Как мне следовало отнестись к этим загадочным распоряжениям? Я еще мог
понять, что книги должны быть возвращены в библиотеку, тем более, что меня
они почти не интересовали. Но зачем уничтожать бумаги? Почему бы не
отправить их в библиотеку заодно с книгами? А что касается стекла, то
разбивать его было бы просто глупостью ведь в таком случае пришлось бы
вставлять новое и пускаться в лишние траты. Одним словом, это несчастное
письмо только подогрело мое любопытство, и я решил уделить разборке архива
кузена более пристальное внимание.
В тот вечер я начал с книг на полках, указанных в письме; все они
размещались в мансарде в южном конце здания. В подборке книг кузена
сказывался его интерес к археологии и антропологии; среди них было множество
текстов о цивилизациях древних жителей острова Пасхи, монголов и различных
племен, находящихся на первобытной стадии развития, а также книги о
переселениях народов и о мифах и культах, входящих в состав первобытных
религий. Но это было только прелюдией к той литературе, что предназначалась
к отсылке в университетскую библиотеку. Среди последней попадались книги
настолько древние, что в иных даже не был указан год выпуска; разве что
ветхость, да рукописный текст позволяли датировать их средними веками. Книги
более поздних времен (среди которых я не встретил ни одной, изданной после
1850 года) попали к кузену разными путями: одни из них когда-то принадлежали
Генри Эйкли из Вермонта, двоюродному брату наших с Уилбером отцов, и он
собственноручно отправил их Уилберу; на других красовался штамп Национальной
Библиотеки в Париже, из чего можно было заключить, что мой кузен не гнушался
кражей книг с библиотечных полок.
Среди книг на разных языках, составлявших библиотеку кузена, попадались
такие названия,как "Пнакотикские манускрипты", "Текст Р'лайх",
"Una-ussprechlichen Kulten" фон Юнтца, "Книга Эйбона", "Песни Дола", "Семь
сокровенных книг" Хсана, "De Vermis Mysteriis" Людвига Принна, "Записки
Челено", "Cultes des Goules" графа д'Эрлета, "Книга Дзиан" (Здесь, в
свойственной последователям Лавкрафта мис-тификационной манере, упоминаются
как вымышленные сочинения (и среди них "Невообразимые культы" фон Юнтца, "О
загадочных червях" Л.Принна и "Культы гулей" самого кокетливо упакованного в
псевдоним "граф д'Эрлет" Августа Дерлета), так и вполне реальная "Книга
Дзиан"), фотокопия "Некрономикона" безумного араба Абдула Аль-Хазреда, а
также многие другие, в том числе и рукописные. Признаюсь, что содержание
этих книг привело меня в замешательство, поскольку они во всяком случае те,
которые я мог читать, содержали невероятное количество мифов и легенд,
относившихся, безусловно, к древнейшим религиозным воззрениям человеческой
расы и даже, если я правильно понял из прочитанного, иных нездешних рас.
Правда, я не был уверен в том, что правильно понял содержание текстов на
латинском, французском и немецком даже староанглийские книги мне приходилось
разбирать с большим трудом. Но и того, что я разобрал, хватило мне с лихвой,
ибо там излагалась картина мира столь абсурдная, что разве только такой
помешанный на антропологии человек, как мой кузен, мог счесть ее
сколько-нибудь заслуживающей внимания.
В то же время она не была лишена интереса, хотя и повторяла довольно
избитую схему. В основе ее лежало идущее из глубин веков представление о
борьбе сил света с силами тьмы во всяком случае, так мне показалось. В конце
концов, не все ли равно, под какими именами выступают эти силы Бога и
Дьявола или Богов Седой Старины и Властителей Древности, Добра и Зла либо
Ноденса, Владыки Великой Бездны, единственного из Богов Седой Старины,
получившего имя, и таких противостоящих ему богов, как слабоумный Азатот,
этот бесформенный распространитель инфернального хаоса, богохульствующий и
бурлящий в центре всего мироздания; Иог-Сотот, весь-в-одном и один-во-всем,
неподвластный законам времени и пространства, сосуществующий со всеми
временами и соприсутствующий всему пространству; Ньярлатхотеп, вестник
Древних; Великий Ктулху, ждущий часа, когда он сможет восстать из Р'лайха,
сокрытого в морских пучинах; невыразимый Хастур, Владыка Межзвездных
Пространств; Шуб-Ниггурат, черный козел дремучих Лесов Легионов Младых? И
подобно тому, как человеческие расы, поклонявшиеся различным известным
богам, именовались по сектам, так и последователи Древних разделялись на
чудовищных снежных людей, обитающих в Гималаях и других горных странах Азии;
глубоководных, что затаились в океанских пучинах, храня верность Великому
Ктулху и поклоняясь Дагону; шанта-ков; народ чо-чо и многих других. Иные
среди них, как утверждалось, происходят из тех мест, куда изгнали как
Люцифера из Рая Властителей Древности, когда они восстали против Богов Седой
Старины: это такие места, как далекие звезды Хиадеса, Неведомый Кадаф, плато
Ленг и затонувший город Р'лайх.
