Разгневанный Вострецов твердо заявил дубаню:
- Если не найдете Ляна и не доставите сюда, могут быть неприятности для ваших офицеров.
Дубань понял, что шутки плохи. Он вызвал ответственного чиновника и приказал ему ехать в японское консульство. С ним отправился и работник нашего штаба Вейкин. Через час Лян все же прибыл. Начались переговоры. Генерал Лян оказался представительным мужчиной. Среднего роста, шатен, умные, вдумчивые глаза. Держался с достоинством, однако на все вопросы отвечал уклончиво. Я приведу беседу Вострецова с Ляпом, текст которой нашел в архиве комкора.
- Какое количество войск в гарнизоне, сколько и какого оружия, запасы? спросил Вострецов.
- Точно не знаю, ведь боя были. Не успели подсчитать, - ответил Лян.
- В японском консульстве с вами находились ваши офицеры. Куда они дели оружие?
- Кажется, сдали.
- Какое и сколько?
- Около десяти маузеров.
- А другое оружие в консульство не сдавали?
- Вроде нет.
Лян был неискренен. Сотрудник нашего штаба побывал в японском консульстве. Там оказалось 48 маузеров, 2 пулемета германской системы и около 4 тыс. патронов. Когда об этом сказали генералу Ляну, он удивленно пожал плечами: дескать, это ему не ведомо.
Начальник политотдела Зайцев спросил Ляна:
- Почему вы допускаете грабежи?
- Армия вышла из повиновения, - ответил он.
- Взгляните на Красную Армию.
- Чувствуется превосходство.
Вскоре командующему доложили, что капитулировавшие китайские солдаты и офицеры гарнизона собраны. Вострецов и Зайцев направились на площадь, чтобы выступить перед пленными. Разгромленное китайское воинство представляло собой разношерстную толпу. У многих офицеров были сорваны погоны. Большинство пленных с опаской поглядывали на советских командиров. После того как им сказали, что их жизнь в безопасности, пленные стали низко раскланиваться, подобострастно улыбаться, и, когда объявили, что их командующий генерал Лян тоже в плену, многие не поверили, просто не укладывалось у них в голове, что такой большой начальник, чуть ли не бог для них, мог оказаться в плену.
- Красная солдат шибко воюй, большой капитан забирай.
Так оценивали враги доблесть и мужество советских воинов.
Здесь хотелось бы сказать несколько слов о дальнейшей судьбе китайского генерала Ляна. Ляп выделялся среди мукденских генералов незаурядными воинскими способностями. Очевидно, потому его и назначили командующим группой войск, которой предстояло нанести удар по Советскому Союзу.
После пленения генерал Лян находился в Даурии, а когда советско-китайский конфликт был урегулирован, выехал в Мукден, где его принял Чжан Сюэлян и вручил награду за стойкость и мужество. Словом, Ляну воздали большие почести, а потом, в феврале 1930 года, отравили. Мукденская клика расправилась с ним своим старым,- испытанным способом.
После капитуляции Маньчжурского гарнизона наш полк вошел в город. Этот небольшой, но оживленный городок, выросший возле железнодорожного узла, находился в нескольких километрах от советской границы. Население его тогда было около 10 тыс. человек, много русских, осевших там еще с времен строительства КВЖД. Бросилось в глаза обилие магазинов и вывесок различных контор иностранных торговых фирм. Как торговый центр, Маньчжурия обслуживала Чжалайнорский каменноугольный бассейн и частично Восточную Монголию.
В годы гражданской войны сюда эмигрировало много всякой белогвардейской нечисти. Этот сброд поселился в так называемом Зареченском поселке, который стал к моменту конфликта на КВЖД настоящим осиным гнездом. Здесь еще задолго до конфликта формировались бандитские шайки, группы контрабандистов. Пленение Маньчжурского гарнизона застало белогвардейцев врасплох. Правда, верхушка успела удрать в Харбин еще летом, предчувствуя серьезные события. Впрочем, и те, что остались, представляли активную силу белогвардейцев. Пришлось их разоружить.
Хочу сразу оговориться. Мероприятия командования Забайкальской группы войск в Маньчжурии сводились только к разоружению китайских войск и белогвардейцев. Вопросы управления в городе взял на себя Общественный комитет из представителей местного населения.
