Обычно именно к концу всегда много посетителей. А тут, как ни странно, – никого! С одной стороны, ничего плохого в этом не было. Даже наоборот, никто не болеет, и это, согласитесь, приятно. С другой – ничего не мешает заняться бумажной работой. И это прискорбно, ибо что приятного корпеть над отчетами, подсчетами и прочей дребеденью?
Я обреченно вздыхала и с тоской поглядывала на кипу бумаг, которые Сэм, главный врач, еще с утра демонстративно положил на стол в моем кабинете. У нас с Сэмом – так я про себя стала его называть с самого первого дня работы в районной ветеринарной клинике – довольно странные отношения. Он много старше меня и, по-моему, в душе осуждает мой фанатизм в отношении собак, потому как сам ни собак, ни кошек не любит. Зато весьма благоволит к более крупным животным и к административной представительской работе.
Прошло какое-то время, прежде чем у нас негласно поделились обязанности. Сэм с облегчением оставил мне лечебную работу с собаками, с кошками мы работали поровну, а я не касалась прочих крупных и мелких рогатых и копытных. Таким вот образом установилось хрупкое равновесие, позволявшее нам жить, вернее, мирно сосуществовать. Разумное объяснение всему этому, конечно, было, но я его поняла не сразу. Тут не обошлось без «ножниц поколений». Еще в мои студенческие годы в академии нам ощутимо вбивали в голову, что, мол, мелкие домашние животные – это очень ограниченная сфера деятельности ветеринарного врача, тогда как «в сельском хозяйстве нашей страны существует постоянная нехватка кадров высшего звена для работы в колхозах и совхозах». Что уж тут говорить об его студенческих годах! Но, когда подходило время отчетов месячных, квартальных, полугодовых и годовых, наступало «водяное перемирие». Бумажной отчетностью была в равной степени загружена вся лечебница…
Итак, закурив сигарету – один из лицемерных способов оттянуть неизбежное, – я взглянула в окно и про себя взмолилась: «Ну хоть кого-нибудь пошли, Господи!» И, что называется, допросилась. По дорожке к лечебнице шла женщина с коляской в сопровождении крупного черного дога.
Оставив коляску на газоне перед лечебницей, она вошла. Собака, чуть отстав, последовала за ней. А я успела рассмотреть догиню: крупная, по-видимому, молодая, черная, без единой отметины, она стояла чуть сзади хозяйки, пристально и напряженно изучая ее спину, в ожидании хоть какого-нибудь знака. Его не последовало, и собака замерла, не шевелясь, слегка поджав хвост и прижав уши. Она выглядела растерянной, но не больной. Кивнув женщине, я спросила:
– Ваша?
– Да. А что? – женщина тоже почему-то чувствовала себя неуверенно.
– Что-то случилось? – спросила я, помогая ей начать разговор.
– Я хочу, чтобы ее усыпили, – четко сказала она. Страшная фраза застыла в пространстве. Собака сжалась, как от удара хлыста, и сильнее поджала хвост. А я, боясь взглянуть в лицо женщины, пристально изучала ее мохеровую с длинным ворсом кофту какого-то мерзкого голубого цвета. Собственно, цвет был ни при чем. Не вызывала симпатии сама особа – крупная, располневшая, самоуверенная.
– Так что? – ее тон настаивал на ответе.
– Собака чем-то больна? В чем, собственно, причина такого шага? – еще не веря в происходящее, спросила я.
– Нет. Она здорова. Плохо себя ведет по отношению к моему сыну, – казенными сухими фразами отвечала она. – Куда ее отвести?
Больше мне нечего было выяснять. Приговор был окончательным. Я молча открыла перед ними двери служебного помещения.
В конце коридора в лечебнице был предусмотрен отсек с клетками, в которых передерживались животные в ожидании машины из горветотдела… Специальной машины…
Эта сторона работы ветеринарных лечебниц не особенно афишировалась, ее принято обходить молчанием, она пахнет предательством и лицемерием. Но все же существует.
Подобные блоки были в каждой лечебнице, и наша не была исключением. Два раза в неделю животных или трупы забирали и увозили на Центральную станцию. Далее происходила сортировка: здоровых отправляли в виварии больниц и научно-исследовательских институтов (к счастью, теперь этого нет), а больных и непригодных к опытам – усыпляли. Что уж говорить? Все это было очень и очень печально. И вот я вела по коридору собаку и думала о том, что исходом в данном случае будет смерть, хотя бы потому, что для опытов доги очень велики и потому – непригодны.
