братьев. В конце концов Эр Цянцзы сам может зарабатывать, братья тоже как-нибудь обойдутся: будут возить вдвоем коляску или найдут другое дело. А Сянцзы не может без Сяо Фуцзы. Он сам, его душа, его работа нуждаются в ней. И ей тоже нужен такой парень, как он…
Эти мысли подгоняли Сянцзы, он шел все быстрее. На свете много женщин, но такой, как Сяо Фуцзы, больше нет. Правда, он мечтал о непорочной девушке, но Сяо Фуцзы хлебнула горя и сможет лучше его понять. Деревенские девицы чисты и целомудренны, но им не хватает ума и души. А сам он? На его совести тоже немало грехов! Они подходят друг другу, как пара треснувших кувшинов, которые еще можно наполнить водой.
Ничего лучше не придумаешь! Сянцзы размечтался: он попросит у господина Цао плату за месяц вперед, купит Сяо Фуцзы длинный ватный халат, приличную обувь, а затем поведет ее к госпоже Цао. Сяо Фуцзы молода, хороша собой, умеет держаться, ее не стыдно показать людям. Госпоже Цао она непременно понравится!
Когда Сянцзы добрался наконец до знакомого двора, пот лил ручьями. Он взглянул на старые, покосившиеся ворота, и ему показалось, что он вернулся в родной дом, где не был много лет; ветхая ограда, сухой прошлогодний бурьян перед ней – все было дорого сердцу. Он вошел во двор и сразу устремился к комнатушке Сяо Фуцзы. Без стука распахнул дверь и тут же отпрянул: на нетопленном кане, уткнувшись в рваное одеяло, сидела незнакомая женщина средних лет. Сянцзы застыл в дверях.
– Что еще стряслось? Умер кто? – спросила женщина. – Ты чего врываешься в чужую комнату, не спросясь? Тебе кого?
Сянцзы не мог говорить. Он пошатнулся, ухватился рукой за дверь – трудно, ох как трудно так вот сразу отказаться от всех надежд!
– Я к Сяо Фуцзы…
– Не знаю такой! В другой раз спрашивай, а потом ломись в дверь! А зачем тебе Сяо Фуцзы? Может, лучше Да Фуцзы Игра слов: Сяо Фуцзы в переводе – маленькое счастье, Да Фуцзы – большое счастье.
?
Сянцзы еле добрел до ворот. Сердце его опустело. Он не знал, что делать. Но постепенно пришел в себя. Перед ним снова всплыл образ Сяо Фуцзы. Она заполнила все его мысли, завладела сердцем. Она стояла перед ним как живая, смеялась, звала… Но видение исчезло, и Сянцзы вернулся к действительности.
Пока ничего определенного не известно, можно надеяться на лучшее. Может быть, Сяо Фуцзы переехала, и ничего с ней не случилось… Он тоже хорош, ни разу не побывал у нее! Но угрызения совести не помогут. Наделал ошибок надо их исправлять. Прежде всего разузнать все, что можно.
Сянцзы снова вошел во двор и принялся расспрашивать соседей, которые жили подальше, однако ничего толком не выяснил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
– У, проклятая! Попадись еще мне!
– Эй, разве так возят? заворчал пассажир. – Слышишь? Я тебе говорю!
Сердце Сянцзы дрогнуло: голос показался знакомым. Но в переулке было темно, а свет фонаря на коляске падал вниз. Сянцзы не мог разглядеть пассажира, к тому же тот нахлобучил шапку и так закутался шарфом, что виднелись только глаза. Сянцзы напряг память. Но в это время пассажир подал голос:
– Это ты, Сянцзы?
Лю Сые! Сянцзы вздрогнул.
– Где моя дочь? На том свете!
Сянцзы не узнал собственного голоса – таким он был жестким!
– Что? Померла?
– Померла, – зло повторил Сянцзы.
– Будь ты проклят! Да разве с тобой можно жить? Любая околела бы!
Сердце Сянцзы зашлось.
– А ну, слезай! – закричал он. Ты слишком стар и подохнешь от одного моего удара! Неохота руки марать! Слезай!
Лю Сые, дрожа всем телом, вылез из коляски.
– Где хоть она похоронена?
– Не твое собачье дело!
Сянцзы побежал прочь. На углу обернулся: черная тень все еще маячила посреди переулка.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
Сянцзы сам не знал, куда идет. Крепко держа ручки коляски, он шагал и шагал вперед – лишь бы не останавливаться.
