- Боже, да оставьте вы свою неуемную гордыню. - Она вдруг изменила поведение, стараясь казаться нарочито веселой. - Как вы удачно заметили, я уже отмыла свою часть норманнских мужчин, поэтому вам никак не оскорбить моих чувств. Я сказала, что хочу поговорить с вами, а поэтому раздевайтесь и полезайте в лохань.
В течение всей жизни Ротгара купали женщины, как здесь в Лэндуолде, так и в других местах, где такое к нему отношение объяснялось тем, что он - почетный гость. Для чего упрямиться и не выполнить то, что ему предлагает Мария? Она обеспечила его безопасность. Но его руки висели по бокам, как плети, отказываясь делать самые простые движения, чтобы снять с себя одежду, и, вместе с тем, вся кожа его горела из-за желания, которому более приличествовало проявляться в кровати, чем в лохани с горячей водой.
- Ротгар. - Она произнесла только его имя.
Оно никогда так не звучало в устах других женщин. Ее смодулированный голос эхом отозвался у него в голове, и был похож на призывы сирены. Чтобы избавиться от наваждения, он заставил себя сорвать тунику.
После этого он думал только об одном - как бы ему хотелось встретиться с ней прежде.
Тогда бы он стоял перед ней, не скрывая гордости, - ведь он знал, что женщинам нравилось его высокое, мускулистое крепкое тело. Когда-то он был господином, человеком, уверенным в себе, самодовольным, могущественным, смелым и отважным.
Но какая женщина сейчас могла наслаждаться, глядя на его тело, все покрытое за последние несколько месяцев шрамами, изможденное и высохшее из-за нехватки пищи? Его статус достиг низшей отметки; он был хуже любого задрипанного крестьянина, был лишен всех прав, у него не было никакой собственности, вся его жизнь теперь зависела от прихоти какой-то женщины.
Сам воздух Лэндуолда способствовал еще большему уродству - из-за холода у него на руках появились отвратительные нарывы, а его мужское достоинство скрючилось и спряталось между ног.
Он хотел, чтобы у него была прежняя прическа, чтобы росла, как прежде, борода, чтобы спрятать свое оголенное лицо, но она не отрывала своих ведьминых глаз от него, и он был уверен, что она способна заглянуть ему глубоко в душу, независимо от того, какую бы маску он на себя бы ни надел.
Он хотел очутиться снова в курятнике, где угодно, только не стоять здесь голым, абсолютно голым перед Марией.
"Скорее всего, это каверзы испаряющейся воды, - подумала Мария. - В противном случае, почему же было так приятно смотреть на его тело? " Само собой разумеется, ему пришлось поголодать, но в остальном лишения только довели до совершенства все остальное, что сочеталось с его физической силой, равной самому мощному мечу".
Широкие плечи конусом сходили к узкой талии. Между ними был заключен мускулистый живот, а широкая грудь поднималась к мощной сильной шее. Его маленькие соски казались слепком с ее собственных - они тоже заострились от холода и проглядывали в густых рыжевато-коричневых с золотистым отливом волосах на груди.
Она надеялась, что клубы пара, которые скрыли так много его изъянов, скроют и ее раскрасневшееся лицо от его взглядов.
Он влез в лохань с неохотой, с которой барашек приближается к дворику для стрижки, и как только уселся поудобнее, то весь напрягся, подтянул к себе колени и ухватился руками за края лохани так сильно, что у него побелели пальцы.
- Горячая вода заставит вас расслабиться, - сказала она. - С чего начнем? С головы?
- Я ей займусь сам.
- Но...
- Я сказал - сам.
Ротгар, резко наклонившись вперед, ушел с головой под воду, в которой начал плескаться. Выпрямившись, он откинул голову назад, брызгаясь во все стороны. Она, сама не желая того, взвизгнула, пытаясь укрыться от брызг, которые намочили платье, - оно плотно облегало ее фигуру.
Ротгар вытер воду с лица и отбросил волосы назад, чтобы они не лезли ему в глаза. Он откинулся назад, млея от удовольствия; он был таким же довольным, как только что вылупившийся утенок, впервые познавший вкус воды в пруде, но вот его взор остановился на ней, и он увидел, что она насквозь промокла. Тут же его беззаботное наслаждение купанием покинуло его. Между ними, казалось, выросла стена неприступного отчуждения, которую, судя по всему, он умел возводить, когда хотел.
