Но если тебе не хочется, пойдем куда-нибудь еще.
– Пойдем туда, в парк… А вообще, хлопотно все это…
– Какие хлопоты – быстренько доберемся.
Юри остановилась.
– Ладно, пошли на танцплощадку, что в парке.
Они пошли в том направлении, откуда доносились звуки джаза.
Розовый заказал пиво. Прижав стакан к губам, Юри через стекло смотрела, как танцуют «Гоу-гоу». Танец казался удивительно простым. Она подумала, что любой сможет его танцевать – надо только двигаться в ритме музыки.
– Потанцуем! – сказал розовый.
Юри поставила стакан, пошла за ним. Стала произвольно двигаться, вовсе не стараясь точно следовать за мужчиной. Потом они разъединились, каждый танцевал что-то свое. Но все-таки па соответствовали движениям партнера. Действительно, танец оказался несложным, более творческим и свободным, чем старые салонные танцы. Когда музыка смолкла, Юри уже почувствовала себя довольно уверенно.
Розовый не повел ее к столику.
– Давай станцуем еще разок, – сказал он.
Они станцевали три раза подряд. Первый танец был парный, два других совсем вольные. Юри они больше понравились, она чувствовала себя раскованно и, выскользнув из объятий партнера, наслаждалась свободой движения.
– Почему ты не носишь мини-юбку? – спросил розовый, когда они вернулись за столик.
– У меня некрасивые ноги, – холодно сказала Юри.
– Ничего подобного! – Он наклонился.
– Дурачок! – Юри потянула его за ухо.
Он засмеялся, обнял ее и поцеловал в шею. Потом они Молча пили пиво. Юри пила маленькими глотками, словно это был коньяк.
Когда заиграли медленный танец, розовый поднялся и увлек Юри на площадку. Он крепко прижимал ее к себе, и они двигались в такт музыке. Иногда Юри, устав, на секунду отстранялась от него и останавливалась. Вдруг она вспомнила, как в былые времена танцевала с Такэси. Тогда ей ужасно хотелось танцевать хорошо. Напрягшись до предела, она изо всех сил старалась не сбиться с ритма. Розовый нежно улыбнулся ей. Она ответила ему такой же нежной улыбкой. Они снова задвигались под музыку, свободно, бездумно, словно плыли на легком облаке.
– Ты совсем невесомая. Как пушинка, – сказал розовый. – Вот-вот улетишь, если не держать тебя.
Они вернулись за столик и допили пиво. Юри опять пила медленно, маленькими глотками. Она подумала, что это лучше, чем выпить залпом, а потом отказаться от второго стакана.
– Поедем куда-нибудь на машине, – сказал розовый.
– Не знаю… – рассеянно ответила Юри, разглядывая тыльную сторону его кисти, лежавшей на ее руке.
Они поднялись и не спеша пошли к выходу из парка. На аттракционе «Приглашение на безумный чай» снова визжала от страха и восторга какая-то парочка. Юри мельком взглянула на часы. Было одиннадцать. Бридж еще не кончился. У розового был старый «шевроле». Его мотор тарахтел и пыхтел, напоминая то телегу на горной дороге, то паровоз, выпускающий пар во время остановки.
– Куда бы поехать?… – сказал розовый, когда «шевроле» свернул за угол.
Из ночного клуба с неоновой вывеской «Фламинго» вышли мужчина и женщина. Под фонарем, прислонившись к нему спиной, глубоко засунув руки в карманы, стоял негр и смотрел на парочку.
– Почему ты молчишь? – спросил розовый.
– Как почему? Ведь говорить-то не о чем. Юри прислонилась плечом к дверце машины.
– Лучше бы ты ко мне прислонилась, – сказал розовый. – Чудная ты… Когда женщина без умолку болтает, как-то веселей.
– Ну и поищи такую. Останови машину, я тут выйду. – Да ты не сердись! Я же не в таком смысле сказал.
– А я и не сержусь. Но мне правда не о чем говорить. Уличные фонари поредели. Машина, кажется, выехала в пригород.
– Поедем к морю, – сказал розовый.
Потом они очень долго молчали.
– Ты любишь море?
– Иногда люблю, а иногда боюсь, – сказала Юри.
Он открыл окно, запахло свежестью, йодом и солью.
– Слышишь, как шумят волны?
Юри кивнула. Он остановил машину недалеко от воды. Берег здесь зарос высокой, похожей на ситник травой. Море было спокойно, как озеро, и слабо светилось в тумане.
– Залив здесь очень запутанный, – сказал розовый, положив подбородок на руль.
