Борис Громов
ЛУБЯНСКАЯ ЛАСТОЧКА 

Пролог

Наташа Бережковская, маленькая и невообразимо легкая, несется по полутемному, узкому и длинному коридору огромной коммунальной квартиры, сбегает по лестнице.
…Арбатские переулки, дворы – для Наташи целая вселенная.
– Наташенька! Ната! Через два часа – домой! Обедать! – раздается сверху из открытого окна.
Девочка поднимает очаровательную головку, улыбается и… неожиданно все исчезает: и дом, и двор… Перед глазами только темная затягивающая тьма, в которую она падает, кажется, целую вечность.
«Чертов сон, я уже знаю все твои варианты. Когда ты, наконец, оставишь меня?» – в полудреме шепчет мадам Легаре.
По огромной спальне плывет протяжный бой старинных напольных часов, и мадам Натали Легаре окончательно просыпается, широко распахивает глаза, чтобы отбросить ночное наваждение, и резко встает одновременно с седьмым ударом. Высокое стрельчатое окно приоткрыто, из парка веет свежестью… Натали, с упоением вдыхая утреннюю прохладу, подходит к зеркалу. Она довольна своим отражением: возраст не лишил ее ни блеска, ни прелести, внезапно проявившихся в юности, как неожиданный летний ливень. …Каштановые волосы, серые миндалевидные глаза. Она знает, что иногда они меняют цвет и становятся пронзительно-зелеными. Как изумруды в ее любимых серьгах.
…Этот замок в Нормандии, местечке Сан-Пьер, в двух часах езды на авто от Парижа, Натали приобрела три года назад. Замок располагался недалеко от узкой, но довольно глубокой речки, пробившей себе путь у самого подножья гор. Натали, однажды увидев эту «живописную руину», как мысленно окрестила замок, решила, что непременно купит его в ближайшее время. Так, в конце концов, и произошло. Обыкновенная автомобильная прогулка обернулась выгодной сделкой. Мадам Натали Легаре оказалась в нужное время в нужном месте.
Замок опоясывает ров, заполненный водой. Через него еще с древних времен перекинут подъемный мост, который и сейчас, став стационарным, остается единственным проходом в замок, стены которого обвивают виноградная лоза и плющ. Натали, в первый раз ступив на подъемный мост, почувствовала себя абсолютно защищенной от неутешительного ветра времени.
На территории поместья, обнесенного старой каменной стеной, расположился большой парк с подстриженной английской лужайкой и огромными вековыми деревьями. В южной его части – все современные атрибуты la dolce vita[1]: крытый бассейн с солярием и раздвигающейся крышей, два теннисных корта, площадка для гольфа и, конечно, конюшня. Но это сейчас.
Атогда властная старуха, владелица замка, не желала даже слышать о продаже родового поместья. Но вскоре она умерла, а ее многочисленные родственники искренне обрадовались возможности разделить наследство, избавившись от «священных камней». Кризис, охвативший в те годы Францию, превратил для Натали этот памятник старины в легкую добычу. Никто из французов не решился бы на приобретение подобной недвижимости, требующей огромных денежных вложений. Но мадам Натали Легаре могла себе это позволить.
Жители городка Сан-Пьер, расположенного обок средневекового шедевра, мало что знали о его новой хозяйке. Любопытствующим туристам говорили разное, представляли ее то наследницей знаменитого русского княжеского рода – называя звучные фамилии, – то дочерью шейха из Эмиратов. Кроме самой Натали, правды не знал никто. Тем таинственнее становилась богатая красивая иностранка с французской фамилией.

Часть первая
ПАРИЖ НАЧИНАЕТСЯ НА АРБАТЕ

В длинном, убогом коридоре надрывался телефон. В двадцати комнатах коммуналки проживали около семидесяти человек. Но Наташа твердо знала, что звонок – ей. И, конечно, Эдик! Как всегда, он придумал что-то интересное! Иначе зачем в воскресенье будить так рано? Еще только восемь утра! Она стремглав бросилась к телефону, чтобы не вызвать в очередной раз гнев соседей за ранний звонок. До аппарата, висящего на стене, метров пятьдесят, не меньше. При этом приходилось лавировать между прислоненными по обе стороны коридора велосипедами, тазиками для стирки, детскими ванночками. Но главное – не столкнуться с этим мерзким Ашотом Гаспаряном, который всегда норовил зажать ее в коридоре и больно ущипнуть за попку. К счастью, на этот раз все обошлось.