Среди этого обилия труднопроизносимых названий я встретил два имени,
которые привели меня в замешательство, заставив предположить, что кузен
относился к этой мифологической схеме куда серьезнее, чем я думал.
Неоднократное упоминание Хиадеса, например, напомнило мне слова Уилбера об
оконном стекле в мансарде, когда он охарактеризовал его, как "вероятно,
хиадесского происхождения". В другой раз он высказался о нем еще более
определенно, назвав его "стеклом из Ленга". Правда, это могло быть случайным
совпадением, и некоторое время я тешил себя мыслью, что Ляном, вероятно,
звали какого-нибудь китайского торговца антиквариатом, а слово "хиадесский"
я просто не так расслышал. Но напрасно пытался я обмануть самого себя все
указывало, на то, что интерес Уилбера к этой совершенно нездешней мифологии
был далеко не преходящим. И если меня не смогли до конца убедить собранные
им рукописи и книги, то его собственноручные записи развеяли мои последние
сомнения.
В его заметках встречалось много более чем странных упоминаний, от
которых мне почему-то становилось не по себе. Там также были пусть неумелые,
но весьма впечатляющие зарисовки явно нездешних пейзажей и существ, каких
невозможно было бы выдумать даже при самой буйной фантазии. Воистину, в
большинстве своем эти существа превосходили всякое описание: там были
крылатые, в человеческий рост твари, похожие на летучих мышей; гигантские
бесформенные гады с бесчисленными щупальцами, на первый взгляд напоминающие
осьминогов, но явно превосходящие последних интеллектом; когтистые
полулюди-полуптицы; безобразные амфибии, ходящие на задних лапах и покрытые
бледно-зеленой, цвета морской волны, чешуей. Попадались среди них и такие, у
которых были ярко выраженные человеческие черты хилые, недоразвитые карлики
с восточного типа лицами, населяющие, судя по их одеяниям, холодные страны,
а также представители расы, рожденной от смешанных браков между земноводными
илюдьми. Я никогда бы не подумал, что мой кузен был наделен таким богатым
воображением. Из всех наших родственников один только дядюшка Генри
по-детски верил всякого рода нелепым вымыслам, но, насколько я знал Уилбера,
он ничему подобному подвержен не был. И только теперь я увидел, что он
искусно скрывал от всех нас свою истинную сущность. Трудно передать, в какое
изумление повергло меня это открытие.
Ни одно живое существо не могло послужить прообразом для этих
зарисовок, а в тех рукописях и книгах, что остались после кузена, похожих
рисунков не было. Подстрекаемый любопытством, я еще больше углубился в архив
кузена и в конце концов выбрал несколько записей, загадочных по содержанию,
но в то же время, как мне показалось, имеющих косвенное отношение к предмету
моих поисков. Все записи были пунктуально датированы, и я без труда
расположил их в хронологическом порядке.
"15 октября 1921 года. Ландшафт проясняется. Ленг? Напоминает юго-запад
Америки. Пещеры из них вылетают стаи летучих мышей целая туча как раз перед
закатом. Они закрыли собой солнце. Низкорослый кустарник, искривленные
стволы. Очень ветрено. Вдалеке заснеженные вершины гор, направо пустынное
плоскогорье.
21 октября 1921 года. Четыре шантака на среднем плане. Средний рост
выше человеческого. Покрыты шерстью, напоминают летучих мышей, перепончатые
крылья простираются на три фута над головой. Клювы загнутые, как у
стервятников, в остальном же морды напоминают рыльца летучих мышей.