Мария провела ладонями по бокам, пытаясь разгладить мокрое платье.
- Я знаю, что это платье вашей матери, - сказала она. - Если бы вы разрешили мне вымыть вам голову, то платье осталось бы сухим.
- Какое это имеет значение? - ответил он.
Она обратила внимание на его запястье, увидев шрам. Обойдя его с левой стороны, заметила точно такой же шрам на левой руке.
Хотя они давно уже затянулись, это свидетельствовало о том, как человеческая плоть боролась с неподатливым металлом, трескалась кожа, как возникала пронзающая все тело агония из-за воздействия ржавого металла на открытую рану.
Мария пальцами левой руки обхватила запястье правой и с удивлением осознала, какая же требовалась сила, чтобы оставить такие отметины. Достаточно ли для этого повиснуть на железных цепях? Может ли человек сознательно пойти на такую боль ради своего освобождения?
Она дотронулась до маленькой, проступавшей на ее запястье косточки, вспоминая неожиданную, мучительную боль, которая прострелила всю ее руку, когда она нечаянно ударилась этой косточкой о край стола. Вероятно, когда пролегали эти шрамы, косточки у него на запястьях крошились от трения о металл.
- Вы носили наручники?
- Да, носил. - Он тут же опустил руки под воду, наклонил голову вперед, и она подумала, что он, вероятно, ищет кусок мыла, который она бросила ему в лохань несколько минут назад. Мария не могла отделаться от мысли, что, кроме запястий, на теле у Ротгара Лэндуолдского было еще немало шрамов.
- Наручники... Это что, какой-то вид сакского религиозного ритуала?
Он, вздрогнув всем телом, очень быстро взял себя в руки, - только круги на поверхности воды могли выдать охватившее его волнение.
- Если вы себе представляете их как пару браслетов, то, вероятно, вам захочется их иметь как можно больше. Нет, норманны, которые с такой щедростью жаловали их мне, судя по всему, склонны украшать ими только запястья саксов.
- Норманны? Не может быть! Данстэн сам говорил мне, что только раз ударил вас по голове, а эти шрамы не могли появиться у вас на руках за одну ночь.
Он захохотал. Его смех был похож на короткий собачий лай, и в этот смех он вложил весь свой скептицизм.
- Вы не единственные норманны, которые раздирают, на куски Англию, миледи. Где я провел эти последние месяцы, как вы думаете?
- Ну, я .. - Мария осеклась. Она видела терзавший его холод, заросшие волосы, обстоятельства пленения, - все заставляло ее предположить, что он скрывался в лесах после катастрофы при Гастингсе, что мог даже оказаться среди тех саксов, один из которых нанес роковой удар ее брату Хью. Она сравнила свои наблюдения с тем, что заметила в последнее время: его удивительно хорошие знания норманнского языка, алчные взгляды, которые он бросал на свою прежнюю собственность, его нескрываемое очарование той плакавшей, прекрасной саксонской женщиной и малышом, назвавшим его отцом.
Человек такого склада вряд ли мог скрываться в лесах. Он бы этого не выдержал. Нет, его шрамы указывали на правду, просто вопили о ней. Несмотря на заверения отца Бруно в том, что этот человек не в состоянии выносить заточения, он, должно быть, провел последние месяцы в цепях, кандалах, в наручниках, его морили голодом и жестоко избивали ее соотечественники. Разве такой человек мог побудить свой народ в Лэндуолде смириться с норманнским правлением? Мария поняла, как рушится созданный ею план, как он разваливается, словно карточный домик.
- Вы бежали из плена?
- Бежал, - отозвался он и, вздохнув, опустился с головой в воду.
- За вами гнались?
- Трудно сказать. Я притворился мертвым, чтобы обрести свободу. Может, моя хитрость удалась и они считают, что я до сих пор гнию вместе с другими трупами в навозной яме. Зима в этом году, кажется, никогда не кончится. Голодные волки собрались вокруг горы мертвых тел. Я едва успел оттуда выбраться. Их острые зубы могли замести цепочку моих следов.
- Если бы вашим врагам, захватившим вас в плен, удалось обнаружить, что вас нет, они немедленно выслали бы за вами в погоню отряд рыцарей.
- И если учесть мое ослабленное состояние, я наверняка снова бы угодил в плен, - согласился с ней Ротгар.
