Одновременно второй батальон, совершив обходный маневр, разгромил опорный пункт противника в Москентале. А стрелковая рота старшего лейтенанта Д. А. Фалина тоже вышла к Эльбе в районе деревни Шёне-Хёле, но, встреченная сильным артиллерийским огнем с противоположного берега, временно отказалась от форсирования реки.
Вместе с офицерами штаба я разместился на НП полка в районе высоты 164,2. Отсюда хорошо была видна Эльба и общая панорама Пирны, в далеком прошлом крепости Кастро пирне, что в переводе означает "крепость на твердом камне". Но тогда нам, конечно, было не до переводов, так как при подготовке и форсированию реки то и дело возникали трудности. Так, в том месте, где вышел к Эльбе батальон М. М. Бакулина, форсировать реку было нельзя. Имевшийся здесь мост оказался разрушенным, а наведенная гитлеровцами временная понтонная переправа держалась под таким плотным огневым прикрытием, что к ней невозможно было и подступиться. Поэтому было решено форсировать Эльбу в районе южной окраины Пирны. Но тут же возникла и другая трудность - подразделениям явно не хватало штатных переправочных средств (в полку имелось всего лишь несколько складных деревянных и надувных лодок). Вот уж где начальнику инженерной службы полка В. Н. Кравцову снова пришлось проявить всю свою изобретательность и находчивость! И он раздобыл-таки подручные переправочные средства!
В период подготовки полка к форсированию на мой НП прибыл исполняющий обязанности командира дивизии полковник Е. М. Голуб. Сообщил мне, как он предупредил, "по секрету" волнующую весть: якобы где-то в пригороде Берлина уже подписан акт о безоговорочной капитуляции фашистской Германии. Помнится, я ответил тогда полковнику русской поговоркой:
- Свежо предание, но верится с трудом. Выходит, война уже закончилась? А что же вон те фрицы, товарищ полковник, что окопались в Пирне, не знают об этом?
- Может, и не знают, - неуверенно сказал Голуб. - А возможно, и знают, но в бессилии обреченных, по злобе, продолжают сражаться. Это же фашисты, недочеловеки...
И будто подтверждая его слова, над расположением полка, ведя яростный пулемётный огонь, с воем сирен пролетели крестастые стервятники. Тут же появились раненые и убитые. Погиб и находившийся рядом с НП герой боев под Шморкау пулеметчик младший лейтенант Василий Павлович Щербаков.
- Вот вам и капитуляция, - с горечью сказал я полковнику Е. М. Голубу, уезжавшему в соседний, 23-й полк, который тоже готовился к форсированию Эльбы, но только чуть севернее Пирны.
Перед началом форсирования мы произвели по городу артиллерийский налет. Противник тоже отвечал нам из юго-восточной части города. Но из центра Пирны почему-то не прозвучало ни одного ответного выстрела. Взглянув в бинокль, я заметил там интенсивное передвижение санитарных повозок. Тут же приказал артиллеристам вести стрельбу только по выявленным огневым точкам, а не по площади. Мы ведь не фашисты, добивать раненых и местных жителей не будем. К тому же, как сообщил мне майор М. Б. Гонопольский, Артур Геллер и другие антифашисты уже ведут в городе соответствующую работу, призывая гарнизон Пирны к капитуляции.
И вот уже наш, а также 23-й и 28-й полки начали форсирование Эльбы. Своеобразным сигналом к этому послужил приезд в дивизию комкора генерала Н. Ф. Лебеденко, ставшего к тому времени первым военным комендантом Дрездена.
...На реке - масса лодок, плотов. Находящиеся на них гвардейцы ведут плотный огонь по левому берегу. Противник отвечает, но как-то вяло, вроде бы нехотя. Со стороны района Розенталь вновь появились вражеские самолеты. Но это были, видимо, их последний вылет и последние сброшенные ими бомбы больше авиация противника не показывалась.
Первые плоты и лодки уже подплывали к противоположному берегу реки, когда находившийся рядом со мной Дмитрий Фалин, командир одной из стрелковых рот, вдруг радостно закричал:
- Ура! Они сдаются! Товарищ подполковник, смотрите на город! Там флаги!