Глаза его сверкали, сердце радостно билось, он чувство вал необычайную легкость, словно весь груз невзгод, пережитых им после женитьбы на Хуню, переложил на Лю Сые. Сянцзы позабыл о холоде, о работе, только шел и шел, прибавляя шаг. Теперь к нему непременно вернутся былое упорство, трудолюбие, чистота. Черной тенью остался старик в переулке. Он его победил, а значит, победил всех! Он не ударил эту тварь, даже не пнул. Старик потерял единственную дочь, а Сянцзы стал свободным, как птица. Если старик сразу не умер от злости, все равно смерть его не за горами! Разве это не возмездие?!
У Лю Сые есть все, у Сянцзы – ничего, но Сянцзы с легкой душой везет свою коляску, а старик не знает, где могила родной дочери! Пусть у него куча денег и крутой нрав, ему не совладать с ним, простым рикшей.
Сянцзы хотелось громко петь, чтобы все слышали: он вернулся к жизни, он победил! Вечерний холод щипал лицо, но Сянцзы не чувствовал. Он ликовал! Ему было тепло от света уличных фонарей, казалось, они озаряют его будущее.
Сянцзы не курил целых полдня, и не хотелось. Он больше не притронется ни к табаку, ни к вину. Все начнет заново, будет упорно трудиться, выбьется в люди. Сегодня он победил старика Лю, победил навсегда! Его проклятья сулили Сянцзы успех. Отныне он будет дышать только свежим воздухом. Взгляни на себя, Сянцзы! Ты встанешь на ноги. Ты еще молод! И. еще долго будешь молодым, успеешь проводить Лю Сые в могилу, а сам будешь жить и радоваться. Злые люди получат по заслугам. Солдаты, отнявшие твою коляску, госпожа Ян, морившая тебя голо дом, Лю Сые, обиравший тебя, сыщик Сунь, отнявший твои деньги, обманщица Чэньэр, госпожа Ся, наградившая тебя дурной болезнью, – все умрут, и только честный Сянцзы будет жить! Жить вечно!
«Я должен теперь работать как следует! – говорил он себе. – Отчего же не поработать, когда есть желание, сила, молодость и на сердце легко? И кто помешает мне обзавестись семьей? Если бы на другого обрушились все мои беды, вряд ли он смог бы радоваться жизни. Я и сам было отчаялся, но теперь с прошлым покончено! Завтра все увидят нового Сянцзы, он будет лучше, чем прежний!»
Ноги бежали все быстрее, в такт словам: «Так будет, так будет, так будет! Не беда, что я перенес дурную, болезнь. Силы вновь возвратятся, как только возьмусь за дело!»
Сянцзы вспотел, и ему захотелось пить.
Только теперь он увидел, что добежал до северных ворот. В чайную Сянцзы решил не заходить, поставил коляску на стоянку и подозвал мальчика, торгующего чаем вразнос. Тот подбежал с большим чайником и глиняными чашками в руках. Сянцзы выпил две чашки безвкусного, похожего на помои чая. Теперь он будет пить только такой – нечего зря тратить деньги. Как бы в ознаменование новой суровой жизни Сянцзы купил десяток полусырых пирожков с начинкой из полугнилой капусты. С трудом их сжевал, вытер ладонью рот и задумался: куда же идти?
Людей, которым можно довериться, всего двое. Сяо Фуцзы и господин Цао. Господин Цао – мудрый, он простит его и даст хороший совет. Сянцзы во всем будет его слушаться. А Сяо Фуцзы поможет ему добиться своего! И он непременно добьется!
Но вернулся ли господин Цао, кто знает? Завтра же он пойдет на улицу Бэйчанцзе, а если в доме никого нет, сходит к господину Цзоу. Только бы найти господина Цао, тогда все уладится. Сегодня он будет работать весь вечер, завтра разыщет господина Цао, а затем пойдет к Сяо Фуцзы, принесет ей добрую весть: «Я хочу наладить свою жизнь. Давай будем вместе!»
Глаза его светились радостью. Завидев пассажира, он словно на крыльях подлетел к нему и, не договариваясь о цене, сразу сбросил ватный халат.