- Значит, волки прикрыли ваш побег, но в результате вы попали в руки других врагов. Неужели вы так мало цените свою свободу, Ротгар?
Он замолчал, глубоко уйдя в себя. Между ними вновь возникла отчужденность.
- Мне очень мало известно о норманнской кухне, миледи, но мы, англичане, время от времени, во время праздников любим полакомиться розоватой плотью рыбы, которая водится в наших северных районах. Лосось - удивительная рыба. Представители этой породы весь год проявляют осторожность, ловкость и хитрость, но с наступлением весны начинают чувствовать непреодолимый порыв, влекущий их назад, к месту рождения. В такой период любой ребенок может ловить их прямо руками в неглубоких ручьях - настолько велико, всепоглащающе их стремление к родному дому.
- Значит, вы сравниваете себя с рыбой? Губы его тронула кривая улыбка.
- Почему бы и нет? С октября прошлого года какими только словами меня не называли. Я отлично понимаю одержимость лосося.
Она вдруг увидела луч надежды.
- А этот ваш лосось, вернувшись домой и убедившись, что здесь все хорошо, может вернуться обратно в море, выражая свое удовлетворение тем, что другой, который любит эти края не меньше его, управляет всем вместо него?
- Рыба не обладает способностью мыслить, миледи.
- Но человек, попавший в подобную ситуацию, должен понимать все возможные последствия.
- Наконец-то мы подошли к главной причине моего купания здесь.
- Да, вы правы.
- Ну, вначале я еще немного поплескаюсь, а потом подведу черту подо всем, о чем мы с вами здесь говорили.
Мария кивнула. Кусок мыла легко мылился в его широких ладонях, и она, не отрываясь, наблюдала за тем, как он время от времени опускал его в воду, а затем проводил им по груди, оставляя на ней пенистые полоски.
- Трудно подобрать нужные слова в разговоре с вами, миледи.
Щеки у нее вспыхнули, когда он заметил, что она подглядывает.
- Мне кажется, вы вполне способны удовлетворить мою просьбу и больше не обескураживать меня.
- Ну ладно, спрашивайте.
- Я хочу, чтобы вы встретились со своим народом. Убедитесь лишний раз, что им ничего дурного не сделали. А потом скажите им, что теперь их правителем является Хью, что они должны добросовестно на него работать.
Наконец он отказался от всякого притворства.
- Не знаю, смогу ли я это сделать, - ответил он, и это было чистой правдой.
- Почему же? - спросила она. Как назло, Мария почувствовала, как подступают слезы. Она не позволит ему дерзко ей перечить. Что бы на ее месте сказал в такой ситуации Хью, столкнувшись с таким упрямым глупцом?
- Если вы не можете этого сказать, то я велю надеть на вас наручники и вы останетесь в них до тех пор, пока вы этого не сделаете.
Эта угроза, как она сразу заметила, ничего не дала, лишь укрепила его решимость не оказывать ей никакой поддержки.
Ротгар, подавшись вперед, обеими руками ухватился за края лохани. Теперь оба его глубоких шрама находились у нее прямо перед глазами.
- Я хочу, чтобы вы знали следующее, миледи. Я на самом деле носил норманнские наручники, но это было самое слабое для меня испытание. И палач; придумывающий для меня различные пытки, никогда не слышал от меня ничего другого, кроме легкого стона. Ваша просьба вырвет у меня сердце из груди. Так что дерзайте!
- Я вижу, что ошиблась, решив поговорить с вами, - сказала она сквозь зубы. Губы ее, казалось, окаменели от гнева. Она лихорадочно думала о том, что же предпринять, чтобы добиться его согласия, и в голову ей вдруг пришло имя Гилберта с его жестокими методами, которым она то и дело пыталась положить конец.
Она начала излагать перед ним идеи Гилберта, хотя все ее существо протестовало против этого.
- Ваша смерть - это всего лишь пустяк. Мне кажется, можно принести в жертву одного-двух кормильцев, чтобы их бездомные, умирающие с голоду, просящие милостыню вдовы и дети могли служить примером для других. Можно и проткнуть мечом одного-двух пискливых младенцев. Люди Хью ворчат, выражают свое недовольство, - если я отменю запрет на изнасилование, они снова начнут улыбаться и в животах сакских женщин будут расти дети норманнов. Со временем, я думаю, народ Лэндуолда образумится и сам придет ко мне с повинной.