– Привет, Эдик! Отчего не спится? – с беспощадной издевкой спросила она, сняв телефонную трубку.
– Послушай, Натка…
– Называй меня Натали, – попросила она.
С детства вместо ненавистного «Наталья» она называла себя разными звучными, как ей казалось, именами, ревнуя младшую, правда, порядочную дурнушку сестру к ее изысканному – Изольда. Как только не называла Наташа себя – Мартой, Агатой, Аделиной… Все эти имена, безусловно, шли ей. Но имя «Натали» с ударением на последнем слоге на французский манер осталось надолго. Навсегда…
– Ну, если ты хочешь… – усмехнулся Эдик.
– Хочу, – твердо сказала она.
– Короче, бери пару чувих и махнем на пляж в Татарово. Лешка Мерседес и Гарик нас ждут на малой Плешке.
На молодежном сленге того времени так называли небольшую площадку с телефонными автоматами в конце Никитского бульвара.
При упоминании Лешки Мерседеса Наташа сразу решила: конечно, она поедет! Об этом парне она уже много слышала от Эдика, но знакома с ним не была. Она знала, что бездетный Лешкин дядя недавно вернулся из Нью-Йорка, где много лет работал где-то в ООН. Ей было наплевать на какой-то ООН, но главное… главное, что этот самый дядя подарил племяннику, по случаю окончания школы, привезенный из Америки «мерседес»!!! Это при том, что по Арбатской площади проезжали за час максимум два «москвича», четыре «Победы» и один ЗИМ, а личные машины, да и то советского производства, имели только известные военачальники, крупные ученые и звезды Большого театра. Заграничные машины, кроме старых колымаг, привезенных победителями после войны из Германии, находились во владении иностранных миссий и посольств. Эти авто, появляющиеся на улицах Москвы, неизменно собирали восхищенную толпу зевак. Если такая машина останавливалась, люди подходить боялись, полагая, что это почти как «нарушение государственной границы». Понятно, что обладание иностранным автомобилем возносило молодого человека на недосягаемую высоту. Прокатиться с Лешкой Андриановым, да еще на глазах у соседских девчонок, значило утереть им всем нос на вечные времена. Уже тогда Наташа решила, что шикарный автомобиль как символ успеха, принадлежности к обществу избранных однажды будет и у нее. Каким образом? Она об этом еще не думала. Однако твердо верила: если сильно чего-то захотеть, так и будет. Даже поездка рядом с владельцем такого чуда – первый шаг на пути к заветной цели!
– Я буду на Плешке через двадцать минут, чувих у меня нет, – коротко бросила Наташа и повесила трубку.
Пятнадцати минут вполне достаточно, чтобы быстрым шагом дойти от дома до Плешки. Пять минут на сборы. Вытащив из шкафчика легкое платьице в горошек – собственно, другого выбора и не было, – надев на босу ногу белые теннисные тапочки, еще с вечера начищенные зубным порошком, Наташа выпорхнула из комнаты, преследуемая завистливым взглядом Изольды. Вперед, к новым победам и приключениям! Что день грядущий нам готовит?
К семнадцати годам Наташа Бережковская твердо решила вырваться из нищеты. Что ж, вполне объяснимая и понятная мечта для красивой, умной девушки. Если еще учесть, что живет эта необыкновенная девушка в десятиметровой комнате с матерью и младшей сестрой, в коммунальной квартире. Существовала эта небольшая еврейская семья тихо и незаметно. Никто из соседей не знал, где папа девочек да и существует ли он вообще. А отец девочек, Наум Иосифович Бережковский, не погиб в Великую Отечественную войну, как говорила дочерям мама, Софья Григорьевна, а отсидел положенный срок за растрату на фабрике «Красный Октябрь», где трудился бухгалтером, и решил не возвращаться к семье. После освобождения он затерялся на просторах огромной страны…
Софья Григорьевна Бережковская, с потухшими глазами и тихой извиняющейся манерой говорить, несмотря на то что ей недавно исполнилось только сорок, выглядела женщиной увядшей. Да что уж там! На ее долю выпало много испытаний! Война, голод, картежник-муж, успешно избежавший призыва, но не избежавший другой напасти, такой обычной на Руси… Она не осуждала его, когда он не вернулся домой после отсидки, времена были непростые для людей с библейскими именами и профилями. Безопасней было затеряться в глубинке, нежели возвращаться в Москву, где только что объявили о раскрытии сионистского заговора врачей-убийц[2].
