Лунное болото

Куда, в какую дальнюю жуткую страну, ушел от нас Денис Барри, мне не
дано знать. Я был рядом с ним в последнюю ночь, что он провел среди людей, и
слышал его ужасные вопли в ту минуту, когда все свершилось. На поиски тела
была поднята вся полиция графства Мит, множество окрестных крестьян. Его
искали долго и повсюду, но безуспешно. С тех пор я не могу слышать, как
лягушки квакают на болотах, и не выношу лунного света, особенно когда
остаюсь один.
Я был близок с Денисом Барри еще во время его пребывания в Америке, где
он нажил свое огромное состояние, и в числе первых поздравил его с покупкой
старого родового замка, что стоял на краю топей в древнем захолустном
местечке Килдерри. Еще его отец жил там, и Барри решил, что ему приятнее
всего будет наслаждаться своим достатком на родине предков. Когда-то
представители его рода владели всем Килдерри они-то и построили этот замок и
веками жили в нем; но те времена давно миновали, и на протяжении жизни вот
уже нескольких поколений замок пребывал в запустении и медленно превращался
в груду развалин. Вернувшись к себе в Ирландию, Барра регулярно писал мне о
том, как его стараниями старый замок поднимается из руин, башня за башней
восстанавливая свою былую красу; как плющ несмело взбирается по вновь
отстроенным стенам, повторяя уже пройденный много веков тому назад путь; как
крестьяне благословляли нового хозяина поместья за то, что его заморское
золото возвращает тамошним местам былую славу. Но все эти удачи вскоре
сменились несчастьями простолюдины забыли прежние восхваления и один за
другим покидали родные места, словно их гнал оттуда какой-то злой рок. А еще
через некоторое время он прислал письмо, в котором умолял меня приехать, ибо
он остался в замке почти в полном одиночестве и за исключением нескольких
слуг и батраков, выписанных им с севера страны, ему не с кем было
перекинуться даже парой слов.
Как сообщил мне Барри в вечер моего приезда, причиной всех его бед были
окрестные болота. Я добрался до Килдерри на закате чудесного летнего дня;
золотистое небо бросало яркие отсветы на зеленые холмы, овраги, и голубую
поверхность небольших лужиц и озер, там и тут видневшихся посреди трясины,
посреди которой, на островке твердой почвы, мерцали неверной белизной
какие-то странные и очень древние руины. Вечер выдался на редкость
прекрасным, но его немного омрачило то обстоятельство, что на станции в
Баллилохе крестьяне пытались меня о чем-то предупредить и туманно намекали
на какое-то проклятие, лежавшее на Килдерри; наслушавшись их бредней, я и
вправду вдруг почувствовал невольный озноб при виде позолоченных огоньками
фонарей башенок замка. Там, в Баллилохе, меня дожидался присланный Денисом
автомобиль Килдерри был расположен в стороне от железной дороги. Бывшие на
станции фермеры старались держаться подальше от машины, а узнав, что она
предназначается для меня, стали поодиночке подходить ко мне и, близко
наклоняя побледневшие лица, шептать на ухо какую-то бессвязную чушь. Лишь
вечером, встретившись с Барри, я наконец смог понять, что все это означало.
Крестьяне покинули Килдерри, потому что Денис Барри задумал осушить
Большие топи. При всей своей любви к Ирландии, он слишком хорошо перенял у
американцев их практическую сметку, чтобы спокойно взирать на прекрасный, но
совершенно бесполезный участок земли, на котором можно было бы добывать
торф, а впоследствии и посеять что-нибудь. Местные предания и суеверия
совершенно не трогали Барри, и он только посмеивался над своими
арендаторами, когда те сначала отказывались помочь в работах, а потом,
увидев, что их землевладелец и не думает отступаться от намеченной цели,
осыпали его проклятиями и, собрав нехитрые пожитки, уехали в Баллилох. На их
место он выписал батраков с севера, а вскоре ему пришлось заменить и
домашних слуг. Но среди чужаков Денис чувствовал себя одиноко, а потому
просил приехать меня.
