«Эксмо»
«Дворец из песка»: Эксмо; Москва; 2008
ISBN 978-5-699-25552-8
Аннотация
Какую тайную цель преследует Судьба, сводя таких разных людей, как известный бандит Пашка Шкипер и Александра, девушка с удивительными способностями целительницы? Они стали мужем и женой – и для Саши началась совсем другая жизнь: дом на средиземноморском побережье, собственный ресторан, наряды от известных кутюрье, роскошные драгоценности, возможность не думать о завтрашнем дне… Но как справиться с вечным беспокойством?..
Анастасия Дробина
Дворец из песка
Часть I
Буров
Владимир Буров, владелец социально-политического журнала «Наше время», сорокалетний усталый человек, стоял у окна рабочего кабинета, смотрел в окно и сосал потухшую трубку. Был октябрь, и маленький дворик внизу засыпало желтыми листьями. Ветер лениво гонял их по углам двора, время от времени принимался накрапывать дождь. Нужно было работать, но Буров уже четверть часа находился у окна. Внимание его привлек золотистый лист, кружащийся над его запаркованной у подъезда машиной. Буров загадал про себя: если лист упадет на крышу – у Маши все будет хорошо. Лист совершил посадку точно над ветровым стеклом серой «Ауди». Буров недоверчиво усмехнулся. И в это время за спиной его скрипнула дверь и незнакомый, хрипловатый женский голос сказал:
– Владимир Алексеевич, я к вам. Здравствуйте.
Буров резко повернулся. Посетительница уже вошла и, не дожидаясь приглашения, села в кресло возле стола. Удивленный Буров увидел темное, как у индианки, худое лицо, очень большие черные глаза, черные волосы, уложенные в узел на затылке. Мельком отметил странный запах ее духов: не то травянистый, не то болотный, но довольно приятный. На вид женщине было около тридцати пяти, над ее виском тянулись нити седины. Она держалась очень спокойно, почти непринужденно, и это рассердило Бурова.
– Прежде всего, кто вас сюда пустил? – неджентльменски спросил он, отходя от окна. – Я занят, через десять минут у меня совещание. Если моего секретаря нет на месте, это не повод…
Секретарь Ирина оказалась легка на помине: не успел Буров договорить, как из-за двери послышался приближающийся стук каблучков, и в кабинет заглянула виноватая рожица.
– Ой, Владим-лексеич, извините, я, чес-слово, только на секундочку, там Киреев запись привез… – затараторила было она, но, увидев посетительницу, смолкла на полуслове. Похлопала густо накрашенными ресницами (Бурову всегда казалось, что они должны стучать, как деревянные), восхищенно протянула:
– Ой-й-й… Владим-лексеи-и-ич… Ой, вы же – Александра Соколова, да? Та самая?.. Ой, это правда вы?!
Пора увольнять эту идиотку, машинально подумал Буров. Второй год работает в крупном издании и все еще таращится на приходящих знаменитостей, как баран на новые ворота. Никаких мозгов, вот и бери после этого на работу дочь знакомых… Но тут до Бурова дошел смысл сказанного Ириной, и он, неловко положив на столешницу трубку, уставился на женщину.
Он вдруг понял, что гостья гораздо моложе, чем ему показалось сначала. Ей лет тридцать, не больше, это седина ввела его в заблуждение. Так, значит…
– Простите, моя секретарша права? Вы – Александра Соколова?
– Погрязова, – поправила гостья. Помолчав, пояснила: – Я никогда не брала фамилию мужа.
Буров молча смотрел на нее. Теперь он уже не понимал, как мог сразу не узнать свою посетительницу. Год назад фотография этого темного, большеглазого лица украшала передовицы всех газет и журналов, в том числе и его собственного, мелькала во всех новостях. Заголовки надрывались один пуще другого: «Величайший мафиозо России убит в бразильской глубинке!», «Роковая ошибка Шкипера!», «Возвращение на родину мадам Соколовой!», «Вдова Шкипера отказывается от комментариев!» – и тому подобная бредятина. Буров сам тогда дал добро на запуск двухполосной статьи о жизни и смерти Павла Федоровича Соколова – легендарного Пашки Шкипера, сделавшего миллионное состояние в России в мутные девяностые годы. Шкипер погиб год назад во время взрыва его дома в бразильском штате Салвадор. Его жена прилетела в Россию, прямо в аэропорту на нее насели журналисты и телевизионщики, но вдова никак не прокомментировала ни смерть мужа, ни свое возвращение. Шмелева, обозреватель светской хроники, предложила тогда заголовок: «Молчание бриллиантовой вдовы». Буров поморщился, вспоминая. Звучало пошловато, но в принципе верно. Все колоссальное состояние Шкипера, его полностью легальный бизнес за границей, сеть гостиниц и ресторанов в Италии и Франции, игорные дома в Сан-Пауло и Рио-де-Жанейро остались этой женщине. Сенсация была тем значительней, что до сих пор о мадам Соколовой никто не знал: на деловых приемах, светских тусовках, фешенебельных курортах Шкипера сопровождали ослепительные женщины – судя по всему, профессионалки. Жену он в свет не вывозил.