Женщина тем временем уже завела собаку в клетку, аккуратно сняла с нее поводок, ошейник, деловито убрала все это в сумочку, висевшую на плече. Я сдерживалась изо всех сил. Больше всего на свете мне хотелось оставить в клетке хотя бы на часок жирное, дебелое тело самой хозяйки. Не взглянув больше на собаку, женщина закрыла клетку и холодно спросила:
– Это, надеюсь, все?
– Нет, – машинально ответила я. – Еще кое-какие формальности в документах. Пойдемте в кабинет!
Подписав необходимые бумаги, она положила на стол родословную собаки и молча поднялась. Почти не надеясь на положительный ответ, я все-таки спросила:
– Вы не будете возражать, если я попытаюсь найти ей других хозяев?
– Это ваши трудности. Делайте все, что хотите, – последовал ответ, и дверь за ней захлопнулась.
Вытащив из пачки еще одну сигарету, я призадумалась, и было о чем. Машина по графику должна прийти завтра утром. И то неплохо, хотя и мало, мало времени. Значит, в запасе только вечер и ночь.
Прочитав собачьи документы, я выяснила, что догине год от роду и зовут ее Аида. Входная дверь снова хлопнула, и я замерла: а вдруг она передумала?.. Но это оказалась не она, а Костя Алексеев – собачник по жизни и по убеждениям, а заодно и наш участковый милиционер. Он частенько заходил и по делу, и без дела, просто поболтать. Благо в темах никогда недостатка не было.
– Что-то случилось? На тебе лица нет! – с порога спросил он.
– Удивлюсь, если бы оно осталось, – невесело пошутила я и вкратце рассказала о происшедшем.
– Вот стерва! И носит же таких земля! Погоди-ка, это не та ли в голубом и с коляской? – профессионально быстро сориентировался он.
В ответ я кивнула:
– Понимаешь, надо срочно собаку отсюда вытаскивать. Вот думаю, куда?
– По-моему, проблема одна: не куда, а на чем?
– Это я беру на себя, через час машина будет у входа, – и вышел.
В общем-то Костя прав. У меня собаки нет, и хотя мы с мужем мечтали о щенке-колли, я больше не раздумывала. Не могу сказать, что собака мне понравилась, у меня не было возможности это понять и выяснить, но страшная участь молодой и здоровой псины просто не оставляла выбора. Определенная доля риска была. Мы с мужем собачники, но у нас годовалая дочка, и если верить рассказам бывшей хозяйки Аиды, то могли быть неприятности. Но сама не знаю почему, этой стерве я не верила. Не верила, и все тут!
Времени оставалось немного, и я занялась поисками какой-нибудь веревки, ведь и поводок и ошейник ушли вместе с бывшей хозяйкой. Веревка нашлась, и я уже улыбалась, представляя себе, как «эффектно» будет выглядеть огромная собака на огрызке полусгнившего бельевого шнурка сомнительной чистоты и прочности.
Так, теперь по плану – муж! Его надобно поставить в известность. Я набрала номер нашего домашнего телефона:
– Привет, а домой я приеду не одна…
– Опять гости, опять не спать полночи, – начал было брюзжать он, но я перебила.
– Не гости, но спать, может быть, и не придется. Собачку привезу! Подробности потом, – быстро проговорила я и отсоединилась.
Не то чтобы я сомневалась в его реакции, но доля риска все-таки всегда остается, а вдруг его мечта о колли окажется сильнее сочувствия к случившемуся с догиней несчастью, а рисковать мне не хотелось. И уже некогда было! На каком-то десятом чувстве я решила, что лучше сразу поставить перед фактом, плюс элемент недосказанности. Держу пари, что теперь мой муженек больше будет думать не о том, что я привезу собаку, а о том, что это за собака и какой она породы. Интересно, ошиблась я в расчетах или нет?
Рабочий день тем временем закончился, обещанная машина уже стояла у подъезда. Дело было за мной и Аидой. Захватив веревку и по дороге скинув халат, я пошла к клетке, глубоко вздохнула и решительно отщелкнула замок:
– Пошли, девочка!
Собака с минуту молча смотрела мне в глаза, (никогда мне не забыть выражения этих глаз), потом перевела взгляд на распахнутую дверцу и очень осторожно, как бы боясь к чему-нибудь прикоснуться, вышла из клетки. Ее хвост был прочно поджат, по телу волнами пробегала дрожь, от волнения она часто и неглубоко дышала, вывалив на всю длину язык из пасти.
