— Побегай теперь сам, повеселись. Встретимся в пять часов, когда закончатся бега, возле судейского стенда.
Вскоре все ребята собрались на стадионе, где болели за городскую команду, которая выиграла матч, когда Уинки Первис сумел особенно отличиться и закинул мяч в публику с правой стороны поля. Потом начались рысистые испытания, которые состояли из нескольких заездов. В бегах участвовали самые быстроходные лошади в округе. Люку, который никогда не бывал на бегах в городе, это соревнование пришлось особенно по душе, и ему вдруг стало казаться, что он живет в чудесном месте.
По дороге домой они весело обсуждали увиденное. Они проголодались и были рады очутиться дома. Люк знал, что, когда машина свернёт с дороги и подъедет к дому, Дэн с лаем выбежит им навстречу.
— Где собака? — спросил дядя Генри.
— Наверное, на веранде, — ответил Люк.
— Похоже, у нас больше нет сторожа, — вскользь заметил дядя Генри.
Они вышли из машины. Дэн мирно спал на веранде.
Тётя Элен захлопотала на кухне, а Люк принялся ей помогать, чётко следуя её указаниям. Работать с тётей Элен на кухне было всё равно что работать с дядей Генри на лесопильне. Те мелкие поручения, которые она давала Люку, нужно было выполнять тщательно и аккуратно, иначе она становилась раздражительной. Лицо у неё было оживлённым и решительным. Поверх праздничного платья из цветастого ситца она надела большой белый передник. У себя на кухне она выглядела не менее внушительно, чем дядя Генри на лесопильне.
Дядя Генри никак не мог насытиться, но наконец он откинулся на спинку стула и вынул сигару из жилета. Неторопливо попыхивая сигарой, он вышел на веранду, где спал колли, опустился, вздохнув, в качалку, откинул голову и принялся наслаждаться своей сигарой. Люк и тётя Элен вымыли и вытерли посуду и тоже вышли на веранду. В это время дня, когда на воде осталось лишь несколько красных отблесков солнца, в воздухе царила приятная свежесть. Люк сидел на ступеньках, прислонившись спиной к углу веранды: колли спал позади качалки, на которой сидел дядя Генри, а тётя Элен, блаженно вздыхая, растянулась в шезлонге.
Люк любил сидеть с ними после ужина на веранде. В эти минуты они становились близки друг другу. Не потому, что о многом говорилось. В это время серьёзные беседы не велись. Никто не требовал от него быть сообразительным и внимательным. Это был час, когда на лесопильню спускались тихие сумерки, когда разрешалось быть немного ленивым и праздным, когда дядя Генри переваривал свой ужин.
Люк, который не сводил глаз со спящего колли, постучал, словно выстукивая телеграфное сообщение, по полу веранды. Три длинных стука и три коротких были сигналом для Дэна. Старый колли, подняв голову, с трудом встал, потянулся, встряхнулся, лениво помахал хвостом, давая знать, что сигнал принят, и двинулся через веранду к Люку.
Дядя Генри, который лениво раскачивался на качалке взад и вперёд так, что скрипели половицы, оказался у него со стороны слепого глаза. И когда Дэн проходил мимо, его левая лапа очутилась под качалкой как раз, когда она наклонилась вперёд. Лапу прижало. Отчаянно взвизгнув, пёс скатился по ступенькам и, ковыляя, побежал за дом. Там он остановился, потому что услышал, что Люк бежит вслед за ним. Ему требовалось лишь одно: чтобы Люк его погладил. Он сразу успокоился и, словно извиняясь, начал лизать ему руку.
— Какого чёрта!… — вскочил с качалки дядя Генри. А тётя Элен так напугалась, что чуть не упала с шезлонга.
— О господи! Я только-только задремала. Что случилось? Я так испугалась, — пожаловалась она.
— Ничего, — ответил дядя Генри, приглядываясь к Люку и собаке.
Он тоже сначала напугался, но сейчас испытывал лёгкое раздражение, как человек, который вскакивает в тревоге лишь для того, чтобы убедиться в пустячности напугавшего его шума. Теперь его возмущал только тот факт, что спокойствие его было нарушено. Но, продолжая приглядываться к собаке, он успокоился и стал задумчивым. Впервые за последние месяцы он по-настоящему обратил внимание на собаку.
— Люк, — громко сказал дядя Генри, — ну-ка приведи сюда собаку.
Когда Люк привёл колли на веранду, дядя Генри спокойно поблагодарил его, вынув из кармана сигару, закурил и, сложив руки на коленях, пристально разглядывал собаку. По-видимому, он принимал какое-то важное решение.