Когда мы вошли в город, нам представилось ужасное зрелище. На улицах валялись трупы лошадей, громоздилась разбитая мебель, кружился пух распоротых подушек, повсюду были разбросаны женское белье, детская обувь, разбитые хрустальные люстры, солдатские полушубки, рубахи, брюки, фуражки. Тротуары были усыпаны битым стеклом, На мостовой грудами лежали винтовки, тесаки, пики, гранаты.
Красноармейцы ходили но городу, собирали разбросанные вещи и несли к коменданту. Все, что они находили - часы, браслеты, золотые серьги, кольца, ожерелья, - все немедленно сдавали. Ни один красноармеец, ни один командир не позволил взять себе даже самую мелочь.
Как нам рассказывали, перед вступлением советских войск в Маньчжурию в городе началась паника. Офицеры бросали свои подразделения и удирали кто куда. Солдаты бежали вслед за ними, умоляя спасти их. Не получив помощи, они стреляли в своих командиров, а затем врывались в дома, лезли в подвалы, прятались в сараях, били окна, поджигали строения. Брошенные кони метались по улице и сбивали людей. Запылала железнодорожная станция, взлетела в воздух водокачка.
Затем начался повальный грабеж. Прикладами винтовок солдаты вышибали двери и окна магазинов, винных лавок, ресторанов, срывали замки с ломбардов. Они хватали все, что попадало под руку. Многие стали переодеваться в штатскую одежду, напяливали на себя роскошные шубы, пальто, лакированные ботинки. Они бегали по улицам, стучали в дома. Предлагали за бесценок награбленные дорогие веща.
Солдаты проникали в публичные дома, а то прямо на улицах ловили и насиловали женщин и девушек, малолетних девочек.
Потом все это воинство, которое хотело завоевать Советский Союз, укрылось в казармах, стадо ждать прихода частей Красной Армии.
Мы, то есть несколько командиров нашего полка, побывали в одной из казарм. Еще с порога на нас дохнуло смрадом и пылью. Дышать было нечем. Вместо коек в казарме возвышались трехэтажные нары. На верхний ярус было не так-то просто забраться - он находился под самым потолком, - а подставок или лесенок мы не видели. Но солдаты как-то все-таки умудрялись забираться туда. В казарме было несколько сот солдат. Они валялись на нарах кто в чем, некоторые лежали в верхней одежде.
- Ну и казарма, - сказал кто-то из командиров, - у нас лошадей в лучших условиях содержат.
Зашли в центральную комнату. Солдаты кивали, протягивали руки, некоторые становились на колени и кланялись. Трудно было представить более пришибленного человека, чем китайский солдат. Воспитанный на палочной дисциплине, он в каждом красноармейце видел большого капитана, который может безнаказанно бить его. Наше поведение - улыбки, дружественное отношение - вызывало у пленных откровенное удивление.
- Красная капитана хо (хорошо)! - восклицали одни.
- Будут ли нас расстреливать и когда? - спрашивали другие через переводчика.
Получив успокоительный ответ, китайские солдаты осмелели и стали задавать множество вопросов.
- Бьет ли красный капитана своих солдат?
- Всегда ли кушают у вас такую похлебку, какую нам давали?
О Советской власти пленные не имели никакого представления. Да и откуда они могли знать, когда читать газеты китайским солдатам запрещалось. Впрочем, грамотных в их среде почти не было.
За сутки пленные достаточно хорошо освоились с новой обстановкой, но некоторый налет недоверия все же оставался. На вопросы переводчика большинство из них отвечали очень скупо или отделывались односложными да, нет, не знаю.
Когда одной группе пленных предложили возвратиться обратно в китайскую армию - все категорически отказались.
- Наша воюй не хочет.
- Наша иди обратно, когда война кончай.
И вот эти забитые, политически неграмотные солдаты во время боя стойко оборонялись, не покидали окопов, часто стреляли до последнего патрона. Ими руководила не храбрость, не желание во что бы то ни стало выполнить поставленную задачу, а инстинкт самосохранения. Офицеры внушали им: Сдадитесь в плен - вас русские будут мучить, резать, убивать. Если вздумаете сдаться в плен - тут же получите пулю в спину.
