- А что, скажешь, нет? - удивился Пол. - Разве это не она смотрела
нам в глаза, когда мы летели на околоземную орбиту? И разве мы не ее
видели, когда стартовали? И разве не над Смертью мы смеемся, когда в
очередной раз ложимся в анабиоз?
- Я не боюсь смерти, - сказала Анна. - Я боюсь боли... и чувства
страха...
- Бедная моя. Я веду себя словно призрак на банкете. Черт побери.
Смерть, шутки ради, запулила в нас метеоритом, и что? Никаких последствий.
Видимо, мы просто не слишком ее интересуем, так?
- Мне холодно, - пожаловалась Анна. - К тому же, - продолжала она, -
во мне начинают пробуждаться кое-какие сексуальные желания. Пошли-ка лучше
в постель.
- Ваши сексуальные желания для меня закон, - улыбнулся Пол, вставая.
- Слава Богу, о порядке пока что можно не беспокоиться. Еще целых десять
дней до того, как наступит наш черед покрываться инеем.
Анна взяла его за руку.
- Именно от этого на меня и веет холодом, - сказала она. - Но пока у
нас еще есть время, пойдем, согрей меня...
На борту "Глории Мунди" только в одной каюте была двухспальная
кровать. Ее прозвали - "Каюта молодоженов". Туда-то они и направились.
Но все то время, что они занимались любовью, мысль о свидании в
Самарре не давала Полу покоя.
Он все еще чувствовал во рту привкус шампанского. Как, впрочем, и
Анна.
И вкус этот казался им горьким.

10
Он проснулся и понял, что дрожит. Он судорожно осмотрелся, пытаясь
понять, где находится. Чувство дезориентации бистро прошло.
В углу от установленной на миниатюрном фаллосе Орури маленькой
масляной лампы к соломенной крыше тянулась тонкая струйка дыма. Лениво
жужжали мухи. Рядом с ним, небрежно положив смуглую руку ему на живот,
мирно спала обнаженная темнокожая девушка.
Он посмотрел на ее крохотную ладошку с четырьмя пальцами. На ее лицо,
такое ясное и безмятежное. Лицо женщины другого мира, и однако, в
центральной Африке оно, наверное, вызвало бы особого удивления. Но эта
безмятежность была ему неприятна. Он потряс ее за плечо.
Потирая сонные глаза, Мюлай Туи села.
- Что угодно моему господину? Ведь девять сестер еще наверняка
летают.
- Произнеси мое имя! - потребовал он.
- Поул Мер Ло.
- Нет, не Поул! Скажи Пол.
- Поул.
- Нет. Пол.
- По-ел, - произнесла Мюлай Туи, тщательно выговаривая слова.
Он ударил ее.
- По-ел, - передразнил он. - Нет, не По-ел. Скажи правильно. Пол.
- Поел.
Он снова ударил ее.
- Пол! Пол! Пол! Ну, скажи!
- Полэ, - сквозь слезу проговорила девушка. - Полэ... Мой господин, я
стараюсь изо всех сил.
- Значит, недостаточно, - отрезал он. - С какой стати я должен учить
ваш язык, когда вы даже имени моего нормально произнести не можете? Скажи
Пол!
- Пел.
- Уже лучше... Пол.
- Пол.
- Очень хорошо. Действительно очень хорошо. Теперь попробуем Пол
Мэрлоу.
- Пел Мер Ло.
Он опять ударил ее.
- Слушай меня внимательно. Пол Мэрлоу.
- Пел Мах Ло.
- Пол Мэрлоу.
- Пол Мах Ло.
- Пол Мэрлоу!
- Пол... Мэрлоу... - к этому времени Мюлай Туи уже сама не понимала,
что говорит.
- Получилось! - воскликнул он. - Теперь верно. Меня зовут именно так.
Ты будешь называть меня Полом. Понятно?
- Да, господин.
- Да, Пол.
- Да, Пол, - послушно повторила Мюлай Туи, вытирая слезы с лица.
- Понимаешь, - бормотал он, - это очень важно. Очень. Каждый человек
должен сохранять свое имя, как ты думаешь?
- Да, господин.
Он замахнулся.
- Да, Пол, - быстро поправилась она и, подумав, нерешительно
спросила. - Мой господин не одержим бесами?
Он засмеялся, но этот смех оказался недолгим. Слезы заструились по
его лицу.
- Да, Мюлай Туи. Я и вправду одержим бесами. И мне кажется, что они
будут преследовать меня до конца жизни...
Мюлай Туи прижала его к своей груди, укачивая, словно маленького
ребенка.