Правильнее было бы пойти с ней погулять: мы хоть немного смогли бы познакомиться и привыкнуть друг к другу. Но, оценивающе посмотрев на веревку, я отказалась от этого верного способа. В нашей ситуации он не годился. В общем, выбора опять не было: надо сразу сажать собаку в машину. А уж там как получится.
Аида без сопротивления шла рядом, вежливо, но весьма ощутимо натягивая импровизированный поводок. Мне на ее месте тоже не терпелось бы покинуть тюремные застенки, пусть даже и не с хозяйкой. И именно на это я и рассчитывала. И оказалась права! Собака легко запрыгнула на заднее сиденье легковушки. Автомобиль крякнул и слегка накренился под ее весом. Я примостилась рядом, и мы поехали.
На машине до моего дома примерно тридцать минут езды. Все это время я не переставала говорить с собакой, сейчас и не помню о чем. Собственно, важна была только спокойная интонация моего голоса. Под конец – впрочем, мне могло и показаться – Аида слегка расслабилась и почти неощутимо прижалась ко мне. А я готова была запеть: «Первый тайм мы уже отыграли…»
До тех пор все мое внимание было поглощено собакой, но после первого едва ощутимого проявления доверия я немного успокоилась и закрутила головой по сторонам. Разумеется, первое, что попало мне на глаза, был мой добровольный помощник по доставке. Мне пришло в голову, что мы даже не познакомились и я, собственно, не знаю, как зовут моего спасителя. Без преувеличения – спасителя! Согласитесь, что везти незнакомую крупную собаку в общественном транспорте для меня было верхом безумия. А он – симпатичный молодой парень, – заметив мой взгляд, вежливо произнес:
– Как прекрасно отдрессирована ваша собака! Долго пришлось заниматься?
– Да не очень, – уклончиво ответила я, начиная понимать, что лейтенант Алексеев не посвятил автолюбителя в подробности. Возможно, он по-своему и был прав. Ну кто в здравом уме согласился бы везти собаку в машине, зная, что ситуация в любой момент могла выйти из-под контроля? Уж лучше не знать. Вся история, начинавшаяся так трагически, становилась гораздо веселее. И слава богу!
До дома было уже недалеко. Как раз столько, чтобы успеть в подробностях рассказать Саше – так звали молодого человека за рулем – все, что уже известно читателю. Не могла же я, в конце концов, упустить возможность посмотреть, как вытянется Сашина физиономия после рассказа.
– …так что мое знакомство с этой собакой началось на пять минут раньше вашего, – эффектно завершила я повествование и попросила остановить машину: мы наконец приехали.
Парень несколько минут рассматривал меня и собаку, как будто только что впервые увидел, и наконец произнес:
– Знал, что все собачники чокнутые, но чтобы до такой степени?! И Алексеев тоже хорош!
– Да ладно! Я ведь тоже боялась, но не отправлять же псину на «тот» свет из-за ерунды? Спасибо! – на том он и уехал, изумленно крутя головой и что-то бормоча себе под нос.
Оставалось пройти еще две инстанции – дочка и муж. Собака охотно зашла в подъезд и затопала рядом со мной по лестнице. Все шло на удивление отлично. Позвонив, мы с Аидой тихо стояли перед дверью квартиры. Как все-таки воспримут собаку мои домашние? Дверь распахнулась, и дочка завизжала от восторга, снизу вверх глядя на громадину, еле поместившуюся в коридоре.
Догиня растерянно и осторожно, но с любопытством разглядывала девочку. Обе они какое-то время стояли неподвижно, потом собака медленно потянулась к лицу ребенка и несмело прошлась языком по детской щечке. Я перевела дыхание: хорошо, что я не поверила бывшей хозяйке Аиды.
Муж был более сдержан – оглядев ее внушительные размеры, он сказал:
– Это, конечно, не колли, но ведь все-таки тоже собака. А кстати, дорогая, на будущее: если «это» – собачка, то каких же размеров должна быть «собака» в твоем понимании?
Я только улыбнулась в ответ. На душе сразу потеплело, а собака тем временем, осторожно обойдя девочку, отправилась осматривать свои новые владения. Делала она это очень аккуратно, все время смущенно оглядываясь на нас. Дочка старалась не отставать от нее, но у нее это плохо получалось: опыт самостоятельного хождения был еще невелик.
