А Ральднор даже не похвалил его.
Дома вдоль Дворцовой площади, которые сейчас превратились в городские казармы кармианцев, тоже пробудились. Люди толпились во дворах, заполняли каждый клочок свободного пространства — залезали на стены, деревья, крыши и временные стойла для зеебов. Это была шансарская традиция — общие собрания. В просторных залах Истриса она была вполне уместна, но здесь огромное количество солдат сгрудилось так тесно, что об удобстве и речи не шло. Факелы дымили, холод пробирал до костей. Воздух, казалось, уплотнился от тяжелых запахов, ссор и ругани. В пять минут страсти накалились до предела — все ждали, что же произойдет.
Внезапно во дворе появился лорд-наместник с телохранителями и каким-то слугой, укутанным в плащ. Двое или трое стоящих ближе удивились, разглядев под капюшоном лицо большеногой любовницы из Иоли.
Ральднор не был Кесаром и не пытался ему подражать. Но он понимал, что поздний час и ужасающая давка уже сделали за него полработы. Он знал также, что сейчас его войска превратились в толпу, а толпой легко управлять.
Его шумно приветствовали — кричали, аплодировали, колотили кулаками в щиты и копьями в булыжную мостовую. Солдаты любили Ральднора, ведь он всегда поощрял их, доставлял им вино, шлюх и деньги, позволял им буйствовать и называл молодцами и опорой родной земли. Когда он говорил, они внимательно слушали, ибо Ральднор всегда говорил то, что им было приятно слышать.
Сейчас эм Иоли начал с того, что Кесар — тот самый Кесар, который не позаботился обеспечить свою армию провиантом, — отзывает ее командующего в Истрис. Солдатам это не понравилось, и они выразили свое несогласие громким шумом. Поблагодарив их, Ральднор перешел к объяснению, почему он решил не ехать — очевидно, Кесар раскрыл его секрет. Что ж, рано или поздно это должно было случиться. Он, Ральднор, все последние годы ходит по лезвию меча, разумеется, во имя справедливости.
Рассуждая, Ральднор заметил, как по рукам ходят чаши с вином, «чтобы не мерзнуть». Они были уже готовы и ждали продолжения, как дети, слушающие сказку.
Он зацепил их — не своим обаянием, но неким чутьем. Ральднор выложил им все про регентство и чуму, про заговор против принца-короля Эмела и собственный бунт, когда он не захотел убивать ребенка. Он описал им план спасения и даже порадовал той подробностью, что всегда возил Эмела с собой, переодетым в женское платье. Он не сказал лишь, что в ближайшем будущем эта хитрость грозит обернуться провалом в некотором общем смысле, оставив за скобками оммосские ножи.
Этот Эмел, символ старого шансарского правления, был препятствием и всегда им оставался. Но и сам Ральднор имел смешанную кровь, а здесь, в Ланне, любовный роман Кесара с армией раздражал даже Висов. В конце концов, суеверное отношение к обладателям белой кожи и светлых глаз и волос должно было склонить чашу весов.
Что бы ни менялось, Ральднор по-прежнему оставался тем приспособленцем, который добрался до грязного Ксаи и бросил кости на стол перед Кесаром. Он был умным и проницательным человеком, но именно его ум и проницательность порой не давали ему видеть и понимать.
— Господа, — сказал он, обращаясь к нестройной толпе головорезов, теснящейся перед ним. — Я в ваших руках. И истинный король Кармисса тоже в ваших руках. Мы зависим от вас, от вашего понимания чести, вашей любви к родине, ваших верности и милосердия.
Затем он обернулся к закутанной фигуре, стоящей у него за спиной, и произнес так, чтобы все его слышали:
— Не бойтесь, мой повелитель. У этих людей благородные сердца. Они не принесут вам вреда.
Плащ упал. Рядом стоял Эмел — послушный, забывший о сценах. Совсем юный, с чистым лицом и подрезанными волосами, в приличной мужской одежде. Его побежденный страх обернулся гордостью. В мареве чадящих факелов и винных паров он ничем не напоминал Меллу — наоборот, походил на своего отца-короля. Визгливый же голос юноши не мог никого смутить, ибо Ральднор не дал им возможности его услышать.
— Перед вами — Эмел, сын Сузамуна, — провозгласил Ральднор и преклонил колено у его ног по старинному обычаю кармианских Висов.