- О господин мой, Пол, - прошептала она, - большая печаль живет в
твоем сердце. Она шипит, как вода, попавшая на раскаленные угли. Лучше
убей меня или прогони прочь, но только не дай мне видеть такое горе у
человека, которому мне не суждено принести первый дар Орури.
- Что за первый дар Орури?
- Ребенок, - просто ответила девушка.
Он подскочил будто ужаленный.
- Откуда ты знаешь, что у нас с тобой не может быть детей?
- Господин... Пол... Ты любил меня много-много раз.
- Ну, и?..
- С тех пор, как я покинула Храм Веселья и больше не нойя, я
перестала носить шиво. Пол, ты любил меня много раз. Если бы ты был как
все байани, то сейчас я бы уже носила в себе плод нашей любви. Но я не
располнела, я все такая же стройная. Значит, Орури не хочет благословить
нас своим даром... Я согрешила, мой господин... Не знаю как, но
согрешила... Наверно, если бы на моем месте была другая...
Он смотрел на нее, пораженный до самых глубин своей души. Словно
пелена спала у него с глаз; на какой-то миг он почувствовал в Мюлай Туи
мудрость большую, чем та, что он сможет когда-либо постичь.
- Это правда, - после долгого молчания спокойно сказал он. - Я
действительно хочу иметь ребенка, хотя до этого момента и не подозревал об
этом... Я многого не знаю... Но на тебе нет греха, Мюлай Туи, я думаю,
дело в том, что моя кровь и твоя не могут смешаться. Наверное, у меня
может быть ребенок только от женщины моего народа. И поэтому я не стану
прогонять тебя.
- Мой господин милостив, - вздохнула Мюлай Туи и улыбнулась. - Но
если я не могу принести ребенка тому, кто прилетел к нам на серебряной
птице, я не хочу приносить его никому другому.
Не говоря ни слова, он обнял ее.
- Как ты думаешь, - наконец спросил он, - что же все-таки связывает
нас?
- Нас ничего не связывает, Пол, - не поняв его, ответила она, - кроме
воли Орури.

11
Под бескрайним зеленым куполом леса, по тихим водам Канала Жизни
медленно плыли три золоченые баржи. На первой в маленьком затененном
паланкине, охраняемом восемью крепкими жрицами, находилась Оракул Байа
Нор. На второй - бог-император Энка Нэ в окружении восьми воинов, Совет
Трех и чужестранец Поул Мер Ло. На третьей - еще восемь воинов и три
девочки-подростка, которых ждала смерть.
Скромно сидя у подножия возвышения, на котором восседал
бог-император, Поул Мер Ло внимательно слушал своего сюзерен.
- Жизнь и смерть, - говорил Энка Нэ голосом, удивительно похожим на
голос Шах Шана, нищего водоноса, - это всего лишь две крохотные части
беспредельной славы Орури. Краткий миг живет на земле человек, рожденный
женщиной; но и у истока реки времени, и у ее конца его встречает Орури.
Ибо Орури и есть эта река. И люди на ней - это тоже Орури, и их
единственная цель в жизни - выполнить его непостижимую для них волю. Не
правда ли, красивая мысль?
Энка Нэ изменил позу, и пестрый плюмаж мягко зашелестел. Поул Мер Ло
- Пол Мэрлоу, землянин - никак не мог привыкнуть к тому, что под этим
ярким, переливающимся оперением и внушительной птичьей головой скрывается
плоть юноши, почти мальчика, с которым он когда-то говорил.
- Господин, - осторожно сказал он, - красиво все, во что человек
искренне верит. Вера прекрасна сама по себе, так как придает смысл жизни.
Уродлива только боль, ибо она искажает красоту.
- Боль - это тоже дар Орури, - неодобрительно посмотрел на него Энка
Нэ. - Орури радуется, когда человек принимает боль с благодарностью, когда
человек понимает, что выпавшие на его долю испытания приближают его к
божественному лицу... Смотри! Вон летит гуйанис! И она следует воле Орури.
А ведь прожив меньше месяца, она получит последнюю божественную милость,
радостно приняв смерть.
Поул Мер Ло сидел и смотрел, как гуйанис - ярко окрашенная бабочка с
размахом крыльев более метра - бесцельно и лениво порхает над Каналом
Жизни, прямо перед баржей Оракула. Вдруг с одного из деревьев на краю
канала прямо на нее кинулась большая птица с кожаными перепонками вместо
крыльев. Мгновение - и она, даже не задержавшись в полете, уже держала
гуйанис в зубастом клюве. И только оторванное крыло гигантской бабочки
одиноко кружилось, падая вниз к журчащим водам канала.