— В чём дело, дядя Генри? — забеспокоился Люк.
— Собака больше не видит, — заявил дядя Генри.
— Нет, видит, — быстро возразил Люк. — Просто он повернулся к качалке слепым глазом, вот и всё, дядя Генри.
— Бедняга, — продолжал дядя Генри, почёсывая голову и насупив брови. — Он почти потерял зрение. Толку от него нынче мало. Только ест, спит да лезет под ноги. На днях я чуть не упал из-за него на веранде. Даже сторож из него теперь плохой.
— Дядя Генри, — поспешно сказал Люк, — вы ошибаетесь. Дэн знает всё, что здесь происходит.
— Ага, — согласился дядя Генри, не очень прислушиваясь к Люку. — Элен, — обратился он к жене, — сядь-ка на минутку, а?
— О боже, я и так сижу отдыхаю, Генри.
— Я хотел поговорить насчёт этой собаки, Элен.
— А что насчёт него?
— Я тут на днях думал про Дэна. Во-первых, он почти ослеп, а во-вторых, ты заметила, что, когда мы перед ужином подъехали к дому, он даже не залаял?
— Да, Генри, подумать только, он и вправду не залаял.
— Он теперь и в сторожа не годится.
— Дядя Генри, — взмолился Люк, — подождите минутку. — И когда дядя Генри не спеша повернулся к нему, Люк подошёл к его креслу и, стоя рядом, заговорил с ним так, как никогда не говорил прежде, с такой настойчивостью и прямотой, будто беседа шла между глубоко уважающими друг друга людьми. — Дэн — необыкновенный пёс, дядя Генри, — заявил Люк. — Разумеется, вы знаете его не хуже меня, только последнее время вы, наверное, не наблюдали за ним столько, сколько я. — Он чуть запнулся, перевёл взгляд на тётю, потом снова посмотрел дяде в глаза и, увидев, что тот задумался и был где-то далеко-далеко, решил отыскать такие выразительные слова, которые привлекли бы внимание дяди и заставили прислушаться. — Дэн лежит на веранде, но знает всё, что происходит вокруг, — сказал он. — Я в этом убедился. Я могу пройти по веранде, Дэн будет вроде спать, но приоткроет глаз и по шагам определит, что это я. Точно так же он знает ваши с тётей Элен шаги и шаги всех, кто к нам заходит. То же самое и со звуками, дядя Генри. Дэн знает все здешние звуки. И, уж конечно, знает шум нашей машины. Я в этом убедился. Готов спорить, что, когда мы сегодня подъехали, Дэн, хоть он и спал на веранде, открыл глаз и прислушался, а узнав нашу машину, решил, что всё в порядке и что ему незачем бежать навстречу. Будь это чужая машина, он бы начал лаять, ещё когда машина не съехала бы с дороги. Я узнаю шум нашей машины, не то что Дэн. Вот почему он не вышел навстречу, дядя Генри.
— Вот так речь, мой мальчик! — восхищенно заметил дядя Генри.
— Это чистая правда, дядя Генри.
— Ты слышала Люка, Элен? — спросил дядя Генри. — Из мальчика с годами может получиться прекрасный адвокат, — закончил он с улыбкой. А потом, став серьёзным, продолжал: — Но даже если собака различает знакомые звуки, — он кашлянул и снова посмотрел на Дэна, — какая нам от неё польза? Зрение у неё плохое, она медлительна и ленива, а тот простой факт, что у неё уже нет и зубов…
— Зубы Дэна ещё могут разорвать человека на куски, дядя Генри.
— Хм. Для охоты он тоже не годится, — продолжал дядя Генри. — А ест много, наверное, а, Элен?
— Столько же, сколько всегда, Генри, — пожав плечами, отозвалась тётя Элен.
И от её жеста и тона Люку стало страшно. Её не интересовал этот разговор. Дядя Генри по крайней мере пытался принять решение, что же касается тёти Элен, то ей была безразлична судьба Дэна. Люк не мог смотреть на неё, ибо её пухлое розовое лицо с бисеринками влаги на верхней губе пугало его больше, чем спокойствие дяди Генри.
— Дело в том, что такую старую собаку бессмысленно держать в доме, — сказал дядя Генри. Он помолчал и, пожав плечами, заключил: — Вот так. Пора с ним расстаться. Мы очень хорошо с ним обращались. И теперь нам придётся сделать ему последнее одолжение, — мягко сказал он. — Мы обязаны поступить разумно, даже если нам этого не хочется.