Еще тогда, год назад, Буров недоумевал: зачем она вернулась в Москву? Неужели плохо быть миллионершей в Италии или Рио-де-Жанейро? Потом мадам Соколова сразу пропала куда-то, исчезли публикации, смуглое глазастое лицо перестало мелькать в выпусках новостей. Буров знал почему. Ему самому тогда позвонили из известного ведомства и предупредили, что тему Шкипера и его вдовы пора сворачивать. Буров понял. Слава богу, спохватились. Шкипер был связан со многими политическими деятелями России, бывал в их домах, вел с ними дела. Этим людям не нужна была огласка их отношений со знаменитым бандитом.
– Ирочка, кофе нам, – подумав, сказал Буров. – А совещание перенеси на четыре. Итак, чем могу быть полезен, Александра?..
– Николаевна.
Мельком Буров отметил, как просто одета вдова Шкипера: длинная черная юбка, глухая черная же блузка, никаких украшений, никакой косметики. Только запах странных травянистых духов – словно находишься в лесу, в зарослях папоротников после дождя.
– У меня к вам предложение, Владимир Алексеевич.
– От которого я не смогу отказаться? – улыбнулся он.
– Надеюсь, – без ответной улыбки сказала Погрязова.
– Я вас слушаю, Александра Николаевна.
Погрязова побарабанила пальцами по столу. Глядя в окно через плечо Бурова, спросила:
– Вас интересует интервью со мной?
Буров молча, в упор смотрел на нее. Через минуту Погрязова напомнила:
– Владимир Алексеевич, время – деньги. Да или нет?
Буров, не сводя с нее глаз, гаркнул в сторону приемной:
– Ира, меня нет ни для кого! По телефону не соединять! Где кофе?! Александра Николаевна, я все правильно понял? Вы готовы дать нам интервью? Предупреждаю, меня интересует только правда. И вы должны будете ответить на все – все предложенные вопросы! Иначе ваше предложение не имеет смысла.
– Разумеется.
Буров снова замолчал. Все это было слишком неожиданно. Да, к нему в руки плыла сенсация. Интервью с вдовой Шкипера, а лучше – большая статья… Это… это, господа, серьезно. За минувший год интерес к персоне Павла Соколова у населения ничуть не утих, такой бешеной популярности не мог добиться даже Отари Квантришвили, а ведь тоже был тот еще дон Корлеоне и, в отличие от Шкипера, обожал привлекать к себе внимание. Русский народ любит своих бандитов, и ничего с этим не поделаешь. За полгода о Шкипере были написаны две книги, в равной степени бездарные, на взгляд Бурова, который прочел обе. Получился своего рода «Крестный отец» в переложении для олигофренов. Факты в книгах никто не проверял, но и опровергать их тоже не представлялось возможным: семьи у Шкипера не было.
– Разумеется, – повторила Погрязова, снова глядя в глаза Бурова. – Любые вопросы, я расскажу все, что мне известно.
– А вам много известно?
– Достаточно. Он, конечно, меня на версту не подпускал к своим делам… но вы ведь не уголовное дело будете писать, а статью. А если я перечислю людей, которые бывали в его домах в Нью-Йорке, в Лондоне… У меня есть фотографии, они подлинные.
– Вас могут обвинить в клевете, – осторожно сказал Буров.
– Погрязова безразлично пожала плечами.
Буров вертел в пальцах трубку и усиленно соображал. Было очевидно, что никаких выгод самой Погрязовой это интервью не сулит. Если бы она мечтала об известности – год назад у нее было куда больше шансов. Гонорар ее тоже вряд ли интересует: при шкиперовском-то наследстве. Хочет утопить кого-то своими откровениями? Но легче всего было бы пойти с этим на Петровку или в ФСБ…
– Я назову все имена и передам вам фотографии с негативами. Уверяю вас, это не фотомонтаж. Может, до государственного переворота и не дойдет, но Думу будет трясти долго. Вы согласны?
– Не согласен, – мрачно заявил Буров.
– Вам страшно? – без насмешки спросила Погрязова.