Как мы узнали позже, в частях и подразделениях китайской армии шла усиленная идеологическая обработка солдат. Им показывали сфабрикованные рисунки кошмарных большевистских пыток, рассказывали истории о зверствах, которым якобы подвергается каждый китайский военнослужащий, попавший в плен.
В пропагандистских листовках китайское командование напоминало об участии войск царской России в подавлении боксерского восстания в 1900 году.
На основании опроса пленных, изучения документов штаб нашей 36-й дивизии подготовил специальный документ, в котором содержались выводы, сделанные по итогам боевых действий с 17 по 20 ноября 1929 года. В документе, в частности, отмечалось, что китайские военнослужащие систематически подвергались идеологической обработке, в которой важное место занимала националистическая пропаганда. Суть ее состояла в лживом отождествлении политики Советского Союза с политикой царской России. Китайским солдатам пытались доказать, что правительство Советской России, как и царское правительство, посягает на национальные права Китая.
Эти утверждения от начала до конца носили клеветнический характер. Однако они были главным тезисом китайской пропаганды и требовали от тех, кто ее вел, немало труда. Еще бы. Приходилось сочинять целые легенды о некоем посягательстве Советского Союза на Китай, китайские пропагандисты делали вывод о необходимости ведения войны против северного соседа.
Цель этой деятельности белокитайских властей состояла в том, чтобы скрыть от своего народа, и особенно от армии, правду, держать их в невежестве. Штаб нашей дивизии подчеркивал в выводах: Низкий культурный уровень китайского солдата, ограниченность его классового самосознания, неприспособленность к политической жизни, муштра и палочная дисциплина - все это создает такое положение, что в своей массе китайский солдат, независимо от классовой дифференциации, представляет из себя послушный человеческий материал, легко воспринимающий все, что ему преподносят.
Итак, Маньчжуро-Чжалайнорская операция закончилась. Докладывая Народному комиссару обороны К. Е. Ворошилову о выполнении поставленной задачи, В. К. Блюхер писал 20 ноября;
Чжалайнор занят 18 ноября. Вторым ударом занят г. Маньчжурия 20 ноября. Бой за Чжалайнор длился двое суток. Противник, несмотря на превосходство нашей техники и полное окружение, оказывал небывалое по упорству сопротивление.
Чжалайнор и Маньчжурия были противником настолько укреплены, что полевая и гаубичная артиллерия не пробивала верхних перекрытий окопов и блиндажей. Несмотря на это, разгромлены полностью 15-я и 17-я смешанные бригады противника. В результате боев взято свыше 8 тысяч пленных и около тысячи раненых солдат. В числе пленных захвачен командующий Северо-Западным фронтом генерал Лян Чжуцзян со своим штабом и около 250 офицеров. Противник потерял убитыми около полутора тысяч.
Нами взята почти вся имеющаяся артиллерия, два бронепоезда, большое число военного имущества, снаряжение, орудия и прочее.
...Наши войска дрались отлично, проявляя высокую доблесть и героизм. Настроение войск отличное.
Для выполнения поставленной задачи по разгрому круп-поп вражеской группировки в районах Маньчжурии и Чжалайнора Забайкальской группе войск потребовалось всего четыре дня.
В течение 17 и 18 ноября группа наших войск под командованием начальника штаба ОДВА А. Я. Лапина провела еще одну операцию - разбила врага в районе города Мишаньфу. Были разгромлены штабы 1-й Мукденской кавалерийской дивизии и 1-й стрелковой бригады. Противник потерял убитыми около 1500 человек, наши части взяли семь полковых знамен и много оружия. В этой операции отличились части 1-й Тихоокеанской дивизии под командованием А. И. Черепанова и 9-й отдельной кавалерийской бригады Д. А. Вайнерха.
После разгрома противника под Мишаньфу командующий группой Л. Я. Лапин доносил командарму Особой Дальневосточной:
Преодолевая большое расстояние, наши войска выбросили противника из осиного гнезда - Мишаньфу с большими для него потерями. Возложенная на нас задача блестяще выполнена. В столкновениях наблюдалась исключительная доблесть всех бойцов и командиров; члены нашей партийной и комсомольской организаций бросались вперед в опасные места.