Когда я узнал подробнее, какие именно страхи выгнали обитателей
Килдерри из их родных лачуг, я рассмеялся еще сильнее, чем Барри: здешнее
простонародье было приверженно совершенно диким и сумасбродным фантазиям.
Все местные жители поголовно верили в какую-то крайне нелепую легенду,
повествующую о соседних топях и охранявшем их мрачном духе, который якобы
обитал в древних развалинах на дальнем островке посреди топей тех самых, что
бросились мне в глаза еще на закате. По деревням ходили дурацкие сказки об
огоньках, танцующих над трясиной, о необъяснимых порывах ледяного ветра,
случавшихся иногда теплыми летними ночами, о привидениях в белом, паривших
над водой, и, наконец, о призрачном
каменном городе, что скрывался в глубине под болотной тиной. Но самым
распространенным и единогласно признанным за непреложную истину было поверье
об ужасном проклятии, которое ждет всякого, кто осмелится хоть пальцем
прикоснуться к болоту, не говоря уже о том, чтобы осушить его. Есть тайны,
рассуждали простолюдины, которые лучше не трогать, ибо они существуют со
времен Великого Мора, что покарал сынов Партолана в те незапамятные времена,
когда еще не было истории. В Книге Завоевателей говорится, что все эти
потомки греков вымерли и были погребены в Таллате, но килдеррийские старики
рассказывали, что один город был пощажен благодаря заступничеству
покровительствовавшей ему богини Луны, которая и укрыла под лесистыми
холмами, когда немедийцы приплыли из Скифии на тридцати кораблях.
Вот такие пустые россказни и заставили крестьян покинуть Килдерри: нет
ничего удивительного в том, что Денис Барри не отнесся к ним с должным
вниманием. Между тем, он живо интересовался древностями и после того, как
топи будут осушены, предполагал произвести раскопки. Ему доводилось часто
бывать и на том дальнем островке, где белели древние развалины; их почтенный
возраст не вызывал сомнений, а очертания были очень нетипичными для
Ирландии. К сожалению, но слишком сильные разрушения не позволяли судить с
достаточной степенью достоверности об их первоначальном виде и назначении.
Подготовка к дренажным работам почти закончилась, и недалек уже был тот час,
когда выписанные с севера бараки должны были сорвать с запретной трясины ее
наряд из зеленых мхов и рыжеватого вереска, заставив умолкнуть крохотные
ручейки с усеянным ракушками дном и обмелив мирные голубые озерца
обрамленные кустарником.
Когда рассказ Барри наконец подошел к концу, у меня уже вовсю слипались
глаза: путешествие, занявшее целый день, было довольно утомительным, да и
наша беседа затянулась далеко за полночь. Лакей проводил меня в комнату,
отведенную мне в дальней башне замка. Окна ее выходили как раз на деревню,
за которой начинались примыкавшие к болоту луга, а немного поодаль и самое
болото, и мне были видны крыши безмолвных домишек, под которыми вместо
прежних хозяев ютились теперь батраки-северяне, ветхая приходская церковь со
старинным шпилем, и вдали, за темной трясиной, древние руины, сиявшие
призрачным отраженным светом луны. Я уже почти заснул, как вдруг мне
послышались какие-то слабые отдаленные звуки: диковатые, но несомненно
музыкальные, они исполнили меня странным возбуждением, придавшим
необыкновенную окраску моим ридениям той ночи. Проснувшись наутро, я не
сомневался, что это были именно видения, причем куда более чудные, чем дикий
посвист флейты, под который я засыпал. Под влиянием рассказанных Денисом
Барри легенд, мое спящее сознание перенесло меня в величественный город
посреди зеленой равнины; там я видел улицы и статуи из мрамора, просторные
дворцы и храмы, барельефы и надписи на стенах то были величественные картины
древней Эллады. Я рассказал о своем сне Барри, и мы вместе от души
посмеялись над ним, хотя в то утро мой друг не мог скрыть серьезной
озабоченности по поводу наемных рабочих. Вот уже шестой день подряд они
выходили на работу с опозданием: ни один из них не мог вовремя проснуться;
поднявшись же наконец, они долго приходили в себя, еле шевелились и
поголовно жаловались на недосыпание и это несмотря на то, что все они
ложились спать довольно рано.