Юри вспомнила свою давнишнюю подругу Эйко. Ее образ всплыл в памяти, словно поднявшись из глубин темного тихого моря. У Эйко были красные, как вишни, губы. Не от природы, а потому, что они постоянно трескались и на них выступала кровь. А кожа у нее была сероватая и прыщавая.
«Я, наверно, произвожу ужасное впечатление. Словно я вся грязная, нечистоплотная…» – говорила Эйко, глядя куда-то в пустоту мрачными, полными отчаяния глазами и прикрывая прыщавые щеки пальцами. А пальцы у нее были тонкие, длинные и безукоризненно чистые.
– А может, поехать куда-нибудь далеко-далеко… – сказал розовый.
Он привлек Юри к себе, отыскал в темноте ее губы. Одна его рука лежала на ее талии, другая на колене. Так делают все мужчины.
Юри и Эйко однажды купались в предрассветном, совершенно темном море. Было это в разгар знойного лета, в День быка – летнего праздника. Тогда в деревнях еще использовали для полевых работ быков. В тот день крестьяне повели быков в море. Кругом простирались песчаные холмы. На холмах – бесчисленные поля морских огурцов. Тех самых морских огурцов, про которые поется:
Море бурное… А за волнами
остров Садо возвышается.
Мы домой с тобой возвращаемся,
по полям проходим медленно,
где растут морские огурцы…
Юри и Эйко босиком прошли через сосновую рощу, через поле морских огурцов, пересекли ветрозащитную насыпь и оказались на берегу. Теплые волны ласкали их тела, баюкали, качали, несли куда-то. Когда начало светать, Юри и Эйко посмотрели друг на друга и невольно сравнили себя с русалками. Действительно, они были в том возрасте, когда все девушки прекрасны, как русалки.
Бык, которого мыли у кромки воды, смотрел на них маленькими красными глазами. Юри и Эйко вместе учились в университете и жили в общежитии, в одной комнате. В то лето у Юри неудачно закончился ее первый роман и она решила поехать к Эйко, жившей на берегу Японского моря. Потом они обе вышли замуж.
Интересно, какая сейчас Эйко? Может ли она быть другом Юри, как прежде? Или им не о чем будет говорить?… Если я даже и вернусь в Японию, подумала Юри, никого там нет: ни подруг, ни друзей. Подруги живут своей жизнью, мужчины, с которыми она была когда-то знакома, тоже. Пожалуй, с мужчинами дело обстоит еще хуже. Когда-то она издевалась над ними, и они в конце концов теряли терпение и начинали ей платить тем же. Теперь, если бы с ними встретиться, и вспомнить было бы нечего, кроме старых обид. Ей хочется вернуться в Японию, наверно, потому, что она истосковалась по близким. А близких-то и нет. Не найдется человека, с которым можно было бы поговорить по душам. Вряд ли те немногие люди, с которыми она некогда дружила, отнесутся к ней по-прежнему. Большинство японцев не любит своих, вернувшихся из Америки. Она раньше тоже не любила таких. Наверно, и сейчас не любит. Выходит, я не люблю самое себя, подымала Юри.
За высокой травой гасла и зажигалась неоновая вывеска «Три краба». Мужчина не испытывал голода по женщине. Ему было просто приятно. Опустошенность и грусть, жившие в душе мужчины, передались Юри, и между ними установился какой-то нежный контакт.
– Почему ты такая молчаливая? – спросил он.
– Мне нечего говорить, – сказала Юри.
– Пойдем туда, – он кивнул в сторону «Трех крабов».
Машина, словно стареющая женщина, тяжко вздохнула и, как несмазанная колымага, со скрипом покатила по дороге.
– Домой почему-то совсем не тянет, – сказал мужчина. – Хочется еще немного побыть вот так, как сейчас…
Расслабленное тело Юри его успокаивало. Юри, прислонившись щекой к оконному стеклу, смотрела на море. Она вспомнила гладкую кожу и широкие ноздри Фрэнка Стейна, толстые губы Саши, неглубокие морщинки у носа госпожи Йокота и ее похожий, на воркованье говорок. Вспомнила голос Такэси, резкий, словно звон листов алюминия, ударяющихся друг о друга. И голос Риэ, когда она говорила «Это не женщины, а испорченные девушки», тоже резкий, но чуть потише, словно скребут чем-то острым по латуни. У отца и у дочери голоса были металлические.
Небольшая бревенчатая гостиница казалась неотъемлемой частью приморского пейзажа. И заманчиво мерцала вывеска «Три краба». И в окнах горел зеленый свет…
1 2 3 4
– Пойдем туда, в парк… А вообще, хлопотно все это…
– Какие хлопоты – быстренько доберемся.