За умелое руководство боевыми действиями Лапин Альберт Янович был награжден четвертым орденом Красного Знамени.
Однако на этом события на КВЖД не закончились. Китайское правительство не спешило урегулировать конфликт. Советское командование решило двинуть свои войска на Хайлар. В то время это был крупный центр торговли в Западной Маньчжурии. От него к юго-западу шел торговый караванный путь в Монголию, а на север - тракт в Трехречье и к нашим границам. Город расположен в песчаной котловине на реке Имингол, неподалеку от впадения ее в реку Аргунь. В 6 - 7 километрах к западу и юго-западу от Хайлара находится гряда песчаных пологих высот, которые китайское командование использовало для создания Хайларского оборонительного района.
Хайларская операция являлась заключительной частью Маньчжуро-Чжалайнорской операции. Она имела цель - движением в глубь территории Маньчжурии оказать давление на мукденское правительство и заставить его быстрее разрешить создавшийся конфликт.
В ночь на 25 ноября командующий Забайкальской группой поставил нашей дивизии следующую задачу: наступать двумя полками вдоль железной дороги в направлении Хайлара, запять район станции Хорхонтэ, Вангунь, Хайлар. В авангарде выдвигался батальон нашего 106-го полка под командованием Подушкина. К 18 часам он достиг станции Вангунь, пройдя расстояние около 100 километров. Движение осуществлялось вне соприкосновения с противником. Вскоре на станцию Вангунь прибыл головной эшелон основных сил дивизии. Здесь стало известно, что части белокитайцев покинули Хайлар, лишь отдельные группы противника бродят западнее города.
Было принято решение ускоренным маршем следовать на Хайлар. В 21 час головной батальон Подушкина двинулся к Хайлару. Вместе с ним на автомашине выехал комкор С. С. Вострецов. Марш проходил в трудных условиях - ночью, по незнакомой местности, по плохим дорогам. Подобного в нашей боевой практике еще не было. Тем не менее батальон организованно, без задержек вступил в Хайлар. Утром прибыл туда весь наш полк, а затем и другие части дивизии.
В Хайларе мы увидели примерно ту же картину бесчинств белокитайских войск, что и в Маньчжурии. На улицах города и в пригородах - трупы зверски убитых железнодорожников, кучи брошенного награбленного имущества. Командование Забайкальской, группы отдало приказ навести в Хайларе порядок, наладить снабжение населения водой, возвратить жителям награбленные китайскими солдатами ценности.
В течение нескольких дней наши воины завоевали полное доверие местных жителей, хотя до прихода наших частей у населения Хайлара, питавшегося информацией из харбинских газет, было самое превратное представление о Красной Армии. С первых же дней пребывания дивизии в городе политотдел развернул широкую работу. Еще на станции, прямо у воинских эшелонов, был проведен летучий митинг. Населению разъяснили цели и задачи наших войск. Это сыграло большую роль. Если до этого и был у кого-то страх перед Красной Армией, то прошел или, во всяком случае, стал меньшим. А вскоре, уже на большом общегородском митинге, был заслушан и утвержден план мероприятий созданного в городе Общественного комитета, в котором прежде всего нашли отражение вопросы защиты интересов бедноты.
Дифференцированно проводилась работа среди рабочих, служащих, торговцев. Для жителей города и красноармейцев демонстрировались советские фильмы. На собраниях и лекциях разъяснялась жителям города сущность политики Советской власти, цели и задачи Красной Армии. Но самое большое воздействие на местное население все же оказывало безупречное поведение наших красноармейцев, твердый порядок, установленный в городе советским командованием.
Постепенно жизнь в городе входила в нормальное русло. Открывались магазины, начали работать учреждения, функционировать гражданские власти. Возвращались жители, которые, запуганные враждебной пропагандой, перед вступлением в город наших войск ушли в сопки. Местные власти продолжительное время распространяли небылицы о Красной Армии, раздувая слухи о каких-то выдуманных зверствах и насилиях. Жителям внушали, что большевики у них все заберут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
- Если не найдете Ляна и не доставите сюда, могут быть неприятности для ваших офицеров.