Город и в самом деле буквально на глазах расцвечивался флагами. Из каждого окна словно по команде выбрасывались белые и... красные полотнища. Пирна капитулировала. Я тут же приказал начальнику связи полка А. А. Яковлеву передать по радио во все подразделения сигнал о прекращении огня.
Так один из красивейших городов Саксонии был не только освобожден от нацистов, но и спасен от разрушения. И в этом заслуга не только советских воинов, но и немецких антифашистов...
Тридцать лет спустя мне снова удалось побывать в Пирне. Прибыл я туда по приглашению секретарей районного и городского комитетов СЕПГ Ганса Энгера и Руди Цирлиха, бургомистра города Рудольфа Лоренца и его заместителя Манфреда Кунце. Вместе с ними побывал на развилке дорог перед Пирной, где весной сорок пятого встретился с Артуром Геллером. Как оказалось, именно и а этом месте жители Пирны воздвигли позднее обелиск в память о первой встрече советских воинов с немецкими коммунистами.
И вот еще один неожиданный сюрприз: к обелиску подъехал автомобиль, из которого вышли мужчина и женщина. Подошли к нам...
Я узнал его сразу. Да, это был тот самый Артур Геллер, с которым мы беседовали здесь 8 мая 1945 года. Он приехал сюда с супругой. Нужно ли говорить, сколь трогательна была наша встреча через тридцать лет после войны!
Поздно вечером 8 мая, не задерживаясь в Пирне, наш полк вновь двинулся форсированным маршем вдоль левого берега Эльбы на юго-восток, к чехословацкой границе. Следует сказать, что в те часы никто у нас, кроме меня да замполита майора М. В. Гонопольского, еще не знал о безоговорочной капитуляции фашистской Германии. Да и нужно ли было сообщать об этом людям? Что бы изменило это в нашем положении? Ведь мы имели боевой приказ, для выполнения которого нужно было сконцентрировать всю свою волю, силы и помыслы. А сообщение о капитуляция выбило бы людей из колеи, могло привести даже к расхолаживанию. И это в тот момент, когда впереди нас ждали новые бои!
Итак, мы на марше. Кстати, когда головные подразделения еще только выдвигались из Пирны, в полк прибыл начальник разведки дивизии капитан П. Г. Скачко. Он сообщил, что противник, отходя из района Дрездена к границам Чехословакии, оставляет на дорогах довольно сильные заслоны. В частности, в местечке Роттверн-Дорф подразделения из 28-го полка подполковника В. С. Лазебникова натолкнулись на один из таких заслонов и были вынуждены развернуться для боя.
А вскоре мы встретили "виллис", в котором везли в медсанбат раненого полковника Е. М. Голуба. Сопровождавший комдива санинструктор сообщил, что машина Голуба только что нарвалась на вражескую засаду.
Да, война еще продолжалась. Расхолаживаться было рано.
А на то, что она далеко еще не закончилась, указывало многое. С юго-запада, со стороны перевалов Рудных гор, до нас то и дело доносились гул танковых моторов и резкие хлопки пушек. Это танкисты Рыбалко и Лелюшенко пробивали себе дорогу, спеша в истекающую кровью, молящую о помощи Прагу.
А перед нами ранним утром 9 мая, когда еще только чуть-чуть заалел восток, а над Эльбой продолжали стлаться белесые туманы, предстал во всей своей суровой красе Кенигштейн - "королевский камень".
Это была огромная скала с почти отвесными стенами, высотой едва ли не четыреста метров, - причудливое творение природы и человеческого гения. Возвышалась она среди равнины, над крутой петлей Эльбы. Вершину ее венчало что-то наподобие короны. Как оказалось, это были средневековые зубчатые крепостные стены и башни. В общем же все видимое напоминало гигантскую, будто окаменевшую голову сказочного короля.
У подножия скалы приютился небольшой городок того же названия. И даже не верилось, что вот эта красота, возникшая из утреннего тумана забытой сказкой, с минуты на минуту взорвется грохотом орудий, окропится кровью людей, ее созерцавших.