Софья Григорьевна не чуралась любой работы, надо было на что-то кормить семью, пусть и небольшую. Она стирала белье, перелицовывала одежду соседям, что было обычным делом в то время, и преподавала французский язык в средней школе. Старшая дочь Наташа, прехорошенькая с самого рождения, свободно болтающая по-французски, – заслуга мамы, ее радость и большая надежда.
…Эдик стоял на краю тротуара, картинно облокотившись о дверцу сверкающего черного автомобиля. Леша, похоже, уже настолько привык к общему вниманию, что даже не покинул кабины. Он великодушно предоставил Эдику удовольствие купаться в восхищенных взглядах прохожих и зевак. Наташу страшно разозлило, что на ее появление Лешка отреагировал лишь медленным поворотом головы.
«Ну что ж, посмотрим, ты еще у меня будешь пулей выскакивать!» – мстительно решила она про себя и продолжала независимо стоять спиной к машине, всем своим видом давая понять, что еще раздумывает, принять ли ей участие в вылазке на пляж. А поехать в Татарово страшно хотелось! Пауза затянулась. Лешка, отметивший красоту Натали, решил ускорить развитие событий – он открыл дверцу кабины и медленно вышел на солнце.
«Да в нем ничего особенного, кроме машины, и нет», – подумала Наташа, заметив тем не менее, что Лешка был одет во все иностранное, а на его перебитом боксерском носу сидели модные темные очки в толстой роговой оправе, бывшие тогда большой редкостью и предметом особой зависти. Лешка медленно подошел к Наташе и представился. Она небрежно протянула ему руку, коротко бросив: «Натали», после чего позволила уговорить себя сесть в автомобиль…
С того памятного дня поездки на пляж в Татарово стали довольно частыми. Роман с Алексеем вспыхнул быстро, но продолжался недолго: Наташа бросила его. Его «проступок» был мелкий, сейчас уже и не вспомнить какой. Она воспользовалась этой мелочью как предлогом для разрыва. Вероятнее всего, истинная причина была в том, что он ей не очень-то был нужен. В постели Алексей был неуклюж и вел себя как на ринге: громко сопел, думал только о себе, стараясь побыстрее нанести свой коронный, как он выражался, «кабаний удар». После этого «удара» он тут же поворачивался к ней спиной и быстро засыпал. Натали же чувствовала только острое раздражение и желание поскорее уйти. Адома… Дома, когда Изольда и мама засыпали, Натали лежала с открытыми глазами и невольно вспоминала свою первую привязанность и первое унижение…
Еще в 10-м классе после многочисленных и ни к чему не обязывающих любовных эскапад с ровесниками Наташа решила вырваться из нищеты посредством самого простого и распространенного способа – удачно выйти замуж. Благо данные для этого у нее были. Вскоре судьба предоставила ей такой шанс. В конце учебного года, как по заказу, возник стремительный роман с Владимиром Кулябовым, смазливым генеральским сынком, который жил в районе Арбата и учился в престижной 110-й школе вместе с другими отпрысками партийных, военных и государственных бонз. В этой школе, находившейся в Мерзляковском переулке, в то время учились приемная дочь Хрущева, сыновья маршалов Буденного, Захарова, один Михалков-младший… Одним словом, дети многих знатных людей страны. Парадокс заключался в том, что в этой же школе учились и дети из коммуналок – сыновья и дочери простых смертных, проживавших в близлежащих домах.
Владимир и Наташа встретились на одном из школьных вечеров, куда она пришла со своей подругой Виолеттой – одноклассницей Кулябова. Для Натали знакомство с Владимиром вначале было ничем не примечательным событием. Затем, после нескольких встреч, он стал ей все больше и больше нравиться. Она интуитивно распознала в нем массу тех черт мужского характера, которые так привлекают женщин.