Дубань понял, что шутки плохи. Он вызвал ответственного чиновника и приказал ему ехать в японское консульство. С ним отправился и работник нашего штаба Вейкин. Через час Лян все же прибыл. Начались переговоры. Генерал Лян оказался представительным мужчиной. Среднего роста, шатен, умные, вдумчивые глаза. Держался с достоинством, однако на все вопросы отвечал уклончиво. Я приведу беседу Вострецова с Ляпом, текст которой нашел в архиве комкора.
- Какое количество войск в гарнизоне, сколько и какого оружия, запасы? спросил Вострецов.
- Точно не знаю, ведь боя были. Не успели подсчитать, - ответил Лян.
- В японском консульстве с вами находились ваши офицеры. Куда они дели оружие?
- Кажется, сдали.
- Какое и сколько?
- Около десяти маузеров.
- А другое оружие в консульство не сдавали?
- Вроде нет.
Лян был неискренен. Сотрудник нашего штаба побывал в японском консульстве. Там оказалось 48 маузеров, 2 пулемета германской системы и около 4 тыс. патронов. Когда об этом сказали генералу Ляну, он удивленно пожал плечами: дескать, это ему не ведомо.
Начальник политотдела Зайцев спросил Ляна:
- Почему вы допускаете грабежи?
- Армия вышла из повиновения, - ответил он.
- Взгляните на Красную Армию.
- Чувствуется превосходство.
Вскоре командующему доложили, что капитулировавшие китайские солдаты и офицеры гарнизона собраны. Вострецов и Зайцев направились на площадь, чтобы выступить перед пленными. Разгромленное китайское воинство представляло собой разношерстную толпу. У многих офицеров были сорваны погоны. Большинство пленных с опаской поглядывали на советских командиров. После того как им сказали, что их жизнь в безопасности, пленные стали низко раскланиваться, подобострастно улыбаться, и, когда объявили, что их командующий генерал Лян тоже в плену, многие не поверили, просто не укладывалось у них в голове, что такой большой начальник, чуть ли не бог для них, мог оказаться в плену.
- Красная солдат шибко воюй, большой капитан забирай.
Так оценивали враги доблесть и мужество советских воинов.
Здесь хотелось бы сказать несколько слов о дальнейшей судьбе китайского генерала Ляна. Ляп выделялся среди мукденских генералов незаурядными воинскими способностями. Очевидно, потому его и назначили командующим группой войск, которой предстояло нанести удар по Советскому Союзу.
После пленения генерал Лян находился в Даурии, а когда советско-китайский конфликт был урегулирован, выехал в Мукден, где его принял Чжан Сюэлян и вручил награду за стойкость и мужество. Словом, Ляну воздали большие почести, а потом, в феврале 1930 года, отравили. Мукденская клика расправилась с ним своим старым,- испытанным способом.
После капитуляции Маньчжурского гарнизона наш полк вошел в город. Этот небольшой, но оживленный городок, выросший возле железнодорожного узла, находился в нескольких километрах от советской границы. Население его тогда было около 10 тыс. человек, много русских, осевших там еще с времен строительства КВЖД. Бросилось в глаза обилие магазинов и вывесок различных контор иностранных торговых фирм. Как торговый центр, Маньчжурия обслуживала Чжалайнорский каменноугольный бассейн и частично Восточную Монголию.
В годы гражданской войны сюда эмигрировало много всякой белогвардейской нечисти. Этот сброд поселился в так называемом Зареченском поселке, который стал к моменту конфликта на КВЖД настоящим осиным гнездом. Здесь еще задолго до конфликта формировались бандитские шайки, группы контрабандистов. Пленение Маньчжурского гарнизона застало белогвардейцев врасплох. Правда, верхушка успела удрать в Харбин еще летом, предчувствуя серьезные события. Впрочем, и те, что остались, представляли активную силу белогвардейцев. Пришлось их разоружить.
Хочу сразу оговориться. Мероприятия командования Забайкальской группы войск в Маньчжурии сводились только к разоружению китайских войск и белогвардейцев. Вопросы управления в городе взял на себя Общественный комитет из представителей местного населения.