Хотя Кенигштейн и значился во всех энциклопедиях мира, с его многовековой историей, со страшными, а порой и курьезными тайнами многие из нас, участвовавших в той боевой операции, познакомились лишь после войны. Я, например, потом с волнением узнавал те памятные места по таким известным советским и зарубежным кинофильмам, как "Щит и меч", "Гойя", "Крепость на Рейне", "Голубые мечи". Кенигштейн - это замки и темные казематы, кривые узкие улочки, чью каменную выстилку отшлифовывали столетия. Мы потом с изумлением заглядывали в провал 152-метрового каменного колодца - плод изнурительного труда крепостных рабов, на протяжении четырех столетий являвшегося сердцем крепости; осматривали 50-метровые стены и стреловидные дозорные башни, с которых в древние времена раздавался, наверное, голос королевских стражников: "Можно пропустить!"
Неприступная крепость на неприступной скале - таков был Кенигштейн на протяжении многих веков.
"Королевский камень" приобрел печальную известность не только как резиденция саксонского королевского двора, но и как государственная тюрьма. Сюда попадали различные камерные господа, офицеры, опальные фавориты и фаворитки, в том числе такая высокопоставленная особа, как графиня Кассель прототип героини романа Жорж Санд "Консуэло". В крепости отбывали свои сроки кокотки, дуэлянты и авантюристы, генералы и принцы, министры и тайные советники двора, бургомистры. Здесь томились и известные всему миру ученые. В начале восемнадцатого века, например, в крепости под стражей работал Иоганн Фридрих Бётгер, открывший секрет европейского фарфора и давший саксонскому двору "белое золото".
И все-таки не дворянская знать, а именно революционеры, мужественные борцы за освобождение трудового народа, ставшие затем узниками этой крепости, высветили поэтапно ее историю. Так, в разные годы здесь томились видный вождь рабочего движения Август Бебель, русский революционер Михаил Бакунин, один из основателей Коммунистической партии Германии Фриц Геккерт, прах которого ныне покоится в столице нашей Родины Москве, у Кремлевской стены, рядом с Кларой Цеткин.
Но есть и еще одна тайна "королевского камня", которую вскрыли именно воины нашего, 26-го гвардейского воздушно-десантного полка. Но рассказ о ней еще впереди.
Итак, в то утро 9 мая нашему полку предстояла атака города и крепости Кенигштейн. Начальник разведки полка старший лейтенант М. В. Борец доложил, что не только сам Кенигштейн, но и подступы к нему довольно сильно укреплены противником. Это же подтвердил и командир разведроты капитан Е. И. Топильский. Гитлеровцы приспособили к обороне даже небольшие деревушки, что примыкали к городу. Особенно многочисленным был вражеский гарнизон в Тюрмсдорфе. Им должен был заняться батальон капитана М. М. Бакулина. В дальнейшем, развивая наступление вдоль железной дороги, это подразделение имело задачу ворваться в город Кенигштейн со стороны Эльбы. Выполнив эту задачу, батальон Бакулина делился в перспективе на две части: одна рота должна была обойти крепость с тыла, а остальные - захватить близлежащую деревню Пфаффендорф.
Батальон капитана В. В. Кошукова был нацелен непосредственно на блокировку крепости.
Атака началась в 6 часов утра. Батальон Бакулина сразу же сбил встретившийся на пути заслон противника и захватил в плен более взвода гитлеровцев. В этом ему большую помощь оказали артиллеристы Н. П. Кучерявого и минометчики В. Ф. Тонких, чуть ли не с первых выстрелов подавившие вражеские огневые точки. В том бою особенно отличился стрелковый взвод младшего лейтенанта И. С. Артемова, уничтоживший несколько десятков гитлеровцев.
Вскоре батальон капитана М. М. Бакулина овладел городом Кенигштейн, а роты капитана В. В. Кошукова, скрытно пройдя по лесным просекам, взяли в кольцо непосредственно крепость. Из рассказов местных жителей мы уже знали, что ее защищает чуть больше сотни гитлеровских солдат и офицеров. Силы в общем-то небольшие, но нужно было иметь в виду то обстоятельство, что в крепость вела только одна, выбитая в скале дорога, которую с успехом мог оборонять один-единственный пулеметчик. Значит...
Во избежание бессмысленного кровопролития я решился на весьма рискованный шаг: привязав к винтовочному штыку белый платок, вместе с переводчиком и двумя автоматчиками двинулся к средневековой цитадели. К удивлению, нам тут же открыли тяжёлые башенные двери и впустили внутрь крепости. Во дворе ее нас встретил комендант гарнизона в чине полковника. Я предъявил ему ультиматум, для большей убедительности напомнив о том, что еще вчера германское верховное командование подписало в Берлине акт о безоговорочной капитуляции своих войск.
