Порученную ему работу Онни выполнял спокойно, без суеты, но тщательно.
Если дело попадалось трудное, Онни не отступал.
С виду он оставался таким же спокойным, как обычно, но в нем загорался огонек упорства и сопротивления.
Онни терпеливо преодолевал препятствия и доводил работу до конца.
— Настоящий карел, — говорили про него люди. — Тих, тих, а зажги его, он и в три года не сгорит…
Когда Онни исполнился двадцать один год, он был призван на военную службу в Красную Армию.
Глава III. В КРАСНОЙ АРМИИ

Онни пришлось служить далеко от своих мест, на Украине.
Молодой красноармеец охотно нес свою службу и выполнял все, что от него требовалось. Свободное же от занятий время он посвящал возне с животными.
Лошади, две свиньи и особенно собаки пользовались у него исключительным вниманием.
При каждой воинской части живут простые, беспородные дворняги. Их не гонят. Живут и живут, кормятся…
Онни за короткий срок приспособил их к делу. Они старательно пасли и на ночь загоняли в хлев свиней, а ночью дружно охраняли двор и конюшни.
Но теперь им было мало объедков, выброшенных поваром.
На самом законном основании рано утром, в обед и после ужина они выстраивались у дверей кухни, ожидая появления Онни.
И когда он показывался с большой миской еды, они усиленно размахивали хвостами и приветствовали его дружным: гав, гав, гав…
Начальник части подметил у молодого красноармейца любовь к животным, умение с ними обращаться.
«Надо бы учить парня по этой линии», — думал он.
Когда же начальник увидел, как ловко, по знаку Онни, простая дворняга тянет пулемет на маневрах, он решил немедленно отправить способного бойца в школу служебного собаководства.
В школе находился один из лучших в Союзе питомников.
Здесь были собраны прекрасные экземпляры доберман-пинчеров, эрдель-терьеров и немецких овчарок.
Особенно хороши были последние. Они вели свою родословную от знаменитых немецких овчарок Нетель Укермарк и Утца Фон Науз-Шютинг…
Под руководством опытнейших преподавателей и инструкторов молодые курсанты школы учились работать с собаками. Они готовили из них верных себе помощников по охране границ, связистов, санитаров и сторожей.
Онни пожелал стать проводником служебной собаки и должен был сам воспитать и обучить своего четвероногого товарища.
Совсем маленьким, неуклюжим щенком получил Онни Дика. С большой любовью и терпением в течение двух лет воспитывал он свою собаку. Сам кормил ее, чистил и лечил. Когда щенок подрос, Онни постепенно начал обучать его служебным наукам.
Сначала Дик научился безотказно выполнять команды:
— Дай!
— Сидеть!
— Лежать!
— Ко мне!
— Рядом!
— Вперед!
— Назад!
И каждый раз, когда Дик выполнял задание, он получал кусочек мяса. Затем Онни ласково гладил его по голове и произносил:
— Хорошо, хорошо…
Дик очень привязался к своему будущему проводнику, полюбил его и каждый раз ждал такого поощрения.
Но самым увлекательным занятием была репетиция преследования «нарушителя».
Дик не мог переносить убегавших от него ног и развевавшихся в беге пол одежды. Его ноги и сердце рвались вслед.
Но оказывается, бежать можно только в том случае, если Онни скажет короткое и таинственное: «Фасс!»
Тогда можно догнать беглеца, схватить его за кисть руки, обезоружить, в клочья рвать его одежду. Если он не остановится, ударом задних ног опрокинуть его на землю, и ждать, когда подбежит проводник. Все это можно, когда сказано: «Фасс!»
Проводник Лумимиези за два года работы дал своему Дику кроме среднего еще и высшее собачье образование.
Он добился того, что Дик понимал его почти без слов. Достаточно было одного его движения или взгляда — и Дик знал, чего хочет Онни.
Если проводник вдруг останавливался и слушал, Дик замирал на месте и весь обращался в слух. Если Онни на каком-нибудь перекрестке чуть опускал ладонь руки вниз, Дик понимал, что здесь надо остаться ждать. Если ложился в кусты на снег в белом халате, сливаясь с заснеженным полем, Дик вытягивался рядом и зорко глядел туда, где светились и мерцали чужие огни.
За это время в газетах несколько раз сообщалось о дерзких попытках врага нарушить нашу границу на северо-западе.
И вот проводник Онни Лумимиези и его собака Дик были откомандированы на одну из пограничных застав этого района.