Последовало долгое-долгое молчание, во время которого эм Иоли смог перевести дух. Затем один за другим, группа за группой, отделение за отделением, все двухтысячное войско разразилось аплодисментами.
Новый наместник, присланный Кесаром, в сопровождении тридцати человек вошел в ночной Амланн, не заметив на улицах никакого беспорядка. Городской гарнизон бодрствовал и был неплохо организован, в отличие от безобразия в порту. Его поприветствовали и проводили во дворец. Однако когда он направился по коридору в покои эм Иоли, двери внезапно распахнулись, и на него набросилась толпа солдат. Охрана нового наместника мужественно пыталась сражаться, но недостаток места, ошеломление и усталость после зимнего пути сыграли против них. Да и кто мог предположить, что весь внутренний гарнизон пойдет за Ральднором? Чем он мог их привлечь? Наверное, с подобными вопросами они и умерли...
Удивительным образом ставленник Кесара уцелел в этой схватке. Его разоружили и заперли в одной из комнат. Затем от его имени было подготовлено донесение, которым Кесар извещался об успешном выполнении задачи. Ральднор потребовал, чтобы пленник подписал послание.
— И как долго вы предполагаете хранить это в секрете? — спросил тот.
— Достаточно долго. До оттепели.
— Если я подпишу это — я мертв.
— Вы умрете так или иначе. Разница только в способе.
Несостоявшийся наместник подписал письмо. Двумя ночами позже его бездыханное тело было разрезано на куски и разбросано по холмам.
Тем временем кармианский корабль отчалил от заснеженного ланнского берега и отправился в неспешное обратное плавание, имея на борту лишь донесение, но не пассажиров.
За этим последовал период ужасающих зверств в Амланне. Гуляющие солдаты на радостях ударились в грабежи, насилие и поджоги, готовые проткнуть копьем все, что движется.
Ральднор не вмешивался. Он планировал свое выступление, результатом которого должно было стать овладение всем Кармиссом-в-Ланне.
Через десять дней после своего звездного часа Ральднор прогуливался по королевскому саду, когда вдруг на него с визгом выскочил ланнец, вооруженный ножом. Прежде чем телохранители, изрядно разболтавшиеся при установленных наместником порядках, приняли меры, нападавшему удалось скрыться. Операция была проведена вполне грамотно, хотя само по себе это выглядело безрассудным нападением. На самом деле наемник предполагал убить эм Иоли по дороге в порт, как указал Кесар. Однако Ральднор и не подумал отправляться туда, а убийце положено быть изобретательным. В любом случае это выглядело деянием отчаявшегося патриота, что и требовалось Кесару.
Ральднор эм Иоли лежал на снегу, глядя на солдат, приближающихся к нему. Поначалу они думали, что он снова заговорит с ними. Но взгляд Ральднора остановился, и он замолчал навеки. Он уже сказал все, что мог.
В торжественном молчании они отнесли в дом его тело, так не вовремя лишенное достоинства, после чего шумно устремились с этой новостью к королю Эмелу.
19
На границе Ланнелира и Элира произошло нечто странное.
На ночь он укрылся в опустевшем имении. Его не пугали кармианские патрули — в такую погоду прочесывать местность могли лишь настоящие маньяки. Но наверху в холмах он заметил какой-то неяркий отсвет, который вполне мог быть заревом горящей деревни. Поэтому Лар-Ральднор решил не рисковать и еще затемно покинул это место.
Незадолго до рассвета он встретил двух волков. Их глаза горели красным светом, красные пасти исходили паром, челюсти сомкнулись на добыче. Но, присмотревшись к тому, что капало на снег из пасти ближайшего зверя, Лар-Ральднор осознал, что они поглощают не чью-то плоть, а малиновое пламя, которое, падая, уходит в землю. Он скорее удивился, чем испугался, и продолжил наблюдать за волками, но вскоре они скрылись, а с ними исчезло и пламя.
Сын Яннула решил, что слишком долго шел один среди снегов, и от этого у него вполне могли случиться видения. Но это зрелище не шло у него из памяти — огненные лепестки, падающие на землю из волчьей пасти, невредимые и не причиняющие вреда.