Пересекли местность по воздуху, остановились передохнуть на скале неподалеку
от меня. Не замечают. По-моему, на одном был всадник, но не уверен.
7 ноября 1921 года. Ночь. Океан. Остров вроде рифа на переднем плане.
Глубоководные вместе с гу-маноидами явно смешанного происхождения: помесь
белая. Глубоководные покрыты чешуей, передвигаются наподобие лягушек нечто
среднее между шагом и прыжком, чуть горбятся, как и все земноводные.
Остальные, похоже, поплыли на риф. Быть может, Иннсмут? Ни береговой линии,
ни городских огней. Нет и кораблей. Выступающая из воды возвышенность, рядом
с рифом. Риф Дьявола? Похоже, даже гибриды не способны проплыть такое
расстояние без отдыха. Не исключено, что побережье находится слишком близко
на переднем плане, потому его и не видно.
17 ноября 1921 года. Абсолютно ни на что не похожий пейзаж. Явно не
земной. Непроницаемо черное небо, несколько звезд. Скалы из порфира или
сходной породы. На переднем плане глубокое озеро. Ха-ли? Через пять минут
воды стали бурлить и вздыматься в том месте что-то всплывало на поверхность.
Лицом от меня. Гигантский обитатель вод, со щупальцами. Спрутообразный,
только гораздо, гораздо крупнее в десять в двадцать раз крупнее гигантского
Octopus apollyon (Осьминог (лат.) с западного побережья. Одно то, что
служило ему шеей, составляет не менее 15 родов (Мера длины, примерно равная
пяти метрам.) в диаметре. Не мог отважиться взглянуть ему в лицо и
ликвидировал звезду.
4 января 1922 года. Промежуток абсолютной пустоты. Открытый космос?
Приближение к планете, как если бы я смотрел глазами того, кто приближается
к какому-то объекту в космосе. Небо темное, вдалеке звезды, вскоре начинает
вырисовываться поверхность планеты ближе, еще ближе. Увидел совершенно голый
ландшафт. Никакой растительности, как на темной звезде. Круг поклоняющихся
каменному столбу. Их крики: Иэ! Шуб-Ниггурат!
16 января 1922 года. Подводный край. Атлантида? Вряд ли. Огромное
сооружение наподобие храма с выбоинами от глубинных бомб. Гигантские
каменные глыбы, вроде тех, из которых сложены пирамиды. Ступени, ведущие
вниз, в зияющий чернотой провал. На заднем плане глубоководные. Какое-то
шевеление во мраке колодца со ступенями. Всплывает колоссальное щупальце.
Далеко позади два водянистых зрачка, разделенных расстоянием во много родов.
Р'лайх? Испугался приближения существа, выплывающего из бездны, и
ликвидировал звезду.
24 февраля 1922 года. Знакомый ландшафт. Может быть, Уилбрэхем? Ряд
приземистых и убогих фермерских домиков. Передний план, старик,
прислушивается. Время: вечер. Страшно галдят козодои. Приближается женщина,
у нее в руках каменная копия звезды. Старик в страхе убегает. Любопытно.
Надо будет навести справки.
21 марта 1922 года. Сегодня чуть не влип. Впредь следует быть
осторожнее. Сделал звезду и произнес слова: Пнглуи мглунафх Ктулху Рлайх
угахнагл фтагн. Угодил прямо на огромного шантака на переднем плане. Шантак
заметил и стал надвигаться. Я слышал стук его когтей! Вовремя успел
уничтожить звезду.
7 апреля 1922 года. Теперь я окончательно убедился в том, что если не
соблюдать осторожность, они могут пройти. Сегодня видел Тибет и чудовищных
снежных людей. Сделали еще одну попытку. Что же тогда говорить об их
хозяевах? Если рабы совершают попытки преодолеть границы времени и
пространства, то что тогда говорить о Великом Ктулху? Хастуре?
Шуб-Ниггурате? На время надо воздержаться. Страшно потрясен".
Уилбер сдержал слово и долго не возвращался к своему загадочному
времяпрепровождению. По крайней мере, это следовало из его записей,
очередная из которых появилась почти год спустя.