Глава IV. ОДНАЖДЫ НОЧЬЮ

По прибытии на заставу проводник Онни и Дик начали знакомиться с местностью их пограничного участка.
Каждый день или, вернее, каждую ночь ходили они вдвоем по лесу, по тайным тропам и болотам.
К осени участились попытки врага перейти нашу границу. В это время тропа еще черна. На земле, устланной опавшей хвоей и сухими листьями, почти не остается следов.
Наступают темные, без звезд, ночи. Они становятся все длиннее. Ненастье. Дожди.
В лесу во время дождя поднимается столько запахов, что лучшей собаке трудно бывает разобраться и найти след.
Вот в одну из таких ненастных ночей были назначены в дозор Онни и его Дик. Самое трудное место их участка — полоса топкого болота, почти трясина. Может быть, часами придется стоять по колено в гнилой холодной воде, а если понадобится, то и лечь в нее.
Начальник заставы товарищ Андреев приказал выдать Онни высокие болотные сапоги.
Проводник взял Дика на поводок, и они вместе отправились в дозор.
Онни и его собака неслышно, как духи, явились на свой участок и замерли оба, притаившись у старой сосны с обломленной вершиной.
Отсюда им были видны вся полоска болота и окружающий его мелкий кустарник.
Оба, человек и собака, смотрели в темноту и слушали. Сильнее полил дождь. Холодная вода проникала за воротник. Но Лумимиези не шевелился.
У его ног струились потоки воды. Почва размякла и обратилась в жидкую грязь.
Его собака, так же как он, молча принимала эту холодную грязевую ванну и неприятный душ с небес.
Первым почуял врага Дик. В шуме дождя и ветра он различил хруст веточки под ногой осторожно идущего человека. Ветер донес до его тонкого слуха шелест человеческой речи.
Дик насторожился. Шерсть встала дыбом.
Проводник одним движением успокоил рвавшегося с поводка Дика. При свете молнии Онни увидел осторожно ступавшего человека в мягкой кожаной обуви. Его лицо до глаз заросло волосами. Рассеченная губа обнажила передний зуб. Казалось, что человек все время улыбается.
Онни пропустил его, чтобы проследить направление, по которому пройдет неизвестный. Но, к изумлению и тревоге Онни, по следам передового выступили из кустов и прошли к болоту еще шесть вооруженных людей. Они прошли мимо него так близко, что он ясно ощутил дыхание одного из нарушителей. Второй, помоложе, чуть не отдавил собаке лапу.
Дик задрожал от желания вцепиться в эту ногу, рвать в клочья одежду, броситься на врагов и разметать их!
Но проводник, властелин его собачьей души, крепко держал поводок. Он еще не сказал своего короткого «фасс». И Дик собрал все силы своей собачьей воли, чтобы остаться на месте и не выдать своего присутствия.
Но как противно пахнет тот сапог!
Онни выждал, когда нарушители подошли к самой середине болотца.
— Стой! — загремел Онни, и три выстрела один за другим изрешетили темноту ночи.
— Товарищи, заходи с тыла!.. С фланга!.. Окружить их! — кричал он сквозь шум дождя и ветра.
Свою команду воображаемым товарищам он перемежал выстрелами, все время меняя места.
Но нарушители оказались нетрусливыми людьми.
По команде одного из них они разделились на две партии: одна, отстреливаясь, пробиралась в кусты, на другую сторону болота — в СССР, а другая во что бы то ни стало решила уйти обратно за рубеж.
— Фасс! — послал свою собаку проводник. Огромными прыжками Дик бросился к болоту, пересек его, и вскоре Онни услышал в кустах возню и отчаянные крики.
Это Дик разделывался с врагами.
Четверо их шли прямо на Онни.
«Там Дик… Он не пустит… — подумал Онни. — А с этими я сам…»
На беду в момент его перебежки сверкнула молния. Она осветила его с ног до головы.
— Он один! — успел крикнуть передовой. И враги открыли по Лумимиези огонь из автоматического оружия.
Онни знал, что выстрелы будут услышаны на заставе. Но важно задержать всех до одного какой угодно ценой…
Онни чувствовал в темноте, что враги пытаются окружить его. Укрываясь за деревом, Онни стрелял, когда сверкала молния. По крикам и стонам он понял, что ранил двоих, а может быть, убил. Внезапно при свете зарницы почти рядом он увидел двух нарушителей. Они оба бросились на него. У одного из них блеснул в руках пукко.
— Дик, ко мне! — отчаянно позвал Онни.