Она испытывала острый стыд, заметив, с каким ужасом, с каким презрением он глядел на нее.
Она считала его холодным, таким далеким, но ледяная ненависть, появившаяся сейчас у него на лице, пугала ее.
- Я вылезаю из этой лохани, миледи, не то с меня слезет шкура и жители Лэндуолда, принимая меня за беспомощную старуху, не станут прислушиваться к тем словам, с которыми вы заставляете меня к ним обратиться.
Глава 6
Картины рыцарских турниров, ощущаемый на себе знакомый вес кольчуги почти пробудил Хью де Курсона ото сна. На какое-то мгновение его притупленный рассудок залил поток воспоминаний - точных, живых, ясных. Беззаботная, беспечная поездка по сельским весям Англии. Мария рядом с ним. Его самое надежные рыцари прикрывают его с тыла. А в кармане возле сердца лежит пергаментная бумага, которая свидетельствует о щедром, редком даре...
Свой дом.
И вдруг из лесу доносятся пронзительные вопли, выкатывается разношерстная толпа оборванных, пришедших в полное отчаяние людей, странный смуглый мальчишка, пытающийся закрываться рукой от занесенного над ним меча. Забыв о собственной безопасности, он хватает мальчишку, чтобы усадить к себе в седло, но в это время получает сильнейший, оглушающий удар по затылку...
А потом...
А потом...
Старая боль слилась с новой.
Лучше всего тихо посидеть, подождать, пока не пройдет.
Подождать прихода Марии, которая принесет горькую настойку.
Нужно подождать Марию.
Эдит, увидев, что Хью сидит, облачившись в боевую кольчугу, подумала, что он все равно никого не может устрашить. Его руки в больших латных рукавицах неподвижно покоились у него на коленях, новый непродавленный шлем покрывал голову, а из-под низко опущенного забрала сверкали его умоляющие, любопытные глаза.
Почему же в таком случае у нее так сильно забилось сердце? Эдит объясняла это тем, что, несмотря на его миролюбивую внешность, она все же боялась его.
- Для чего вы надели на него все доспехи? - поинтересовалась она у оруженосца, который прикреплял железную ячеистую сетку от шлема к его спине. Фен не сводил с него внимательных глаз.
- Далеко не все, миледи. На нем лишь кольчуга и шерстяные штаны, так что мы легко посадим его в седло.
- Куда же он намеревается сегодня ехать? Она заметила настороженный взгляд, брошенный на нее рыцарем, никогда прежде она не интересовалась делами Хью. "Все это происки Гилберта", - предупреждал ее внутренний голос, напоминая ей о данном этому рыцарю обещании передавать обо всем, что происходит в этих покоях. Она не стала бы его упрекать, если бы он немедленно отправился сообщить о проявляемом ею интересе Марии, но он все же сказал после минутного колебания:
- Леди Мария приказала подготовить его для посещения строительной площадки, где возводится замок.
"Может", - подумала Эдит, - ей удалось заметить нечто большее, чем она себе предполагала. Она теперь вспоминала, что несколько раз, когда у Хью еще было достаточно сил, чтобы прогнать на некоторое время терзавших его мозг демонов, Мария демонстрировала его сакскому населению. Однако никогда прежде он не выезжал в латах.
Хотя многие норманны были ниже ростом по сравнению с саксами, такие рыцари, как Хью, сумели развить громадную силу в плечах и предплечьях. Кроме того, в боях верхом они наращивали мышцы бедер. Надраенная до слепящего блеска кольчуга Хью усиливала общее впечатление и подчеркивала его силу.
В течение долгих, заполненных одиночеством месяцев она в дневное время обычно игнорировала присутствие Хью. Всеми его нуждами занимался Фен, не получая от нее никакой помощи, но этот странный мальчик, судя по всему, не жаловался. Только лишь в присутствии ее самой или Марии он выносил возле своего любимого господина норманнского рыцаря или оруженосца. Каждую ночь она ложилась рядом с ним в кровать, но приготовленная Марией целебная доза вызывала у него глубокий сон и он фактически становился бесчувственным ко всему, и у Эдит не было необходимости, как прежде, забиваться в дальний угол постели, поворачиваться к нему спиной, чтобы только не видеть внушающего ей отвращения его лица.
Сегодня он выглядел совсем иначе, и, кажется, ей было трудно отвести от него глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38