Полковник попросил дать ему несколько минут для того, чтобы обсудить мое предложение со своими офицерами. Мы согласились.
Оставшись одни во дворе крепости, мы с любопытством начали осматриваться по сторонам. И вдруг заметили в окнах одного из ее мрачных зданий (замка Магдалены) трехцветные флажки с сине-бело-красными полосами. Так это же цвета государственного флага Франции! Выходит, там размещены французские военнопленные.
После короткого совещания комендант гарнизона принял наши условия. В крепость тут же вошло одно из подразделений полка. Вражеский гарнизон сложил оружие. Более того, полковник торжественно вручил мне ключи от крепости, что, конечно, являлось чисто символическим жестом, данью старомодным традициям. Но я все же не менее торжественно принял их.
Бывший комендант крепости, как оказалось, был нестроевым офицером. Австриец по национальности, участник первой мировой войны, он успел побывать на восточном фронте. И даже получил ранение, о чем свидетельствовала его хромота.
Объективности ради скажу, что этот бывший полковник бывшей гитлеровской армии не в пример нацистам сумел остаться в общем-то честным человеком. Он, например, рассказал нам, что к нему был приставлен эсэсовский офицер, имевший задачу в самый последний момент взорвать крепость. По приказу гестапо она была заранее подготовлена к уничтожению. В подземных казематах лежали огромные пакеты тола, соединенные соответствующей проводкой. Достаточно было лишь дать ток, чтобы и крепость, и ее гарнизон, и находящиеся здесь военнопленные взлетели на воздух. Но полковник пресек готовое свершиться преступление. Когда наши батальоны подошли к крепости, он приказал обезоружить приставленного к нему офицера гестаповца и запереть его в одной из комнат замка. Ну а потом... Трудно сказать, кто это сделал, может быть, даже охранявший нациста часовой, но мы обнаружили в этой комнате уже труп офицера в эсэсовской форме.
Ну а французские военнопленные... Трудно описать радость освобожденных людей. Просто двор крепости заполнили сотни смеющихся, жестикулирующих, пытающихся что-то объяснить людей, одетых в военную форму, но без погон.
Как оказалось, в крепости находились 500 младших французских офицеров и около 100 генералов, на себе испытавших позор Дюнкерка, предательство "мюнхенских миротворцев" - правителей Англии и Франции. Подавляющее большинство из них были патриотами своей родины, тяжело переживавшими ее унижение. Однако встречались и люди иного склада. К ним, например, относился генерал Анри Жиро, бывшая надежда французских фашистов-кагуляров, стремившихся противопоставить его генералу де Голлю.
Но, скажет недоуменный читатель, почему же этот человек, такой близкий по духу нацистам, оказался среди военнопленных? Вопрос резонный. А ответ на него дал нам тогда тот же полковник, бывший комендант крепости. Он, в частности, пояснил, что такие люди, как Жиро, содержались здесь в так называемом "заключении чести". Их поступок держался в строжайшей тайне. Но, видимо, был он не таким уж серьезным, во всяком случае, никак не связанным с антифашистской борьбой. Вот почему заключенные типа Жиро пользовались особыми привилегиями: им разрешалось совершенно свободно совершать длительные прогулки по окрестностям, получать из дому посылки, жить в прекрасной комнате, иметь денщиков из числа младших офицеров.
Но таких, повторяю, было всего несколько человек. Остальные же французские военнопленные испытали на себе все "прелести" жизни в фашистской неволе и в тот день, независимо от рангов и сословной принадлежности, были бесконечно рады вновь обретенной свободе, которую принесли им советские солдаты.