По некоторым сообщениям, Кесар направил на восток не более восьми тысяч человек. Другие насчитывали десять тысяч. Как бы то ни было, проходя через Элир, Лар-Ральднор почти никого не встретил. Деревни стояли пустые, встречая его хлопающими на ветру дверями домов и разбитыми горшками, полными свежего снега. Люди ушли куда-то в потаенные места — полые холмы, древние башни. Один раз он услышал скрип колеса прялки, какие использовались здесь и на Равнинах, но оказалось, что колесом играет ветер. Если ему удавалось найти какую-нибудь еду, он съедал немного, не все, и оставлял под камнями очага плату на случай, если хозяева когда-нибудь вернутся. И каждый раз он ощущал ужас. Мир вокруг был ввергнут в хаос и тьму. Кто сможет прекратить это? Зазвучат ли здесь снова голоса людей?
А ведь еще прошлым летом он мечтал встать на пути тени и прогнать ее прочь, победить ее силой своей страсти. И именно Рэм-Рармон, который почему-то ушел, отдалился от него, показал Лар-Ральднору тщету его мечты. Меч порождает лишь меч, и так без конца. Но с другой стороны, опустить меч тоже означало умереть, просто другим образом.
Была и более прозаическая вещь, повергавшая его в отчаяние — отсутствие регулярного морского сообщения между Зарависсом и Ланном. Без этого ему придется проделать бесконечно-долгий путь, описав почти полный круг — север Равнин, Хамос и, возможно, снова вернуться к заравийской границе.
Это путешествие отнимало у Лар-Ральднора последние душевные силы. Его сердце разрывалось от неизменной картины — холод и белое безмолвие на многие мили вокруг. Он ехал на жалком истощенном зеебе под тусклым серебром полуденного неба, а белизна и пустота выжигали ему глаза.
К тому времени он уже дошел до того, что начал разговаривать с зеебом. Вот и сейчас он произнес:
— Мне их не найти.
Так он и ехал — бесконечно долго — в полной пустоте, ощущая жгучие поцелуи ветра на своем лице, не двигаясь, лишь снова и снова повторяя: «Мне их не найти».
Добравшись до места, где он собирался повернуть на запад, а потом на север, Лар-Ральднор вдруг почувствовал, что ничего там не найдет. В той стороне лежал Хамос и еще один Равнинный город, названия которого он не помнил. Но на каком-то иррациональном уровне он знал — его семьи там нет.
Что-то неодолимо тянуло его на юго-запад. Это тоже выглядело довольно бессмысленным: там не было вообще ничего. Кроме, конечно, старого Равнинного города, куда они никогда бы не вернулись. Медаси просто не вынесла бы этого. И все же...
Когда-то этим путем ехал Яннул, возвращаясь на войну Равнин из родного Ланна. Он скакал сквозь снежные заносы и вез заявление о нейтралитете: со стороны Ланна не последует на помощи, ни противодействия.
Лар-Ральднор повернул на юг.
Он заставил себя это сделать. Просто потому, что не видел других вариантов.
Но город оказался еще одним призраком. Иногда он видел его: полупрозрачная чернота, колеблющаяся на ветру, на фоне белой земли.
Увы, признаки человеческого обитания представали его глазам куда реже, чем видения снежной пустыни. Как-то раз он набрел на жалкую лачугу, на пороге которой стояла старуха. Лар-Ральднор попросил у нее какой-нибудь еды, если есть, и она протянула ему два куска хлеба с ломтем мяса между ними. Его попытку расплатиться старуха молча отвергла. Она вообще ничего не говорила, как истинная чистокровная степнячка. Лар-Ральднор подумал, не является ли мысленная речь единственным доступным ей способом общения. Когда-то, еще в детстве, ему удавалось говорить так с матерью. Затем в отрочестве, этом возрасте скрытности, незримая дверь между ними практически захлопнулась. Лишь мгновения чистой радости или сильной боли приоткрывали ее. С посторонними же Лар-Ральднору вообще никогда не доводилось пользоваться мысленной речью.
Он спросил старуху про город.
Она, все так же безмолвно, указала на юго-запад. И он снова пустился в путь.
Где-то после обеда началась снежная буря. И никакого укрытия.
Сначала Лар-Ральднор пытался ехать дальше, но его зееб спотыкался, выбиваясь из сил. Снежная крупа безжалостно секла лицо, залепляла глаза. Зееб мог попросту не выдержать и пасть, да и сам Лар-Ральднор был на волоске от смерти. Спешившись, он обмотал свой плащ вокруг головы животного, завязал себе глаза и двинулся вперед, ведя за собой зееба. Незрячий человек шел, преодолевая безумие льда и ветра.