Энка Нэ хлопнул в ладоши.
- Убей! - сказал он, показав на птицу.
Один из воинов поднял к губам духовую трубку. Тихонько свистнула
стрела, и летящая метрах в двадцати птица, казалось, замерла на лету,
пронзенная насквозь. Еще секунда, и судорожно хлопая внезапно
обессилевшими крыльями, она с шумом упала в воду.
- А теперь умри ты, - мягко сказал Энка Нэ, повернувшись к воину. -
Умри и живи вечно.
- Господин, - улыбнулся тот. - Я недостоин.
Затем он вынул из колчана новую стрелу и спокойно вонзил ее прямо
себе в горло. Не издав ни звука, со счастливым выражением на лице, воин
рухнул за борт.
- Так Орури достигает поставленной цели, - пристально глядя на Поула
Мер Ло, заметил Энка Нэ.
Поул, не отрываясь, смотрел на черные воды Канала Жизни. Вот скрылось
из виду тело мертвого воина. Вот проплыло мимо борта ярко окрашенное
крыло, а за ним - еще трепещущее тело птицы, крепко сжимавшей в клюве то,
что осталось от гуйанис.
Землянин Пол Мэрлоу пытался бороться с фатализмом, вынудившим его
принять роль Поула Мер Ло в этом похожем на сон мире. Психолог в нем
прекрасно понимал, что оба они, такие разные, населяют одно тело, и что
полем битвы между ними является он сам. Пол всегда останется чужаком -
человек технически развитой цивилизации, со сложными и во многом
искусственными ценностями, против четких и простых принципов этого дикого
мира. Что же касается Поула, то он стремился только к одному - обрести
покой и, если возможно, немного удовлетворения на планете, куда его
забросила судьба.
Кто плыл по Каналу Жизни вместе с Энка Нэ? Пол или Поул? Он и сам не
мог бы ответить на этот вопрос. Он чувствовал, что бескрайний зеленый лес
и яркое оперение бога-императора, смысл жизни и значение смерти - все это
слишком много для поселившихся в его измученном сознании, непримиримо
борющихся друг с другом братьев: Пола и Поула.
Вечерело. На закате одну из девочек принесут в жертву на фаллосе
Орури в лесном храме Байа Сур. Поул был заинтригован. Пол - шокирован. Оба
не знали, что делать.
- Господин, - сказал Пол, или Поул. - Чья жизнь важнее: гуйанис или
твоего воина?
- Кто может ответить на этот вопрос? - улыбнулся Энка Нэ. - Только
Орури знает ответ. Разве это не Орури во мне приказал воину слиться с
гуйанис в смерти?
- А на этот вопрос кто может ответить? - прошептал землянин. - Кто
угодно, только не я.
Советники бога-императора слушали этот диалог в неодобрительном
молчании. Им явно не нравилось, что какой-то чужеземец осмеливается
сомневаться в словах Энка Нэ.
- Господин, - почтительно произнес один из них. - Возможно ли, что
суждения Поула Мер Ло, чья жизнь, конечно, принадлежит вам, неразумны?
Этот порок легко исправим.
Энка Нэ потянулся, и перья зашуршали.
- Я не вижу порока, - в упор глядя на советников, сурово сказал он. -
Но знайте, этого чужестранца коснулась тень Орури. Тот из вас, кто захочет
оспорить божественное предначертание, может потребовать смерти Поула Мер
Ло.
Что-то бормоча себе под нос, советники отступили. Поул Мер Ло
обливался потом под жаркими лучами заходящего солнца, но где-то глубоко
внутри дрожал Пол Мэрлоу.
- Смотри, - повернулся к нему Энка Нэ. - Вон первый камень Байа Сур.
- Он показал на высящийся прямо посреди канала обелиск. - Да не придет
сюда человек во гневе и без любви в сердце.
В отличие от Байа Нор, Байа Сур - это всего лишь одинокий храм,
отделенный от девственного леса высокой каменной стеной. Все население
Байа Сур - около сорока человек - высыпало на пристань встречать гостей.
Баржа с Оракулом пристала к берегу первой, жрицы осторожно подняли
паланкин и понесли его в храм. Энка Нэ подал сигнал, и его баржа тоже
подошла к берегу. В шелесте перьев, в блеске, с надменностью божества он
сошел на причал. За ним последовали советники, а за ними - чужестранец,
Поул Мер Ло. По выложенной камнем дороге они двинулись к храму, никто не
остался сопровождать девочек, предназначенных в жертву. Оглянувшись, Поул
Мер Ло увидел, как они сами спустились на берег, и словно маленькие
заводные куколки, пошли вслед за богом-императором.