* * *
Но вернемся к тайне крепости Кенигштейн, о которой я упомянул несколькими страницами раньше. Для начала хочется привести здесь выдержку из статьи французского полковника де Луперона. В "Бюллетене ветеранов войны", изданном в Нанте по случаю 25-й годовщины окончания второй мировой войны, он писал буквально следующее: "...Крепость Кенигштейн была занята подразделением русских войск. Командир подразделения - подполковник, фамилии которого я не помню - в переводе она означала какое-то холодное оружие, довольно тактично, но твердо дал понять, что не потерпит никаких посягательств на материальные ценности, хранившиеся в крепости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
Вместе с офицерами штаба я разместился на НП полка в районе высоты 164,2. Отсюда хорошо была видна Эльба и общая панорама Пирны, в далеком прошлом крепости Кастро пирне, что в переводе означает "крепость на твердом камне". Но тогда нам, конечно, было не до переводов, так как при подготовке и форсированию реки то и дело возникали трудности. Так, в том месте, где вышел к Эльбе батальон М. М. Бакулина, форсировать реку было нельзя. Имевшийся здесь мост оказался разрушенным, а наведенная гитлеровцами временная понтонная переправа держалась под таким плотным огневым прикрытием, что к ней невозможно было и подступиться. Поэтому было решено форсировать Эльбу в районе южной окраины Пирны. Но тут же возникла и другая трудность - подразделениям явно не хватало штатных переправочных средств (в полку имелось всего лишь несколько складных деревянных и надувных лодок). Вот уж где начальнику инженерной службы полка В. Н. Кравцову снова пришлось проявить всю свою изобретательность и находчивость! И он раздобыл-таки подручные переправочные средства!
В период подготовки полка к форсированию на мой НП прибыл исполняющий обязанности командира дивизии полковник Е. М. Голуб. Сообщил мне, как он предупредил, "по секрету" волнующую весть: якобы где-то в пригороде Берлина уже подписан акт о безоговорочной капитуляции фашистской Германии. Помнится, я ответил тогда полковнику русской поговоркой:
- Свежо предание, но верится с трудом. Выходит, война уже закончилась? А что же вон те фрицы, товарищ полковник, что окопались в Пирне, не знают об этом?
- Может, и не знают, - неуверенно сказал Голуб. - А возможно, и знают, но в бессилии обреченных, по злобе, продолжают сражаться. Это же фашисты, недочеловеки...
И будто подтверждая его слова, над расположением полка, ведя яростный пулемётный огонь, с воем сирен пролетели крестастые стервятники. Тут же появились раненые и убитые. Погиб и находившийся рядом с НП герой боев под Шморкау пулеметчик младший лейтенант Василий Павлович Щербаков.
- Вот вам и капитуляция, - с горечью сказал я полковнику Е. М. Голубу, уезжавшему в соседний, 23-й полк, который тоже готовился к форсированию Эльбы, но только чуть севернее Пирны.
Перед началом форсирования мы произвели по городу артиллерийский налет. Противник тоже отвечал нам из юго-восточной части города. Но из центра Пирны почему-то не прозвучало ни одного ответного выстрела. Взглянув в бинокль, я заметил там интенсивное передвижение санитарных повозок. Тут же приказал артиллеристам вести стрельбу только по выявленным огневым точкам, а не по площади. Мы ведь не фашисты, добивать раненых и местных жителей не будем. К тому же, как сообщил мне майор М. Б. Гонопольский, Артур Геллер и другие антифашисты уже ведут в городе соответствующую работу, призывая гарнизон Пирны к капитуляции.
И вот уже наш, а также 23-й и 28-й полки начали форсирование Эльбы. Своеобразным сигналом к этому послужил приезд в дивизию комкора генерала Н. Ф. Лебеденко, ставшего к тому времени первым военным комендантом Дрездена.
...На реке - масса лодок, плотов. Находящиеся на них гвардейцы ведут плотный огонь по левому берегу. Противник отвечает, но как-то вяло, вроде бы нехотя. Со стороны района Розенталь вновь появились вражеские самолеты. Но это были, видимо, их последний вылет и последние сброшенные ими бомбы больше авиация противника не показывалась.
Первые плоты и лодки уже подплывали к противоположному берегу реки, когда находившийся рядом со мной Дмитрий Фалин, командир одной из стрелковых рот, вдруг радостно закричал:
- Ура! Они сдаются! Товарищ подполковник, смотрите на город! Там флаги!
Город и в самом деле буквально на глазах расцвечивался флагами. Из каждого окна словно по команде выбрасывались белые и... красные полотнища. Пирна капитулировала. Я тут же приказал начальнику связи полка А. А. Яковлеву передать по радио во все подразделения сигнал о прекращении огня.