Я провел утро и большую часть дня, гуляя в одиночестве по деревне и
заговаривая время от времени с бездельничающими поденщиками. Барри был занят
последними приготовлениями к осушению болота. Без всякой видимой причины его
люди казались вялыми и истощенными; насколько я понял, почти все безуспешно
пытались вспомнить, что видели во сне прошедшей ночью. Я рассказывал им о
своем сне, но они никак не реагировали на него до тех пор, пока я не
упомянул о почудившихся мне необычных звуках флейты. Тут мои собеседники
принимались очень странно смотреть на меня и признавались, что помнят нечто
подобное.
За ужином Барри объявил мне, что планирует начать основные работы через
два дня. Я был рад этому: хотя и неприятно будет наблюдать, как исчезают с
лица земли мхи и вереск, ручейки и озерца, но, с другой стороны, мне не
терпелось увидеть собственными глазами те древние тайны, что возможно таятся
глубоко под залежами торфа. Той ночью сон с поющими флейтами и мраморными
двориками неожиданно прервался на какойто тревожной ноте; я видел, как в
город пришел мор, как наступали на него поросшие лесом холмы и как погребли
они под собою усеянные трупами улицы, оставив в неприкосновенности один
только стоявший на возвышенности храм Артемиды, в котором почила жрица Луны
по имени Клио. Холодная и безмолвная лежала она, а ее посеребренную годами
голову украшала корона из слоновой кости.
Я уже говорил, что проснулся посреди ночи в сильной тревоге. Какое-то
время я даже не мог понять, продолжаю ли спать или уже бодрствую, потому что
пронзительный свист флейт все еще стоял у меня в ушах. Но когда я увидал на
полу полосы холодного лунного света, струившегося сквозь частый переплет
старинного окна, я решил, что все-таки проснулся, как и следовало ожидать, в
своей постели в замке Килдерри. Я еще более уверился в этом, услышав, как
часы в одной из нижних комнат пробили два раза. Но тут откуда-то издалека
опять донесся терзавший меня во сне свист дикая, сверхъестественная мелодия,
напоминавшая экстатическую пляску меналийских фавнов. Эти звуки не давали
заснуть, и я в раздражении вскочил с постели. Не могу сказать, почему я
подошел именно к тому окну, что выходило на север, или зачем стал
разглядывать безмолвную деревню и луга, лежавшие по краю болота. У меня не
было ни малейшего желания глазеть на окрестности, ибо я хотел спать; но от
свиста небыло спасения, и мне нужно было посмотреть, что там в конце концов
происходит и каким-нибудь образом остановить дикую свистопляску. Откуда я
мог знать, что мне предстоит увидеть?
В лунном свете, затопившем просторный луг, моим глазам предстало
зрелище, которое я не смогу забыть во всю оставшуюся жизнь. Под пение
тростниковых флейт, разносившееся над болотом, извиваясь в жутком
нечеловеческом танце, скользила странная толпа; все происходящее напоминало
одну из древних мистерий, справлявшихся где-нибудь на Сицилии в честь богини
Деметры в первое полнолуние после сбора винограда. Огромный луг, золотистый
свет луны, пляшущие тени, и царившая надо всем этим резкая монотонная
мелодия флейт эта немыслимая сцена буквально парализовала меня; несмотря на
невыносимый страх, я успел заметить, что половину танцоров составляли
поденщики, которым давно полагалось спать в своих кроватях, а другую... До
сих пор я не знаю, что представляли собой эти призрачные существа в
белоснежных одеяниях; почему-то я решил, что это печальные белые нимфы
здешних ручьев и ключей. Должно быть, я простоял немало минут, глядя на это
немыслимое действо из своего окна в башне, а потом вдруг провалился в
тяжелое забытье без сновидений, от которого очнулся только когда солнце уже
приближалось к зениту.