Когда мы вошли в город, нам представилось ужасное зрелище. На улицах валялись трупы лошадей, громоздилась разбитая мебель, кружился пух распоротых подушек, повсюду были разбросаны женское белье, детская обувь, разбитые хрустальные люстры, солдатские полушубки, рубахи, брюки, фуражки. Тротуары были усыпаны битым стеклом, На мостовой грудами лежали винтовки, тесаки, пики, гранаты.
Красноармейцы ходили но городу, собирали разбросанные вещи и несли к коменданту. Все, что они находили - часы, браслеты, золотые серьги, кольца, ожерелья, - все немедленно сдавали. Ни один красноармеец, ни один командир не позволил взять себе даже самую мелочь.
Как нам рассказывали, перед вступлением советских войск в Маньчжурию в городе началась паника. Офицеры бросали свои подразделения и удирали кто куда. Солдаты бежали вслед за ними, умоляя спасти их. Не получив помощи, они стреляли в своих командиров, а затем врывались в дома, лезли в подвалы, прятались в сараях, били окна, поджигали строения. Брошенные кони метались по улице и сбивали людей. Запылала железнодорожная станция, взлетела в воздух водокачка.
Затем начался повальный грабеж. Прикладами винтовок солдаты вышибали двери и окна магазинов, винных лавок, ресторанов, срывали замки с ломбардов. Они хватали все, что попадало под руку. Многие стали переодеваться в штатскую одежду, напяливали на себя роскошные шубы, пальто, лакированные ботинки. Они бегали по улицам, стучали в дома. Предлагали за бесценок награбленные дорогие веща.
Солдаты проникали в публичные дома, а то прямо на улицах ловили и насиловали женщин и девушек, малолетних девочек.
Потом все это воинство, которое хотело завоевать Советский Союз, укрылось в казармах, стадо ждать прихода частей Красной Армии.
Мы, то есть несколько командиров нашего полка, побывали в одной из казарм. Еще с порога на нас дохнуло смрадом и пылью. Дышать было нечем. Вместо коек в казарме возвышались трехэтажные нары. На верхний ярус было не так-то просто забраться - он находился под самым потолком, - а подставок или лесенок мы не видели. Но солдаты как-то все-таки умудрялись забираться туда. В казарме было несколько сот солдат. Они валялись на нарах кто в чем, некоторые лежали в верхней одежде.
- Ну и казарма, - сказал кто-то из командиров, - у нас лошадей в лучших условиях содержат.
Зашли в центральную комнату. Солдаты кивали, протягивали руки, некоторые становились на колени и кланялись. Трудно было представить более пришибленного человека, чем китайский солдат. Воспитанный на палочной дисциплине, он в каждом красноармейце видел большого капитана, который может безнаказанно бить его. Наше поведение - улыбки, дружественное отношение - вызывало у пленных откровенное удивление.
- Красная капитана хо (хорошо)! - восклицали одни.
- Будут ли нас расстреливать и когда? - спрашивали другие через переводчика.
Получив успокоительный ответ, китайские солдаты осмелели и стали задавать множество вопросов.
- Бьет ли красный капитана своих солдат?
- Всегда ли кушают у вас такую похлебку, какую нам давали?
О Советской власти пленные не имели никакого представления. Да и откуда они могли знать, когда читать газеты китайским солдатам запрещалось. Впрочем, грамотных в их среде почти не было.
За сутки пленные достаточно хорошо освоились с новой обстановкой, но некоторый налет недоверия все же оставался. На вопросы переводчика большинство из них отвечали очень скупо или отделывались односложными да, нет, не знаю.
Когда одной группе пленных предложили возвратиться обратно в китайскую армию - все категорически отказались.
- Наша воюй не хочет.
- Наша иди обратно, когда война кончай.
И вот эти забитые, политически неграмотные солдаты во время боя стойко оборонялись, не покидали окопов, часто стреляли до последнего патрона. Ими руководила не храбрость, не желание во что бы то ни стало выполнить поставленную задачу, а инстинкт самосохранения. Офицеры внушали им: Сдадитесь в плен - вас русские будут мучить, резать, убивать. Если вздумаете сдаться в плен - тут же получите пулю в спину.