Так один из красивейших городов Саксонии был не только освобожден от нацистов, но и спасен от разрушения. И в этом заслуга не только советских воинов, но и немецких антифашистов...
Тридцать лет спустя мне снова удалось побывать в Пирне. Прибыл я туда по приглашению секретарей районного и городского комитетов СЕПГ Ганса Энгера и Руди Цирлиха, бургомистра города Рудольфа Лоренца и его заместителя Манфреда Кунце. Вместе с ними побывал на развилке дорог перед Пирной, где весной сорок пятого встретился с Артуром Геллером. Как оказалось, именно и а этом месте жители Пирны воздвигли позднее обелиск в память о первой встрече советских воинов с немецкими коммунистами.
И вот еще один неожиданный сюрприз: к обелиску подъехал автомобиль, из которого вышли мужчина и женщина. Подошли к нам...
Я узнал его сразу. Да, это был тот самый Артур Геллер, с которым мы беседовали здесь 8 мая 1945 года. Он приехал сюда с супругой. Нужно ли говорить, сколь трогательна была наша встреча через тридцать лет после войны!
Поздно вечером 8 мая, не задерживаясь в Пирне, наш полк вновь двинулся форсированным маршем вдоль левого берега Эльбы на юго-восток, к чехословацкой границе. Следует сказать, что в те часы никто у нас, кроме меня да замполита майора М. В. Гонопольского, еще не знал о безоговорочной капитуляции фашистской Германии. Да и нужно ли было сообщать об этом людям? Что бы изменило это в нашем положении? Ведь мы имели боевой приказ, для выполнения которого нужно было сконцентрировать всю свою волю, силы и помыслы. А сообщение о капитуляция выбило бы людей из колеи, могло привести даже к расхолаживанию. И это в тот момент, когда впереди нас ждали новые бои!
Итак, мы на марше. Кстати, когда головные подразделения еще только выдвигались из Пирны, в полк прибыл начальник разведки дивизии капитан П. Г. Скачко. Он сообщил, что противник, отходя из района Дрездена к границам Чехословакии, оставляет на дорогах довольно сильные заслоны. В частности, в местечке Роттверн-Дорф подразделения из 28-го полка подполковника В. С. Лазебникова натолкнулись на один из таких заслонов и были вынуждены развернуться для боя.
А вскоре мы встретили "виллис", в котором везли в медсанбат раненого полковника Е. М. Голуба. Сопровождавший комдива санинструктор сообщил, что машина Голуба только что нарвалась на вражескую засаду.
Да, война еще продолжалась. Расхолаживаться было рано.
А на то, что она далеко еще не закончилась, указывало многое. С юго-запада, со стороны перевалов Рудных гор, до нас то и дело доносились гул танковых моторов и резкие хлопки пушек. Это танкисты Рыбалко и Лелюшенко пробивали себе дорогу, спеша в истекающую кровью, молящую о помощи Прагу.
А перед нами ранним утром 9 мая, когда еще только чуть-чуть заалел восток, а над Эльбой продолжали стлаться белесые туманы, предстал во всей своей суровой красе Кенигштейн - "королевский камень".
Это была огромная скала с почти отвесными стенами, высотой едва ли не четыреста метров, - причудливое творение природы и человеческого гения. Возвышалась она среди равнины, над крутой петлей Эльбы. Вершину ее венчало что-то наподобие короны. Как оказалось, это были средневековые зубчатые крепостные стены и башни. В общем же все видимое напоминало гигантскую, будто окаменевшую голову сказочного короля.
У подножия скалы приютился небольшой городок того же названия. И даже не верилось, что вот эта красота, возникшая из утреннего тумана забытой сказкой, с минуты на минуту взорвется грохотом орудий, окропится кровью людей, ее созерцавших.
Хотя Кенигштейн и значился во всех энциклопедиях мира, с его многовековой историей, со страшными, а порой и курьезными тайнами многие из нас, участвовавших в той боевой операции, познакомились лишь после войны. Я, например, потом с волнением узнавал те памятные места по таким известным советским и зарубежным кинофильмам, как "Щит и меч", "Гойя", "Крепость на Рейне", "Голубые мечи". Кенигштейн - это замки и темные казематы, кривые узкие улочки, чью каменную выстилку отшлифовывали столетия. Мы потом с изумлением заглядывали в провал 152-метрового каменного колодца - плод изнурительного труда крепостных рабов, на протяжении четырех столетий являвшегося сердцем крепости; осматривали 50-метровые стены и стреловидные дозорные башни, с которых в древние времена раздавался, наверное, голос королевских стражников: "Можно пропустить!"