Жгучая боль пронизала его насквозь. Онни хотел вздохнуть и захлебнулся кровью.
В эту ночь начальник заставы Андреев не спал. Он ходил по комнате наискосок от письменного стола к печке, то и дело бросая взгляд на окно.
Порывы ветра раскачивают фонарь. Из темноты выступают световыми пятнами куски земли и леса. Сыплет мелкий, противный дождь.
Начальник заставы видит часового в освещенное окно дежурки. Склонившись над бумагами, сидит за столом дежурный по заставе командир отделения Петров. Изредка он берет телефонную трубку и, прикрыв ее рукой, что-то говорит.
«Помни, что тебя подслушивает враг», — написано на ящике телефонного аппарата.
Ненастье усилилось. Ветер воет и рвет, трещат в лесу деревья. Полил крупный дождь.
«Эх, поплывут мои ребята!» — с тревогой думал Андреев о бойцах в дозоре.
Ему захотелось пройти к дежурному, поговорить, да побоялся. Услышат бойцы, забеспокоятся. Пусть спят…
А сам открыл форточку и слушает.
Шум дождя и порывы ветра ворвались в комнату. Вдруг он услышал или, вернее, угадал подряд три слабых выстрела… Тревога!
Андреев бросился в спальню бойцов.
— В ружье! — крикнул он с порога.
Ему немедленно ответил стук винтовок разбираемой пирамиды и сдержанный голос командира отделения:
— Есть, товарищ начальник!
Оказывается, в эту ночь на заставе никто не спал, даже те, кто недавно вернулся из наряда.
Пограничники бережно доставили в свой лазарет тяжело раненного Онни. Лазаретный врач Михаил Петрович обработал зияющую ножевую рану, затампонировал ее и наложил давящую повязку, чтобы прекратить кровотечение. Врач не отходил от постели раненого, но состояние здоровья Онни ухудшалось. По-видимому, была необходима срочная операция.
Андреев связался с Москвой по прямому проводу, сообщил о событии на границе и просил оказать помощь раненому проводнику.
Советская Родина позаботилась о своем отважном сыне.
На рассвете в лазарет явился профессор Новиков с ассистентами. Они прибыли из Москвы на заставу самолетом.
В лазарете все было подготовлено для предстоящей операции.
Профессор вскрыл грудную клетку Онни.
— Ранение перикарда, — таков был поставленный им диагноз. Смелый и талантливый хирург, он произвел сложную операцию в области сердца.
Онни вынес операцию, так как был сильным и здоровым человеком. Но оставалось самое главное: выходить больного после такой операции, не допустить гибельных осложнений.
Андреев мобилизовал все силы и средства, чтобы организовать для него правильное лечение и тщательный уход.
Онни пришел в себя на лазаретной койке. Тихо… Пахнет камфарой…
Онни не любил запаха камфары, поморщился и проснулся. Все белое… потолок, стены, простыни, халаты врачей… Голова тяжелая, не хочется думать… И нет сил шевельнуть рукой… Руку держит Михаил Петрович. Он сидит подле кровати больного и считает его пульс.
— Хорошо… сердце работает почти нормально… Камфару на сегодня — отменить, — говорит он стоящей рядом с ним медсестре.
Сестра уносит из палаты блестящий никелевый ящичек с приготовленным шприцем и запах камфары.
Кто-то в белом халате заглядывает в дверь. Это товарищ Андреев. Врач жестом пригласил его войти.
Андреев бесшумно подошел к постели больного, склонился над ним и спросил тихонько:
— Ну, как дела, дружок ты наш дорогой? — И сказаны были эти слова с такой человеческой теплотой, что серые неулыбчивые глаза Онни засветились чувством горячей признательности к этому строгому и в то же время такому чуткому и доброму человеку.
Онни улыбнулся, но вдруг из его глаз хлынули слезы… И получилось, как летом, когда сквозь дождик светит солнышко…
— Ослаб немного парень, ослаб, — извинительно сказал Михаил Петрович. — Реакция… нервы… — а сам отвернулся, снял очки и незаметно вытер их и свои уставшие от бессонных ночей глаза.
Андреев уговаривал Онни, как маленького:
— Ну успокойся, будет… Ты же у нас теперь Герой Советского Союза… звание дали, медалью «Золотая Звезда» наградили…
— И заслуженно… — подтвердил Михаил Петрович, — настоящий герой… В такую ночь, один с собакой, решился вступить в бой с врагами Родины… Это не шутка — задержать пятерых матерых нарушителей.