Какое-то время спустя боль исчезла. Он больше ничего не чувствовал. Вскоре по телу разлилась приятная теплота, предвестница замерзания — он знал об этой примете из рассказов, совсем не страшных, когда сидишь у теплого очага... Когда зееб упал, Лар-Ральднор гладил его, уговаривал, пытался поднять, но тот неподвижно лежал у него на руках. Если остаться здесь, снег занесет их обоих. Зееб, судя по всему, больше не мог идти, но еще оставалось тепло его тела, его угасающая жизнь, так необходимая Лар-Ральднору. Вскоре зееб умер рядом с хозяином — очень тихо, почти не сопротивляясь. Лар-Ральднор поднялся и, бросив седло и дорожный мешок, побрел прочь — с завязанными глазами, не сознавая, куда идет.
Медаси должна будет почувствовать, если он умрет. Он продолжал ощущать связь со своей матерью — пусть недоступной, надежно спрятанной, будто за неодолимой каменной стеной. Лар-Ральднор не мог найти ее, не мог дать знать о себе, но верил, что если проклятый снег убьет его, она ощутит — как там говорилось об этом? — тишину, как если бы умолк низкий тихий звук. Или темноту, словно внезапно погас ровно горевший светильник, привычный и незаметный раньше. Не исключено, что и Яннул поймет тоже. Не сразу. Может быть, лишь через несколько месяцев.
А Рэм? Он поймет? Между ними никогда не возникало даже намека на мысленную связь, ведь Рэм всегда был настороже — даже в уме, даже в сердце...
Лар-Ральднор полюбил Рэма-Рармона, как члена своей семьи, и все-таки это было чувство иного рода — его нельзя спутать с любовью к человеку, с которым состоишь в родстве. Но это не было и плотской любовью-влечением, которую Рармон узнал бы и с радостью принял. Лар-Ральднор потерял Рармона еще на пути в Дорфар. В самой Анкире он убедился, что чувства его друга нацелены теперь на другого человека, который, по сути, был его истинным внутренним двойником. Невероятно, но Рармон делался все более похож на Повелителя Гроз, так что при всем внешнем различии в них легко было угадать братьев. Это было подобно тому, что говорил Яннул о Ральдноре эм Анакир: простой смертный постепенно уходит и проявляется дремавший в зародыше герой или божество.
Сквозь повязку на глазах сын Яннула увидел какую-то картину: первобытный лес, а за ним, до горизонта — замерзший залив. Еще дальше, он знал, лежало море, тоже скованное льдом. Льдом были покрыты и черные стволы деревьев, а тропическая листва, засохшая прямо на ветках, превратилась в скелеты листьев, одетые в снежные перчатки. Он знал это место из чужих описаний: Леса Грани Мира, последнего предела на юге. Ландшафт, более не соответствующий климату Междуземья, но каким-то немыслимым образом уцелевший, невзирая на жестокий холод. И у него на глазах внутри этого пейзажа метался по белизне красноглазый тирр, несообразный, плохо приспособленный для выживания — и все-таки выживающий. Символ.
Земля качнулась под ногами, и Лар-Ральднор упал прямо в обжигающий сугроб. Внутреннее видение исчезло. Он барахтался, пытаясь выбраться, но потерпел поражение. Вскоре мысль о том, чтобы полежать спокойно, перестала вызывать в нем ужас.
Прошел миг или час, прежде чем он пришел в себя от того, что кто-то его откапывает. Лар-Ральднору показалось, что он вернулся откуда-то издалека.
Он сделал попытку обратиться к своим спасителям — почему-то казалось, что их несколько — но уста его были немы и совершенно бесполезны. Он смог только приподнять руки и стянуть с лица повязку, которой защищался от снега.
Ветер утих, буря прошла. С неба лилось какое-то подобие дневного света. Однако его хватило, чтобы Лар-Ральднор разглядел вокруг себя пятерых волков: они молча работали, отвоевывая себе добычу у снега.
Лар-Ральднор с трудом протянул руку к ножу на бедре. Он должен попытаться отогнать волков, хотя тело его казалось лишенным костей и совершенно непослушным. Он смотрел на них, скорее подавленный, чем напуганный, и ждал.
Волки были пепельно-серые, двое — почти белые. Звериного запаха от них почти не ощущалось, наверное, из-за мороза.
Лар-Ральднор выскочил из сугроба внезапно, словно какая-то пружина подбросила его снизу. Двое волков приблизились к нему, он закричал и попытался подобрать свой нож.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61