Как мы узнали позже, в частях и подразделениях китайской армии шла усиленная идеологическая обработка солдат. Им показывали сфабрикованные рисунки кошмарных большевистских пыток, рассказывали истории о зверствах, которым якобы подвергается каждый китайский военнослужащий, попавший в плен.
В пропагандистских листовках китайское командование напоминало об участии войск царской России в подавлении боксерского восстания в 1900 году.
На основании опроса пленных, изучения документов штаб нашей 36-й дивизии подготовил специальный документ, в котором содержались выводы, сделанные по итогам боевых действий с 17 по 20 ноября 1929 года. В документе, в частности, отмечалось, что китайские военнослужащие систематически подвергались идеологической обработке, в которой важное место занимала националистическая пропаганда. Суть ее состояла в лживом отождествлении политики Советского Союза с политикой царской России. Китайским солдатам пытались доказать, что правительство Советской России, как и царское правительство, посягает на национальные права Китая.
Эти утверждения от начала до конца носили клеветнический характер. Однако они были главным тезисом китайской пропаганды и требовали от тех, кто ее вел, немало труда. Еще бы. Приходилось сочинять целые легенды о некоем посягательстве Советского Союза на Китай, китайские пропагандисты делали вывод о необходимости ведения войны против северного соседа.
Цель этой деятельности белокитайских властей состояла в том, чтобы скрыть от своего народа, и особенно от армии, правду, держать их в невежестве. Штаб нашей дивизии подчеркивал в выводах: Низкий культурный уровень китайского солдата, ограниченность его классового самосознания, неприспособленность к политической жизни, муштра и палочная дисциплина - все это создает такое положение, что в своей массе китайский солдат, независимо от классовой дифференциации, представляет из себя послушный человеческий материал, легко воспринимающий все, что ему преподносят.
Итак, Маньчжуро-Чжалайнорская операция закончилась. Докладывая Народному комиссару обороны К. Е. Ворошилову о выполнении поставленной задачи, В. К. Блюхер писал 20 ноября;
Чжалайнор занят 18 ноября. Вторым ударом занят г. Маньчжурия 20 ноября. Бой за Чжалайнор длился двое суток. Противник, несмотря на превосходство нашей техники и полное окружение, оказывал небывалое по упорству сопротивление.
Чжалайнор и Маньчжурия были противником настолько укреплены, что полевая и гаубичная артиллерия не пробивала верхних перекрытий окопов и блиндажей. Несмотря на это, разгромлены полностью 15-я и 17-я смешанные бригады противника. В результате боев взято свыше 8 тысяч пленных и около тысячи раненых солдат. В числе пленных захвачен командующий Северо-Западным фронтом генерал Лян Чжуцзян со своим штабом и около 250 офицеров. Противник потерял убитыми около полутора тысяч.
Нами взята почти вся имеющаяся артиллерия, два бронепоезда, большое число военного имущества, снаряжение, орудия и прочее.
...Наши войска дрались отлично, проявляя высокую доблесть и героизм. Настроение войск отличное.
Для выполнения поставленной задачи по разгрому круп-поп вражеской группировки в районах Маньчжурии и Чжалайнора Забайкальской группе войск потребовалось всего четыре дня.
В течение 17 и 18 ноября группа наших войск под командованием начальника штаба ОДВА А. Я. Лапина провела еще одну операцию - разбила врага в районе города Мишаньфу. Были разгромлены штабы 1-й Мукденской кавалерийской дивизии и 1-й стрелковой бригады. Противник потерял убитыми около 1500 человек, наши части взяли семь полковых знамен и много оружия. В этой операции отличились части 1-й Тихоокеанской дивизии под командованием А. И. Черепанова и 9-й отдельной кавалерийской бригады Д. А. Вайнерха.
После разгрома противника под Мишаньфу командующий группой Л. Я. Лапин доносил командарму Особой Дальневосточной:
Преодолевая большое расстояние, наши войска выбросили противника из осиного гнезда - Мишаньфу с большими для него потерями. Возложенная на нас задача блестяще выполнена. В столкновениях наблюдалась исключительная доблесть всех бойцов и командиров; члены нашей партийной и комсомольской организаций бросались вперед в опасные места.