Услышав это, Онни с беспокойством приподнял голову и еле слышно спросил:
— Пять? — И вполне уверенно сказал: — Их было — семь…
Глава V. РАЗГОВОР В ДЕЖУРКЕ

— Мы осмотрели каждую пядь земли нашего участка. Эти двое будто сквозь землю провалились, — говорил товарищ Андреев, расхаживая из угла в угол.
— Ах ты, беда какая! — растерянно повторял Иван Фомич. — А собака-то что ж?
— Собака металась по лесу, как дьявол. Но ты сам знаешь, после дождя в лесу поднимается столько запахов, что сам черт не разберется. Дождем и бурей следы уничтожены.
— Что же теперь будем делать?
— Искать!
— А если они ушли назад, через границу?
— Все равно, мы должны это узнать.
Андреев закурил папиросу и подошел к Ивану Фомичу.
— Ну, ладно. Расскажи, как там у тебя детвора поживает?
— Да как? Хорошо. Загорели. Набегались за лето. Вот учиться собираемся.
— Ну что ж, хорошо, — улыбнулся Андреев.
— А я приехал звать вас к себе на открытие школы, — сказал вконец расстроенный Иван Фомич.
— Не могу, сам видишь. Нельзя сейчас отлучаться с заставы. Разве поближе к зиме. Зимой диверсанты побаиваются.
Учитель помялся немного.
— И вот еще какое дело… Я говорил тебе, ребята очень увлекаются стрельбой. Мы хотим организовать кружок. Только стрелять-то их учит старый наш охотник Тикка. А ружьишко у него допотопное… стрелять из него канительно очень…
— Ну, так что же ты хочешь?
— Я получил в городе разрешение, бумажку на приобретение мелкокалиберной винтовки. Но винтовки-то в городе сейчас нет. А из бумажки не выстрелишь…
— Ага, понимаю! — засмеялся начальник заставы. Он вышел из дежурки и через минуту вернулся с мелкокалиберной винтовкой.
— Вот, передай ребятам на открытии от шефов. Пусть учатся стрелять. Пристреляна винтовочка — первый сорт!
Андреев протянул Ивану Фомичу винтовку и на прощанье подал руку.
Иван Фомич просиял. Он схватил винтовку, затем руку Андреева, пожал ее и снова сел.
— Ну, что у тебя еще? — спросил начальник заставы простодушного Ивана Фомича.
— Товарищ Андреев! Позволь хоть поглядеть на героя. В дверку… Ведь ребята в школе не дадут мне житья. Скажут, был на заставе, такое случилось, собаку видел, а с самим героем и не познакомился… Позволь хоть взглянуть…
— Да ты что, Иван Фомич? Человек тяжело ранен, только уснул. Не могу, — категорически отказал товарищ Андреев. — Ты лучше поезжай домой и расскажи обо всем Большакову. Пусть предупредит лесорубов. Особенно лесников. Задержали пятерых нарушителей, а было их семеро. Понимаешь?
Глава VI. ШКОЛА

В глухом, дремучем лесу, на берегу большого озера вырос поселок лесорубов. Приятно желтеют на фоне темного леса новые избы, светлые, просторные бараки и склады. В воздухе смолистый запах сосны и свежесть озерных вод.
В стороне, почти над озером, высится здание новой школы. Окна раскрыты настежь. Ветерок свободно прогуливается по классам. Он сметает яркие резные листочки рябины с черной блестящей поверхности школьных столов.
Хмурые темно-зеленые сосны заблудились в школьной ограде. Покачивая вершинами, они недовольно слушают болтовню и смех ребят.
Сегодня первое сентября. В этот день, после короткого северного лета, ребята чуть свет собрались в свою школу.
Все успели загореть, окрепли, набрались сил…
Целыми днями жарились они на солнышке, купались в озере, рыбачили, ходили в лес за грибами и ягодами.
И сил этих так много, что девать некуда. Хочется носиться по двору, прыгать и скакать. Двери школы закрыты. Еще рано.
В ограде школы показались празднично одетые матери и отцы. Они чинно расселись на крыльце школы.
А вот пришел и Василий Федорович Большаков. Он заведует лесопунктом.
Все знают товарища Большакова, коренастого, в старой кожанке, в мягких сапогах с загнутыми кверху носами и коричневой кепке, надвинутой на лоб. Из-под кепки смотрят умные серые глаза. Строгий рот с двумя глубокими морщинами по краям редко улыбается.
На севере и природа и люди неулыбчивы.
Лесорубы крепко уважают Василия Федоровича.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14