Юри остановилась.
– Ладно, пошли на танцплощадку, что в парке.
Они пошли в том направлении, откуда доносились звуки джаза.
Розовый заказал пиво. Прижав стакан к губам, Юри через стекло смотрела, как танцуют «Гоу-гоу». Танец казался удивительно простым. Она подумала, что любой сможет его танцевать – надо только двигаться в ритме музыки.
– Потанцуем! – сказал розовый.
Юри поставила стакан, пошла за ним. Стала произвольно двигаться, вовсе не стараясь точно следовать за мужчиной. Потом они разъединились, каждый танцевал что-то свое. Но все-таки па соответствовали движениям партнера. Действительно, танец оказался несложным, более творческим и свободным, чем старые салонные танцы. Когда музыка смолкла, Юри уже почувствовала себя довольно уверенно.
Розовый не повел ее к столику.
– Давай станцуем еще разок, – сказал он.
Они станцевали три раза подряд. Первый танец был парный, два других совсем вольные. Юри они больше понравились, она чувствовала себя раскованно и, выскользнув из объятий партнера, наслаждалась свободой движения.
– Почему ты не носишь мини-юбку? – спросил розовый, когда они вернулись за столик.
– У меня некрасивые ноги, – холодно сказала Юри.
– Ничего подобного! – Он наклонился.
– Дурачок! – Юри потянула его за ухо.
Он засмеялся, обнял ее и поцеловал в шею. Потом они Молча пили пиво. Юри пила маленькими глотками, словно это был коньяк.
Когда заиграли медленный танец, розовый поднялся и увлек Юри на площадку. Он крепко прижимал ее к себе, и они двигались в такт музыке. Иногда Юри, устав, на секунду отстранялась от него и останавливалась. Вдруг она вспомнила, как в былые времена танцевала с Такэси. Тогда ей ужасно хотелось танцевать хорошо. Напрягшись до предела, она изо всех сил старалась не сбиться с ритма. Розовый нежно улыбнулся ей. Она ответила ему такой же нежной улыбкой. Они снова задвигались под музыку, свободно, бездумно, словно плыли на легком облаке.
– Ты совсем невесомая. Как пушинка, – сказал розовый. – Вот-вот улетишь, если не держать тебя.
Они вернулись за столик и допили пиво. Юри опять пила медленно, маленькими глотками. Она подумала, что это лучше, чем выпить залпом, а потом отказаться от второго стакана.
– Поедем куда-нибудь на машине, – сказал розовый.
– Не знаю… – рассеянно ответила Юри, разглядывая тыльную сторону его кисти, лежавшей на ее руке.
Они поднялись и не спеша пошли к выходу из парка. На аттракционе «Приглашение на безумный чай» снова визжала от страха и восторга какая-то парочка. Юри мельком взглянула на часы. Было одиннадцать. Бридж еще не кончился. У розового был старый «шевроле». Его мотор тарахтел и пыхтел, напоминая то телегу на горной дороге, то паровоз, выпускающий пар во время остановки.
– Куда бы поехать?… – сказал розовый, когда «шевроле» свернул за угол.
Из ночного клуба с неоновой вывеской «Фламинго» вышли мужчина и женщина. Под фонарем, прислонившись к нему спиной, глубоко засунув руки в карманы, стоял негр и смотрел на парочку.
– Почему ты молчишь? – спросил розовый.
– Как почему? Ведь говорить-то не о чем. Юри прислонилась плечом к дверце машины.
– Лучше бы ты ко мне прислонилась, – сказал розовый. – Чудная ты… Когда женщина без умолку болтает, как-то веселей.
– Ну и поищи такую. Останови машину, я тут выйду. – Да ты не сердись! Я же не в таком смысле сказал.
– А я и не сержусь. Но мне правда не о чем говорить. Уличные фонари поредели. Машина, кажется, выехала в пригород.
– Поедем к морю, – сказал розовый.
Потом они очень долго молчали.
– Ты любишь море?
– Иногда люблю, а иногда боюсь, – сказала Юри.
Он открыл окно, запахло свежестью, йодом и солью.
– Слышишь, как шумят волны?
Юри кивнула. Он остановил машину недалеко от воды. Берег здесь зарос высокой, похожей на ситник травой. Море было спокойно, как озеро, и слабо светилось в тумане.
– Залив здесь очень запутанный, – сказал розовый, положив подбородок на руль.