Неприступная крепость на неприступной скале - таков был Кенигштейн на протяжении многих веков.
"Королевский камень" приобрел печальную известность не только как резиденция саксонского королевского двора, но и как государственная тюрьма. Сюда попадали различные камерные господа, офицеры, опальные фавориты и фаворитки, в том числе такая высокопоставленная особа, как графиня Кассель прототип героини романа Жорж Санд "Консуэло". В крепости отбывали свои сроки кокотки, дуэлянты и авантюристы, генералы и принцы, министры и тайные советники двора, бургомистры. Здесь томились и известные всему миру ученые. В начале восемнадцатого века, например, в крепости под стражей работал Иоганн Фридрих Бётгер, открывший секрет европейского фарфора и давший саксонскому двору "белое золото".
И все-таки не дворянская знать, а именно революционеры, мужественные борцы за освобождение трудового народа, ставшие затем узниками этой крепости, высветили поэтапно ее историю. Так, в разные годы здесь томились видный вождь рабочего движения Август Бебель, русский революционер Михаил Бакунин, один из основателей Коммунистической партии Германии Фриц Геккерт, прах которого ныне покоится в столице нашей Родины Москве, у Кремлевской стены, рядом с Кларой Цеткин.
Но есть и еще одна тайна "королевского камня", которую вскрыли именно воины нашего, 26-го гвардейского воздушно-десантного полка. Но рассказ о ней еще впереди.
Итак, в то утро 9 мая нашему полку предстояла атака города и крепости Кенигштейн. Начальник разведки полка старший лейтенант М. В. Борец доложил, что не только сам Кенигштейн, но и подступы к нему довольно сильно укреплены противником. Это же подтвердил и командир разведроты капитан Е. И. Топильский. Гитлеровцы приспособили к обороне даже небольшие деревушки, что примыкали к городу. Особенно многочисленным был вражеский гарнизон в Тюрмсдорфе. Им должен был заняться батальон капитана М. М. Бакулина. В дальнейшем, развивая наступление вдоль железной дороги, это подразделение имело задачу ворваться в город Кенигштейн со стороны Эльбы. Выполнив эту задачу, батальон Бакулина делился в перспективе на две части: одна рота должна была обойти крепость с тыла, а остальные - захватить близлежащую деревню Пфаффендорф.
Батальон капитана В. В. Кошукова был нацелен непосредственно на блокировку крепости.
Атака началась в 6 часов утра. Батальон Бакулина сразу же сбил встретившийся на пути заслон противника и захватил в плен более взвода гитлеровцев. В этом ему большую помощь оказали артиллеристы Н. П. Кучерявого и минометчики В. Ф. Тонких, чуть ли не с первых выстрелов подавившие вражеские огневые точки. В том бою особенно отличился стрелковый взвод младшего лейтенанта И. С. Артемова, уничтоживший несколько десятков гитлеровцев.
Вскоре батальон капитана М. М. Бакулина овладел городом Кенигштейн, а роты капитана В. В. Кошукова, скрытно пройдя по лесным просекам, взяли в кольцо непосредственно крепость. Из рассказов местных жителей мы уже знали, что ее защищает чуть больше сотни гитлеровских солдат и офицеров. Силы в общем-то небольшие, но нужно было иметь в виду то обстоятельство, что в крепость вела только одна, выбитая в скале дорога, которую с успехом мог оборонять один-единственный пулеметчик. Значит...
Во избежание бессмысленного кровопролития я решился на весьма рискованный шаг: привязав к винтовочному штыку белый платок, вместе с переводчиком и двумя автоматчиками двинулся к средневековой цитадели. К удивлению, нам тут же открыли тяжёлые башенные двери и впустили внутрь крепости. Во дворе ее нас встретил комендант гарнизона в чине полковника. Я предъявил ему ультиматум, для большей убедительности напомнив о том, что еще вчера германское верховное командование подписало в Берлине акт о безоговорочной капитуляции своих войск.