Бежал он, правда, не так, как раньше, но душевный подъем придавал силы. Это был почти прежний Сянцзы, не знавший равных. Он мчался, не сбавляя хода, весь в поту. Доставив пассажира на место, Сянцзы почувствовал, что тело его стало намного легче, в ногах появилась упругость. Ему захотелось снова бежать, хоть на край света. Его можно было сравнить с хорошим скакуном, который нетерпеливо бьет копытом. В контору Сянцзы вернулся лишь к часу ночи, уплатил за аренду коляски, после чего осталось еще девять мао.
Проснулся Сянцзы поздно, повернулся на другой бок и открыл глаза, когда солнце было уже высоко. Сегодня отдых казался особенно приятным. Сянцзы встал, лениво потянулся, суставы легонько хрустнули. Хотелось есть, в животе урчало. Наскоро перекусив, он с улыбкой сказал хозяину конторы:
– Отдохну денек. Дело есть.
А сам подумал: «Сегодня же все устрою, а завтра начну новую жизнь». Первым делом Сянцзы устремился на улицу Бэйчанцзе. Шел и про себя молился: «О, если бы господин Цао вернулся! Если бы сбылись мои надежды! Не повезет с самого начала – не жди удачи! Но ведь я стал другим, неужели Небо не будет ко мне милостиво?»
Подойдя к дому Цао, он позвонил дрожащей рукой. Сердце готово было выпрыгнуть из груди. Стоя перед дверью, Сянцзы хотел только одного: чтобы она открылась и показалось знакомое лицо. Но дверь не открывали. Неужели в доме никого нет? Почему так тихо? Это пугало. Вдруг за дверью послышались шаги. Сянцзы отпрянул, но тут же услышал самый родной, самый желанный в этот миг голос:
– О! Сянцзы! Давненько не виделись. Что с тобой? Ты так похудел!
Это была Гаома: она стала еще полнее.
– Господин дома? – с трудом проговорил Сянцзы.
– Дома. Но ты-то хорош, нечего сказать! Сразу – дома ли господин? Словно мы с тобой незнакомы! Даже не поздоровался! Такой же тюфяк, как и прежде. Входи! Как живешь-то?
– Да так себе! – пробормотал Сянцзы, улыбаясь.
– Господин! – крикнула Гаома. – Сянцзы пришел!
Господин Цао у себя в кабинете переставлял на солнечную сторону горшки с нарциссами.
– Пусть войдет!
– Иди, иди! – тараторила Гаома. – Мы с тобой еще потолкуем, а я пойду скажу госпоже. Мы частенько тебя вспоминали! Нескладно тогда все получилось. Да что поделаешь? Бывает и хуже.
Сянцзы вошел в кабинет:
– Господин, это я! – Сянцзы почему-то не посмел осведомиться о здоровье господина.
– Присаживайся, – пригласил Цао/ Он стоял в домашней короткой куртке и улыбался. – А мы давно уже вернулись… Лао Чэн сказал, что ты ушел в «Жэньхэчан». Гаома ходила туда, но тебя не нашла. Да садись же! Как живешь? Как дела?
Сянцзы готов был заплакать. Как рассказать о своих страданиях, если каждое воспоминание рана в сердце? Хотелось излить душу, но с чего начать? Он ничего не забыл, ни одну обиду, хотя и не до конца понимал, что с ним произошло Придется, видно, рассказать всю свою жизнь.
Господин Цао, видя, что Сянцзы никак не может собраться с мыслями, сел и стал ждать, когда он заговорит. Сянцзы долго молчал. Наконец поднял глаза на господина Цао. Тот ласково кивнул и приободрил его:
– Говори, не стесняйся!
И Сянцзы заговорил. Он не собирался вспоминать все подробности, но затем решил, что это принесет ему облегчение и поможет самому во всем разобраться Каждый шаг доставался ему дорогой ценой, поэтому рассказывать нужно было по порядку, не перескакивая с одного на другое. Каждая капля пота, каждая капля крови были частицами его жизни, и не следовало ничего упускать
Он рассказал о том, как, приехав в город, брался за любую работу, как стал рикшей, накопил денег и приобрел коляску – и как потерял ее; рассказал все, вплоть до последних событий. Он сам удивился тому, как долго и с какой охотой он говорит.