– Ну вот, у Юльки появилась подружка! – сказал муж.
– По-моему, она появилась у нас, у всех! – поправила я мужа. И мы занялись изобретением подстилки для нового, так неожиданно появившегося члена семьи. И, как оказалось, напрасно! Ближайшие несколько недель мы ни разу не видели Аиду спящей. Она постоянно сопровождала нас во время любых наших перемещений по квартире. Сначала это было даже забавно, потом я забеспокоилась. Мы с мужем засыпали и просыпались под пристальным и обожающим взглядом огромной собаки, вежливо стоящей у нашей постели. На прогулках не нужен был ни поводок, ни ошейник: Аида, как наша собственная тень, всегда была рядом. Сначала я думала, что собака очень хорошо отдрессирована, но быстро поняла, что ошибаюсь. Она очень боялась потеряться и потерять нас, особенно после того ужаса, который она пережила в клетке.
Наша совместная жизнь постепенно налаживалась. Более идеальной по поведению собаки я, пожалуй, больше никогда не видела. Хотите верьте, хотите нет, но проблем не было! Было только немое обожание ко всему, что ее окружало в нашем доме. Но особенно быстро подружилась с собакой дочь. Никогда не думала, что у двухлетнего ребенка может быть столько тщеславия! Главным условием ее ухода из детского садика была не я или отец, а собака! Многие прохожие задерживали шаг, чтобы с улыбкой посмотреть на гордое шествие этой сладкой парочки: огромная черная собака медленно шествовала по тротуару, приноравливая свои шаги к шажкам ребенка, уцепившегося, чтобы не упасть, за собачий ошейник. Я скоро заметила, что и собака, не менее Юльки, довольна такими прогулками и некоторая доля тщеславия присуща и ей! Ну каким другим чувством можно объяснить ее постоянное желание шествовать на несколько метров впереди меня, высокомерно предоставляя мне право лишь замыкать процессию! Какие уж тут павловские рефлексы, вернее, только ли они?! Дома идиллия продолжалась. И будьте уверены, если в квартире вдруг воцарялась тишина и не слышался детский голосок, искать дочь нужно было только в одном месте – на собачьей подстилке, рядом со своей четвероногой подружкой или прямо у нее на животе – и тепло, и мягко.
Но особенно насмешил и запомнился один случай, когда мы как-то проспали и сборы в детский сад проходили в очень спешном темпе. Дочку-то я собрала быстро, а сама замешкалась, и чтобы чем-нибудь занять ребенка, я сунула ей в руки последнее из оставшихся пирожных и занялась своим макияжем. В зеркало мне хорошо было видно все происходящее в комнате. Юлька взобралась на диван и только собралась заняться сладким процессом, как с ней рядом возникла собачья голова, которая вежливо поглядывала на пирожное, явно намекая, что и она не прочь разделить трапезу. Дочка, добрая душа, привыкшая делиться, а с Аидой – тем более, недолго думая, щедро отломила ей половину. Ну что такое половина малюсенького пирожного для огромного дога! Оно было проглочено одним движением челюстей! А глаза тем временем уже выпрашивали оставшуюся половину, которая с секундным замешательством перекочевала ей в пасть. Дальше благодарный собачий язык вежливо вылизал ручонки ребенка и заодно щечки. Юля, воспользовавшись моментом, уцепилась за шею Аиды и легко и благополучно соскользнула на пол – самостоятельно, без посторонней помощи покинуть диван, особенно в шубе, ей было еще явно не по возможностям – и потопала на кухню:
– Идя все съела! – доверительно сообщила она, – дай еще!
Тут возникли проблемы у меня: пирожное-то было последнее. С другой стороны, такой бескорыстный поступок моего детеныша обязательно требовал поощрения.
– Нет у меня больше, – в растерянности произнесла я, одновременно лихорадочно пытаясь найти адекватную замену. Ничего не приходило на ум! До Юльки дошел с небольшим опозданием весь трагизм сказанного, постепенно стирая с лица выжидательную улыбку, еще немного – и у нее закапают слезы… но, подумав, она отправилась назад, в комнату. Ей навстречу тут же поднялась собака. Моя дочь протянула к Аиде ладошку и потребовала:
– Ида! Плюнь!
Надо ли говорить, что ее в ответ только вежливо облизали, обслюнявив все личико.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29