За умелое руководство боевыми действиями Лапин Альберт Янович был награжден четвертым орденом Красного Знамени.
Однако на этом события на КВЖД не закончились. Китайское правительство не спешило урегулировать конфликт. Советское командование решило двинуть свои войска на Хайлар. В то время это был крупный центр торговли в Западной Маньчжурии. От него к юго-западу шел торговый караванный путь в Монголию, а на север - тракт в Трехречье и к нашим границам. Город расположен в песчаной котловине на реке Имингол, неподалеку от впадения ее в реку Аргунь. В 6 - 7 километрах к западу и юго-западу от Хайлара находится гряда песчаных пологих высот, которые китайское командование использовало для создания Хайларского оборонительного района.
Хайларская операция являлась заключительной частью Маньчжуро-Чжалайнорской операции. Она имела цель - движением в глубь территории Маньчжурии оказать давление на мукденское правительство и заставить его быстрее разрешить создавшийся конфликт.
В ночь на 25 ноября командующий Забайкальской группой поставил нашей дивизии следующую задачу: наступать двумя полками вдоль железной дороги в направлении Хайлара, запять район станции Хорхонтэ, Вангунь, Хайлар. В авангарде выдвигался батальон нашего 106-го полка под командованием Подушкина. К 18 часам он достиг станции Вангунь, пройдя расстояние около 100 километров. Движение осуществлялось вне соприкосновения с противником. Вскоре на станцию Вангунь прибыл головной эшелон основных сил дивизии. Здесь стало известно, что части белокитайцев покинули Хайлар, лишь отдельные группы противника бродят западнее города.
Было принято решение ускоренным маршем следовать на Хайлар. В 21 час головной батальон Подушкина двинулся к Хайлару. Вместе с ним на автомашине выехал комкор С. С. Вострецов. Марш проходил в трудных условиях - ночью, по незнакомой местности, по плохим дорогам. Подобного в нашей боевой практике еще не было. Тем не менее батальон организованно, без задержек вступил в Хайлар. Утром прибыл туда весь наш полк, а затем и другие части дивизии.
В Хайларе мы увидели примерно ту же картину бесчинств белокитайских войск, что и в Маньчжурии. На улицах города и в пригородах - трупы зверски убитых железнодорожников, кучи брошенного награбленного имущества. Командование Забайкальской, группы отдало приказ навести в Хайларе порядок, наладить снабжение населения водой, возвратить жителям награбленные китайскими солдатами ценности.
В течение нескольких дней наши воины завоевали полное доверие местных жителей, хотя до прихода наших частей у населения Хайлара, питавшегося информацией из харбинских газет, было самое превратное представление о Красной Армии. С первых же дней пребывания дивизии в городе политотдел развернул широкую работу. Еще на станции, прямо у воинских эшелонов, был проведен летучий митинг. Населению разъяснили цели и задачи наших войск. Это сыграло большую роль. Если до этого и был у кого-то страх перед Красной Армией, то прошел или, во всяком случае, стал меньшим. А вскоре, уже на большом общегородском митинге, был заслушан и утвержден план мероприятий созданного в городе Общественного комитета, в котором прежде всего нашли отражение вопросы защиты интересов бедноты.
Дифференцированно проводилась работа среди рабочих, служащих, торговцев. Для жителей города и красноармейцев демонстрировались советские фильмы. На собраниях и лекциях разъяснялась жителям города сущность политики Советской власти, цели и задачи Красной Армии. Но самое большое воздействие на местное население все же оказывало безупречное поведение наших красноармейцев, твердый порядок, установленный в городе советским командованием.
Постепенно жизнь в городе входила в нормальное русло. Открывались магазины, начали работать учреждения, функционировать гражданские власти. Возвращались жители, которые, запуганные враждебной пропагандой, перед вступлением в город наших войск ушли в сопки. Местные власти продолжительное время распространяли небылицы о Красной Армии, раздувая слухи о каких-то выдуманных зверствах и насилиях. Жителям внушали, что большевики у них все заберут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30