Речь Сянцзы лилась свободно, словно сами события помогали находить нужные слова, полные искренности и печали, и каждое из них было ему необычайно дорого В памяти Сянцзы встало все его прошлое, и он говорил, говорил, не в силах остановиться. Ему хотелось раскрыть свое сердце. И чем дальше он рассказывал, тем легче становилось! Он говорил о своей мечте выбиться в люди и о своих злоключениях, о том, как он жил последнее время, обиженный, несчастный, опустившийся. Когда, наконец, он умолк, голова его была мокрой от пота, на сердце стало пусто, но это было приятно: он словно оправился после долгой болезни.
– Ты спрашиваешь моего совета? Сянцзы кивнул. Говорить он больше не мог
Собираешься снова возить коляску? Сянцзы опять кивнул.
– Выход у тебя один – скопить денег и снова купить коляску, а пока брать напрокат. Это, пожалуй, разумнее, чем занимать деньги под проценты. Но еще лучше жить у одного хозяина: еда и жилье обеспечены. Думаю, тебе стоит вернуться ко мне Правда, свою коляску я продал господину Цзоу, но можно взять коляску в аренду Согласен?
– Конечно! – Сянцзы встал. – А вы помните, что тогда случилось?
– О чем ты?
– Ну, когда вы уехали к господину Цзоу…
– А! – Цао улыбнулся. – Как можно об этом забыть! Зря я тогда всполошился. Уехали с госпожой на несколько месяцев в Шанхай, а можно было тут остаться; господин Цзоу все уладил. Впрочем, это в прошлом. Давай поговорим о другом: как быть с Сяо Фуцзы, о которой ты говорил?
– Еще не знаю…
Я вот что думаю: если ты женишься на ней, снимать комнату вам нет расчета; освещение, отопление на все денег не хватит. Лучше всего вместе устроиться на работу: ты – рикшей, она – прислугой! Но такое место трудно найти. Не обижайся, но сам скажи, можно на нее положиться?
Сянцзы покраснел, затем смущенно проговорил:
– Ей тогда некуда было деться. Вот и пришлось заняться этим делом. Но клянусь вам, она хорошая! Она не такая…
Его терзали самые противоречивые чувства, только он не мог их выразить. Многое хотелось сказать – не хватало слов.
– В таком случае, – нерешительно проговорил господин Цао, – придется устроить вас у себя. Все равно ты занимаешь целую комнату, так что с жильем вопрос решен. Не знаю только, умеет ли она стирать и готовить. Если умеет, будет помогать Гаома. У нас скоро появится еще ребенок, Гаома одной не справиться. Сяо Фуцзы я платить не буду, зато она сможет здесь столоваться. Как ты на это смотришь?
– Чего же лучше! – Сянцзы радостно улыбнулся.
– Но я должен прежде посоветоваться с госпожой…
– Будьте спокойны! Если госпожа станет сомневаться, я приведу Сяо Фуцзы, пусть госпожа на нее посмотрит!
– Вот и хорошо! Господин Цао тоже улыбнулся;
ему было приятно, что, несмотря на все злоключения, Сянцзы сумел сохранить благородство души. Я переговорю с госпожой, а через несколько дней ты приведешь Сяо Фуцзы. Если госпожа согласится, считай дело улаженным.
– Так я пойду, господин?
Сянцзы торопился сообщить Сяо Фуцзы радостную весть: на такую удачу он не смел и рассчитывать.
Сянцзы вышел от господина Цао часов в одиннадцать. Зимой это самое хорошее время дня. Погода была солнечная, на небе ни облачка. В сухом холодном воздухе далеко разносились выкрики торговцев, пение петухов, лай собак и еще какие-то высокие, тонкие звуки, похожие на крик журавля. Солнце пригревало, несмотря на мороз. Навстречу Сянцзы торопились пешеходы, пробегали рикши, подняв верх колясок, медные части их отливали золотом, медленно и важно шествовали верблюды, неслись машины, трамваи, а в небе кружили белые голуби; лишь деревья неподвижно стояли, словно замерли. Вокруг было оживленно и в то же время спокойно. Древний город шумел, жил своей жизнью, а над ним простиралось голубое небо, умиротворенное и приветливое.
Сердце Сянцзы от радости готово было выпрыгнуть из груди и взмыть, словно голубь, ввысь. Теперь у него будет все: работа, жилье, Сяо Фуцзы. Сбудется его заветная мечта.