Володя Кулябов, несомненно, был неординарным молодым человеком, нисколько не отягощенным такими чертами, как чванство, напыщенность и высокомерие, присущими многим молодым людям его круга. От них он также отличался своей работоспособностью и целеустремленностью. Учился Володя на «отлично». Был комсоргом школы. Много знал помимо школьной программы. Он прочитал массу книг из огромной родительской библиотеки и обладал ценным качеством запоминать и хранить в голове прочитанную информацию, извлекая ее из глубин памяти, если того требовали обстоятельства. Особенно давались ему гуманитарные науки. Помимо английского языка, который он учил в школе, Володя дома с преподавателем изучал французский. Желание в совершенстве овладеть этим языком и как можно глубже изучить историю Франции возникло у него еще в 5-м классе после знакомства с романами Дюма и Гюго. К выпускному, десятому классу он решил, что будет поступать в МГИМО[3] и станет дипломатом. Родители всячески поощряли это его стремление и среди своих высокопоставленных друзей уже нашли каналы, должные обеспечить поступление сына.
– Я буду называть тебя Натали, – однажды сказал Володя. Ни один из них не мог знать, что это имя останется с Наташей Бережковской навсегда…
Наташа могла слушать Владимира часами, впитывая как губка бесконечные его истории и рассказы. А ему всегда было приятно блеснуть своими знаниями, эрудицией и красноречием… Сам же он никогда ни о чем девушку не расспрашивал – ни о родителях, ни о том, как она живет, не стремился побывать у нее дома. Но даже если бы он это захотел, она никогда не допустила бы его в свое убогое жилище.
Очень скоро их встречи стали потребностью для обоих. Притягательная красота Натали постепенно полностью захватила юношеское воображение Владимира. Конечно, в немалой мере этому способствовало сексуальное любопытство и влечение подростка, не испытавшего еще близости с женщиной. Восхищенные взгляды мужчин на улице тешили самолюбие Владимира, – а оно у него было чрезвычайно развито.
Все свободное время они теперь проводили вместе. Натали довольно быстро уступила пылкому напору Владимира, тем более что к этому времени уже имела определенный сексуальный опыт… Их первая близость произошла в Барвихе, где у отца-генерала Кулябова была шикарная по тем временам дача в поселке сильных мира сего. Большой радости Натали это событие не доставило, но зато произвело неизгладимое впечатление на Владимира. С тех пор он старался не упустить случая, когда на даче не было родителей. Там, в Барвихе, он познакомил Натали со всеми своими друзьями по даче, фамилии которых были бы в первых строках книги «Who is Who in the USSR», если бы она в то время издавалась в Советском Союзе. Все были от Натали в восторге.
Вскоре Владимир понял, что по уши влюблен и Натали нужна ему постоянно. Настал день, когда он решил познакомить ее со своими родителями. Он рассказал им о девушке и о своих чувствах к ней. Родители и сами заметили, что вот уже несколько месяцев сын находится в необычайно приподнятом настроении после телефонных звонков одной и той же девицы. Они были рады, что он пускает их в свою личную жизнь, и сгорали от любопытства увидеть предмет привязанности сына. Откровенно говоря, они не раз обсуждали между собой возможность Володиной женитьбы, отодвигая, конечно же, это событие на более поздний срок. Родители не сомневались, что избранница будет дочерью людей их круга и, хорошо зная барвихинскую компанию сына, тактично предоставляли молодым людям полную свободу действий, оставаясь в Москве. Как люди разумные, они понимали, что пришла пора. Знали они также, что в Барвихе «случайные» люди не проживают. А сын на глазах превращался в зрелого интересного юношу.
Когда Владимир пригласил Натали на воскресный обед с родителями, она, не подав виду, внутренне возликовала, так как, решив для себя и поставив целью выйти замуж за Владимира, незаметно и по-женски умело подталкивала его к этому. Интуиция ей подсказывала, что мужчин не следует торопить с подобным решением, как бы молоды и неопытны они ни были. Старый, как мир, прием с «неожиданной беременностью», о котором так часто говорили подруги, поначалу казавшийся действенной мерой, потом, даже много лет спустя при случае, обязательно всплывал на неровную поверхность супружеских отношений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11