Первым моим желанием было немедленно рассказать обо всем увиденном
ночью Денису Барри, но яркое солнце, заглядывавшее в мои окна, успокоило
меня и внушило уверенность в том, что все эти кошмары не имеют никакой связи
с действительностью. Я подвержен довольно странным видениям, но мне всегда
хватало силы воли не верить в их реальность. Вот и на сей раз я ограничился
тем, что расспросил некоторых рабочих: нынче они опять проспали и, как и в
прошлый раз, ничего не могли припомнить из своих снов, кроме какого-то
пронзительного монотонного свиста. Постоянные упоминания об этих загадочных
звуках сильно меня озадачивали, но, в конце концов, это могли быть просто
осенние кузнечики, что появились раньше времени и тревожили всех нас во сне.
Днем я встретил Барри он сидел в библиотеке и размышлял над планами работ,
которые должны были начаться уже назавтра, и тут-то, вспомнив об этом, я
впервые испытал нечто вроде бессознательного ужаса, что изгнал из Килдерри
местных крестьян. По какой-то необъяснимой причине меня ужаснула сама мысль
потревожить покой болота и темные тайны, сокрытые в его глубинах. Перед моим
внутренним взором вставали леденящие кровь картины, доселе скрытые
наневедомой глубине под многовековым торфяником. Теперь мне казалось
безумием обнажать эти сокровенные глуби пред лицом дневного светила, и я
пожалел, что у меня нет убедительного повода немедленно уехать из замка. Я
попытался заговорить об этом с Барри, но при первых же моих словах он
принялся так громко смеяться, что я не осмелился продолжать. Мне оставалось
только молча наблюдать, как сияющее солнце заходит за далекие холмы, и весь
Килдерри, замерев в ожидании чего-то, зажигается алыми и золотыми огнями.
Я до сих пор не могу сказать с определенностью, насколько реальны были
события той ночи. В одном нет у меня сомнений: все происшедшее намного
превосходит самую буйную человеческую фантазию; с другой стороны, если то
был лишь бред, то как объяснить исчезновение людей, о котором впоследствии
стало известно всякому? Исполненный самых мрачных предчувствий, а лег
довольно рано и долго не мог заснуть в зловещей тишине старой башни. Было
очень темно: луна уже пошла на убыль, и ясное небо осветилось как следует
только после полуночи. Я лежал и размышлял о Денисе Барри и о том, что
случится завтра с болотом; мною все больше овладевало острое желание
немедленно выскочить из дома, сесть в автомобиль Дениса и уехать как можно
быстрее из этих злополучных мест. Но прежде чем мой страх оформился в
какие-либо действия, я заснул и во сне опять увидел холодный и мертвый город
в долине, безмолвно раскинувшийся под покровом ужасной тени.
Разбудил меня, должно быть, все тот же резкий свист, но едва открыв
глаза, я сразу же потерял способность к чему-либо прислушиваться. Я лежал
спиною к выходившему на топи восточному окну; по всем законам логики в тот
момент в него должна была заглядывать ущербная луна и бросать свои блики на
противоположную стену но то, что я увидел, не было бледным светом луны.
Сквозь небольшое окно в комнату врывался невероятно мощный поток
неестественного ярко-красного сияния, заставлявшего все окружающие предметы
сверкать каким-то неземным блеском. Мои дальнейшие действия могут показаться
странными, но только в детских сказках герой всегда совершает решительные и
правильные поступки. Я же, вместо того, чтобы выглянуть из окна и посмотреть
на болото, откуда исходило необычайное свечение, старательно отводил от него
взгляд и, объятый ужасом, неловко натягивал на себя одежду, лихорадочно
перебирая в уме возможные способы бегства. Помню, как схватил револьвер и
шляпу, но тут же засунул их куда-то, не успев ни воспользоваться оружием, ни
покрыть головы. Но в конце концов невероятное алое свечение настолько
зачаровало меня, что, преодолевая страх, я подкрался к восточному окну и
выглянул наружу; совершенно точно помню, что в эту минуту в стенах замка и
над деревней разносился безумный и настойчивый свист флейт.
Из древних развалин на далеком островке, подобно раскаленной лаве,
растекался над болотом сияющий поток зловещего пурпурно света.
1 2