Перед жертвоприношением должна была состояться ритуальная трапеза,
проводимая в большом Зале Фаллоса. Его освещали лучи заходящего солнца,
проникающие через символический женский половой орган, встроенный в крышу
храма. В нишах голых, без всяких украшений стен, чадили маленькие масляные
лампы.
Паланкин установили прямо перед фаллосом. Рядом поставили чаши:
несколько маленьких, пустых, и одну большую, полную каппы. Три девочки
сели лицом к фаллосу, скрестив ноги. За спиной у каждой - вооруженный
коротким ножом жрец. За жрецами сидели советники, за ними - Поул Мер Ло.
Внезапно тишину разорвал пронзительный и безутешный птичий крик. Энка
Нэ важно вошел в зал, и на мгновение Поулу Мер Ло вновь пришлось напомнить
себе, что под ярким оперением и птичьей головой скрывается человек.
Бог-император что-то клюнул на полу, почесался. Он еще раз издал отчаянный
птичий крик и прошествовал к чаше с каппой.
Он помолился в нее, и новый крик разорвал тишину. Он сделал шаг в
сторону и замер в неподвижности возле паланкина. Из-за занавесок раздался
ответный крик.
Один из лжецов начал раскладывать каппу по чашам. Остальные жрецы тут
же принялись их раздавать: сначала девочкам, которые жадно принялись за
еду, затем советникам, и, наконец, Поулу Мер Ло.
Пола Мэрлоу тошнило, но Поул Мер Ло заставил себя есть. Через
несколько минут скудная трапеза закончилась. Солнце скрылось за горизонтом
и зал наполнился колеблющимися тенями от тусклых масляных ламп.
Бог-император встал, и подойдя к фаллосу Орури, обхватил его своими
крыльями. Затем, круто повернувшись, показал на одну из девочек:
- Подойди! - та послушно поднялась.
Подойдя к фаллосу, она повернулась к нему спиной, обхватив его
руками. Бог-император лег у ее ног. Лицо девочки светилось неподдельным
счастьем.
Один из жрецов, взяв ее за подбородок, откинул голову назад. Другой,
встав на колени, крепко прижал ее к каменному фаллосу. Третий, с ножом в
вытянутой руке, встал рядом, словно собираясь кого-то схватить.
Энка Нэ издал еще один птичий крик. Из занавешенного паланкина
послышался ответ. Нож нанес удар, взлетел и ударил снова. Стояла мертвая
тишина.
Рука скрылась в разверстой девичьей груди, и вновь появилась, сжимая
еще бьющееся сердце.
Кровь потоком хлынула из раны на распростертое тело бога-императора.
Еще два птичьих крика - пронзительных, безутешных, торжествующих.
Поул Мер Ло потерял сознание.

12
Прошло восемь дней. Паломничество подходило к концу. С возвращением
Оракула и Энка Нэ в Байа Нор оно завершится окончательно. Орури уже
благополучно принял в свои объятия трех девочек-подростков. Вторую жертву
принесли в храме Байа Вер, с такой же церемонией, как и в Байа Сур. Третью
- в храме Байа Лиз.
Поул Мер Ло научился не падать в обморок при виде вырванного из
детского тела живого, бьющегося сердца. Такое поведение, как ему
объяснили, в лучшем случае может расцениваться как невежливость. В худшем
- как плохая примета.
Теперь ночью, после церемониального жизнь - через - смерть пира,
следующего за жертвоприношением, он лежал в комнате для гостей храма Байа
Лиз и думал. Почему Энка Нэ пригласил-приказал ему принять участие в этом
путешествии? Сопровождать оракула и бога-императора в паломничестве - это
привилегия особо отличившихся на поле брани или в поклонении Орури...
Внезапно Поул почувствовал, что в комнате, кроме него, есть кто-то
еще. Он сел и при свете тусклого светильника увидел перед собой
изможденного юношу в потертом саму, у ног которого лежал узелок.
- Орури приветствует вас, - сказал Шах Шан.
- В приветствии благословение, - механически ответил Поул Мер Ло.
- Мне жаль, что я прервал ваши размышления.
- Мои размышления таковы, - улыбнулся Поул, - что я рад любому, кто
их прервет.
- Мой друг, о котором я вам, кажется, уже говорил, попросил меня
показать вам некоторые вещи, найденные в лесу. Ему кажется, что вам они
могут показаться любопытными.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19