Юри вспомнила свою давнишнюю подругу Эйко. Ее образ всплыл в памяти, словно поднявшись из глубин темного тихого моря. У Эйко были красные, как вишни, губы. Не от природы, а потому, что они постоянно трескались и на них выступала кровь. А кожа у нее была сероватая и прыщавая.
«Я, наверно, произвожу ужасное впечатление. Словно я вся грязная, нечистоплотная…» – говорила Эйко, глядя куда-то в пустоту мрачными, полными отчаяния глазами и прикрывая прыщавые щеки пальцами. А пальцы у нее были тонкие, длинные и безукоризненно чистые.
– А может, поехать куда-нибудь далеко-далеко… – сказал розовый.
Он привлек Юри к себе, отыскал в темноте ее губы. Одна его рука лежала на ее талии, другая на колене. Так делают все мужчины.
Юри и Эйко однажды купались в предрассветном, совершенно темном море. Было это в разгар знойного лета, в День быка – летнего праздника. Тогда в деревнях еще использовали для полевых работ быков. В тот день крестьяне повели быков в море. Кругом простирались песчаные холмы. На холмах – бесчисленные поля морских огурцов. Тех самых морских огурцов, про которые поется:
Море бурное… А за волнами
остров Садо возвышается.
Мы домой с тобой возвращаемся,
по полям проходим медленно,
где растут морские огурцы…
Юри и Эйко босиком прошли через сосновую рощу, через поле морских огурцов, пересекли ветрозащитную насыпь и оказались на берегу. Теплые волны ласкали их тела, баюкали, качали, несли куда-то. Когда начало светать, Юри и Эйко посмотрели друг на друга и невольно сравнили себя с русалками. Действительно, они были в том возрасте, когда все девушки прекрасны, как русалки.
Бык, которого мыли у кромки воды, смотрел на них маленькими красными глазами. Юри и Эйко вместе учились в университете и жили в общежитии, в одной комнате. В то лето у Юри неудачно закончился ее первый роман и она решила поехать к Эйко, жившей на берегу Японского моря. Потом они обе вышли замуж.
Интересно, какая сейчас Эйко? Может ли она быть другом Юри, как прежде? Или им не о чем будет говорить?… Если я даже и вернусь в Японию, подумала Юри, никого там нет: ни подруг, ни друзей. Подруги живут своей жизнью, мужчины, с которыми она была когда-то знакома, тоже. Пожалуй, с мужчинами дело обстоит еще хуже. Когда-то она издевалась над ними, и они в конце концов теряли терпение и начинали ей платить тем же. Теперь, если бы с ними встретиться, и вспомнить было бы нечего, кроме старых обид. Ей хочется вернуться в Японию, наверно, потому, что она истосковалась по близким. А близких-то и нет. Не найдется человека, с которым можно было бы поговорить по душам. Вряд ли те немногие люди, с которыми она некогда дружила, отнесутся к ней по-прежнему. Большинство японцев не любит своих, вернувшихся из Америки. Она раньше тоже не любила таких. Наверно, и сейчас не любит. Выходит, я не люблю самое себя, подымала Юри.
За высокой травой гасла и зажигалась неоновая вывеска «Три краба». Мужчина не испытывал голода по женщине. Ему было просто приятно. Опустошенность и грусть, жившие в душе мужчины, передались Юри, и между ними установился какой-то нежный контакт.
– Почему ты такая молчаливая? – спросил он.
– Мне нечего говорить, – сказала Юри.
– Пойдем туда, – он кивнул в сторону «Трех крабов».
Машина, словно стареющая женщина, тяжко вздохнула и, как несмазанная колымага, со скрипом покатила по дороге.
– Домой почему-то совсем не тянет, – сказал мужчина. – Хочется еще немного побыть вот так, как сейчас…
Расслабленное тело Юри его успокаивало. Юри, прислонившись щекой к оконному стеклу, смотрела на море. Она вспомнила гладкую кожу и широкие ноздри Фрэнка Стейна, толстые губы Саши, неглубокие морщинки у носа госпожи Йокота и ее похожий, на воркованье говорок. Вспомнила голос Такэси, резкий, словно звон листов алюминия, ударяющихся друг о друга. И голос Риэ, когда она говорила «Это не женщины, а испорченные девушки», тоже резкий, но чуть потише, словно скребут чем-то острым по латуни. У отца и у дочери голоса были металлические.
Небольшая бревенчатая гостиница казалась неотъемлемой частью приморского пейзажа. И заманчиво мерцала вывеска «Три краба». И в окнах горел зеленый свет…
1 2 3 4