Они слышали, как умолял их Люк; они выслушали все его доводы, но для них это были обычные слова, по-детски сентиментальные и мечтательные. Дядя Генри, торжественно принимая свое разумное решение, даже не обратил на них внимания. Понимая, что никакие его уговоры их не убедят, Люк напряжённо ждал, и каждая их фраза молотом отдавалась у него в сердце.
— Но как избавиться от старой собаки? Это дело нелёгкое, Генри, — со вздохом заметила тётя Элен.
— Верно, Элен. Я на днях думал об этом. Некоторые люди считают, что лучше всего собаку пристрелить. Легче для собаки и тому подобное. Может, и так. Но у меня уже год, как нет патронов. От яда смерть бывает трудной. Презираю людей, которые травят своих собак. Я сам никогда бы этого не сделал. Самая, наверное, лёгкая и быстрая смерть — это утопить. Что ж, я поговорю с одним из моих рабочих и поручу ему это дело.
Прижавшись к Дэну и обхватив его морду руками, Люк выкрикнул:
— Дядя Генри, Дэн — необыкновенная собака! Вы не знаете, какой он чудесный пёс!
— Да, хороший был пёс, — согласился дядя Генри, попыхивая сигарой, а Люк смотрел на синий дым, что плыл по веранде, и думал, почему ему не приходят на ум такие слова, которые могли бы объяснить, какой Дэн необыкновенный; не отыскивалось никаких слов вообще: он никак не мог собраться с мыслями. Сколько раз он сам чувствовал, какой необыкновенный Дэн, но сейчас был не в состоянии убедительно описать это чувство.
— Видишь ли, мой мальчик, — отеческим тоном вещал дядя Генри, — я знаю, что ты любишь Дэна. И мы тоже всегда любили Дэна. Но приходит такая пора, когда надо расстаться со старой собакой, несмотря на всю привязанность к ней. Ты меня понимаешь, Люк, не сомневаюсь. Нужно быть человеком практичным. И для собаки это лучше. Дэн прожил долгую и нетрудную жизнь. А сейчас он нам в тягость. Он стал бездельником, а мы должны его кормить. Что ещё нам остается?
— Пусть он живёт у нас, пожалуйста, дядя Генри.
— И с лошадью, равно как и с собакой, следует поступать разумно, Люк. Нужно поступать практично. Я не против собаки вообще. Нам нужна собака. Но такая, что не зря ест. Я куплю тебе щенка, мой мальчик, щенка, что будет расти вместе с тобой и превратится в умную собаку, которая будет нам верно служить.
— Не надо мне щенка! — вскричал Люк, отворачиваясь.
Он не хотел, чтобы дядя Генри видел его слёзы. Увидит и ещё раз убедится, что Люк ещё ребенок и не желает быть практичным; лишний раз уверится, что Люка следует учить уму-разуму.
Обежав вокруг Люка, Дэн залаял и принялся лизать Люку затылок, желая показать, что понимает его горе.
На веранде воцарилось долгое молчание. Сгустились сумерки, из усадьбы мистера Кемпа донеслось мычание коров, потом снова наступила тишина. Из-за леса послышался гудок товарного поезда. На воды реки упали тени деревьев, и она теперь стала тёмно-зелёной.
Поймав взгляд мужа, тётя Элен предостерегающе приложила пальцы к губам. Глупо было продолжать разговор в присутствии мальчика. Она была доброй по натуре, она жалела Люка, но считала его достаточно разумным, чтобы беспокоиться не только о том, что лучше для собаки, а о том, что в конечном счёте будет лучше для него самого. Никому не доставляет удовольствия видеть, как лишают жизни верного старого пса, но, с другой стороны, на свете никто не живёт вечно, а её муж лучше других разбирается в том, что живое существо становится бесполезным. Чувства же, которые испытывает ребенок, несерьёзны. То, что представляется сейчас страшным горем, через два дня будет забыто. Нужно лишь, считала она, быть чуточку тактичными.
— Старый пёс, вроде Дэна, нутром чувствует, что его дни сочтены, — уговаривала она. — И знает, когда ему суждено умереть. Ты понимаешь, о чём я говорю, правда, Генри? И у Дэна, по-моему, уже появилось такое чувство.
— Верно, — согласился дядя Генри.
— Старая собака, вроде Дэна, — продолжала она, — когда наступает срок, уходит в лес и там отыскивает себе место, чтобы умереть. Правда, Генри? — громко спросила она.