Полковник попросил дать ему несколько минут для того, чтобы обсудить мое предложение со своими офицерами. Мы согласились.
Оставшись одни во дворе крепости, мы с любопытством начали осматриваться по сторонам. И вдруг заметили в окнах одного из ее мрачных зданий (замка Магдалены) трехцветные флажки с сине-бело-красными полосами. Так это же цвета государственного флага Франции! Выходит, там размещены французские военнопленные.
После короткого совещания комендант гарнизона принял наши условия. В крепость тут же вошло одно из подразделений полка. Вражеский гарнизон сложил оружие. Более того, полковник торжественно вручил мне ключи от крепости, что, конечно, являлось чисто символическим жестом, данью старомодным традициям. Но я все же не менее торжественно принял их.
Бывший комендант крепости, как оказалось, был нестроевым офицером. Австриец по национальности, участник первой мировой войны, он успел побывать на восточном фронте. И даже получил ранение, о чем свидетельствовала его хромота.
Объективности ради скажу, что этот бывший полковник бывшей гитлеровской армии не в пример нацистам сумел остаться в общем-то честным человеком. Он, например, рассказал нам, что к нему был приставлен эсэсовский офицер, имевший задачу в самый последний момент взорвать крепость. По приказу гестапо она была заранее подготовлена к уничтожению. В подземных казематах лежали огромные пакеты тола, соединенные соответствующей проводкой. Достаточно было лишь дать ток, чтобы и крепость, и ее гарнизон, и находящиеся здесь военнопленные взлетели на воздух. Но полковник пресек готовое свершиться преступление. Когда наши батальоны подошли к крепости, он приказал обезоружить приставленного к нему офицера гестаповца и запереть его в одной из комнат замка. Ну а потом... Трудно сказать, кто это сделал, может быть, даже охранявший нациста часовой, но мы обнаружили в этой комнате уже труп офицера в эсэсовской форме.
Ну а французские военнопленные... Трудно описать радость освобожденных людей. Просто двор крепости заполнили сотни смеющихся, жестикулирующих, пытающихся что-то объяснить людей, одетых в военную форму, но без погон.
Как оказалось, в крепости находились 500 младших французских офицеров и около 100 генералов, на себе испытавших позор Дюнкерка, предательство "мюнхенских миротворцев" - правителей Англии и Франции. Подавляющее большинство из них были патриотами своей родины, тяжело переживавшими ее унижение. Однако встречались и люди иного склада. К ним, например, относился генерал Анри Жиро, бывшая надежда французских фашистов-кагуляров, стремившихся противопоставить его генералу де Голлю.
Но, скажет недоуменный читатель, почему же этот человек, такой близкий по духу нацистам, оказался среди военнопленных? Вопрос резонный. А ответ на него дал нам тогда тот же полковник, бывший комендант крепости. Он, в частности, пояснил, что такие люди, как Жиро, содержались здесь в так называемом "заключении чести". Их поступок держался в строжайшей тайне. Но, видимо, был он не таким уж серьезным, во всяком случае, никак не связанным с антифашистской борьбой. Вот почему заключенные типа Жиро пользовались особыми привилегиями: им разрешалось совершенно свободно совершать длительные прогулки по окрестностям, получать из дому посылки, жить в прекрасной комнате, иметь денщиков из числа младших офицеров.
Но таких, повторяю, было всего несколько человек. Остальные же французские военнопленные испытали на себе все "прелести" жизни в фашистской неволе и в тот день, независимо от рангов и сословной принадлежности, были бесконечно рады вновь обретенной свободе, которую принесли им советские солдаты.
* * *
Но вернемся к тайне крепости Кенигштейн, о которой я упомянул несколькими страницами раньше. Для начала хочется привести здесь выдержку из статьи французского полковника де Луперона. В "Бюллетене ветеранов войны", изданном в Нанте по случаю 25-й годовщины окончания второй мировой войны, он писал буквально следующее: "...Крепость Кенигштейн была занята подразделением русских войск. Командир подразделения - подполковник, фамилии которого я не помню - в переводе она означала какое-то холодное оружие, довольно тактично, но твердо дал понять, что не потерпит никаких посягательств на материальные ценности, хранившиеся в крепости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19