"7 февраля 1923 года. У меня почти не осталось сомнений в том, что вход
заметили. Заглядывать стало крайне рискованно. Безопасно только при чистом
ландшафте. А поскольку никогда нельзя знать заранее, куда попадешь, процент
риска значительно увеличился. Сегодня, как обычно, сделал звезду, произнес
слова и стал ждать. Какое-то время видел только знакомый ландшафт юго-запада
Америки в вечерний час: летучая мышь, совы, кенгуровые крысы, ведущие ночной
образ жизни, да дикие кошки. Затем из одной из пещер показался Обитатель
Песков с шершавой кожей, большими глазами и ушами, мордой смахивающий на
медведя-коалу, хотя сходство весьма условное этот гораздо более уродливый,
долговязый и тощий. Он заковылял в мою сторону, явно неспроста. Возможно ли
такое, чтобы вход позволял им заглядывать на эту сторону так же хорошо, как
мне на ту? Убедившись, что он идет прямо на меня, ликвидировал звезду. Все
исчезло, как обычно. Но что было , потом! Весь дом заполонили летучие мыши!
Двадцать семь штук! Я не из тех, кто верит в случайные совпадения".
Затем опять пошел период воздержания, в течение которого кузен
продолжал вести записи, не делая в них ни малейших намеков на свои видения и
на "звезду", столь часто им упоминавшуюся. Я был убежден в том, что он стал
жертвой галлюцинаций, вызванных, вне всякого сомнения, не чем иным, как
интенсивным штудированием книг, собранных им со всего света. Последующие
абзацы имели характер доказательств, хотя по существу являлись попыткой
рационального истолкования того, что он якобы "увидел".
Они перемежались газетными вырезками, каковые Уилбер стремился, по всей
видимости, связать со столь милой его сердцу схемой мироздания: среди них
были сообщения о загадочных происшествиях, неопознанных летающих объектах,
таинственных исчезновениях в космосе, любопытных открытиях в области тайных
культов и т.п. Я с горечью замечал, что Уилбер недостаточно критично
воспринял отдельные аспекты первобытных религиозных представлений и искренне
верил в то, например, что до наших дней дожили потомки так называемых
Властителей Древности и тех, кто им поклонялся. Более того, он поставил себе
цель доказать эту гипотезу, опираясь на авторитет современных свидетельств.
Что и говорить, между свидетельствами древних и теми, что время от времени
встречались в прессе, имелось очевидное сходство но ведь его можно было
объяснить простым совпадением. Поэтому, несмотря на всю весомость собранных
кузеном доказательств, я отправил его бумаги в Мискатоникскую библиотеку, в
собрание Эйкли, не сняв с них перед этим копий, тем более, что многое я
запомнил и так. Этому помогло одно незабываемое впечатление, увенчавшее мой,
поначалу праздный, интерес к предмету занятий кузена.
III
О том, что за "звезду" имел в виду Уилбер, я узнал благодаря чистой
случайности. При описании своих видений кузен никогда не забывал упомянуть о
"создании", "уничтожении", "сотворении" и "ликвидации" некой звезды. Мне это
ровным счетом ни о чем не говорило и, вероятно, так никогда бы и не сказало,
если бы как-то раз в косых лучах заходящего солнца, падавших на пол
мансарды, я не разглядел еле заметные линии, образовывавшие подобие
пятиконечной звезды. Прежде я не мог видеть их из-за того, что на этом месте
лежал ковер, но в ходе упаковки книг и рукописей, предназначенных к отсылке
в библиотеку, я ненароком его сдвинул, и, таким образом, то, что звезда
попала мне на глаза, было делом случая.
Но и тогда я не сразу сообразил, что эти едва заметные линии
воспроизводят звезду. Лишь после того, как я разобрался с книгами и свернул
ковер, изображение открылось целиком то была звезда о пяти концах,
украшенная затейливым орнаментом и, судя по всему, нарисованная человеком,
находившимся в ее центре. Теперь мне стало ясно, каким целям служила коробка
с мелом, обнаруженная мною в комнате кузена, где ей, казалось бы, нечего
было делать. Отодвинув бумаги и книги, я принес мел и принялся аккуратно
обводить звезду и орнамент по сохранившемуся контуру, сидя в центре рисунка.
1 2 3