День выдался веселый и ясный – только житель севера способен оценить такой денек. А когда человек счастлив, все окружающее кажется ему прекрасным. Сянцзы никогда прежде не видел такого ласкового зимнего солнца. Для полноты счастья он купил затвердевшую на морозе хурму. Откусил – и зубы заломило! Холод проник в грудь, успокоил. Когда Сянцзы доел хурму, язык его одеревенел, зато мысли словно освободились от пут. Ему казалось, что он уже видит свой прежний двор и бедную комнатушку, озаренную милой улыбкой Сяо Фуцзы. Будь у него крылья, он полетел бы к ней! Только бы увидеть ее – все прошлое будет разом зачеркнуто, и перед ним откроется новый мир!
Он спешил еще больше, чем когда шел к господину Цао. Тот относился к Сянцзы по-дружески. А Сяо Фуцзы доверила ему свою жизнь. Словно узники, освободившиеся из неволи, они смахнут слезы и, смеясь, пойдут по жизни рука об руку. Господин Цао взволновал Сянцзы добрыми словами, но Сяо Фуцзы для этого не нужно никаких слов. Он рассказал господину Цао всю правду, но Сяо Фуцзы он скажет то, чего не говорил никому. Она – его жизнь, без нее не может быть счастья! Стоит ли трудиться, чтобы есть и пить одному? Он должен вытащить Сяо Фуцзы из тесной каморки, они будут жить вместе весело и дружно, в теплой,, сухой комнате. Ради Сянцзы она оставит отца и братьев. В конце концов Эр Цянцзы сам может зарабатывать, братья тоже как-нибудь обойдутся: будут возить вдвоем коляску или найдут другое дело. А Сянцзы не может без Сяо Фуцзы. Он сам, его душа, его работа нуждаются в ней. И ей тоже нужен такой парень, как он…
Эти мысли подгоняли Сянцзы, он шел все быстрее. На свете много женщин, но такой, как Сяо Фуцзы, больше нет. Правда, он мечтал о непорочной девушке, но Сяо Фуцзы хлебнула горя и сможет лучше его понять. Деревенские девицы чисты и целомудренны, но им не хватает ума и души. А сам он? На его совести тоже немало грехов! Они подходят друг другу, как пара треснувших кувшинов, которые еще можно наполнить водой.
Ничего лучше не придумаешь! Сянцзы размечтался: он попросит у господина Цао плату за месяц вперед, купит Сяо Фуцзы длинный ватный халат, приличную обувь, а затем поведет ее к госпоже Цао. Сяо Фуцзы молода, хороша собой, умеет держаться, ее не стыдно показать людям. Госпоже Цао она непременно понравится!
Когда Сянцзы добрался наконец до знакомого двора, пот лил ручьями. Он взглянул на старые, покосившиеся ворота, и ему показалось, что он вернулся в родной дом, где не был много лет; ветхая ограда, сухой прошлогодний бурьян перед ней – все было дорого сердцу. Он вошел во двор и сразу устремился к комнатушке Сяо Фуцзы. Без стука распахнул дверь и тут же отпрянул: на нетопленном кане, уткнувшись в рваное одеяло, сидела незнакомая женщина средних лет. Сянцзы застыл в дверях.
– Что еще стряслось? Умер кто? – спросила женщина. – Ты чего врываешься в чужую комнату, не спросясь? Тебе кого?
Сянцзы не мог говорить. Он пошатнулся, ухватился рукой за дверь – трудно, ох как трудно так вот сразу отказаться от всех надежд!
– Я к Сяо Фуцзы…
– Не знаю такой! В другой раз спрашивай, а потом ломись в дверь! А зачем тебе Сяо Фуцзы? Может, лучше Да Фуцзы Игра слов: Сяо Фуцзы в переводе – маленькое счастье, Да Фуцзы – большое счастье.
?
Сянцзы еле добрел до ворот. Сердце его опустело. Он не знал, что делать. Но постепенно пришел в себя. Перед ним снова всплыл образ Сяо Фуцзы. Она заполнила все его мысли, завладела сердцем. Она стояла перед ним как живая, смеялась, звала… Но видение исчезло, и Сянцзы вернулся к действительности.
Пока ничего определенного не известно, можно надеяться на лучшее. Может быть, Сяо Фуцзы переехала, и ничего с ней не случилось… Он тоже хорош, ни разу не побывал у нее! Но угрызения совести не помогут. Наделал ошибок надо их исправлять. Прежде всего разузнать все, что можно.
Сянцзы снова вошел во двор и принялся расспрашивать соседей, которые жили подальше, однако ничего толком не выяснил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24