– Мне всегда страшно, когда я не понимаю, в чем дело, – раздраженно сказал он. – Ваше предложение чрезвычайно заманчиво, но… Вы ведь знаете, что Шкипер… что ваш покойный супруг – тема в какой-то степени запрещенная? Мне лично рекомендовали не стараться ее освещать. После того как, по вашему выражению, начнет трясти Думу, меня могут элементарно вытрясти с работы.
– Вы же – независимая пресса! – невинно заметила Погрязова.
– Бросьте. Цена российской независимости всем известна. В конце концов, меня могут просто застрелить. А у меня, знаете ли, дочь…
– По поводу вашей девочки… – вдруг перебила его Погрязова, и Буров поразился внезапной перемене в ней.
Женщина подалась вперед, и ее темные глаза оказались совсем близко от лица Бурова. Внимательные, участливые, потеплевшие.
– Извините меня, но мне известно… Я знаю, что случилось с Машей… с вашей дочерью. И хотела бы попросить, чтобы вы разрешили мне ее посмотреть. Не хочу ничего обещать, но, возможно, удастся что-то сделать.
– Вы врач? – опешил Буров. Такого разговора он ожидал меньше всего.
– Нет, – ничуть не меньше удивилась женщина. – Я…
– Все, я понял, – перебил ее Буров. Помолчав, заговорил тихо, едва сдерживая ярость: – Так, значит, вы – экстрасенс? Целительница? Ясновидящая? Кашпировский?! Мать вашу так!
Погрязова молчала. А Буров почувствовал, что его понесло.
– Я не знаю, откуда вы могли узнать о Маше. Но вам не кажется слишком большим свинством использовать девочку в своих целях? Да, она инвалид! Она сидит в кресле-каталке и никогда с нее не встанет, и многие об этом знают, и вы узнали откуда-то и явились сейчас, чтобы надавить на мои отцовские чувства! Я люблю свою дочь, но я не идиот! Уверяю вас, через все это я уже прошел! И через врачей, и через вашу банду шарлатанов! Я никогда в этот бред не верил, но когда с Машей это случилось… Господи, когда болеет ребенок, поверишь во что угодно! И во что угодно вцепишься! Вы, вероятно, не знаете, сколько этого жулья было в нашем доме! К скольким я сам возил Машу! И никакого…
– Извините, а как вы их находили? – спокойно поинтересовалась Погрязова, зажигая новую сигарету.
Буров осекся.
– Ну… как все. Сейчас столько об этом пишут, открой любой журнал… Кого-то рекомендовали знакомые, потом еще это… Госпожа Лилия, по телевизору…
– Понятно. И, конечно, платили большие деньги. Сначала вроде бы был результат, а потом – снова нет.
– Конечно, – Буров опять начал злиться. – Как будто вы не знаете…
– Ничего и не могло получиться. – Погрязова вдруг улыбнулась, и Буров снова заметил, как она молода. – Владимир Алексеевич, я вам искренне сочувствую, но… Тот, кто на самом деле что-то умеет, никогда не возьмет за это денег.
– И вы тоже? – саркастически спросил он.
– Конечно, – твердо сказала Погрязова. – Позвольте мне увидеться с Машей. Обещаю вам, я сделаю все, что смогу, даже если вы не захотите записать мое интервью.
– Нет.
– Почему?
– Потому что мне жаль Машу, – глухо сказал Буров. – Я не знаю, кто вы и что вы можете, я по-прежнему не верю ни в какую эзотерику, но девочка… ей семнадцать лет. Два года назад она потеряла мать и сама до сих пор в каталке. Я сделал все, что мог, и ничего не помогло. Ей надо смириться с тем, что она никогда не будет такой, как все… Понимаете?
– Я понимаю. Но попробовать мы можем. Владимир Алексеевич, я чувствую, что может получиться. Прошу вас, давайте попробуем.
– Но я не знаю, как скажу ей…
– Я все скажу сама. – Женщина сжала руки на груди, словно в молитве. – Владимир Алексеевич, если есть хоть один шанс, нужно его использовать. Давайте попробуем. Уже сегодня я отвечу вам, стоит ли работать с Машей или нет. Вы же ничего не теряете! Отмените совещание и едем немедленно!
– Но я не вижу…
– Увидите потом. Едем. – Погрязова встала, взяла сумочку и, не глядя на Бурова, быстро вышла из кабинета. Тот, не узнавая сам себя, поспешил за ней.