— Верно, — снова согласился дядя Генри. — По правде говоря, вчера, когда Дэн куда-то исчез, я решил, что именно так и произошло. По правде говоря, именно так и случится. Поэтому нечего нам беспокоиться по поводу того, как с ним расстаться. Забудь об этом, Люк, — сказал он и зевнул, словно сам забыл о собаке.
Но Люк знал, что если дядя принял разумное решение, порядком над ним поразмыслив, то вряд ли он с ним легко расстанется. Для дяди Генри принять решение значило его осуществить. Дядя Генри презирал людей, которые знали, что нужно делать, но из чувства жалости старались уйти от выполнения своих обязанностей. Поэтому тревога не оставляла Люка. Раз дядя Генри решил покончить с колли, то сам себя будет стыдиться, если уступит перед привязанностью племянника к старому псу.
— Пойду, пожалуй, погуляю, — машинально сказал Люк.
— Темнеет уже, Люк. Не уходи, — отозвалась тётя Элен. — По-моему, собирается дождь.
— Нет, дождя не будет, — твёрдо возразил дядя Генри.
— Я только спущусь к реке, — сказал Люк.
Как только он двинулся вниз по тропинке, Дэн встал и пошёл вслед за ним.
На берегу реки Люк уселся на камень, положив руку на голову собаки, и не сводил глаз с воды, над которой, вовлекая в свой мрак и его, сгущались отбрасываемые деревьями огромные тени. Загорелось несколько звёзд. За устьем реки шла гладкая мерцающая полоса озера. В сумерках озеро всегда мерцало. А когда совсем темнело, эта полоса растворялась в линии горизонта, и с появлением луны по воде бежала длинная лунная дорожка. В груди у Люка болезненными толчками отзывалось сердце, хотя он старался убедить себя, что ничего не чувствует.
— Пойдём, Дэн, — позвал он собаку, и они добрались до самого устья реки и прошли ещё ярдов сто по песку.
Совсем стемнело, а луна вдруг скрылась за тучами. Появился лёгкий ветерок. Люк стоял на берегу рядом с собакой и смотрел на чёрное озеро. Вода рябилась от ветра. Внезапно ветер подул сильнее, штаны облепили его ноги, волосы оттянуло назад. Пёс, шерсть которого тоже взъерошилась от ветра, посмотрел на него, словно недоумевая, почему Люк молчит и не сводит глаз с темнеющего озера. Он тоже то и дело поглядывал на озеро, стараясь понять, что так привлекло внимание Люка.
— Знаешь что, Дэн? — сказал Люк. — А ведь, наверное, будет дождь.
Звук собственного голоса нарушил охватившее его одиночество. Ему вдруг захотелось как следует поразмыслить. Если он будет бороться за Дэна с таким же упорством, с каким сражался против огромного Тора, то ничего страшного не случится, он сумеет победить. Но дядю Генри не ударишь по голове, как он ударил Тора. Он не может бороться с дядей Генри, потому что Дэн ведь не его, Люка, собака. А дядя Генри не только хозяин Дэна, но ещё и опекун и хозяин его, Люка. Они оба принадлежат дяде Генри, который мог распоряжаться их жизнью как ему заблагорассудится и никогда не внимал чужим советам.
Люк сердцем чувствовал, что никакие мольбы дядю не тронут. Можно лишь одно, решил он: стараться, чтобы собака не попадалась дяде на глаза, не пускать её в дом и кормить, когда дяди Генри нет поблизости.
— Пойдем, Дэн, — сказал он. — Я не хочу, чтобы они нас искали, звали и вообще замечали. — И он направился обратно к дому, прошёл через гостиную, где тётя и дядя были заняты чтением, и поднялся наверх, к себе в комнату.
Когда он разделся и залез в постель вместе с Дэном, он попытался убедить себя, что если дядя Генри несколько дней не увидит Дэна, он, может, и забудет про него, в особенности если на лесопильне будет очень много работы. Вообще-то говоря, колли занимает довольно мало места в его жизни. Он уже давным-давно собирался отделаться от колли, но всё откладывал и откладывал.
Пошёл дождь, над озером сверкнула молния. Поднялся ветер, и на берег стали накатываться волны. В открытое окно дуло. Дождь забарабанил по крыше. «Дядя Генри ошибся, — подумал Люк. — Дождь-то идёт». Это был благоприятный признак. Наконец Люк лёг, но прежде чем уснуть, обняв Дэна за шею, он вспомнил лицо дяди, когда тот, понюхав свежее дерево, сказал: «Ах, какой приятный запах!», и это тоже было благоприятным признаком.

14. Там, где река была глубокой

Утром Люка разбудил упавший ему на лицо яркий луч солнца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15