Поехали на машине Бурова: Погрязова оставила свой «Рено-Меган» на стоянке возле редакции. Было уже темно, дождь пошел сильнее, желтые листья облепляли ветровое стекло. По дороге молчали: Буров злился на себя, Погрязова с отстраненным видом смотрела в окно, на пролетающие мимо улицы. К счастью, ехать было недалеко: на Сущевский вал. Недавно Буров купил квартиру для себя с Машей в одном из элитных домов.
В молчании вошли в освещенный, чистый подъезд, прошли мимо консьержки, поднялись в лифте. Мучительно думая о том, что он скажет Маше, Буров открыл двойную дверь, пропустил Погрязову вперед. В квартире было темно. Дверь в комнату дочери была отворена, там светился телевизор.
– Папка, ты? – послышался голос Маши. – Почему так рано?
– Машенька, я не один. – Буров запнулся.
Погрязова тем временем быстро сбросила туфли, жестом отвергла предложенные Буровым тапки и босиком прошла в комнату дочери – Буров и слова не успел сказать. Он потрусил было следом, но дверь за Погрязовой закрылась, и он успел только услышать вопрос дочери:
– Здравствуйте… а вы кто?
«Придурок и трус», – уныло сказал сам себе Буров. И поплелся курить на кухню. Все произошло так стремительно, что он не успел вмешаться, и только сейчас, сидя с сигаретой на пустой кухне и глядя на бегущие по стеклу струйки дождя, начал обдумывать произошедшее. Может, она гипнотизер, эта мадам Шкипер? Ведь еще утром он даже не был знаком с ней… а сейчас она сидит с его дочерью за закрытой дверью, и Машиного голоса не слышно. Разговаривают? Но о чем?!
Резко скрипнула дверь. Так же резко, железно прозвучал голос Погрязовой:
– Владимир Алексеевич, быстро – таз с водой мне!
Он вскочил и помчался за тазом. Она встретила его на пороге Машиной комнаты, выхватила из рук пластмассовый голубой таз, плеснув водой на штаны Бурову, и захлопнула дверь перед его носом.
Буров вернулся на кухню. Не зажигая света, долго пил холодную воду из-под крана. Потом позвонил на работу и сказал Ирине, что завтра с утра он – в министерстве. Потом сел на табуретку, прислонился затылком к стене и, кажется, заснул.
Он проснулся от голоса Погрязовой:
– Уже все, Владимир Алексеевич.
Он неловко вскочил, зажег свет. Первым делом взглянул на часы. Оказалось, что прошло всего сорок пять минут. Щурясь от яркой лампочки, Буров ошалело спросил:
– Ну, как? Как Маша?
– Все получится, не беспокойтесь. Все даже лучше, чем я думала. Завтра я приду опять.
Что-то в голосе женщины показалось Бурову странным. Глаза понемногу привыкли к свету, Буров встал и, подойдя вплотную к стоящей в дверном проеме Погрязовой, внимательно посмотрел на нее.
Как и многие люди его поколения, Буров был неверующим. Но сейчас ему очень захотелось перекреститься и сказать что-нибудь вроде «свят-свят-свят, пропади, рассыпься!..» Стоящая перед ним женщина выглядела уже не на тридцать, а на все пятьдесят. Глаза ее совсем ввалились, вокруг них явственно проступили черные круги, под скулами легли тени, около губ протянулась страдальческая складка. Это было выражение смертельной, тяжелейшей усталости.
– Что с вами? – потрясенно спросил он. – Вам плохо?
– Нет, все нормально, – глухо сказала она, садясь на табуретку. – Не пугайтесь, все абсолютно нормально, все так и должно быть. С вашей девочкой все будет хорошо.
– К ней можно? – как у врача, спросил Буров.
– Можно, но не нужно. Она спит.
Буров в упор смотрел на нее. Когда они входили в квартиру, он пообещал себе, что будет крайне внимателен и заметит любое притворство. Но сейчас, глядя на лицо Погрязовой с закрытыми глазами, он подумал, что для того, чтобы так имитировать предсмертное состояние, нужно быть Сарой Бернар в расцвете таланта.
– Я отвезу вас домой. Где вы живете?
– Не надо. Я позвонила, за мной сейчас приедут.
Через несколько минут действительно раздался звонок в дверь. Буров открыл. На пороге стоял… чеченец. Или дагестанец. Лет тридцати, с узким лицом, непроницаемыми, близко посаженными глазами. В черной кожаной куртке и широких штанах – классика Черкизовского рынка.
– Александра Николаевна?.. – гортанно вопросил он через плечо Бурова, словно того не было вовсе.
– Да, Абрек, минуту… – отозвалась из комнаты Погрязова. Кавказец, не вытирая ног, прошел в комнату, вскоре показался оттуда, ведя под руку Александру.
1 2 3 4